Бабушка сказала, что домики из глины сделаны, а крыши из камыша. Камыш - как трубочка, и очень длинный. Он растёт. Я потом видел. Бабушка мне показывала, как он растёт из воды у берега. Он - как трава, только высокий, выше, чем бабушка, и выше, чем папа. А сам он - как трубочка. Мне дали такую палочку. Я ударил, и она сейчас сломалась. Его нарежут и накладывают на крыши много-много.
И куда мы с бабушкой пошли, там тоже такая крыша, и домик тоже белый, и там живёт бабушкина одна знакомая. Она нам чаю давала и баранок. Она сказала, что невод скоро будут закидывать и мы пойдём смотреть.
Я спросил:
- Куда кидать его будут?
Она сказала, что в реку. Сначала кинут, а потом вытянут. А невод - это сетка. Очень большая. Ею рыбу ловят.
Я всё равно не знал, как это ловят, и очень хотел пойти глядеть.
И я всё говорил:
- Ну, пойдём! Ну, пойдём!
А они чай пили. Выпьют - и опять пьют.
Я говорил:
- Не надо чай пить.
И хотел начать плакать, а бабушка сказала, чтоб я вышел во двор и чтоб там поплакал, потому что всё равно теперь невод не бросают, а когда будет вечер, тогда будут бросать.
Я сел на сундук. Там коврик лежал. Я потом лёг на коврик и не заплакал, потому что заснул.
НЕВОД
Мы пошли на реку. Там на песке лежала сетка. Она из верёвок. Мы долго шли, пока пришли, где её конец. Вот это какой невод! У него чурочки привязаны на одной стороне. А это не чурочки, а пробки, только они такие большие. А на другой стороне у невода не пробки, а какие-то железки. Это, мне бабушка сказала, чтоб он тонул.
Очень много людей нашло смотреть, как невод будут кидать и как рыбу из воды вытянут. Вдруг приехала лодка, очень большая, и в ней дяди. Они рыбаки.
И в лодку стали складывать невод. Весь невод туда складывать стали. И вышла гора. А верёвку не взяли. Она у нас осталась. Она привязана к берегу.
Потом как стали рыбаки вёслами грести, так лодка пошла, прямо как пароход. А уйти она всё равно не могла, потому что верёвка от невода осталась у нас. А верёвка не стала их пускать. Они тогда начали невод выбрасывать вон.
Они его кидают, и их пускает немножечко ехать, а потом они ещё кидают, и тогда опять им можно немножечко ехать.
И они стали потом снова поворачивать к берегу, только уж далеко-далеко от нас. И там они уж всё выкинули, они только сами остались, и у них верёвка. Они её привезли на берег и сами с ней выскочили.
И я увидел: на воде цепочка плавает, а бабушка сказала - это пробки и это от невода.
А я сказал, что невод утонул.
Бабушка сказала, что низ утонул, а верх плавает.
А я кричал:
- Нет, утонул, утонул!
А там один дядя. Он приехал на телеге. И у него стояла там телега и лошадь.
Он подошёл и говорит:
- Чего это ты кричишь? Кто утонул? Никто не утонул, не кричи.
А я сказал:
- Не кто, а невод.
Дядя сказал:
- Он не утонул, а он в воде стоит, как стенка.
Я говорю:
- Как это - стенка?
А дядя стал рукой показывать и говорит:
- Вон, где пробки на воде, это верх, и оттуда он вниз висит до самого дна, а железки на самом дне лежат. И теперь рыбе никуда нельзя уйти, потому что её неводом загородили.
КАК НЕВОД ВЫТАСКИВАЛИ
Я не стал на дядю глядеть, потому что рыбаки начали наматывать верёвки на катушки. Потому что там большие катушки на берегу стояли. Больше, чем человек. И из катушек большие палки торчали.
Рыбаки эти палки пихали со всей силы, и катушки вертелись. И всё наматывали верёвку. А тут мальчик какой-то закричал:
- Ой, тянут, тянут!
И ещё мальчики побежали и стали рыбакам помогать крутить катушки. Я тоже хотел побежать и тоже закричал:
- Ой, ой, тянут!
Бабушка меня за руку держала, а я вырвал руку и побежал. Бабушка не побежала. А потом я прибежал, где рыбаки, и не мог достать, чтоб палку пихать, и я стал мальчика одного сзади пихать, чтоб помогать. А они начали смеяться, а я всё равно пихал.
Тогда пришла бабушка и сказала, что я нехорошо делаю и дядям мешаю, и они боятся, что на меня наступят.
Один дядя всё кричал:
- А ну, ещё! А ну, навались!
И я тоже кричал:
- А ну, навались!
Мне очень хотелось, чтоб и я тоже толкал, а бабушка сказала, что довольно, и меня потянула. Я не плакал, потому что все глядели и мальчики смеялись.
КАКИЕ В НЕВОД РЫБЫ ПОПАЛИСЬ
Потом я посмотрел на реку, а пробки совсем уж близко были. И рыбаки пошли прямо в воду и стали тащить, где пробки. И стал из воды выходить невод. И все люди побежали смотреть, что там будет.
А там большой-большой мешок. Он тоже из сетки, и в нём что-то было видно. А потом его ещё вытянули, и там были рыбы. Они очень блестели и прыгали, а их вынимали оттуда.
Один - самый главный - рыбак всё кричал:
- Гляди, щука! Береги руки!
Меня бабушка тянула вперёд, чтоб я видел. А я всё равно видел, я сел на корточки и через ноги видел. Потому что дядя стоял. Если тётя какая-нибудь станет, то юбка, и ничего не видно. А это впереди дядя был, что приехал с лошадью. Я тоже закричал:
- Щука! Береги руки!
Этот дядя посмотрел на меня и потом говорит:
- А ты знаешь, какая щука?
Я ничего не сказал, потому что не знал, какая. А дядя вдруг схватил одну рыбу и говорит:
- Вот она, щука! Сунь ей палец - откусит.
А я встал - и назад, потому что он прямо на меня щукой. Она хотела выскочить, и я боялся - вдруг он её пустит и она меня укусит.
А один мальчик мне показал руку.
- Вот, - говорит, - пальца нет. Это щука откусила.
Дядя взял и щукой на меня пихнул и крикнул:
- У-ух!
Я закричал:
- Ой!
И я зашёл скорей за бабушку, потому что он мне щукой в самый нос, а она живая. Потом были совсем широкие рыбы, и дядя говорил, что это лещи.
Рыб всех вынимали из невода, и там были совсем маленькие ещё, с красненькими перышками, и это окуньки, я знаю, потому что мы потом ели таких.
Мы у той тёти ночевали и вечером ели окуньков: у них красненькие перышки снизу.
И ещё я потому знаю, что один дядя-рыбак дал мне такого окунька и сказал:
- Держи! Ты помогал, вот тебе за работу.
А я боялся держать, потому что он был живой и дёргался. Я всё-таки держал, а потом дал бабушке, чтоб она держала. А в неводе всё рыбы, рыбы, и вдруг была шапка, совсем мокрая и чёрная. Бабушка сказала, что это какой-нибудь мальчик уронил в воду, она намокла и потонула.
Бабушка сказала, что вот уже темно совсем и надо идти, что теперь рыбу уже положили на телегу и вон дядя повёз её.
А мальчишки все набрали маленьких рыбок. Они в шапки набрали и понесли. Я сказал, что тоже хочу в шапку, а бабушка сказала, что мне уже дали рыбку, а они побольше - им и дали побольше.
Я сказал, что боюсь щуки. Бабушка сказала, что её надо бояться. Она очень кусачая, она всех рыб заедает, даже маленьких утёночков хватает. Они плывут по воде, а она снизу зубами за ножки утянет и съест.
У ней во рту всё зубы, и очень острые, как булавки. Даже хуже.
МЫ ПОШЛИ НОЧЕВАТЬ
Бабушка сказала, что мы сейчас пойдём в деревню - купим молока. Я молока попью, и спать.
Бабушка сказала, что вот в эту стеклянную банку мы молока возьмём.
А потом вдруг говорит:
- А мы вот что сейчас сделаем.
И пошла к самой реке. И в банку набрала воды прямо из реки. И туда окунька кинула. А он взял и стал там плавать! Я закричал: "Ура! Ура!" - и стал хлопать в ладоши. И кричал:
- Смотрите! Смотрите, что у нас!
И никто не пришёл, потому что мальчики ушли домой с рыбами. Я сказал бабушке, чтоб дала мне нести. А бабушка сказала, что я буду смотреть на рыбку, а не на дорогу и упаду. И тогда всё пропало, потому что банка разобьётся и тогда что мы будем делать?
И мы принесли окунька к тёте, у которой нам ночевать. А за молоком не пошли. Потому что у тёти молоко уже было. Окунька поставили на стол, и он плавал в банке. Мы пили молоко и смотрели на окунька. Я тёте сказал, что мы его в Киев повезём и он у нас будет жить. И я ему буду давать есть каждый день. И что я ему буду всё давать.
Тётя засмеялась и сказала, что, наверное, я ему компот буду давать. А бабушка не стала смеяться и сказала, что она знает, как с рыбками надо. И что у неё есть про это книжка. А у знакомых есть большой ящик, стеклянный такой. И она принесёт его к нам. И туда можно воду наливать. Мы нальём, и будет видно, что там окунёк делает. А он там плавать будет.
Я сказал тёте:
- Вот и совсем не компот. И ничего не смешно.
И сказал:
- Ага!
Бабушка вдруг рассердилась и сказала:
- Фу, как гадко говоришь! Выйди из-за стола.
Я сначала не вышел, а потом вышел.
Бабушка велела, чтоб я сейчас же раздевался, и там, на сундучке, постель.
Я хотел лечь, а бабушка мне сначала ноги помыла в тазике и ничего не говорила. Только говорила:
- Фу, как гадко!
Потом я лёг и потихоньку говорил:
- Вовсе не компот. И не смешно.
А потом заснул.
КАК МЫ ДОМОЙ ПРИЕХАЛИ
Утром мы поехали домой. И повезли окунька. На пароходе все смотрели и говорили:
- Это что же?
И потом говорили:
- Ишь, окунёк какой!
И все знали, что я окунька везу.
Я сам его всё время держал.
А когда мы с бабушкой пили чай в Киеве, Клава тоже с нами пила. И смотрела, как плавает окунёк. Она принесла камешков, чтоб пустить к нему в банку. Бабушка сказала, чтоб камешки сначала помыть под краном, а потом пускать.
Клава помыла и напустила камешков к окуньку.
КОЛХОЗ
МАТВЕЙ ИВАНОВИЧ ПРИЕХАЛ К НАМ
Вдруг кто-то позвонил, и Клава побежала спрашивать кто. А это пришёл один дядя. Бабушка сказала:
- Здравствуйте! Садитесь, пожалуйста. Выпейте чайку с нами.
И сказала: "Матвей Иванович", и ещё сказала: "пожалуйста".
Я тоже говорил "Матвей Иванович" и "пожалуйста", потому что он мне очень понравился. У него большие сапоги, как у военного, и очень красивая рубашка, потому что на ней сделаны разные цветочки: красненькие, и чёрненькие, и жёлтенькие. Он сел, а потом встал и сказал:
- Что ж яблочка-то? Я же вам яблочков привёз.
Он пошёл в прихожую. И Клава за ним побежала. А я не побежал, потому что бабушка сказала:
- Сиди, пожалуйста.
Клава всё равно ничего не увидала, потому что Матвей Иванович принёс деревянный чемоданчик. И ничего не было видно. Потом он сел и чемоданчик положил на колени. А Клава за ним стояла и всё смотрела. Бабушка ей сказала:
- Не егози и сядь на место.
Она села, а я ей сказал, только тихонько:
- Ага!
ОЧЕНЬ БОЛЬШОЕ ЯБЛОКО
Матвей Иванович раскрыл чемоданчик и вынул оттуда яблоко.
Оно было такое большое, что больше бабушкиной чашки. И очень красивое. Оно очень красное.
Бабушка сказала:
- Кладите на блюдечко.
А оно - как раз во всё блюдечко. Такое большое. И потом Матвей Иванович ещё вынул, и ещё, и ещё. И весь стол заставил яблоками.
И всё говорит:
- Ось, ось, ось...
А это не ось, а значит "вот".
И сказал:
- Ось какие у нас!
Бабушка говорит:
- Это что же, апорт?
Матвей Иванович говорит:
- Да, да. Это апорт.
Это такие яблоки называются "апорт".
А потом мы стали их есть, и они очень вкусные.
ПРО САМОЕ МАЛЕНЬКОЕ НА СВЕТЕ ЯБЛОЧКО
Мне было жалко есть моё яблоко, потому что оно очень красивое. И я его катал по дивану. Бабушка сказала, пусть оно будет моё, а есть мне дала половину от своего яблока. Я её очень долго ел, а потом оставил на после. А Матвей Иванович стал смеяться. Он меня не "мальчиком" называл, а "хлопчиком".
Матвей Иванович сказал:
- Ха-ха-ха! Хлопчик ел-ел, аж уморился. Приезжай к нам. Я тебе яблочков дам. Ось каких!
И стал показывать на пальце. Совсем немножко. Я сказал:
- Я знаю, это не яблочко, а вишня.
Матвей Иванович опять стал смеяться:
- Ха-ха-ха! Вишни уже все поели и на варенье поварили. А то яблочки.
И все стали на меня глядеть, и Клава тоже.
Я сказал:
- Я всё равно знаю: это не живое, а кукольное яблочко. Это на ёлке такие.
Матвей Иванович меня потянул за руку, совсем к себе. И посадил на коленку.
- Ты слухай, хлопчик!
Я засмеялся, что "слухай". И Матвей Иванович тоже засмеялся. И опять сказал:
- Ты слухай!
КАКОЙ САД ЕСТЬ В КОЛХОЗЕ
И сказал, что есть дерево большое, а яблочки на нём маленькие, как вишни, и их там много-много. И они настоящие. И в них тоже косточки. Если косточку посадить в землю, так вырастет дерево, а потом на нём яблочки вырастут. Тоже такие маленькие. Из них варенье варят. И ещё у них растут яблочки побольше. Они - как мой кулак. Матвей Иванович сказал, чтоб я кулак сделал и чтоб я всем показал. И я Клавке показывал. Она тоже кулак сделала. А Матвей Иванович сказал, что не такие, а такие, как мой. И потом есть яблочки длинненькие. Только их очень мало.
А ещё есть такие зелёные. А они совсем не зелёные, а поспели. И очень вкусные. А потом у них есть сливы. Есть очень большие. Чуть не с яйцо. И жёлтого цвета. И что если я две такие съем, так больше уж мне нельзя давать. Потому что я могу объесться. А Клава может съесть только три таких. А бабушка сказала, что она знает эти сливы и больше одной никогда не ест. Даже когда в варенье.
Я стал тихонько просить, чтоб туда ехать. И чтоб сейчас. А Матвей Иванович услыхал и сказал, что это далеко и что туда надо ехать на лошадях. Что весь этот сад в колхозе. И я увижу, какой это колхоз, когда приеду с бабушкой на лошадях.
Я сказал:
- Ну да! А у нас лошадей нет.
МЫ ПОЕДЕМ В КОЛХОЗ
Матвей Иванович сказал, что у них есть лошади. Много всяких. И он пришлёт, чтоб повезли бабушку. И меня тоже. Потому что там очень хотят, чтоб бабушка приехала и научила бы девочек делать корзиночки. И ещё - чтобы показала, как делать представление. Потому что у них есть школа, и в школе будут устраивать представление.
Мальчики и девочки оденутся по-разному и будут представлять про партизан. Это про войну. И как царских генералов выгоняли вон. А царские генералы хотели всё отобрать. Бабушка сделает, что мальчики оденутся, как генералы. А другие мальчики и девочки будут партизаны и будут их выгонять.
Я сказал, что я тоже хочу посмотреть, как генералов будут выгонять. И маленькие яблочки тоже хочу. И сливы великанские тоже хочу.
А Матвей Иванович всё смеялся и говорил:
- Ге-ге! У нас ещё орехи растут. От них пальцы чёрные.
Я сказал, что вовсе не чёрные. И что Матвей Иванович нарочно говорит. А я не боюсь.
Матвей Иванович сказал:
- Ось побачишь.
Я слез с колена и тихонько сказал бабушке:
- Что это: "Ось побачишь"? Зачем он мне так говорит?
А бабушка сказала:
- Это значит: "Вот увидишь".
И Матвей Иванович сказал, что орехи так пачкают, что хуже, чем чернила: потом три дня руки не отмоешь.
ГРУША ДЮШЕС
Потом Матвей Иванович стал уходить. А бабушка ему говорила, чтоб он ещё чай пил. Он сказал, что он больше не хочет чай пить, а чтоб бабушка съела грушу. Он пошёл в прихожую, и Клавка опять за ним побежала. И я тоже побежал. Я только до двери добежал. И увидал, что у Матвея Ивановича там корзиночка с крышечкой. Крышечка тоже из прутиков.
Матвей Иванович вынул оттуда грушу, большую-пребольшую. Он её за хвостик понёс прямо к бабушке.
Груша совсем коричневая, как будто печёная. А она не печёная. И её надо тихонько брать, потому что очень мягкая.
Бабушка закричала:
- Ах, какой большой дюшес!
Я тоже стал кричать:
- Почему дюшес?
Бабушка сказала:
- А это груша - дюшес.
А я кричал, чтоб мне дали подержать. И мне дали немножко подержать. А есть её никому не дали. Бабушка сказала, что сначала её нарисует, чтоб потом девочкам вышивать. Потому что она очень красивая.
А Матвей Иванович говорил, что скоро пришлёт лошадей. И нас повезут в колхоз, где всё растёт. И яблоки всякие, и маленькие и большие. Груши, вот такие, прямо на дереве висят, и ещё есть ягоды разные.
А потом прямо на земле растут арбузы, и я увижу, как они растут. И там есть один такой большой, что его повезут показывать в Москву. Потому что он - прямо как самовар.
МАТВЕЙ ИВАНОВИЧ УЕХАЛ
Я хотел плакать, чтоб меня Матвей Иванович взял с собой. А бабушка на меня поглядела, и я не стал. А потом Матвей Иванович погладил нашу кошку и сказал:
- Ну, бувайте здоровеньки.
И ушёл.
А мы все пошли опять смотреть грушу. Бабушка её стала рисовать, и я тоже захотел рисовать. И Клава тоже стала рисовать. У Клавы немножко вышло, а у меня не вышло. А я всё равно нарисовал домик.
А у бабушки вышла настоящая груша. Только она очень долго рисовала.
А мы с Клавой стали ловить кошку, чтоб её купать. Бабушка услыхала и сказала, чтоб не смели. А что кошку можно чесать гребешком.
И мы с Клавой стали чесать.
КАК МЫ ЕХАЛИ В КОЛХОЗ
МАТВЕЙ ИВАНОВИЧ ЗА НАМИ ПРИСЛАЛ ЛОШАДЕЙ
Я всё бабушку спрашивал, когда поедем в колхоз. А потом вдруг утром бабушка меня разбудила и сказала, чтоб я скорей одевался и что лошади приехали. И чтоб я очень скоро пил молоко. И зажгла электричество, потому что было не очень светло. Мы скорей пошли на улицу, а там стояли две лошади и тележка, очень красивая. Она зелёная, и ещё цветочки нарисованы. А на тележке скамеечка. Около лошадей стоял дядя. Он поправлял у лошадей на головах волосы.
Он сказал бабушке:
- Здравствуйте, Марья Васильевна! С внучком?
Бабушка сказала:
- Здравствуйте, Опанас.
И дядя Опанас стал бабушке помогать залезть в тележку. А потом взял меня под мышки и посадил рядом с бабушкой на скамеечку. А скамеечка не просто скамеечка, а это козлы, чтобы сидеть и править.
Дядя Опанас тоже к нам залез. И тоже сел на скамеечку.
Мы поехали, и наша скамеечка стала немножко подскакивать. И потом опять вниз. И нас качало. Это потому, что под скамеечкой такое железо подставлено: оно гнётся очень, и нас оно качало.
Я стал ещё больше качаться и толкал бабушку и дядю Опанаса, и мы все смеялись. А на улицах совсем никого не было. Бабушка сказала, что все ещё спят в постелях. Лошади очень скоро бежали, а дядя Опанас только кнутик достал, они сразу ещё скорей. Мы с бабушкой чуть назад не упали. У скамеечки сзади спинка есть, потому мы с бабушкой и не упали назад.
И дядя Опанас смеялся и говорил:
- А вы держитесь!
КАК МЫ ЛОШАДЕЙ ПОИЛИ
Я попросил дядю Опанаса, чтоб дал мне кнутик держать. Я только держать его буду. И я держал. А потом мне стало холодно. Бабушка закрыла меня платком. Я сказал, чтоб теперь бабушка подержала кнутик, потому что я спать захотел. И я заснул, а бабушка меня держала, чтоб я не упал.
Я проснулся. А мы не едем, а стоим. И мы не в Киеве, потому что просто под деревом стоим.
И дома такие, как там, где мы невод смотрели. А кругом стоят мальчики и девочки. Они все босиком, и все на нас с бабушкой смотрят, и все говорят:
- Бачь - хлопчик! Бачь, який хлопчик!
И на меня пальцами показывают.
Их очень много было. Дядя Опанас ушёл, и я немножко забоялся и не стал на мальчиков глядеть. Я стал вверх глядеть, на дерево.
А один мальчик крикнул:
- Гей, хлопче! Як тебя зваты?
Бабушка сказала, чтоб я ответил, что меня Алёшей зовут. А я хотел заплакать, потому что они все стоят и глядят.
А тот мальчик совсем подошёл и на колесо влез и прямо мне сказал, чтоб я говорил, куда еду. А я в платок спрятался. Все мальчики стали смеяться и кричали:
- Гу! Гу!
Бабушка сказала им, что я испугался. А они всё равно кричали "гу". Потом они сразу перестали, а это дядя Опанас пришёл.
И я стал глядеть, как он ведро держал, а лошадь - мордочкой в ведро и всё ведро выпила. Дядя Опанас опять ушёл, и я видел, что он пошёл по дороге.
Там был на земле круг большой из камня. А посредине дырка. Дядя Опанас в дырку пустил ведро. Ведро не упало, потому что на верёвке. Дядя Опанас верёвку пускал, пускал, а потом стал вверх тянуть.
Я стал бабушку спрашивать:
- Почему? Почему?
Бабушка сказала, что не "почему", а что там яма. Её нарочно выкопали. Она очень глубокая, и там внизу вода. И это называется колодец. Туда из земли вода натекает. А камни кругом - это чтоб не упал никто. Оттуда все воду берут.
ШЕЛКОВИЦА
Я сказал, что боюсь мальчиков. Бабушка сказала, чтоб я не боялся и что мы сейчас дальше поедем. Надо и другую лошадку напоить. А потом девочка одна тоже полезла к нам и стала мне в руки давать ягодки. Они совсем чёрные, и на каждой ягоде - много маленьких. Бабушка сказала:
- Возьми.
Я взял и сказал, что знаю: это малина.
А девочка сказала:
- Не знаешь - то шелковица.
И засмеялась. Я хотел бросить ягоды: чего она смеётся и нарочно говорит "шелковица"?
А бабушка сказала:
- Ну да, шелковица. Скажи спасибо.
И сама сказала девочке "спасибо", потому что я не хотел. Я бабушке ягоды отдал.
Бабушка стала вверх показывать:
- Вон, гляди, ягоды - это всё шелковица. Малина на кусте растёт, а не на дереве.
А я не хотел глядеть, потому что все девочки и все мальчики тоже стали глядеть и пальцами на дерево показывать: - Ось, ось!
А я не глядел на дерево, а глядел, как другая лошадка пьёт. Дядя Опанас потом залез к нам на скамеечку, и мы поехали. Мальчики немножко побежали, а один поехал, потому что он сзади прицепился. А потом он отцепился. Только он крикнул:
- Я знаю, вы у колхоз едете!
Мне стало жарко, потому что солнце было очень сильное и прямо на нас.
Бабушка сняла с меня курточку и туфли, и носочки. Я сказал, что хочу пить.
Дядя Опанас сказал, что он тоже хочет пить и что мы с ним будем в колхозе есть арбуз. Как приедем, так сразу будем есть арбуз. Я хотел с дядей Опанасом есть арбуз и не стал просить пить.
КАК ИЗ ЗЕМЛИ ХЛЕБ РАСТЕТ
Дорога пошла вверх, и лошадки стали идти тихо. Не бежали, а шагом шли. Дядя Опанас соскочил на дорогу. Он вожжи не выпустил, а пошёл рядом. Это он потому выскочил, чтоб лошадкам без него было легче.
А потом дядя Опанас говорит:
- Вон какой хлеб у нас!
А там никакого хлеба не было.
Там сбоку стояли соломенные горки.
Я думал, что дядя Опанас нарочно говорит, и закричал:
- Я знаю, это солома!
А дядя Опанас говорит:
- Нет, хлеб.
Я стал смеяться, потому что хлеб не такой. Я сказал, что знаю, какой хлеб: круглый, и его можно есть.
Дядя Опанас сказал, что и этот есть можно.
Я спросил:
- А как же его есть?
Я всё думал, что он нарочно. И сказал:
- Ха-ха-ха! Вы его не будете есть.
Дядя Опанас сказал:
- А вот и буду.
И отдал бабушке вожжи. А потом говорит:
- А ну, пойдём со мной! Увидишь, как я буду есть.
Снял меня на землю, и мы пошли по дороге. Прямо к этой соломе. Только я не мог идти. Потому что из земли тоже росла солома. И она сострижена и стоит торчком. Как щётка. Она мне заколола ногу, потому что я был босиком.
И я закричал:
- Ай, ай!
И сел на землю. И стал плакать. А дядя Опанас взял меня на руки и понёс. Прямо к этой соломе. А эта солома лежала горкой. Дядя Опанас сказал, что это - копна и что он сейчас будет есть. Дядя Опанас поставил меня на землю так, чтобы меня не кололо. Потом он потянул одну соломинку. А там на конце вдруг толсто. И всё волосики, волосики.
И дядя Опанас сказал:
- Ось колос, а в нём зерно.
И он пальцами стал вынимать из колоса зёрнышки. Они круглые и немножко длинные.
Дядя Опанас их набрал в руку, а потом сказал:
- Видал?
Я говорю:
- Видал.
Потом дядя Опанас сказал:
- А теперь съем.
Он взял и с руки высыпал себе в рот все зернышки. И стал есть зубами. А потом сказал:
- Вот и съел? Видал?
Я сказал:
- Я тоже хочу.
Дядя Опанас вытянул ещё соломину, и на ней тоже был колос. Он мне дал.
А потом вдруг говорит:
- А кони наши где?
И схватил меня. И понёс бегом. Мы побежали по полю. А на поле всё стояли эти копны из соломы. А там на каждой соломине - колос, а в колосе зёрна. И их можно есть.
КАК Я ЗЁРНА ЕЛ
Дядя Опанас поставил меня на дорогу. Там пыль и очень мягко. И мы побежали догонять бабушку. А бабушка не ехала, а стояла, потому что она остановила лошадей. Потом мы все сели и поехали. И я бабушке показывал, какой колос. Я тоже вынимал из него зёрна, как дядя Опанас. Я их тоже стал есть. Они твёрдые, и их надо раскусывать. А потом зубами тереть. Бабушка сказала, что их всегда на мельнице трут. Их до того трут, что они делаются совсем как порошок. И это мука. А потом муку вместе с водой перемешивают, и это тесто. Из него налепят караваев и положат в печку. И выйдет хлеб. А я сказал, что всё равно это хлеб, потому что можно и так есть, только очень долго. И я все зёрна съел. Их было очень много в колосе.
Я ДУМАЛ, ЧТО ПОЕЗД, А ЭТО НЕ ПОЕЗД
Мы ехали, ехали, и вдруг я закричал:
- Паровоз! Паровоз! Вон поезд идёт! И товарный вагон!
А бабушка и дядя Опанас стали говорить:
- Где, где?
Я им показал где. Бабушка засмеялась, а дядя Опанас сказал:
- А что ж твой поезд стоит?
А там стоял паровоз. Только у него высокая труба. А сам он очень маленький. А вагон очень большой. Прямо как дом. Дядя Опанас тоже стал смеяться.
И они стали вместе с бабушкой говорить:
- Что же он никуда не едет, твой паровоз?
А потом бабушка сказала, что это молотилка.
Я рассердился, что они смеются, и сказал:
- Я знаю: колотилка.
Дядя Опанас ещё больше стал смеяться. И сказал:
- Как тебя в неё вкинуть, так она тебя хорошо поколотит. Вон, смотри, как туда хлеб кидают.
Мы совсем близко подъехали, и я увидел, что там много людей и они туда кидают. Это они в молотилку кидали такой хлеб, как мы с дядей Опанасом видели. А молотилка эта - как вагон большой. В неё кидают хлеб, и его там так колотит, в этой молотилке, что из него все зёрнышки выпадают. Изо всех колосьев. В этой молотилке в середине такая машина устроена, чтоб выколачивать зёрнышки. Только эта машина сама крутиться не может, её крутить надо. И её не люди крутят, а тот паровозик.
Дядя Опанас сказал, что этот паровозик сам никуда не ходит.
А он только молотилку крутит. И его называют не паровоз, а локомобиль.
И куда мы с бабушкой пошли, там тоже такая крыша, и домик тоже белый, и там живёт бабушкина одна знакомая. Она нам чаю давала и баранок. Она сказала, что невод скоро будут закидывать и мы пойдём смотреть.
Я спросил:
- Куда кидать его будут?
Она сказала, что в реку. Сначала кинут, а потом вытянут. А невод - это сетка. Очень большая. Ею рыбу ловят.
Я всё равно не знал, как это ловят, и очень хотел пойти глядеть.
И я всё говорил:
- Ну, пойдём! Ну, пойдём!
А они чай пили. Выпьют - и опять пьют.
Я говорил:
- Не надо чай пить.
И хотел начать плакать, а бабушка сказала, чтоб я вышел во двор и чтоб там поплакал, потому что всё равно теперь невод не бросают, а когда будет вечер, тогда будут бросать.
Я сел на сундук. Там коврик лежал. Я потом лёг на коврик и не заплакал, потому что заснул.
НЕВОД
Мы пошли на реку. Там на песке лежала сетка. Она из верёвок. Мы долго шли, пока пришли, где её конец. Вот это какой невод! У него чурочки привязаны на одной стороне. А это не чурочки, а пробки, только они такие большие. А на другой стороне у невода не пробки, а какие-то железки. Это, мне бабушка сказала, чтоб он тонул.
Очень много людей нашло смотреть, как невод будут кидать и как рыбу из воды вытянут. Вдруг приехала лодка, очень большая, и в ней дяди. Они рыбаки.
И в лодку стали складывать невод. Весь невод туда складывать стали. И вышла гора. А верёвку не взяли. Она у нас осталась. Она привязана к берегу.
Потом как стали рыбаки вёслами грести, так лодка пошла, прямо как пароход. А уйти она всё равно не могла, потому что верёвка от невода осталась у нас. А верёвка не стала их пускать. Они тогда начали невод выбрасывать вон.
Они его кидают, и их пускает немножечко ехать, а потом они ещё кидают, и тогда опять им можно немножечко ехать.
И они стали потом снова поворачивать к берегу, только уж далеко-далеко от нас. И там они уж всё выкинули, они только сами остались, и у них верёвка. Они её привезли на берег и сами с ней выскочили.
И я увидел: на воде цепочка плавает, а бабушка сказала - это пробки и это от невода.
А я сказал, что невод утонул.
Бабушка сказала, что низ утонул, а верх плавает.
А я кричал:
- Нет, утонул, утонул!
А там один дядя. Он приехал на телеге. И у него стояла там телега и лошадь.
Он подошёл и говорит:
- Чего это ты кричишь? Кто утонул? Никто не утонул, не кричи.
А я сказал:
- Не кто, а невод.
Дядя сказал:
- Он не утонул, а он в воде стоит, как стенка.
Я говорю:
- Как это - стенка?
А дядя стал рукой показывать и говорит:
- Вон, где пробки на воде, это верх, и оттуда он вниз висит до самого дна, а железки на самом дне лежат. И теперь рыбе никуда нельзя уйти, потому что её неводом загородили.
КАК НЕВОД ВЫТАСКИВАЛИ
Я не стал на дядю глядеть, потому что рыбаки начали наматывать верёвки на катушки. Потому что там большие катушки на берегу стояли. Больше, чем человек. И из катушек большие палки торчали.
Рыбаки эти палки пихали со всей силы, и катушки вертелись. И всё наматывали верёвку. А тут мальчик какой-то закричал:
- Ой, тянут, тянут!
И ещё мальчики побежали и стали рыбакам помогать крутить катушки. Я тоже хотел побежать и тоже закричал:
- Ой, ой, тянут!
Бабушка меня за руку держала, а я вырвал руку и побежал. Бабушка не побежала. А потом я прибежал, где рыбаки, и не мог достать, чтоб палку пихать, и я стал мальчика одного сзади пихать, чтоб помогать. А они начали смеяться, а я всё равно пихал.
Тогда пришла бабушка и сказала, что я нехорошо делаю и дядям мешаю, и они боятся, что на меня наступят.
Один дядя всё кричал:
- А ну, ещё! А ну, навались!
И я тоже кричал:
- А ну, навались!
Мне очень хотелось, чтоб и я тоже толкал, а бабушка сказала, что довольно, и меня потянула. Я не плакал, потому что все глядели и мальчики смеялись.
КАКИЕ В НЕВОД РЫБЫ ПОПАЛИСЬ
Потом я посмотрел на реку, а пробки совсем уж близко были. И рыбаки пошли прямо в воду и стали тащить, где пробки. И стал из воды выходить невод. И все люди побежали смотреть, что там будет.
А там большой-большой мешок. Он тоже из сетки, и в нём что-то было видно. А потом его ещё вытянули, и там были рыбы. Они очень блестели и прыгали, а их вынимали оттуда.
Один - самый главный - рыбак всё кричал:
- Гляди, щука! Береги руки!
Меня бабушка тянула вперёд, чтоб я видел. А я всё равно видел, я сел на корточки и через ноги видел. Потому что дядя стоял. Если тётя какая-нибудь станет, то юбка, и ничего не видно. А это впереди дядя был, что приехал с лошадью. Я тоже закричал:
- Щука! Береги руки!
Этот дядя посмотрел на меня и потом говорит:
- А ты знаешь, какая щука?
Я ничего не сказал, потому что не знал, какая. А дядя вдруг схватил одну рыбу и говорит:
- Вот она, щука! Сунь ей палец - откусит.
А я встал - и назад, потому что он прямо на меня щукой. Она хотела выскочить, и я боялся - вдруг он её пустит и она меня укусит.
А один мальчик мне показал руку.
- Вот, - говорит, - пальца нет. Это щука откусила.
Дядя взял и щукой на меня пихнул и крикнул:
- У-ух!
Я закричал:
- Ой!
И я зашёл скорей за бабушку, потому что он мне щукой в самый нос, а она живая. Потом были совсем широкие рыбы, и дядя говорил, что это лещи.
Рыб всех вынимали из невода, и там были совсем маленькие ещё, с красненькими перышками, и это окуньки, я знаю, потому что мы потом ели таких.
Мы у той тёти ночевали и вечером ели окуньков: у них красненькие перышки снизу.
И ещё я потому знаю, что один дядя-рыбак дал мне такого окунька и сказал:
- Держи! Ты помогал, вот тебе за работу.
А я боялся держать, потому что он был живой и дёргался. Я всё-таки держал, а потом дал бабушке, чтоб она держала. А в неводе всё рыбы, рыбы, и вдруг была шапка, совсем мокрая и чёрная. Бабушка сказала, что это какой-нибудь мальчик уронил в воду, она намокла и потонула.
Бабушка сказала, что вот уже темно совсем и надо идти, что теперь рыбу уже положили на телегу и вон дядя повёз её.
А мальчишки все набрали маленьких рыбок. Они в шапки набрали и понесли. Я сказал, что тоже хочу в шапку, а бабушка сказала, что мне уже дали рыбку, а они побольше - им и дали побольше.
Я сказал, что боюсь щуки. Бабушка сказала, что её надо бояться. Она очень кусачая, она всех рыб заедает, даже маленьких утёночков хватает. Они плывут по воде, а она снизу зубами за ножки утянет и съест.
У ней во рту всё зубы, и очень острые, как булавки. Даже хуже.
МЫ ПОШЛИ НОЧЕВАТЬ
Бабушка сказала, что мы сейчас пойдём в деревню - купим молока. Я молока попью, и спать.
Бабушка сказала, что вот в эту стеклянную банку мы молока возьмём.
А потом вдруг говорит:
- А мы вот что сейчас сделаем.
И пошла к самой реке. И в банку набрала воды прямо из реки. И туда окунька кинула. А он взял и стал там плавать! Я закричал: "Ура! Ура!" - и стал хлопать в ладоши. И кричал:
- Смотрите! Смотрите, что у нас!
И никто не пришёл, потому что мальчики ушли домой с рыбами. Я сказал бабушке, чтоб дала мне нести. А бабушка сказала, что я буду смотреть на рыбку, а не на дорогу и упаду. И тогда всё пропало, потому что банка разобьётся и тогда что мы будем делать?
И мы принесли окунька к тёте, у которой нам ночевать. А за молоком не пошли. Потому что у тёти молоко уже было. Окунька поставили на стол, и он плавал в банке. Мы пили молоко и смотрели на окунька. Я тёте сказал, что мы его в Киев повезём и он у нас будет жить. И я ему буду давать есть каждый день. И что я ему буду всё давать.
Тётя засмеялась и сказала, что, наверное, я ему компот буду давать. А бабушка не стала смеяться и сказала, что она знает, как с рыбками надо. И что у неё есть про это книжка. А у знакомых есть большой ящик, стеклянный такой. И она принесёт его к нам. И туда можно воду наливать. Мы нальём, и будет видно, что там окунёк делает. А он там плавать будет.
Я сказал тёте:
- Вот и совсем не компот. И ничего не смешно.
И сказал:
- Ага!
Бабушка вдруг рассердилась и сказала:
- Фу, как гадко говоришь! Выйди из-за стола.
Я сначала не вышел, а потом вышел.
Бабушка велела, чтоб я сейчас же раздевался, и там, на сундучке, постель.
Я хотел лечь, а бабушка мне сначала ноги помыла в тазике и ничего не говорила. Только говорила:
- Фу, как гадко!
Потом я лёг и потихоньку говорил:
- Вовсе не компот. И не смешно.
А потом заснул.
КАК МЫ ДОМОЙ ПРИЕХАЛИ
Утром мы поехали домой. И повезли окунька. На пароходе все смотрели и говорили:
- Это что же?
И потом говорили:
- Ишь, окунёк какой!
И все знали, что я окунька везу.
Я сам его всё время держал.
А когда мы с бабушкой пили чай в Киеве, Клава тоже с нами пила. И смотрела, как плавает окунёк. Она принесла камешков, чтоб пустить к нему в банку. Бабушка сказала, чтоб камешки сначала помыть под краном, а потом пускать.
Клава помыла и напустила камешков к окуньку.
КОЛХОЗ
МАТВЕЙ ИВАНОВИЧ ПРИЕХАЛ К НАМ
Вдруг кто-то позвонил, и Клава побежала спрашивать кто. А это пришёл один дядя. Бабушка сказала:
- Здравствуйте! Садитесь, пожалуйста. Выпейте чайку с нами.
И сказала: "Матвей Иванович", и ещё сказала: "пожалуйста".
Я тоже говорил "Матвей Иванович" и "пожалуйста", потому что он мне очень понравился. У него большие сапоги, как у военного, и очень красивая рубашка, потому что на ней сделаны разные цветочки: красненькие, и чёрненькие, и жёлтенькие. Он сел, а потом встал и сказал:
- Что ж яблочка-то? Я же вам яблочков привёз.
Он пошёл в прихожую. И Клава за ним побежала. А я не побежал, потому что бабушка сказала:
- Сиди, пожалуйста.
Клава всё равно ничего не увидала, потому что Матвей Иванович принёс деревянный чемоданчик. И ничего не было видно. Потом он сел и чемоданчик положил на колени. А Клава за ним стояла и всё смотрела. Бабушка ей сказала:
- Не егози и сядь на место.
Она села, а я ей сказал, только тихонько:
- Ага!
ОЧЕНЬ БОЛЬШОЕ ЯБЛОКО
Матвей Иванович раскрыл чемоданчик и вынул оттуда яблоко.
Оно было такое большое, что больше бабушкиной чашки. И очень красивое. Оно очень красное.
Бабушка сказала:
- Кладите на блюдечко.
А оно - как раз во всё блюдечко. Такое большое. И потом Матвей Иванович ещё вынул, и ещё, и ещё. И весь стол заставил яблоками.
И всё говорит:
- Ось, ось, ось...
А это не ось, а значит "вот".
И сказал:
- Ось какие у нас!
Бабушка говорит:
- Это что же, апорт?
Матвей Иванович говорит:
- Да, да. Это апорт.
Это такие яблоки называются "апорт".
А потом мы стали их есть, и они очень вкусные.
ПРО САМОЕ МАЛЕНЬКОЕ НА СВЕТЕ ЯБЛОЧКО
Мне было жалко есть моё яблоко, потому что оно очень красивое. И я его катал по дивану. Бабушка сказала, пусть оно будет моё, а есть мне дала половину от своего яблока. Я её очень долго ел, а потом оставил на после. А Матвей Иванович стал смеяться. Он меня не "мальчиком" называл, а "хлопчиком".
Матвей Иванович сказал:
- Ха-ха-ха! Хлопчик ел-ел, аж уморился. Приезжай к нам. Я тебе яблочков дам. Ось каких!
И стал показывать на пальце. Совсем немножко. Я сказал:
- Я знаю, это не яблочко, а вишня.
Матвей Иванович опять стал смеяться:
- Ха-ха-ха! Вишни уже все поели и на варенье поварили. А то яблочки.
И все стали на меня глядеть, и Клава тоже.
Я сказал:
- Я всё равно знаю: это не живое, а кукольное яблочко. Это на ёлке такие.
Матвей Иванович меня потянул за руку, совсем к себе. И посадил на коленку.
- Ты слухай, хлопчик!
Я засмеялся, что "слухай". И Матвей Иванович тоже засмеялся. И опять сказал:
- Ты слухай!
КАКОЙ САД ЕСТЬ В КОЛХОЗЕ
И сказал, что есть дерево большое, а яблочки на нём маленькие, как вишни, и их там много-много. И они настоящие. И в них тоже косточки. Если косточку посадить в землю, так вырастет дерево, а потом на нём яблочки вырастут. Тоже такие маленькие. Из них варенье варят. И ещё у них растут яблочки побольше. Они - как мой кулак. Матвей Иванович сказал, чтоб я кулак сделал и чтоб я всем показал. И я Клавке показывал. Она тоже кулак сделала. А Матвей Иванович сказал, что не такие, а такие, как мой. И потом есть яблочки длинненькие. Только их очень мало.
А ещё есть такие зелёные. А они совсем не зелёные, а поспели. И очень вкусные. А потом у них есть сливы. Есть очень большие. Чуть не с яйцо. И жёлтого цвета. И что если я две такие съем, так больше уж мне нельзя давать. Потому что я могу объесться. А Клава может съесть только три таких. А бабушка сказала, что она знает эти сливы и больше одной никогда не ест. Даже когда в варенье.
Я стал тихонько просить, чтоб туда ехать. И чтоб сейчас. А Матвей Иванович услыхал и сказал, что это далеко и что туда надо ехать на лошадях. Что весь этот сад в колхозе. И я увижу, какой это колхоз, когда приеду с бабушкой на лошадях.
Я сказал:
- Ну да! А у нас лошадей нет.
МЫ ПОЕДЕМ В КОЛХОЗ
Матвей Иванович сказал, что у них есть лошади. Много всяких. И он пришлёт, чтоб повезли бабушку. И меня тоже. Потому что там очень хотят, чтоб бабушка приехала и научила бы девочек делать корзиночки. И ещё - чтобы показала, как делать представление. Потому что у них есть школа, и в школе будут устраивать представление.
Мальчики и девочки оденутся по-разному и будут представлять про партизан. Это про войну. И как царских генералов выгоняли вон. А царские генералы хотели всё отобрать. Бабушка сделает, что мальчики оденутся, как генералы. А другие мальчики и девочки будут партизаны и будут их выгонять.
Я сказал, что я тоже хочу посмотреть, как генералов будут выгонять. И маленькие яблочки тоже хочу. И сливы великанские тоже хочу.
А Матвей Иванович всё смеялся и говорил:
- Ге-ге! У нас ещё орехи растут. От них пальцы чёрные.
Я сказал, что вовсе не чёрные. И что Матвей Иванович нарочно говорит. А я не боюсь.
Матвей Иванович сказал:
- Ось побачишь.
Я слез с колена и тихонько сказал бабушке:
- Что это: "Ось побачишь"? Зачем он мне так говорит?
А бабушка сказала:
- Это значит: "Вот увидишь".
И Матвей Иванович сказал, что орехи так пачкают, что хуже, чем чернила: потом три дня руки не отмоешь.
ГРУША ДЮШЕС
Потом Матвей Иванович стал уходить. А бабушка ему говорила, чтоб он ещё чай пил. Он сказал, что он больше не хочет чай пить, а чтоб бабушка съела грушу. Он пошёл в прихожую, и Клавка опять за ним побежала. И я тоже побежал. Я только до двери добежал. И увидал, что у Матвея Ивановича там корзиночка с крышечкой. Крышечка тоже из прутиков.
Матвей Иванович вынул оттуда грушу, большую-пребольшую. Он её за хвостик понёс прямо к бабушке.
Груша совсем коричневая, как будто печёная. А она не печёная. И её надо тихонько брать, потому что очень мягкая.
Бабушка закричала:
- Ах, какой большой дюшес!
Я тоже стал кричать:
- Почему дюшес?
Бабушка сказала:
- А это груша - дюшес.
А я кричал, чтоб мне дали подержать. И мне дали немножко подержать. А есть её никому не дали. Бабушка сказала, что сначала её нарисует, чтоб потом девочкам вышивать. Потому что она очень красивая.
А Матвей Иванович говорил, что скоро пришлёт лошадей. И нас повезут в колхоз, где всё растёт. И яблоки всякие, и маленькие и большие. Груши, вот такие, прямо на дереве висят, и ещё есть ягоды разные.
А потом прямо на земле растут арбузы, и я увижу, как они растут. И там есть один такой большой, что его повезут показывать в Москву. Потому что он - прямо как самовар.
МАТВЕЙ ИВАНОВИЧ УЕХАЛ
Я хотел плакать, чтоб меня Матвей Иванович взял с собой. А бабушка на меня поглядела, и я не стал. А потом Матвей Иванович погладил нашу кошку и сказал:
- Ну, бувайте здоровеньки.
И ушёл.
А мы все пошли опять смотреть грушу. Бабушка её стала рисовать, и я тоже захотел рисовать. И Клава тоже стала рисовать. У Клавы немножко вышло, а у меня не вышло. А я всё равно нарисовал домик.
А у бабушки вышла настоящая груша. Только она очень долго рисовала.
А мы с Клавой стали ловить кошку, чтоб её купать. Бабушка услыхала и сказала, чтоб не смели. А что кошку можно чесать гребешком.
И мы с Клавой стали чесать.
КАК МЫ ЕХАЛИ В КОЛХОЗ
МАТВЕЙ ИВАНОВИЧ ЗА НАМИ ПРИСЛАЛ ЛОШАДЕЙ
Я всё бабушку спрашивал, когда поедем в колхоз. А потом вдруг утром бабушка меня разбудила и сказала, чтоб я скорей одевался и что лошади приехали. И чтоб я очень скоро пил молоко. И зажгла электричество, потому что было не очень светло. Мы скорей пошли на улицу, а там стояли две лошади и тележка, очень красивая. Она зелёная, и ещё цветочки нарисованы. А на тележке скамеечка. Около лошадей стоял дядя. Он поправлял у лошадей на головах волосы.
Он сказал бабушке:
- Здравствуйте, Марья Васильевна! С внучком?
Бабушка сказала:
- Здравствуйте, Опанас.
И дядя Опанас стал бабушке помогать залезть в тележку. А потом взял меня под мышки и посадил рядом с бабушкой на скамеечку. А скамеечка не просто скамеечка, а это козлы, чтобы сидеть и править.
Дядя Опанас тоже к нам залез. И тоже сел на скамеечку.
Мы поехали, и наша скамеечка стала немножко подскакивать. И потом опять вниз. И нас качало. Это потому, что под скамеечкой такое железо подставлено: оно гнётся очень, и нас оно качало.
Я стал ещё больше качаться и толкал бабушку и дядю Опанаса, и мы все смеялись. А на улицах совсем никого не было. Бабушка сказала, что все ещё спят в постелях. Лошади очень скоро бежали, а дядя Опанас только кнутик достал, они сразу ещё скорей. Мы с бабушкой чуть назад не упали. У скамеечки сзади спинка есть, потому мы с бабушкой и не упали назад.
И дядя Опанас смеялся и говорил:
- А вы держитесь!
КАК МЫ ЛОШАДЕЙ ПОИЛИ
Я попросил дядю Опанаса, чтоб дал мне кнутик держать. Я только держать его буду. И я держал. А потом мне стало холодно. Бабушка закрыла меня платком. Я сказал, чтоб теперь бабушка подержала кнутик, потому что я спать захотел. И я заснул, а бабушка меня держала, чтоб я не упал.
Я проснулся. А мы не едем, а стоим. И мы не в Киеве, потому что просто под деревом стоим.
И дома такие, как там, где мы невод смотрели. А кругом стоят мальчики и девочки. Они все босиком, и все на нас с бабушкой смотрят, и все говорят:
- Бачь - хлопчик! Бачь, який хлопчик!
И на меня пальцами показывают.
Их очень много было. Дядя Опанас ушёл, и я немножко забоялся и не стал на мальчиков глядеть. Я стал вверх глядеть, на дерево.
А один мальчик крикнул:
- Гей, хлопче! Як тебя зваты?
Бабушка сказала, чтоб я ответил, что меня Алёшей зовут. А я хотел заплакать, потому что они все стоят и глядят.
А тот мальчик совсем подошёл и на колесо влез и прямо мне сказал, чтоб я говорил, куда еду. А я в платок спрятался. Все мальчики стали смеяться и кричали:
- Гу! Гу!
Бабушка сказала им, что я испугался. А они всё равно кричали "гу". Потом они сразу перестали, а это дядя Опанас пришёл.
И я стал глядеть, как он ведро держал, а лошадь - мордочкой в ведро и всё ведро выпила. Дядя Опанас опять ушёл, и я видел, что он пошёл по дороге.
Там был на земле круг большой из камня. А посредине дырка. Дядя Опанас в дырку пустил ведро. Ведро не упало, потому что на верёвке. Дядя Опанас верёвку пускал, пускал, а потом стал вверх тянуть.
Я стал бабушку спрашивать:
- Почему? Почему?
Бабушка сказала, что не "почему", а что там яма. Её нарочно выкопали. Она очень глубокая, и там внизу вода. И это называется колодец. Туда из земли вода натекает. А камни кругом - это чтоб не упал никто. Оттуда все воду берут.
ШЕЛКОВИЦА
Я сказал, что боюсь мальчиков. Бабушка сказала, чтоб я не боялся и что мы сейчас дальше поедем. Надо и другую лошадку напоить. А потом девочка одна тоже полезла к нам и стала мне в руки давать ягодки. Они совсем чёрные, и на каждой ягоде - много маленьких. Бабушка сказала:
- Возьми.
Я взял и сказал, что знаю: это малина.
А девочка сказала:
- Не знаешь - то шелковица.
И засмеялась. Я хотел бросить ягоды: чего она смеётся и нарочно говорит "шелковица"?
А бабушка сказала:
- Ну да, шелковица. Скажи спасибо.
И сама сказала девочке "спасибо", потому что я не хотел. Я бабушке ягоды отдал.
Бабушка стала вверх показывать:
- Вон, гляди, ягоды - это всё шелковица. Малина на кусте растёт, а не на дереве.
А я не хотел глядеть, потому что все девочки и все мальчики тоже стали глядеть и пальцами на дерево показывать: - Ось, ось!
А я не глядел на дерево, а глядел, как другая лошадка пьёт. Дядя Опанас потом залез к нам на скамеечку, и мы поехали. Мальчики немножко побежали, а один поехал, потому что он сзади прицепился. А потом он отцепился. Только он крикнул:
- Я знаю, вы у колхоз едете!
Мне стало жарко, потому что солнце было очень сильное и прямо на нас.
Бабушка сняла с меня курточку и туфли, и носочки. Я сказал, что хочу пить.
Дядя Опанас сказал, что он тоже хочет пить и что мы с ним будем в колхозе есть арбуз. Как приедем, так сразу будем есть арбуз. Я хотел с дядей Опанасом есть арбуз и не стал просить пить.
КАК ИЗ ЗЕМЛИ ХЛЕБ РАСТЕТ
Дорога пошла вверх, и лошадки стали идти тихо. Не бежали, а шагом шли. Дядя Опанас соскочил на дорогу. Он вожжи не выпустил, а пошёл рядом. Это он потому выскочил, чтоб лошадкам без него было легче.
А потом дядя Опанас говорит:
- Вон какой хлеб у нас!
А там никакого хлеба не было.
Там сбоку стояли соломенные горки.
Я думал, что дядя Опанас нарочно говорит, и закричал:
- Я знаю, это солома!
А дядя Опанас говорит:
- Нет, хлеб.
Я стал смеяться, потому что хлеб не такой. Я сказал, что знаю, какой хлеб: круглый, и его можно есть.
Дядя Опанас сказал, что и этот есть можно.
Я спросил:
- А как же его есть?
Я всё думал, что он нарочно. И сказал:
- Ха-ха-ха! Вы его не будете есть.
Дядя Опанас сказал:
- А вот и буду.
И отдал бабушке вожжи. А потом говорит:
- А ну, пойдём со мной! Увидишь, как я буду есть.
Снял меня на землю, и мы пошли по дороге. Прямо к этой соломе. Только я не мог идти. Потому что из земли тоже росла солома. И она сострижена и стоит торчком. Как щётка. Она мне заколола ногу, потому что я был босиком.
И я закричал:
- Ай, ай!
И сел на землю. И стал плакать. А дядя Опанас взял меня на руки и понёс. Прямо к этой соломе. А эта солома лежала горкой. Дядя Опанас сказал, что это - копна и что он сейчас будет есть. Дядя Опанас поставил меня на землю так, чтобы меня не кололо. Потом он потянул одну соломинку. А там на конце вдруг толсто. И всё волосики, волосики.
И дядя Опанас сказал:
- Ось колос, а в нём зерно.
И он пальцами стал вынимать из колоса зёрнышки. Они круглые и немножко длинные.
Дядя Опанас их набрал в руку, а потом сказал:
- Видал?
Я говорю:
- Видал.
Потом дядя Опанас сказал:
- А теперь съем.
Он взял и с руки высыпал себе в рот все зернышки. И стал есть зубами. А потом сказал:
- Вот и съел? Видал?
Я сказал:
- Я тоже хочу.
Дядя Опанас вытянул ещё соломину, и на ней тоже был колос. Он мне дал.
А потом вдруг говорит:
- А кони наши где?
И схватил меня. И понёс бегом. Мы побежали по полю. А на поле всё стояли эти копны из соломы. А там на каждой соломине - колос, а в колосе зёрна. И их можно есть.
КАК Я ЗЁРНА ЕЛ
Дядя Опанас поставил меня на дорогу. Там пыль и очень мягко. И мы побежали догонять бабушку. А бабушка не ехала, а стояла, потому что она остановила лошадей. Потом мы все сели и поехали. И я бабушке показывал, какой колос. Я тоже вынимал из него зёрна, как дядя Опанас. Я их тоже стал есть. Они твёрдые, и их надо раскусывать. А потом зубами тереть. Бабушка сказала, что их всегда на мельнице трут. Их до того трут, что они делаются совсем как порошок. И это мука. А потом муку вместе с водой перемешивают, и это тесто. Из него налепят караваев и положат в печку. И выйдет хлеб. А я сказал, что всё равно это хлеб, потому что можно и так есть, только очень долго. И я все зёрна съел. Их было очень много в колосе.
Я ДУМАЛ, ЧТО ПОЕЗД, А ЭТО НЕ ПОЕЗД
Мы ехали, ехали, и вдруг я закричал:
- Паровоз! Паровоз! Вон поезд идёт! И товарный вагон!
А бабушка и дядя Опанас стали говорить:
- Где, где?
Я им показал где. Бабушка засмеялась, а дядя Опанас сказал:
- А что ж твой поезд стоит?
А там стоял паровоз. Только у него высокая труба. А сам он очень маленький. А вагон очень большой. Прямо как дом. Дядя Опанас тоже стал смеяться.
И они стали вместе с бабушкой говорить:
- Что же он никуда не едет, твой паровоз?
А потом бабушка сказала, что это молотилка.
Я рассердился, что они смеются, и сказал:
- Я знаю: колотилка.
Дядя Опанас ещё больше стал смеяться. И сказал:
- Как тебя в неё вкинуть, так она тебя хорошо поколотит. Вон, смотри, как туда хлеб кидают.
Мы совсем близко подъехали, и я увидел, что там много людей и они туда кидают. Это они в молотилку кидали такой хлеб, как мы с дядей Опанасом видели. А молотилка эта - как вагон большой. В неё кидают хлеб, и его там так колотит, в этой молотилке, что из него все зёрнышки выпадают. Изо всех колосьев. В этой молотилке в середине такая машина устроена, чтоб выколачивать зёрнышки. Только эта машина сама крутиться не может, её крутить надо. И её не люди крутят, а тот паровозик.
Дядя Опанас сказал, что этот паровозик сам никуда не ходит.
А он только молотилку крутит. И его называют не паровоз, а локомобиль.