Страница:
И все прошло великолепно.
Концерт завершился. Сережа Воронцов стоял в гримерке и стирал пот со лба, когда к нему подошел Фирсов в сопровождении одной из танцовщиц шоу-балета.
— Недурно ты двигался, — одобрительно проговорил Фирсов. — Ребята из шоу-балета за тобой чуть ли не… почти не поспевают они за тобой, вот что. А ведь у них профессиональная подготовка. Ты это самое… не очень… а то, знаешь ли, еще в ночном клубе до утра отрабатывать. Хотя тебе… я думаю, сможешь.
Сережа поймал на себе пристальный взгляд миндалевидных темно-синих глаз стоявшей рядом с Фирсовым высокой девушки и отвернулся: нечего его так разглядывать. И подумал, что двигаться ему стоило хотя бы ради того, чтобы нельзя было поймать его в крестик прицела.
Сергей поднял глаза: девушка все еще смотрела на него, хотя Фирсов уже отошел. Потом она сняла парик, и длинные темные волосы упали на узкие плечи.
И Сережа узнал ее.
Это был Лена Солодова. Его школьная любовь. Та самая, в которую он был влюблен, та самая, с которой его так глупо, жестко и, быть может, непоправимо разметало.
— Ленка? — проговорил Сергей. — Ты?
— У тебя грим потек, — негромко сказала она. — И ты перестал играть Аскольда. Если бы ты продолжал играть его, мне бы тебя ни за что не узнать, потому что, как сказал сегодня Романов, ты прирожденный шут.
— Ленка, — тупо повторил Воронцов.
— Алик Иваныч сказал мне, что ты будешь на концертах. Но я не думала, что в таком качестве и что нам придется встретиться вот здесь, в гримерке.
— Значит, ты работаешь в шоу-балете Асколь… — В глазах Сергея Воронцова мелькнула лукавая искорка, и он исправился:
— Работаешь в моем шоу-балете?
— Работаю, да. И уже знаю, что ты снова живешь здесь. Ты давно вернулся из армии.
— Два с половиной месяца тому назад. Ты что, видела Мыскина?
— Я звонила ему. На квартиру твоего дедушки, кстати.
— Во сколько?
— Да где-то часов в двенадцать.
— Ну, и я примерно в то же самое время. Хотя нет… я попозже. Шляется где-то, осел непутевый, — с досадой сказал Сережа.
— Он мне сказал, что будет присутствовать в «Белой ночи», — тихо сказала Лена, не отрывая от Сережи Воронцова застывшего и, наверное, холодного взгляда. — А ты вот какой стал…
— Какой?
— В самом деле — шут.
— А раньше я шутом не был? Нет? Да и ты тоже… ты ведь, Леночка…
Глаза Лены недобро сверкнули, когда она ответила, резко перебивая Сережу:
— Я-то теперь изменилась. Вот… вышла замуж. Кстати, ты уже знаком с моим мужем. Он только что с тобой разговаривал.
Сережа почувствовал непроизвольную дрожь в спине, но сдержал себя.
— Фирсов, что ли? — прекрасно изображая индифферентность, переспросил он. — Великолепный муж. Поздравляю. А главное, видный мужчина. Я на его фоне просто шелупиздик какой-то. Юнец. Ну конечно… чего там — двадцать один год, без работы, только что из армии. Слон и Моська.
— Я, кажется, не обещала, что я дождусь тебя из армии, Сережа!
И, сказав это, Лена пошла к выходу из гримерки. Не глядя ей вслед, Сергей окликнул стилиста Элтона-Валеру, тот самый, который был Сухоруков — окликнул голосом Аскольда, с визгливыми Аскольдовскими интонациями и жеманным растягиванием гласных:
— Валера, не оправдывай своей фамилии… давай в темпе штукатурь меня своим чесоточным гримом…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. ПРИРОЖДЕННЫЙ ШУТ: БЕНЕФИС И ВАКХАНАЛИЯ
Никакие баксы не могли обеспечить входа, если в кармане не лежал заветный кусочек разноцветного пластика — клубная карта.
Но сегодня, в день концерта Аскольда, самый шикарный клуб города был открыт для всех желающих, кто заранее обеспокоился заплатить за билет от тридцати долларов и так до бесконечности, и обеспечить себе попадание на супершоу знаменитого богемного певца.
Разумеется, человеку с улицы такой билет достаться просто не мог бы, потому что число этих билетов было ограничено и преимущественно распределено среди членов клуба. Наиболее продвинутых, тех, кто мог позволить себе смотреть на разнузданное шоу, в котором, помимо скудно и эксцентрично обряженных танцовщиц, участвовали чуть ли не голые негры, карлики, трансвеститы и тому подобные маргиналы.
Потому как живущий по понятиям браток на такой «гниляк» не «подпишется». Хотя, как показали дальнейшие события, бабушку надвое…
Число охраны было удвоено против обычного, хотя и без того «Белая ночь» была наиболее хорошо охраняемым клубом к городе.
По требованию Романова и Фирсова, который приехали в клуб пораньше, охрану выставили даже на крышу ближайшего дома — массивной десятиэтажки в новорусском стиле, только недавно достроенной и еще не полностью заселенной. По настоянию Фирсова в одну из таких пустых квартир даже посадили стрелка со снайперской винтовкой, снабженной инфракрасным прицелом.
Аскольд, то есть Сережа Воронцов, приехал в клуб в полночь. В гриме, который ему мастерски наложил Валера Сухоруков, и в пестром «аскольдовском» прикиде он выглядел так, как будто только что сошел с плаката, которыми был увешан весь город: «Ледовый дворец „Триуфальный“ и ночной клуб „Белая ночь“. Супермегазвезда российской эстрады АСКОЛЬД!!».
Он приехал последним. Шоу-балет, стилисты, визажисты, гримеры, администраторы — все уже были здесь. Сережа вошел с заднего входа, сопровождаемый большой охраной, которая разгоняла настырных журналистов с микрофонами, камерами и фотообъективами не менее ретиво, чем ОМОН рассеивает участников несанкционированного митинга политических экстремалов.
«Рыцари пера» ругались, толкались, но упорно лезли под тычки Аскольдовской секьюрити. Из клуба выскочил Фирсов, подхватил Сергея под руку и повел внутрь, говоря на ходу:
— Чувствуется, будет жарко… братвы понаехало отмороженной… какие-то типы, которые с охраной на короткой ноге. Все тебя послушать. Типа модно, говорят. Они с такими харями и на Монтсеррат Кабалье пошли бы. А один другому говорит:
типа я недавно даже на какой-то «Наутилус Помпилус» ходил. Так и сказал: «Помпилус». А потом говорит: там еще слова такие отстойные, тухляк полный не в тему… че-то, типа, какой-то козел ловил пескарей, а второй какой-то там козел типа ходил по воде. Континге-е-ент! — протянул Алексей с откровенным скепсисом в голосе.
— А по барабану, Фирс! — подделав голос и интонации Аскольда настолько точно, что вздрогнул даже бывалый сотрудник секьюрити, ответил Сережа. — Думаешь, что среди них может находиться и ваш мифический киллер?
— А кто его знает, — отозвался Фирсов, косясь на здоровенного негра из шоу-балета, который, почесывая здоровенную мускулистую грудь, лопотал на непонятном тарабарском наречии с безобразным ушастым карликом в колпаке и сиреневой распашонке, из-под которой виднелись его кривые короткие ноги. — Н-да-а-а… ну и гомункулусов тут понатащили! А, кстати, — Фирсов многозначительно понизил голос, — о чем ты так долго беседовал с моей женой? Ты что, с ней знаком, что ли?
— Знаком, — ответил Сережа Воронцов, — гражданку Фирсову я имею честь знать с сегодняшнего дня. Ничего у тебя жена. Отбить, что ли?
Алексей неожиданно яростно сверкнул на него глазами, но ничего не сказал, а просто наделил здоровенным пинком какую-то незадачливую танцовщицу из шоу-балета, которая, путаясь в прозрачном шлейфе, едва не сбила его с ног, вынырнув из-за угла…
На этот раз шоу началось без опоздания.
Его начало ознаменовалось великолепными лазерными спецэффектами, то набрасывающими на пространство клуба нежную алую дымку, плывущую клубами фосфоресцирующего тумана и время от времени пронизываемую вспышками разноцветных лазерных «молний»; то разрывающими стены и потолки мечущимися хаотичными извивами переплетающихся линий разноцветных линий, отчего нарушалась ориентация в пространстве и казалось, что пол уплывает из-под ног; то под нарастающий рокот плескало серебряное марево, неожиданно разрождающееся ослепительной вспышкой, на мгновение превращающей воздух в клубе в нестерпимо светящуюся субстанцию. Финальным аккордом впечатляющей световой «заставки» шоу стали плавающие в воздухе голограммы, возникающие из упруго пульсирующих под потолком точек.
И грянул гром.
Когда последние его раскаты упруго забились в пронизанном лучами пространстве и растаяли, как дымка, на полукруглой сцене, обведенной алой фосфоресцирующей полосой, метнулись тени — и несколько лучей, скрестившись, выхватили из полумрака несколько неподвижно застывших на сцене фигур — женских и мужских, обряженных в какие-то странные белые балахоны с капюшонами, под которыми неестественно ярко — особенности освещения — блестели зубы и белки глаз. И тут сиреневый аккорд пронизал воздух, и клуб заполнила плавная, мелодичная, льющаяся спокойно и вольно, как широкий водопад, музыка.
Аскольд начинал свое шоу в «Белой ночи» знаменитым «Соло одинокого шута», пронизывающей лирической балладой об одиночестве. По всей видимости, это было так неожиданно на фоне ожидания отвязного, маргинального экстремал-шоу с трансвеститами и педерастами, со стриптизом и имитациями группового полового акта (приемчиками, типичными для Аскольда)… что это пробрало даже гоблинов, сидевших на ВИП-местах у самой сцены. Один из них тупо поскреб в репе антенной мобильника и скривил рот в коротком и емком комментарии; конечно, реплика эта потонула в мощном саунде, но несколько его корешей прочитали по губам: «Черт, че за фуфло?»
…Сережа стремительно вливался в роль. «Дорожка» употребленного на глазах всего данс-шоу кокаина — так надо, сказал Романов — оказала свое воздействие, и по телу Сергея конвульсивными, гибкими извивами, словно по жилам проползала теплокровная змея, распространялось блаженство и блаженное чувство своей востребованности. «Соло одинокого шута» — да, это про него, Сергея, он только сейчас наиболее полно смог ощутить, кем он родился, чтобы сгореть в собственном пламени. «Соло» оборвалось коротким всхлипом, словно кто-то одним коротким резким взмахом ножа перерезал клокочущее музыкой горло. Сережа Воронцов широко раскинул руки, видя себя со стороны в зеркалах потолка. Он слышал восторженный вой обдолбанной публики, и даже стрекот мобильника в трех метрах от него уже не мог ничего испортить… Эйфория.
— Как работает, сукин сын, — проговорил Фирсов, склонившись к самому уху Романова. — Красавец, а? На все руки от скуки. Может, и без «фанеры» потянул бы, а? Я думаю, что после всего этого — в Москву, да?
— Согласно договоренности, — сухо отозвался Романов. И не поддается описанию. Под ударный саунд, в отсветах лазерного шоу творилось действо, обкатанное многими выступлениями и доведенное до высшей степени отточенности. И все это не портил Сережа. Он сам удивлялся себе. От каждой композиции он ждал провала. От каждого смелого своего движения он ждал фальши. Но этого никак не было. Кажется, Сережа в самом деле начал считать себя Принцем. Несколько забойных хитов взвинтили публику до отказа. Алкоголь, которым буквально был забит клуб, и наркотики, которые продавали не явно, но тем не менее реализовывали, как чипсы и крабовые палочки — все это сделало свое дело. Некоторые посетители, накачавшись зельем, дошли до того, что начали танцевать на столах, а две девушки, вскарабкавшись на возвышение в центре клуба, станцевали лесбийский танец со стриптизом под откровенно «однополый» Аскольда хит «Гвадала хара». Охрана на все смотрела сквозь пальцы. А на седьмой песне произошло — нечто. Сережа исполнял самый «тяжелый» металлический хит Аскольда с неожиданно нежным и красивым названием «Голгофская серенада». В пространство несся всесокрушающий, жестокий, до отказа заряженный дикой стихийной энергией шквал, который совестно незаслуженно назвать звуком. Этот, с позволения сказать, звук давил, ввинчивал в землю, неистовствовал и яростно рвал в клочья (а по сцене черными тенями метались почти обнаженные танцоры, и феерично вихрилось лазерное шоу!) всякие представления о пространстве. И уже на излете композиции, когда из огромных колонок, прикрытых металлическими щитами, извергался мощный и пышущий яростной, бешеной энергией sound-attack… грохнули тяжелые риффы, полыхнули лазерные лучи, и вдруг блеснули клинки пламени, и гулкий грохот впился в угасающее тело саунда, как клещ в кожу.
Лидер подтанцовки Гриль выписал в воздухе какой-то замысловатый пируэт, наводящий на мысль, что в детстве танцор занимался акробатикой или спортивной гимнастикой, и, перекувыркнувшись в воздухе, неловко упал на бок.
Впрочем, он взлетел с пола, как подброшенный мощной пружиной, и тут же со сцены повалил дым.
Обдолбанные посетители клуба и не поняли, что происходит нечто экстраординарное… хотя бы потому, что все шоу Аскольда было экстраординарным, и они подумали, что это часть действа… но когда правая колонка, взлетев в воздух, рухнула со сцены на столик, к счастью, пустовавший и, охваченная пламенем, развалилась на части — стало понятно, что как бы ни было экстремально шоу, «фишек» со взрывом колонок в нем устраивать не будут.
Раздался чей-то пронзительный визг и сочная ошалелая брань.
…И внезапно все оборвалось. Музыку словно отрезало гигантским ножом. Раздался чей-то дикий визг, и вторая колонка, уже безмолвствующая, вдруг тоже взорвалась и взлетела в воздух, вспыхнув, как факел — и ошметки ее разлетелись в разные стороны, засыпая словно вскипевший зал…
Несколько сидевших у самой сцены «братков», одному из которых попало осколком колонки прямо по голове, вскочили… двое попытались было поднять своего приятеля с пола, куда тот упал с проломленным черепом, а третий, раскрасневшийся, пьяный, с красными — вероятно, от «кокса» глазами, рявкнул на оторопевшего Романцева? (и лучше выдумать не мог, как сказал бы А. С. Пушкин):
— Блин, да пой же ты, в натуре, ешь твою мать!
А четвертый и вовсе выхватил пистолет и, одним прыжком вскарабкавшись на сцену — где охрана, черт побери?! — несколько раз выстрелил в разбегающийся шоу-балет.
Воронцов-«Аскольд» подскочил к нему и сильнейшим ударом с левой зашвырнул обратно в зал, да так, что брателло выписал в воздухе параболу и рухнул спиной прямо на столик какой-то веселой (нет, уже не веселой!) компании, уставленный бутылками, бокалами и закусками.
— А-а, блина!!
— Да что это за?!.
Несколько откровенно ублюдочного вида братков выхватили пистолеты и открыли огонь по потолкам, вероятно, не столько испугавшись переполоха, сколько захотев поучаствовать в его создании и усугублении. Да что же они творят, промелькнула у Сергея мысль, когда два десятка головорезов «братовских» статей без особого труда смяли охранников у сцены и бросились к нему.
Сережа попятился и точным ударом опрокинул первого брателло, а потом из-за спины Воронцова выскочил Гриль и со всего размаху врезал второму пронырливому хлопцу так, что тот взмахнул руками и полетел со сцены. Сгрудившиеся у сцены бритоголовые «зрители» предусмотрительно расступились, и паренек со всего размаху шлепнулся на пол.
— Мотаем отсюда! — рявкнул Гриль и схватил нервно захохотавшего Сережу Воронцова за руку. Мимо руки он промахнулся и схватил Сергея за пустой рукав балахона, на котором, как бычка на привязи, бочком-бочком уволок «звезду» со сцены.
Сережа, однако, успел швырнуть микрофоном в голову одному из невесть откуда нарисовавшихся отморозков, а потом снова захохотал визгливо и сумасшедше… потому что, как ряска из взбаламученной болотной воды, в его мозгу выплыли слова классического романа о жуликах:
«…С этими словами гроссмейстер, поняв, что промедление смерти подобно, зачерпнул в горсть несколько фигур и швырнул их в голову одноглазого противника».
— А охрана где? — ответно рявкнул Сережа.
Ответ последовал незамедлительно — лаконичный, исчерпывающий и в рифму.
В полутемной гримерке, освещаемой только сумеречным светом из единственного окна в самом конце этой длинной и очень узкой комнаты, больше похожей на коридор, уже было несколько человек из подтанцовки. В том числе Лена и стилист Элтон-Валера Сухоруков. Последний только что вбежал в комнату с другой стороны, и в криком: «Задний выход закрыт, бля-а-а!!» — ударом ноги выбил дверь, ведущую на балкончик, и выскочил на него. Вслед за ним хлынули танцоры.
Тем временем в зале царила вакханалия. Несколько зачинщиков залезли на сцену и начали крушить уцелевшее оборудование. Один из негров шоу-балета, здоровенный парень под два метра ростом, не успел смотаться, и его тотчас же сбили с ног и начали буквально втаптывать в сцену.
Пыталась вмешаться охрана, но тут потух верхний свет, и во тьме заметались толпы «обжабленных» посетителей, подобравшихся как по заказу: оголтелые, не «чующие берегов» орущие беспредельщики.
…По заказу?
Кто-то поджег один из столов и несколько раз выстрелил в потолок, отчего огромная люстра на подвесках рухнула прямо в зал и, судя по жалобным криками и матерным проклятиям, кого-то серьезно придавила. Это еще больше подлило масла в огонь.
— А-а-а!!
Разъяренная толпа зрителей перекрыла все входы и выходы из «Белой ночи», а несколько самых продвинутых «братков», разгоряченные алкоголем и кокаином, рыскали по всему зданию, не обращая внимания на слабые попытки противодействия со стороны персонала и сильно поредевшей охраны.
…Когда во всем здании потух свет, и ослепленные тьмой осатаневшие толпы заметались по коридорам, вопя и изрыгая ругательства, темноту, разрываемую только взблесками выстрелов, прорезал отчаянный истерический крик:
— Они зде-е-е-есь!!
Это крикнул один из наиболее пронырливых зрителей, который добрался до гримерки в тот момент, когда вырубилось электричество, и увидел, как шоу-группа и персонал Аскольда эвакуировались через балкон, и как сам «Аскольд» Воронцов помогал девушкам из подтанцовки побыстрее спуститься со второго этажа.
Сережа оглянулся на вопль, и тут же в его голову полетел стул. Он не без труда уклонился.
— Ну, падла… — прошипел «Аскольд» и ту же увидел, как по тесному коридору гримерки вслед за кинувшим стул парнем бегут еще человек семь-восемь жаждущих получить моральную компенсацию за несостоявшееся удовольствие.
— Куда же это вы?… — пролепетал Гриль, пятясь к стене. — Откуда они?… Словно не этих, других ожидал он увидеть.
А Сережа сдавленно зашипел, как кобра, которой отдавили хвост, и, крякнув, вдруг оторвал от пола гримировочный трельяж; Гриль подскочил, они раскачали трельяж на руках и швырнули им в набегающих поклонников.
Гриль разинул рот и тут же вылетел на балкон от могучего тычка Сережи Воронцова:
— Мотай отсюда… сука… девчонкам помоги!!
Тем временем трельяж пролетел в воздухе несколько метров, ударился об пол, подскочил, обдав попятившихся меломанов целым цунами зеркальных осколков, и, судя по воплям боли и смятения, придавил кого-то.
— Вот! — рявкнул «Аскольд», оборачиваясь к решительно ухватившей цветочный горшок Лене, которая, несмотря на крики Сергея, еще не спрыгнула с балкона. — Поди, за автографом лезут… фанаты!
Гриль полез в форточку и тут же застрял. Он замер, не в силах поверить в случившееся, потом по-жабьи дернул ногами, пытаясь продвинуться вперед. Причем — ну надо же, — сделал он это так удачно, что угодил левой пяткой прямо по лбу многострадального Сережи Воронцова, который подумал, что нужно бы подсадить «танцуна», и тут же за это поплатился.
— А-а-а!!
Сережа дернул его за ноги, и Гриль свалился обратно в комнату.
В этот самый момент двое наиболее прытких «охотников за автографами» преодолели баррикаду в виде раскуроченного трельяжа, перекрывшего весь узенький проход, и тут же были встречены двойным ударом — первый удар нанес долговязому бритоголовому ублюдку с типично бандитской мордой быстро очухавшийся Гриль, а второй был удостоен сочной оплеухи от самого «Аскольда».
Впрочем, мучения любителя автографов на этом не кончились — стоявшая за спиной Сергея Лена швырнула-таки цветочным горшком в оторопевшего парня.
Дорогая фигурная ваза с грохотом разлетелась, придя в соприкосновение с квадратным неолитическим черепом; здоровяк, всхрапнув, как остановленный на полном скаку конь, полетел вперед головой и рухнул между подпрыгнувшим на одной ноге Сергеем и прижавшейся к стене Лене. Его дернувшееся было в попытке подняться здоровенное тело тут же засыпало черепками горшка и комьями еще влажной после недавнего полива земли.
— Похоронили! — со свирепой веселостью рявкнул Сережа и, подхватив Лену на руки так, как если бы это был двухмесячный ребеночек, буквально швырнул растрепанную танцовщицу с балкона на руки двум оторопевшим телохранителям Аскольда и негру из балета.
Оттуда, из тьмы, вынырнула рослая фигура Фирсова. Лицо его было разбито, под глазом красовался живописный кровоподтек. Рукав модного пиджака разорван.
— А где этот… Воро… Аскольд? — крикнул он, подбегая к жене.
— Там, — спрыгивая на землю с рук охраны и негра, хрипло ответила Лена, и показывала на окна клуба, откуда слышались крики, вопли и грохот.
Фирсов рванулся было к балкону, но тут на ограждении балкона появилась статная фигура Сережи Воронцова, обнаженного до пояса… и еще через секунду он стоял на земле, разгибаясь после сложного, чуть ли не акробатического прыжка.
— Быстрее валим отсюда! — вырисовался из темноты визгливый голос Романова, а через мгновение показался и субтильный владелец этого голоса. Очковая Змея махнул рукой в сторону стоявшего с потушенными огнями черного «Мерса».
— Так, мистер Романов?! — злым, раздирающим горло свистящим шепотом гаркнул Сережа. — За это не восемь… не восемь тысяч!.. за это пожизненную пенсию и статую Свободы ставить надо!!
— В машину! — резко приказал тот. — Поговорим попозже!!
Сережа рухнул на заднее сидение, и «Мерс» сорвался с места под вопли, и улюлюканье и одиночные выстрелы высовывающихся из окон горячих поклонников знаменитого российского певца…
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. МИССИЯ ФИРСОВА И РОМАНОВА
Темное лицо Романова с болезненными кругами под непроницаемыми темными глазами, обычно не более выразительное, чем физиономия гражданина республики Египет Сфинкса, казалось тревоженным, усталым и каким-то постаревшим.
— Да уж, пожалуйста, — не скрывая раздражения, отозвался Сережа.
Они сидели в двухместном номере одной из самых дешевых городских гостиниц. Они — это Сережа Воронцов, Романов и Фирсов. В соседнем номере спала Лена.
В роскошный номер «Братиславы» они не поехали по вполне понятным причинам. О судьбе персонала — шоу-балета, гримеров, стилистов и прочая, и прочая — известно не было. По крайней мере — Сергею. Да это, если так уж посудить — не его забота.
— Прежде всего, следует несколько подробнее рассказать вам о том, кто мы, собственно, такие, — подал голос и Алексей Фирсов, чье длинное бритое лицо, в отличие от Очковой Змеи, не выражало даже усталости, не говоря уж о какой-то даже самой смутной тревоге. Воронцов продолжал угрюмо молчать. Фирсов продолжал:
— Я не сотрудник службы безопасности Аскольда. Я заместитель начальника службы безопасности Вишневского, Романа Арсеньевича Вишневского. Я думаю, если вы хоть иногда смотрите телевизор и читаете газеты, то вы должны были слышать это имя.
Сережа кивнул и не без интереса посмотрел на лопоухого здоровяка, первоначально казавшегося этаким простеньким типом из разряда ambalus vulgaris, то бишь «амбал обыкновенный». Один из руководителей службы безопасности Вишневского — о, это высокий класс! Роман Арсеньевич Вишневский был одним из самых богатых людей в столице, а следовательно — и во всей России. Алюминиевый король, император нефти, медиа-магнат, совладелец ряда крупных печатных изданий, радиостанций и телеканалов федерального масштаба, депутат Государственной Думы РФ, меценат, щедро дотирующий культуру и учредивший ряд премий ее деятелям, — при таком наборе достоинств Роман Арсеньевич не мог и не имел права быть малоизвестным человеком.
— А что же вы делаете в этом городе? — живо спросил Сережа.
Фирсов принужденно улыбнулся:
— Как что? Сопровождаю Аскольда. Точно так же, как его полномочный представитель Сергей Борисович Романов. Он на самом деле тот, кем представился вам с самого начала.
Сережа кивнул.
— Простите… а какое отношение имеет служба безопасности самого Романа Вишневского к Аскольду? Или, не дай Бог, ко мне?
Фирсов принужденно рассмеялся и похлопал ладонью по поверхности журнального столика.
— Самое прямое. Аскольд — это ведь только сценический псевдоним, не так ли?
Концерт завершился. Сережа Воронцов стоял в гримерке и стирал пот со лба, когда к нему подошел Фирсов в сопровождении одной из танцовщиц шоу-балета.
— Недурно ты двигался, — одобрительно проговорил Фирсов. — Ребята из шоу-балета за тобой чуть ли не… почти не поспевают они за тобой, вот что. А ведь у них профессиональная подготовка. Ты это самое… не очень… а то, знаешь ли, еще в ночном клубе до утра отрабатывать. Хотя тебе… я думаю, сможешь.
Сережа поймал на себе пристальный взгляд миндалевидных темно-синих глаз стоявшей рядом с Фирсовым высокой девушки и отвернулся: нечего его так разглядывать. И подумал, что двигаться ему стоило хотя бы ради того, чтобы нельзя было поймать его в крестик прицела.
Сергей поднял глаза: девушка все еще смотрела на него, хотя Фирсов уже отошел. Потом она сняла парик, и длинные темные волосы упали на узкие плечи.
И Сережа узнал ее.
Это был Лена Солодова. Его школьная любовь. Та самая, в которую он был влюблен, та самая, с которой его так глупо, жестко и, быть может, непоправимо разметало.
— Ленка? — проговорил Сергей. — Ты?
— У тебя грим потек, — негромко сказала она. — И ты перестал играть Аскольда. Если бы ты продолжал играть его, мне бы тебя ни за что не узнать, потому что, как сказал сегодня Романов, ты прирожденный шут.
— Ленка, — тупо повторил Воронцов.
— Алик Иваныч сказал мне, что ты будешь на концертах. Но я не думала, что в таком качестве и что нам придется встретиться вот здесь, в гримерке.
— Значит, ты работаешь в шоу-балете Асколь… — В глазах Сергея Воронцова мелькнула лукавая искорка, и он исправился:
— Работаешь в моем шоу-балете?
— Работаю, да. И уже знаю, что ты снова живешь здесь. Ты давно вернулся из армии.
— Два с половиной месяца тому назад. Ты что, видела Мыскина?
— Я звонила ему. На квартиру твоего дедушки, кстати.
— Во сколько?
— Да где-то часов в двенадцать.
— Ну, и я примерно в то же самое время. Хотя нет… я попозже. Шляется где-то, осел непутевый, — с досадой сказал Сережа.
— Он мне сказал, что будет присутствовать в «Белой ночи», — тихо сказала Лена, не отрывая от Сережи Воронцова застывшего и, наверное, холодного взгляда. — А ты вот какой стал…
— Какой?
— В самом деле — шут.
— А раньше я шутом не был? Нет? Да и ты тоже… ты ведь, Леночка…
Глаза Лены недобро сверкнули, когда она ответила, резко перебивая Сережу:
— Я-то теперь изменилась. Вот… вышла замуж. Кстати, ты уже знаком с моим мужем. Он только что с тобой разговаривал.
Сережа почувствовал непроизвольную дрожь в спине, но сдержал себя.
— Фирсов, что ли? — прекрасно изображая индифферентность, переспросил он. — Великолепный муж. Поздравляю. А главное, видный мужчина. Я на его фоне просто шелупиздик какой-то. Юнец. Ну конечно… чего там — двадцать один год, без работы, только что из армии. Слон и Моська.
— Я, кажется, не обещала, что я дождусь тебя из армии, Сережа!
И, сказав это, Лена пошла к выходу из гримерки. Не глядя ей вслед, Сергей окликнул стилиста Элтона-Валеру, тот самый, который был Сухоруков — окликнул голосом Аскольда, с визгливыми Аскольдовскими интонациями и жеманным растягиванием гласных:
— Валера, не оправдывай своей фамилии… давай в темпе штукатурь меня своим чесоточным гримом…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. ПРИРОЖДЕННЫЙ ШУТ: БЕНЕФИС И ВАКХАНАЛИЯ
* * *
Ночной клуб «Белая ночь» отличался тем, что — единственный в городе — имел вход по клубным картам. Никакие баксы не могли компенсировать квадратной хари, неаккуратно болтающейся у пояса «мобилы» и замашек, более характерных для кичи и оптового склада, чем для приличного заведения, куда приходили отдохнуть и культурно провести время состоятельные дамы и господа.Никакие баксы не могли обеспечить входа, если в кармане не лежал заветный кусочек разноцветного пластика — клубная карта.
Но сегодня, в день концерта Аскольда, самый шикарный клуб города был открыт для всех желающих, кто заранее обеспокоился заплатить за билет от тридцати долларов и так до бесконечности, и обеспечить себе попадание на супершоу знаменитого богемного певца.
Разумеется, человеку с улицы такой билет достаться просто не мог бы, потому что число этих билетов было ограничено и преимущественно распределено среди членов клуба. Наиболее продвинутых, тех, кто мог позволить себе смотреть на разнузданное шоу, в котором, помимо скудно и эксцентрично обряженных танцовщиц, участвовали чуть ли не голые негры, карлики, трансвеститы и тому подобные маргиналы.
Потому как живущий по понятиям браток на такой «гниляк» не «подпишется». Хотя, как показали дальнейшие события, бабушку надвое…
Число охраны было удвоено против обычного, хотя и без того «Белая ночь» была наиболее хорошо охраняемым клубом к городе.
По требованию Романова и Фирсова, который приехали в клуб пораньше, охрану выставили даже на крышу ближайшего дома — массивной десятиэтажки в новорусском стиле, только недавно достроенной и еще не полностью заселенной. По настоянию Фирсова в одну из таких пустых квартир даже посадили стрелка со снайперской винтовкой, снабженной инфракрасным прицелом.
Аскольд, то есть Сережа Воронцов, приехал в клуб в полночь. В гриме, который ему мастерски наложил Валера Сухоруков, и в пестром «аскольдовском» прикиде он выглядел так, как будто только что сошел с плаката, которыми был увешан весь город: «Ледовый дворец „Триуфальный“ и ночной клуб „Белая ночь“. Супермегазвезда российской эстрады АСКОЛЬД!!».
Он приехал последним. Шоу-балет, стилисты, визажисты, гримеры, администраторы — все уже были здесь. Сережа вошел с заднего входа, сопровождаемый большой охраной, которая разгоняла настырных журналистов с микрофонами, камерами и фотообъективами не менее ретиво, чем ОМОН рассеивает участников несанкционированного митинга политических экстремалов.
«Рыцари пера» ругались, толкались, но упорно лезли под тычки Аскольдовской секьюрити. Из клуба выскочил Фирсов, подхватил Сергея под руку и повел внутрь, говоря на ходу:
— Чувствуется, будет жарко… братвы понаехало отмороженной… какие-то типы, которые с охраной на короткой ноге. Все тебя послушать. Типа модно, говорят. Они с такими харями и на Монтсеррат Кабалье пошли бы. А один другому говорит:
типа я недавно даже на какой-то «Наутилус Помпилус» ходил. Так и сказал: «Помпилус». А потом говорит: там еще слова такие отстойные, тухляк полный не в тему… че-то, типа, какой-то козел ловил пескарей, а второй какой-то там козел типа ходил по воде. Континге-е-ент! — протянул Алексей с откровенным скепсисом в голосе.
— А по барабану, Фирс! — подделав голос и интонации Аскольда настолько точно, что вздрогнул даже бывалый сотрудник секьюрити, ответил Сережа. — Думаешь, что среди них может находиться и ваш мифический киллер?
— А кто его знает, — отозвался Фирсов, косясь на здоровенного негра из шоу-балета, который, почесывая здоровенную мускулистую грудь, лопотал на непонятном тарабарском наречии с безобразным ушастым карликом в колпаке и сиреневой распашонке, из-под которой виднелись его кривые короткие ноги. — Н-да-а-а… ну и гомункулусов тут понатащили! А, кстати, — Фирсов многозначительно понизил голос, — о чем ты так долго беседовал с моей женой? Ты что, с ней знаком, что ли?
— Знаком, — ответил Сережа Воронцов, — гражданку Фирсову я имею честь знать с сегодняшнего дня. Ничего у тебя жена. Отбить, что ли?
Алексей неожиданно яростно сверкнул на него глазами, но ничего не сказал, а просто наделил здоровенным пинком какую-то незадачливую танцовщицу из шоу-балета, которая, путаясь в прозрачном шлейфе, едва не сбила его с ног, вынырнув из-за угла…
На этот раз шоу началось без опоздания.
Его начало ознаменовалось великолепными лазерными спецэффектами, то набрасывающими на пространство клуба нежную алую дымку, плывущую клубами фосфоресцирующего тумана и время от времени пронизываемую вспышками разноцветных лазерных «молний»; то разрывающими стены и потолки мечущимися хаотичными извивами переплетающихся линий разноцветных линий, отчего нарушалась ориентация в пространстве и казалось, что пол уплывает из-под ног; то под нарастающий рокот плескало серебряное марево, неожиданно разрождающееся ослепительной вспышкой, на мгновение превращающей воздух в клубе в нестерпимо светящуюся субстанцию. Финальным аккордом впечатляющей световой «заставки» шоу стали плавающие в воздухе голограммы, возникающие из упруго пульсирующих под потолком точек.
И грянул гром.
Когда последние его раскаты упруго забились в пронизанном лучами пространстве и растаяли, как дымка, на полукруглой сцене, обведенной алой фосфоресцирующей полосой, метнулись тени — и несколько лучей, скрестившись, выхватили из полумрака несколько неподвижно застывших на сцене фигур — женских и мужских, обряженных в какие-то странные белые балахоны с капюшонами, под которыми неестественно ярко — особенности освещения — блестели зубы и белки глаз. И тут сиреневый аккорд пронизал воздух, и клуб заполнила плавная, мелодичная, льющаяся спокойно и вольно, как широкий водопад, музыка.
Аскольд начинал свое шоу в «Белой ночи» знаменитым «Соло одинокого шута», пронизывающей лирической балладой об одиночестве. По всей видимости, это было так неожиданно на фоне ожидания отвязного, маргинального экстремал-шоу с трансвеститами и педерастами, со стриптизом и имитациями группового полового акта (приемчиками, типичными для Аскольда)… что это пробрало даже гоблинов, сидевших на ВИП-местах у самой сцены. Один из них тупо поскреб в репе антенной мобильника и скривил рот в коротком и емком комментарии; конечно, реплика эта потонула в мощном саунде, но несколько его корешей прочитали по губам: «Черт, че за фуфло?»
…Сережа стремительно вливался в роль. «Дорожка» употребленного на глазах всего данс-шоу кокаина — так надо, сказал Романов — оказала свое воздействие, и по телу Сергея конвульсивными, гибкими извивами, словно по жилам проползала теплокровная змея, распространялось блаженство и блаженное чувство своей востребованности. «Соло одинокого шута» — да, это про него, Сергея, он только сейчас наиболее полно смог ощутить, кем он родился, чтобы сгореть в собственном пламени. «Соло» оборвалось коротким всхлипом, словно кто-то одним коротким резким взмахом ножа перерезал клокочущее музыкой горло. Сережа Воронцов широко раскинул руки, видя себя со стороны в зеркалах потолка. Он слышал восторженный вой обдолбанной публики, и даже стрекот мобильника в трех метрах от него уже не мог ничего испортить… Эйфория.
— Как работает, сукин сын, — проговорил Фирсов, склонившись к самому уху Романова. — Красавец, а? На все руки от скуки. Может, и без «фанеры» потянул бы, а? Я думаю, что после всего этого — в Москву, да?
— Согласно договоренности, — сухо отозвался Романов. И не поддается описанию. Под ударный саунд, в отсветах лазерного шоу творилось действо, обкатанное многими выступлениями и доведенное до высшей степени отточенности. И все это не портил Сережа. Он сам удивлялся себе. От каждой композиции он ждал провала. От каждого смелого своего движения он ждал фальши. Но этого никак не было. Кажется, Сережа в самом деле начал считать себя Принцем. Несколько забойных хитов взвинтили публику до отказа. Алкоголь, которым буквально был забит клуб, и наркотики, которые продавали не явно, но тем не менее реализовывали, как чипсы и крабовые палочки — все это сделало свое дело. Некоторые посетители, накачавшись зельем, дошли до того, что начали танцевать на столах, а две девушки, вскарабкавшись на возвышение в центре клуба, станцевали лесбийский танец со стриптизом под откровенно «однополый» Аскольда хит «Гвадала хара». Охрана на все смотрела сквозь пальцы. А на седьмой песне произошло — нечто. Сережа исполнял самый «тяжелый» металлический хит Аскольда с неожиданно нежным и красивым названием «Голгофская серенада». В пространство несся всесокрушающий, жестокий, до отказа заряженный дикой стихийной энергией шквал, который совестно незаслуженно назвать звуком. Этот, с позволения сказать, звук давил, ввинчивал в землю, неистовствовал и яростно рвал в клочья (а по сцене черными тенями метались почти обнаженные танцоры, и феерично вихрилось лазерное шоу!) всякие представления о пространстве. И уже на излете композиции, когда из огромных колонок, прикрытых металлическими щитами, извергался мощный и пышущий яростной, бешеной энергией sound-attack… грохнули тяжелые риффы, полыхнули лазерные лучи, и вдруг блеснули клинки пламени, и гулкий грохот впился в угасающее тело саунда, как клещ в кожу.
Лидер подтанцовки Гриль выписал в воздухе какой-то замысловатый пируэт, наводящий на мысль, что в детстве танцор занимался акробатикой или спортивной гимнастикой, и, перекувыркнувшись в воздухе, неловко упал на бок.
Впрочем, он взлетел с пола, как подброшенный мощной пружиной, и тут же со сцены повалил дым.
Обдолбанные посетители клуба и не поняли, что происходит нечто экстраординарное… хотя бы потому, что все шоу Аскольда было экстраординарным, и они подумали, что это часть действа… но когда правая колонка, взлетев в воздух, рухнула со сцены на столик, к счастью, пустовавший и, охваченная пламенем, развалилась на части — стало понятно, что как бы ни было экстремально шоу, «фишек» со взрывом колонок в нем устраивать не будут.
Раздался чей-то пронзительный визг и сочная ошалелая брань.
…И внезапно все оборвалось. Музыку словно отрезало гигантским ножом. Раздался чей-то дикий визг, и вторая колонка, уже безмолвствующая, вдруг тоже взорвалась и взлетела в воздух, вспыхнув, как факел — и ошметки ее разлетелись в разные стороны, засыпая словно вскипевший зал…
* * *
— Господи… да что это еще такое? — пробормотал Фирсов, хватаясь за щуплое плечо Романова. — Госсподи-и!!Несколько сидевших у самой сцены «братков», одному из которых попало осколком колонки прямо по голове, вскочили… двое попытались было поднять своего приятеля с пола, куда тот упал с проломленным черепом, а третий, раскрасневшийся, пьяный, с красными — вероятно, от «кокса» глазами, рявкнул на оторопевшего Романцева? (и лучше выдумать не мог, как сказал бы А. С. Пушкин):
— Блин, да пой же ты, в натуре, ешь твою мать!
А четвертый и вовсе выхватил пистолет и, одним прыжком вскарабкавшись на сцену — где охрана, черт побери?! — несколько раз выстрелил в разбегающийся шоу-балет.
Воронцов-«Аскольд» подскочил к нему и сильнейшим ударом с левой зашвырнул обратно в зал, да так, что брателло выписал в воздухе параболу и рухнул спиной прямо на столик какой-то веселой (нет, уже не веселой!) компании, уставленный бутылками, бокалами и закусками.
— А-а, блина!!
— Да что это за?!.
Несколько откровенно ублюдочного вида братков выхватили пистолеты и открыли огонь по потолкам, вероятно, не столько испугавшись переполоха, сколько захотев поучаствовать в его создании и усугублении. Да что же они творят, промелькнула у Сергея мысль, когда два десятка головорезов «братовских» статей без особого труда смяли охранников у сцены и бросились к нему.
Сережа попятился и точным ударом опрокинул первого брателло, а потом из-за спины Воронцова выскочил Гриль и со всего размаху врезал второму пронырливому хлопцу так, что тот взмахнул руками и полетел со сцены. Сгрудившиеся у сцены бритоголовые «зрители» предусмотрительно расступились, и паренек со всего размаху шлепнулся на пол.
— Мотаем отсюда! — рявкнул Гриль и схватил нервно захохотавшего Сережу Воронцова за руку. Мимо руки он промахнулся и схватил Сергея за пустой рукав балахона, на котором, как бычка на привязи, бочком-бочком уволок «звезду» со сцены.
Сережа, однако, успел швырнуть микрофоном в голову одному из невесть откуда нарисовавшихся отморозков, а потом снова захохотал визгливо и сумасшедше… потому что, как ряска из взбаламученной болотной воды, в его мозгу выплыли слова классического романа о жуликах:
«…С этими словами гроссмейстер, поняв, что промедление смерти подобно, зачерпнул в горсть несколько фигур и швырнул их в голову одноглазого противника».
* * *
— В гримерку! — рявкнул Гриль, таща за собой окончательно офонаревшего «Аскольда». — Оттуда задним выходом… Не то нас пришибут на хер!— А охрана где? — ответно рявкнул Сережа.
Ответ последовал незамедлительно — лаконичный, исчерпывающий и в рифму.
В полутемной гримерке, освещаемой только сумеречным светом из единственного окна в самом конце этой длинной и очень узкой комнаты, больше похожей на коридор, уже было несколько человек из подтанцовки. В том числе Лена и стилист Элтон-Валера Сухоруков. Последний только что вбежал в комнату с другой стороны, и в криком: «Задний выход закрыт, бля-а-а!!» — ударом ноги выбил дверь, ведущую на балкончик, и выскочил на него. Вслед за ним хлынули танцоры.
Тем временем в зале царила вакханалия. Несколько зачинщиков залезли на сцену и начали крушить уцелевшее оборудование. Один из негров шоу-балета, здоровенный парень под два метра ростом, не успел смотаться, и его тотчас же сбили с ног и начали буквально втаптывать в сцену.
Пыталась вмешаться охрана, но тут потух верхний свет, и во тьме заметались толпы «обжабленных» посетителей, подобравшихся как по заказу: оголтелые, не «чующие берегов» орущие беспредельщики.
…По заказу?
Кто-то поджег один из столов и несколько раз выстрелил в потолок, отчего огромная люстра на подвесках рухнула прямо в зал и, судя по жалобным криками и матерным проклятиям, кого-то серьезно придавила. Это еще больше подлило масла в огонь.
— А-а-а!!
Разъяренная толпа зрителей перекрыла все входы и выходы из «Белой ночи», а несколько самых продвинутых «братков», разгоряченные алкоголем и кокаином, рыскали по всему зданию, не обращая внимания на слабые попытки противодействия со стороны персонала и сильно поредевшей охраны.
…Когда во всем здании потух свет, и ослепленные тьмой осатаневшие толпы заметались по коридорам, вопя и изрыгая ругательства, темноту, разрываемую только взблесками выстрелов, прорезал отчаянный истерический крик:
— Они зде-е-е-есь!!
Это крикнул один из наиболее пронырливых зрителей, который добрался до гримерки в тот момент, когда вырубилось электричество, и увидел, как шоу-группа и персонал Аскольда эвакуировались через балкон, и как сам «Аскольд» Воронцов помогал девушкам из подтанцовки побыстрее спуститься со второго этажа.
Сережа оглянулся на вопль, и тут же в его голову полетел стул. Он не без труда уклонился.
— Ну, падла… — прошипел «Аскольд» и ту же увидел, как по тесному коридору гримерки вслед за кинувшим стул парнем бегут еще человек семь-восемь жаждущих получить моральную компенсацию за несостоявшееся удовольствие.
— Куда же это вы?… — пролепетал Гриль, пятясь к стене. — Откуда они?… Словно не этих, других ожидал он увидеть.
А Сережа сдавленно зашипел, как кобра, которой отдавили хвост, и, крякнув, вдруг оторвал от пола гримировочный трельяж; Гриль подскочил, они раскачали трельяж на руках и швырнули им в набегающих поклонников.
Гриль разинул рот и тут же вылетел на балкон от могучего тычка Сережи Воронцова:
— Мотай отсюда… сука… девчонкам помоги!!
Тем временем трельяж пролетел в воздухе несколько метров, ударился об пол, подскочил, обдав попятившихся меломанов целым цунами зеркальных осколков, и, судя по воплям боли и смятения, придавил кого-то.
— Вот! — рявкнул «Аскольд», оборачиваясь к решительно ухватившей цветочный горшок Лене, которая, несмотря на крики Сергея, еще не спрыгнула с балкона. — Поди, за автографом лезут… фанаты!
Гриль полез в форточку и тут же застрял. Он замер, не в силах поверить в случившееся, потом по-жабьи дернул ногами, пытаясь продвинуться вперед. Причем — ну надо же, — сделал он это так удачно, что угодил левой пяткой прямо по лбу многострадального Сережи Воронцова, который подумал, что нужно бы подсадить «танцуна», и тут же за это поплатился.
— А-а-а!!
Сережа дернул его за ноги, и Гриль свалился обратно в комнату.
В этот самый момент двое наиболее прытких «охотников за автографами» преодолели баррикаду в виде раскуроченного трельяжа, перекрывшего весь узенький проход, и тут же были встречены двойным ударом — первый удар нанес долговязому бритоголовому ублюдку с типично бандитской мордой быстро очухавшийся Гриль, а второй был удостоен сочной оплеухи от самого «Аскольда».
Впрочем, мучения любителя автографов на этом не кончились — стоявшая за спиной Сергея Лена швырнула-таки цветочным горшком в оторопевшего парня.
Дорогая фигурная ваза с грохотом разлетелась, придя в соприкосновение с квадратным неолитическим черепом; здоровяк, всхрапнув, как остановленный на полном скаку конь, полетел вперед головой и рухнул между подпрыгнувшим на одной ноге Сергеем и прижавшейся к стене Лене. Его дернувшееся было в попытке подняться здоровенное тело тут же засыпало черепками горшка и комьями еще влажной после недавнего полива земли.
— Похоронили! — со свирепой веселостью рявкнул Сережа и, подхватив Лену на руки так, как если бы это был двухмесячный ребеночек, буквально швырнул растрепанную танцовщицу с балкона на руки двум оторопевшим телохранителям Аскольда и негру из балета.
Оттуда, из тьмы, вынырнула рослая фигура Фирсова. Лицо его было разбито, под глазом красовался живописный кровоподтек. Рукав модного пиджака разорван.
— А где этот… Воро… Аскольд? — крикнул он, подбегая к жене.
— Там, — спрыгивая на землю с рук охраны и негра, хрипло ответила Лена, и показывала на окна клуба, откуда слышались крики, вопли и грохот.
Фирсов рванулся было к балкону, но тут на ограждении балкона появилась статная фигура Сережи Воронцова, обнаженного до пояса… и еще через секунду он стоял на земле, разгибаясь после сложного, чуть ли не акробатического прыжка.
— Быстрее валим отсюда! — вырисовался из темноты визгливый голос Романова, а через мгновение показался и субтильный владелец этого голоса. Очковая Змея махнул рукой в сторону стоявшего с потушенными огнями черного «Мерса».
— Так, мистер Романов?! — злым, раздирающим горло свистящим шепотом гаркнул Сережа. — За это не восемь… не восемь тысяч!.. за это пожизненную пенсию и статую Свободы ставить надо!!
— В машину! — резко приказал тот. — Поговорим попозже!!
Сережа рухнул на заднее сидение, и «Мерс» сорвался с места под вопли, и улюлюканье и одиночные выстрелы высовывающихся из окон горячих поклонников знаменитого российского певца…
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. МИССИЯ ФИРСОВА И РОМАНОВА
* * *
— Я так полагаю, мы должны кое-что объяснить вам, Сергей.Темное лицо Романова с болезненными кругами под непроницаемыми темными глазами, обычно не более выразительное, чем физиономия гражданина республики Египет Сфинкса, казалось тревоженным, усталым и каким-то постаревшим.
— Да уж, пожалуйста, — не скрывая раздражения, отозвался Сережа.
Они сидели в двухместном номере одной из самых дешевых городских гостиниц. Они — это Сережа Воронцов, Романов и Фирсов. В соседнем номере спала Лена.
В роскошный номер «Братиславы» они не поехали по вполне понятным причинам. О судьбе персонала — шоу-балета, гримеров, стилистов и прочая, и прочая — известно не было. По крайней мере — Сергею. Да это, если так уж посудить — не его забота.
— Прежде всего, следует несколько подробнее рассказать вам о том, кто мы, собственно, такие, — подал голос и Алексей Фирсов, чье длинное бритое лицо, в отличие от Очковой Змеи, не выражало даже усталости, не говоря уж о какой-то даже самой смутной тревоге. Воронцов продолжал угрюмо молчать. Фирсов продолжал:
— Я не сотрудник службы безопасности Аскольда. Я заместитель начальника службы безопасности Вишневского, Романа Арсеньевича Вишневского. Я думаю, если вы хоть иногда смотрите телевизор и читаете газеты, то вы должны были слышать это имя.
Сережа кивнул и не без интереса посмотрел на лопоухого здоровяка, первоначально казавшегося этаким простеньким типом из разряда ambalus vulgaris, то бишь «амбал обыкновенный». Один из руководителей службы безопасности Вишневского — о, это высокий класс! Роман Арсеньевич Вишневский был одним из самых богатых людей в столице, а следовательно — и во всей России. Алюминиевый король, император нефти, медиа-магнат, совладелец ряда крупных печатных изданий, радиостанций и телеканалов федерального масштаба, депутат Государственной Думы РФ, меценат, щедро дотирующий культуру и учредивший ряд премий ее деятелям, — при таком наборе достоинств Роман Арсеньевич не мог и не имел права быть малоизвестным человеком.
— А что же вы делаете в этом городе? — живо спросил Сережа.
Фирсов принужденно улыбнулся:
— Как что? Сопровождаю Аскольда. Точно так же, как его полномочный представитель Сергей Борисович Романов. Он на самом деле тот, кем представился вам с самого начала.
Сережа кивнул.
— Простите… а какое отношение имеет служба безопасности самого Романа Вишневского к Аскольду? Или, не дай Бог, ко мне?
Фирсов принужденно рассмеялся и похлопал ладонью по поверхности журнального столика.
— Самое прямое. Аскольд — это ведь только сценический псевдоним, не так ли?