Фонари зажглись так внезапно, что лейтенант успел ещё два раза взмахнуть своим оружием, прежде чем осознал факт исчезновения темноты. Вокруг было пусто.
   «Крови нет, – внимательно осмотрелся О. – Слава богу. Хотя, конечно, жаль».
   Он тут же застеснялся своей кровожадности и принялся объяснять самому себе, что это он не со зла. Просто утром можно было бы легче определить нарушителей по синякам, кровоподтёкам, рваным ранам, открытым переломам, проломленным черепам…
   Лейтенант сглотнул и понял, что вода из столовой успокаивает очень плохо. Наверное, она застоялась. Прямо уже зеленоватой стала… Зеленоватой?
   Вода тут была ни при чём. Зеленоватым стал воздух в коридоре.
   О. повертел головой. Потом перестал вертеть и медленно оглянулся. По коридору со стороны кухни на него ползли старые знакомые: постукивающие друг о друга черпаки, гримасничающие простыни, трепещущее Боевое Знамя («Эх, Диана!»), на ходу восстанавливающийся Воинственный Дух….
   – Да вы что, вообще страха не боитесь! – крикнул О. – Да вы знаете, кто я?! Я – лейтенант О.!
   Прозвучало несколько напыщенно, но движение слегка замедлилось. Это приободрило лейтенанта.
   – Да я Омордня голыми руками! И вас всех! В нарядах сгною! Отчислю без права восстановления! В мешок захотели?!
   «Причём тут мешок? – сам себе удивился О. – Какой ещё мешок?»
   Но нападающие почему-то занервничали. Кое-кто ещё двигался по инерции, но большинство подалось назад.
   «Что ж я такой тупой? – огорчился лейтенант. – Как же я сразу не догадался? Это же не курсанты, переодетые кошмарами! Это кошмары и есть! А я чуть было не испугался!»
   Он решительно шагнул к разношёрстной банде:
   – Слушать мою команду, чучела! Кругом! Шагом марш!
   Но чучела команды не выполнили, наоборот, вдруг оживились и подались вперёд.
   – Эй, боец, – хрипло произнесли сзади.
   О. развернулся.
   Из каптёрки, окутанный зеленоватой дымкой, выплывал громадный старослужащий ефрейтор – помятый, потёртый, небритый и несомненно, неоспоримо, неотвратимо неадекватный.
   Вся решительность лейтенанта испарилась, как будто её никогда и не было. О. ни разу не видел этот кошмар, но узнал его сразу. Злой Дембель.
   – За сигаретой метнулся! – просипел монстр. – Быстрёхонько!
   – В смысле? – пролепетал лейтенант.
   – Бурый, что ли? – спросил Злой Дембель. – От как.
   Кошмар шагнул к О. и непонятным образом за один шаг преодолел десяток метров.
   – Сколько, – спросил он, дыхнув на О. сложным букетом ароматов спирта, солидола и сапожного крема, – дней до приказа?
   Лейтенант закрыл глаза. Сзади его подталкивали ставшие мелкими и теперь уже не имеющими значения ужасы. Спереди, неотвратимо заполняя всё пространство, нависал Злой Дембель.
   «Может, просто проглотит? – мелькнула утешительная мысль. – Теперь я знаю, как делать харакири изнутри…»
   – Сколько дней до приказа, боец? – заревел Злой Дембель.
   – Приказа не будет! – раздался откуда-то сверху грозный голос, в котором О. с изумлением узнал голос Георга.
   Букет «спирт-солидол-сапожный крем» внезапно ослаб.
   – Последним на дембель поедешь! – присоединился голос Мари.
   – И альбом реквизирую! – вклинился начальник училища.
   – И форму на уставную поменяешь! – завершил перечень дембельских кошмаров Георг.
   Снаружи всё пришло в движение.
   В хаотическое и сумбурное.
   С криками «Стоять!», «Вот я тебя» и «В мешок его!» несколько раз что-то пронеслось мимо О. – но, к счастью, всякий раз мимо.
   А потом всё как-то успокоилось.
   – Давай, лейтенант! – произнёс бодрый голос начальника училища. – Открывай глаза.
* * *
   Мари налила очередной стакан из графина и протянула О.
   – Мы наводку от барабашек только в полвторого получили, – виновато сказал Георг. – Думали, не успеем.
   – Наводку, – сказал лейтенант и вылил в себя жидкость из стакана.
   Мари хотела повторить финт с наливанием, но О. отнял графин и прижал ко лбу.
   – Да, лейтенант, – сказал начальник училища. – Думал я, что ты могуч, но если бы подумал, что настолько, два раза подумал бы, прежде чем только подумать тебя дежурным назначать.
   Восхищение в голосе полковника неуловимо переходило в неодобрение и так же ловко возвращалось обратно.
   – Это ж надо было так построить курсантов, чтобы они действительно не стали День первокурсника отмечать! Никогда такого не было! И никогда больше… – тут неодобрение стало неоспоримым, – такого не будет.
   – О. просто действовал по уставу! – вступилась за лейтенанта Мари. – И извёл дурацкий ритуал…
   – …который закрывал для Злого Дембеля проход в реальный мир, – перебил начальник училища.
   – …благодаря чему нам удалось Злого Дембеля изловить! – не смутилась Мари. – И его, и Воинственного Духа, и Шизанутых Черпаков, и Неуловимых Сержантов, и даже Боевое Знамя!
   – И даже знамя, – отозвался лейтенант, мутно посмотрел на графин, поборол желание выпить прямо из горлышка, налил и опрокинул стакан в себя.
   – Удалось, – согласился подполковник. – Это лейтенант молодец. Но больше он в День первокурсника не дежурит. И в День всех святых. И на Новый год. И на праздник труда. А уж в неделю подготовки к Дню независимости чтобы духа твоего вблизи училища не было! В краткосрочный отпуск пойдёшь! За счёт заведения. То есть за счёт училища.
   – За счёт – это хорошо… А как там мои дежурные?! – спохватился О. – С дежурства уже снялись? Спят уже?
   – Снялись, но не спят, – сказал подполковник. – Новый гимн училища сочиняют. Там всё с «О» рифмуется.
   Лейтенанта опять замутило.
   – Ничего, – подбодрила его Мари. – Зато представляешь, как теперь тебя в школе уважать начнут!
* * *
   «Милый господин полковник Марк! Заберите меня отсюда к себе в управление, нет никакой моей больше возможности. Курсанты мне так подчиняются, что я и шагу не могу сделать, чтобы они упор лёжа не приняли! А давеча я случайно в коридоре просвистел “Аппассионату” – так они из неё речёвку для физо сделали! Из “Аппассионаты”! Ко мне потом во сне Бетховен явился и принялся своей партитурой мне в лицо тыкать. Я ему говорю, что, мол, не я это, мол, недоразумение – а он всё тычет и тычет… Что поделать, глухой человек. Да ещё и покойник.
   Или вот ещё случай. Поперхнулся я в нашем буфете кефиром – так мои же курсанты над буфетчиком военно-полевой суд учинили. Хорошо ещё, что заспорили – одни стояли за расстрел, другие, наоборот, за повешение. А тут уж и я откашлялся, приказал: «Отставить!». Они и тут перестарались, отставили буфетчика в угол, столы к стенам, руки на ширину плеч.
   Возьмите меня к себе ординарцем. Или секретарём. Или секретарём ординарца. Я Вам (или ординарцу Вашему) буду за сигаретами бегать или по утрам для здоровья! Только заберите, ради… чего хотите!!! Хотя бы на испытательный срок! А то ведь поубиваются курсанты, мои приказы выполняючи, а кто будет виноват? Я.
   Ну и Вы немножко, если откажете.
   Вечно Ваш
   С искренним почтением
   Припадаю к сапогам
   Преподаю тактику из последних сил
   Лейтенант О.»

Сестрички. Сага

 

Пролог

   Слухи о пользе так называемого здоровья сильно преувеличены. Наоборот, до глубокой старости доживают только очень больные люди.
Из «Докладов Института геронтологии Институту здравоохранения»

   Профессор Джексон сидит в чулане и пытается понять, как это произошло. Как он, учёный с мировым именем, оказался здесь.
   Да ещё совершенно один.
   Один – если не считать существа, которое методично опрокидывает шкафы в лаборатории. Но это существо не только считать, его даже видеть не стоит. И думать о нём не стоит.
   Поэтому Джексон думает, как получилось, что он оказался здесь.
   Хотя как он мог здесь не оказаться? Когда местные жители обнаружили нетронутое (!) Силовое яйцо Джексона, профессор тут же подхватился, застолбил научный приоритет, подхватил помощников и примчался сюда.
   Помощники…
   Эрнест остался у пещеры, Эразм – на полпути между пещерой и временной лабораторией, Эдмонд не добежал до лаборатории пять шагов. Четвёртый ассистент – 30-летний болван, имя которого Джексон никак не мог выучить, поскольку обычно звал его болваном, – сейчас находился за пятнадцать тысяч миль отсюда.
   В общем, помощи от помощников ждать не приходилось.
   «Бездельники», – привычно думает профессор.
   В лаборатории снова металлически грохает и стеклянно рассыпается. До двери чулана остаётся три шкафа.
   По этикету профессору Джексону бояться не полагается. Он прожил 80 лет, и прожил их так хорошо, что даже в свои 80 сумел обогнать троих молодых бездельников – 60, 50 и 40 лет. А ведь те припустили со всей мочи, когда разглядели, что именно выбирается из силового яйца.
   …Два шкафа…
   По этикету Джексону вообще полагается радоваться. Ведь что может быть лучше героической, быстрой и безболезненной смерти после длинной, полноценной и насыщенной жизни?
   …Один шкаф…
   Лучше может быть ещё пара лет жизни. Даже не слишком насыщенной.
   Хотя бы пара месяцев.
   Хотя бы минут…
   Кроме того, Джексон не уверен в прилагательном «безболезненная».
   Дверь подаётся вперёд, назад и резко, с сухим коротким треском вылетает из проема.
   Учёный с мировым именем молча закрывает ладонями лицо.
   Движение воздуха над головой.
   Шуршание.
   Шипение.
   Большие цепкие когти, протыкая лабораторный халат, впиваются в локти и сильно тянут руки профессора вниз.

Ответственные командированные

   Всегда проверяйте командировочные документы! Вот, помню, послали меня как-то в Индию…
Х. Колумб. «Памятка коммивояжеру»


   – Сроки? Вчера. Так что возьмите машину времени, всё к сроку сделайте, и чтобы сегодня у нас этого разговора не было.
Из одного руководящего сна

   Начальник Управления по непонятным делам полковник Марк, за глаза называемый «полковник Мрак», встретил Мари как родную.
   – Явилась, – проворчал он и уткнулся в пухлую папку.
   Своих родных Мрак терпеть не мог.
   Более нервный подчинённый подумал бы, что причиной прохладного приёма явились обстоятельства изгнания предыдущего начальника управления. Им оказался замаскированный кошмар Мегабосс Козловидный, питавшийся страхами запугиваемых сотрудников. Изгонять пришлось прямо из кабинета, с привлечением специалистов всех конфессий, а разглядела нечеловеческую сущность начальника именно сержант Мари.
   А какой начальник будет хорошо относиться к подчинённому, который может разглядеть начальственную сущность?
   Но Мари ни о чем таком не думала, поскольку давно научилась при приближении к начальству впадать в безмятежное состояние.
   Мрак пролистнул несколько страниц, нашёл нужную и с треском вырвал её из папки. «Нет, – подумала Мари, – наверное, он нашёл ненужную, вот и вырвал».
   Полковник бросил ненужную страницу перед девушкой.
   – Что это такое?
   «Лист бумаги формата А4, использованный», – хотела честно ответить Мари, но решила раньше времени не хамить.
   – 128-я страница квартального отчёта аналитического отдела управления, – сказала она.
   И тоже не угадала.
   – Рано тебе ещё хамить, сержант, – проворчал Мрак. – Это гвоздь в крышку моего гроба.
   – Не может быть, – не поверила Мари.
   – Я тоже сначала не поверил, – кивнул полковник. – Десять раскрытых преступлений за квартал. Десять! Даже в отделе Ктулху больше! Хотя где они их берут, ума не приложу…
   – На дне морском, – сказала Мари. – А у нас профилактика правонарушений. Кошмары перестают совершать преступления, а значит, и раскрывать становится нечего. Ведь нераскрытых преступлений у нас ноль. Видите, в пятой строке…
   – Ты думаешь, там, – начальник кивнул наверх, хотя министерство находилось не на крыше, а в соседнем здании, налево за углом, – кто-нибудь дочитывает до пятой строки? Они смотрят на первую и видят что? Что число раскрытых преступлений уменьшилось на сорок процентов!
   – А давайте нарисуем сверху ещё строку и напишем, что преступность упала на восемьдесят…
   Полковник со всей дури хлопнул ладонью по столу, но нужного эффекта не достиг. То ли потому, что попал по пухлой папке, то ли просто дури не хватило.
   – Нечего тут цифрами жонглировать! Сокращение раскрываемости ведёт к ухудшению финансирования, ухудшение финансирования – к текучке кадров, текучка – к росту преступности…
   – …рост преступности – к повышению раскрываемости, улучшению финансирования и притоку кадров, – завершила логический ряд Мари. – Так что нужно просто немного подождать.
   Полковник Марк грозно пошевелил бровями – как будто две сердитые гусеницы попытались забодать друг друга.
   – Боюсь, – сказал он очень официальным голосом, – вы, госпожа сержант, неверно представляете ситуацию!
   Слову «боюсь» Мари не поверила. Мрак был бесстрашен. Он не смеялся в лицо опасностям, не бросал им вызов – он их в упор не замечал. Из-за какого-то редкого дефекта зрения полковник вообще не видел кошмаров – ни законопослушных, ни злонамеренных, ни даже кошмаров-рецидивистов. Старые оперативники, которые начинали служить вместе с будущим начальником, рассказывали: стоит он перед страшилищем, смотрит прямо на него, водит руками перед собой и растерянно спрашивает:
   – Братцы, а где он?
   И братцы-коллеги сиплыми от перепуга голосами подсказывают:
   – Да вот он! Прямо перед тобой! Ух, страхолюдина какая! Шире мешок, шире! И выше на полметра! Теперь чуть левее… Давай!
   Так совместными усилиями ужасов и ловили.
   Через год службы Мрак научился худо-бедно определять кошмары на ощупь и ходил на задержания в одиночку. Руководство решило, что это беспримерный героизм. «Беспримерный» – потому что очень плохой пример для подражания. Все инструкции строго-настрого запрещали несение службы в одиночку. Следуя причудливой бюрократической логике, смельчака-нарушителя сделали начальником секции. Теперь он выходил только на самых матёрых кошмаров, захватывал их голыми руками и джутовым мешком и снова поощрялся повышением. Так Мрак добрался до звания полковника, где его героическая карьера застопорилась. Выяснилось, что не встречается теперь таких кошмаров, на которых должен охотиться целый полковник.
   – А почему вы меня вызвали по этому вопросу? – спросила Мари. – Начальник отдела Георг…
   – На Георга я давно махнул рукой, – махнул рукой полковник Мрак. – А тебя я вызвал не поэтому.
   И замолчал.
   – Да? – подбодрила шефа Мари.
   Полковник встрепенулся и схватил вырванный листок.
   – Да. Сержант Мари! – он ловко вклеил падение раскрываемости обратно в отчёт, как будто так и было. – Вы у нас лучший молодой специалист и лучший… молодец!
   Мари подобралась, ожидая подвоха, но Марк резко сменил тему.
   – Как там наш стажёр… эксперт… ну, в общем, ты поняла?
   Мари поняла и задумалась. На прошлой неделе лейтенант О. подал рапорт о переводе с преподавательской работы в полицейской академии на оперативную работу в отдел Георга, чем весьма озадачил руководство. По штатному расписанию выходило, что лейтенант О. окажется в подчинении сержанта Мари, а это создавало опасный субординационный прецедент.
   Лейтенанту хотели отказать, но за него вступился проректор по воспитательной работе. Точнее, не вступился, а выступил, и не «за», а «против», но в нужном О. направлении. Проректор пожаловался, что курсанты его совсем не слушаются, а вместо этого слушаются лейтенанта, беспрекословно выполняя любой его приказ, даже когда это не приказ, а, например, лейтенант чихнул.
   Руководство приняло во внимание обоюдное желание лейтенанта и проректора расстаться, создало в штатном расписании загадочную должность «эксперт-стажёр» и подчинило её напрямую начальнику отдела – капитану Георгу.
   – Осваивает, – сказала Мари, вспомнив недавний инцидент с ошибочным задержанием лейтенантом стаи мигрирующих курощупов. – Схватывает на лету.
   – Ишь ты, – неопределённо отреагировал полковник. – Ну, может, оно и к лучшему. Но вызвал я тебя не за тем, чтобы о лейтенантах болтать. Не болтать нужно, сержант, а делом заниматься. Вот, например, чем не дело: утвердить состав делегации на Всемирную конференцию специальных полицейских. Мероприятие серьёзное, ответственное, международное, начнётся через сорок восемь часов…
   «А причём тут я?» – хотела спросить Мари, но не успела, – начальник снова резко сменил курс.
   – Как думаешь, лейтенант О. сможет достойно представить наше управление?
   – А что на этой конференции надо будет делать? – спросила Мари.
   – Да ничего особенного. Прочитать доклад о наших успехах, послушать доклады о заграничных успехах, ну и там вечеринки, банкеты, танцы, караоке…
   – Лейтенант справится, – уверенно сказала Мари.
   – Вот и расчудесненько! – обрадовался полковник Мрак. – Значит, с завтрашнего дня ты с лейтенантом О. официально в служебной командировке. Иди в международный отдел…
   – Я с лейтенантом О.?
   – А кто?
   – А вы? В прошлом году вы ездили на конференцию – на Мальдивы, я помню!
   – Вот видишь, я уже ездил, теперь твоя очередь.
   – А как же оперативная работа?
   – А у кого преступность рухнула на восемьдесят процентов? – парировал полковник.
   – Но ведь профилактическую работу надо вести постоянно, иначе преступность снова вырастет…
   – …что в свою очередь приведёт к повышению раскрываемости, улучшению финансирования и притоку кадров!
   Мари осознала, что партия вербального тенниса безнадежно проиграна, причём мячи победителю она подавала сама. Но всё-таки сделала последнюю попытку:
   – А почему не Георг?
   – На Георга я давно махнул рукой, – напомнил Мрак.
   Гейм, сет и матч.
   – Ой! – спохватилась девушка. – Я совсем забыла, у меня же через два дня родители приезжают, кто же их встретит…
   И тут же подумала: «А Ирэн на что?»
   – А сестра твоя на что? – благодушно сказал начальник управления. – А чего я тебя вообще уговариваю? Тебе что, не хочется съездить за границу за казенный счет, повидать другие страны… страну?
   – Хочется, конечно, – сказала Мари. – Просто не пойму, в чём подвох. Хорошо, я согласна. А в какой стране будет конференция?
   Полковник Мрак досадливо крякнул.
   – Эмнэ… нда. Понимаешь, это не совсем страна. Это… как бы сказать… Вот у нас сейчас зима, все мечтают отдохнуть на юге…
   Начальник замолчал и почесал нос.
   – Значит, это где-то на юге?
   Марк почесал нос и кивнул.
   – Но не в Египте, я надеюсь?
   – Нет, что ты! Южнее. В Южном полушарии.
   – Отлично, там как раз лето. Бразилия?
   Полковник почесал нос, но кивать не стал.
   – Аргентина?
   – Ещё южнее. Строго говоря… южнее некуда.
   Мари почувствовала, что у неё неудержимо чешется нос.
   – Вот именно, – обречённо сказал полковник.
   И слегка отодвинулся от сержанта.
   – Вау, – сказала Мари.
* * *
   У людей, которые общались с Мари и Ирэн одновременно, иногда возникало ощущение, что с ними говорит один человек – просто у него два рта, четыре глаза и четыре руки.
   Иногда, когда нужно было срочно поделиться важными новостями, подобное ощущение возникало и у самих близняшек. Только им казалось, что человек с двумя ртами, четырьмя глазами и четырьмя руками разговаривает сам с собой.
   Сейчас был как раз такой случай.
   – Привет, сестрёнка, у меня…
   – …важная новость, не пере-…
   – …бивай меня! Начальство отправляет…
   – …меня в важную команди-…
   – …ровку. Поэтому тебе придётся…
   – …без меня встречать родителей…
   – …в аэропорту!
   Тут до сестричек дошла информация, которую они услышали друг от друга, и они произнесли хором:
   – Я не могу! Давай ты…
   – Стоп! – сказала Мари. – Давай сначала я.
   Все-таки она была опытным полицейским с хорошо натренированной реакцией.
   Зато у Ирэн была гораздо лучше натренирована хитрость.
   – Хорошо! – сказала она. – Давай сначала ты. Так вот, меня отправляют в очень важную командировку! Я буду переводчицей в официальной делегации. На симпозиуме (слово «симпозиум» Ирэн произнесла, важно округлив рот, глаза и лицо). А ты отпросись у начальства, ладно! Ты и так всё время сверхурочно, сколько можно, тебе отгулы положены…
   – Стоп! – Мари зажмурилась и прикрыла уши руками.
   Впрочем, Ирэн уже сообщила всё, что хотела, поэтому с готовностью замолчала.
   – У меня, – с расстановкой сказала Мари, – ответственная зарубежная командировка. Поручение международной важности. На конференции (слово «конференция» Мари произнесла с пятью «р»). Мне обязательно надо улетать завтра вечером…
   – А мне – завтра утром!
   – Мама с папой будут здесь только послезавтра. И я их встретить никак не успею.
   – А я что, успею?! Я ведь раньше улетаю!
   Они замолчали, глядя друг на друга.
   – Муррримааа, – попыталась разрядить обстановку кошка Дина.
   Сестрички не засмеялись, хотя Дина на это очень рассчитывала. Кошка удивилась. Хозяйки стояли друг напротив друга насупившись, набычившись и чуть-чуть надувшись. «Почему всё время я должна уступать? Пусть она хоть раз уступит!» – думала каждая.
   Дина посмотрела на неразумных гомо сапиенсов, безнадёжно махнула на них хвостом и ушла спать на халате Ирэн.
   – Значит, – очень безразличным голосом произнесла Мари, – наших родителей никто не встретит.
   – Жаль их, – в полтора раза безразличнее ответила Ирэн.
* * *
   – И почему я согласился? – спросил Георг.
   Жанна заинтересовалась.
   – А почему вы согласились?
   – А как я мог отказаться?
   – Никак? – предположила Жанна.
   – Да это я понимаю, – вздохнул Георг. – Я другого не пойму – почему я согласился?
   Жанна нахмурилась:
   – Что-то я не пойму…
   – Вот и я о том же, – сказал Георг и посмотрел на свои руки.
   В руках Георг держал табличку «Мы от Мари», стараясь сделать вид, что табличку держит не он.
   – Да подумаешь, большая проблема, – сказала Жанна. – Встретить папу и маму в аэропорту, проводить до дома…
   – И сдать с рук на руки кошку для кормления! – Георг наконец вспомнил, что у его миссии есть и приятная сторона.
   В ответ немедленно затрещал мобильник, инспектор не глядя поднял трубку и сказал:
   – Дину погладил, но не целовал!.. Ой…
   Жанна с интересом следила, как недовольство на лице Георга сменяется неловкостью, затем радостью, но тут же смущением и опять недовольством.
   – Прости… Я думал это эти… хозяйки кошачьи… Нет, я не с ними… Встречаю их родителей… Нет, не собираюсь я с ними знакомиться!.. Нет, мы не знакомы! И вообще, ты кошку покормила? Ну так покорми сначала!
   Инспектор раздражённо сунул телефон в карман.
   – Ваша жена? – спросила Жанна.
   – Уже нет. То есть ещё нет… То есть… Ну где они там?!
   – Вот они! – воскликнула Жанна и замахала рукой.
   – Они-то вот, – пробормотал Георг, всмотревшись вдаль. – А вот это кто?
* * *
   – Раз-два! Раз-два! На месте стой! Раз-два. Нале-во!
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента