Жвалевский Андрей Валентинович. Я достойна большего! Жизнь и грезы бухгалтера Петровой

   – Почему последний? У нас что, кофе опять кончился?
   – Ну, ты даешь! Я сегодня целый день об этом рассказываю. Уже всем уши прожужжала. Увольняюсь я.
   – Как?
   – Да, собственно, уже уволилась. Месяц отработаю – и вперед. Представляешь, у меня есть подруга, а у нее муж. А у мужа фирмочка небольшая, они там торгуют чем-то… Я пока не вникала. Короче, ищут бухгалтера, начальная зарплата даже больше, чем здесь, а главное, офис на соседней улице от моего дома. Ты представляешь?! Через дорогу перешла – и уже на работе. Я, конечно, сразу согласилась. У нас здесь ловить нечего, а там перспективы, у них фирма растет, штат молодой.
   Таня была чудо как хороша. Глаза горели, она активно махала руками и все время вскакивала со стула – то чашку взять, то кофе принести, – как будто уже прямо сейчас собиралась бежать навстречу новым перспективам.
   А на Ирину Николаевну навалилась тоска. В ушах прочно застряло: «У нас здесь ловить нечего». Сразу представилось, что она сидит на берегу заболоченного озера и держит в руках пустой сачок.
   Вечером Петрова была совсем разбита. Болели руки, ноги и голова. Это состояние замечательно описал пес Шарик в книжке про Простоквашино: «Лапы ломит, и хвост отваливается».
   От навалившейся депрессухи мог бы спасти какой-нибудь покетбук с романчиком, но, как назло, ничего интересного дома не завалялось. Шоколад Ирина Николаевна весь съела еще неделю назад, а новый не покупала, чтобы не искушать себя лишними калориями.
   Она обшарила на кухне все шкафчики – ничего вкусненького обнаружено не было. Пришлось отрезать кусок черного хлеба, намазать маслом и густо посыпать сахаром.
   С этим бутербродом Петрова уселась за компьютер. Собственно, она и не собиралась ничего писать, а вовсе наоборот, собиралась скачать себе что-нибудь из Интернета, но на рабочем столе так призывно торчали «Сладкие грезы», что рука с мышкой дрогнула.
   – Отвратительное название, – сказала Ирина и начала стучать по клавиатуре.

Грезы

   Когда я работаю, то мобильник, как правило, отключаю. Неадекватна я в процессе творчества, особенно если заказ срочный. Своих не узнаю. А тут вот почему-то не выключила. Да еще и ответила, хотя номер был незнакомый. Я ж говорю: в таком состоянии не только своих не узнаю, но и чужих не отслеживаю.
   – Алле, – сказала трубка, – это Анатолий. Нужно подъехать.
   – Куда подъехать? Какой Анатолий? Извините, я очень занята.
   – Такой Анатолий, который Толян. С «бэхи», какую ты вчера бабахнула.
   Абонент хохотнул. Я смотрела на экран и мучительно соображала: 1) что у меня с композицией; 2) не маловат ли логотип; 3) кого я вчера бабахала.
   – Это который у универсама? – озарило меня. – Мы же вчера разобрались.
   – Разобрались, да не разобрались. Надо подъехать.
   – Куда еще подъехать? И вообще, откуда у вас мой номер телефона?
   – От верблюда, – ответил друг животных Толян. – Короче. Тут по страховке вопросы.
   Тут я поняла: 1) в композиции провален верх; 2) логотип нужно делать черно-белым; 3) да пошли они со своими наездами!
   – Вот что: если у моей, – я тщательно выделяла личные местоимения, – страховой компании появятся ко мне претензии, то они свяжутся со мной. Пока!
   – Э! Погоди! – Что-то человеческое прозвучало в голосе Толяна, и я не бросила трубку. – На самом деле… это… шеф просил приехать. Дело у него какое-то.
   К этому моменту я уже четко понимала, как мне выстроить постер, поэтому решила смилостивиться:
   – Ладно. Если не в Бирюлево, заеду.
   – Какое Бирюлево? Центр! Записывай.
   Толяновскому шефу поперло: его офис находился рядом. В десяти минутах ходьбы или пятнадцати – езды.
   Правда, с парковкой получилось все двадцать пять, но это было даже удачно. Пусть подождут, раз им надо. На входе уже ждал Толян.
   – Здорово, – буркнул он, отчего-то не прибавив ни «корова», ни «овечка», ни хотя бы «гусыня», и повел вглубь офиса.
   В кабинет вводить не стал, только показал направление. Секретаршу я миновала с ходу, та только ресницами похлопала. Ни черта работать не умеют, отрабатывают жалованье… совсем не головой.
   – Здрасьте, – сказала я, плюхаясь перед боссом, – слушаю вас.
   – Добрый вечер, – ответил босс, напрягаясь, – а с кем имею честь?
   «Не узнал, болезный! – обрадовалась я. – Ну, поразвлекаемся ».
   – Неужели не вспомнили? – Я постаралась изогнуться посексуальнее, но в рамках дозволенного.
   Судя по этой Барби в приемной, на босса такие штучки должны оказывать парализующее действие. Так и случилось: босс поплыл.
   – М-да… э-э-э… конечно… но не совсем.
   – Вы попросили меня заехать вечером, – продолжала я грудным голосом, – и вот я здесь.
   Заметьте, ни слова вранья я не произнесла!
   – Я попросил?
   «Хорошего понемножку», – решила я и сказала уже нормальным голосом:
   – Я вашу машину вчера побила. То есть… обоюдная вина. А сегодня ваш водитель мне позвонил…
   – А-а-а! – обрадовался босс. – Припоминаю. Ты ж вроде дизайнер?
   «Надо было еще его помурыжить», – запоздало сообразила я. Вечно меня подводит природная доброта.
   – Типа того.
   – Есть работа. Учитывая обстоятельства, можешь быстро сделать?
   – Какие еще обстоятельства?
   – Ну машину-то ты мне побила.
   – Обоюдная вина, сами сказали.
   В глазах у хозяина кабинета появился нехороший огонек.
   – Я сказал, я и отменю. Короче, берешься?
   Желание спорить отпало. Такой, если озвереет, может и в асфальт закатать.
   – Что за работа?
   – Секретарша продиктует.
   – Она умеет читать? – удивилась я.
   – На трех языках. – Казалось, что босс говорит о породистой лошади. – И компьютер в этом… в совершенстве.
   – А вы на скольких языках? – мне хотелось хотя бы укусить этого бугра с горы.
   – На одном, – ответил он, – и то с трудом. И на компьютере только в игрушки умею. Но, заметь, не я у нее в секретарях, а она у меня. Так что иди (он кинул взгляд на визитку, которая лежала на столе), Марина Дмитриевна, и работай. До свидания.
   «Менты визитку отдали, – поняла я, – вот какие верблюды Толяну мой телефон продали».
   – До свидания, мужик, – ответила я, поднимаясь.
   – Не понял? Кто это «мужик»?
   – А как мне вас звать, если вы не представились?
   Уже в спину мне донеслось:
   – Владимир я! Петрович!

Жизнь

   На этот раз Ирина Николаевна легла спать почти вовремя, в двенадцать. На столе остался остывший чай, недокусанный бутерброд и уже традиционно невыключенный компьютер.
   Следующая неделя пролетела быстро. Каждый вечер Ирина Николаевна добавляла по эпизоду к отношениям Марины и Принца (Владимира Петровича) и даже жалела, что эти отношения стремительно летели к постели, а через нее, транзитом, к свадьбе.
   Правда, была еще одна забота, которая отвлекала Петрову от творчества. В субботу ей предстояло пойти на день рождения, и к этому событию нужно было как следует подготовиться.
   Она всегда немного нервничала перед очередным выходом «в свет». Кто знает, кого там встретишь? А вдруг там окажется ее будущий муж? И потом, через много лет совместной жизни, они будут сидеть на кухне, и он спросит: «И как бы я жил, если бы ты тогда не пришла к Лене на день рождения?»
   Уже в среду вечером Ирина Николаевна погладила и повесила в шкаф юбку и блузку. Юбка черная, прямая, блузка голубая, под цвет глаз, с красивым вырезом и длинным рукавом. Приготовила туфли – черные лодочки.
   В четверг покрасила волосы.
   В пятницу занималась маникюром и ходила в магазин упаковывать подарок.
   В субботу утром встала пораньше, чтобы помыть голову и дать волосам высохнуть самим, а не сушить их феном.
   К вечеру Петрова была готова к тому, чтобы встретить свою судьбу. Жаль, у нее не было длинного пальто, спортивная куртка и строгая юбка смотрелись немного нелепо, ну да ладно.
   – Не буду же я там в куртке сидеть, – сказала Ирина Николаевна своему отражению, взяла приготовленные туфли и пошла на встречу с неизвестным.
   Лена, которая пригласила Петрову на день рождения, была ее школьной подругой. Они виделись пару раз в год, созванивались чаще. Не очень красивая, не очень удачливая, она тем не менее смогла выйти замуж. Не то чтобы у нее все было хорошо… Но и не плохо. Жили себе спокойно, снимали квартиру, собирали на свою. Лена очень хотела ребенка, муж был против. По этому поводу она часто плакала, жаловалась всем подругам на «бессердечного и эгоистичного тирана» и уходила к маме «на недельку». Потом возвращалась, и жизнь продолжала течь спокойно и размеренно.
   Ленины дни рождения Ирина Николаевна любила. Всегда было много народу и вкусной еды, со многими гостями она уже встречалась, и не нужно было каждый раз вливаться в новую компанию. Было весело: приходили Ленины сослуживицы, приходили друзья Лениного мужа, курили, рассказывали анекдоты. После такого вечера все вещи пахли смесью табака, духов и хорошего спиртного – всем тем, что называется «атмосферой праздника».
   Петрова приехала вовремя и оказалась первой. Девушку, которая открыла ей дверь, она узнала с трудом.
   – Лен, это ты?!
   – Я-я… Заходи. Нравится?
   – Не знаю. То есть нравится, конечно…
   Ирина Николаевна вовремя вспомнила, что у подруги день рождения и ей нужно сказать что-нибудь приятное.
   – Я уже полгода такая. Забыла тебя предупредить.
   Лена выглядела… Трудно было подобрать подходящее слово, ведь то, что Петрова видела перед собой, очень отдаленно напоминало ее школьную подругу. Перед ней стояла Женщина. Абсолютно все на ней просто вопило о женственности. Ногти сверкают, прическа – нечто состоящее из локонов, но эти локоны так продуманно свисают, обнажая то кусочек ушка, то немного шеи, что трудно заподозрить их в естественности. Лена была в брюках, и эти брюки были даже не слишком облегающие, да и маечка довольно целомудренная, но общий вид получился такой, что Ирине Николаевне все время хотелось отвести глаза.
   Лена засмеялась:
   – Да ладно, подумаешь, волосы перекрасила. Это еще не повод меня не узнавать. Пошли, поможешь мне бутерброды сделать.
   Подруги пришли на кухню. Петрова от растерянности забыла надеть туфли, которые взяла с собой, и теперь не знала, куда спрятать ноги в носочках. Вернуться ей было почему-то неудобно.
   Лена протянула ей бокал:
   – На, пей. Аперитив. У нас на сегодня большая программа, мы все здесь соберемся и поедем в «Реактив». Там сегодня программа – супер. Главное, успеть до одиннадцати пройти, чтобы столик захватить.
   – Куда поедем?
   – «Реактив» – это тут недалеко. Хороший клуб, приличная музыка, нет шпаны семнадцатилетней.
   Лена еще что-то рассказывала, а Ирина Николаевна представила себе, что сейчас все придут, а она в носочках, а потом все начнут собираться и увидят ее куртку, которая к юбке совершенно не подходит, да и не будет же она в клубе в туфли переодеваться! А ходить там в сапогах уже далеко не первой молодости…
   – Лен, ты извини, я к тебе вообще-то только на полчасика заскочила. У меня тут у родственницы такое случилось, ну… Ты понимаешь… Ладно, я тебе позвоню… Я тебе потом все расскажу…
   Ирина Николаевна говорила все это очень быстро, чтобы ее не перебили, пятясь назад в коридор, одной рукой нащупывая дорогу.
   – Лен, ты меня извини, кстати, вот подарок, я потом еще заскочу как-нибудь…
   Совершенно опешившая Лена только успевала хлопать глазами в такт причитаний Петровой.
   А та схватила с вешалки куртку, сунула ноги в сапоги, открыла дверь…
   – Ты только не обижайся, ладно? Пока…
   Выскочила из квартиры и перевела дух. У нее было ощущение, что она избежала чего-то страшного.
   Когда Ирина Николаевна вернулась домой, уже наступили сумерки. Она сняла с себя нарядную одежду, аккуратно повесила в шкаф, привычно стыдливо отводя глаза от своего отражения в дверце.
   Но именно сегодня это отражение казалось таким загадочным, какие-то блики попадали в комнату с улицы даже сквозь шторы, откуда-то доносились обрывки музыки.
   «Интересно, – подумала Ирина, автоматически садясь за компьютер. – А как это: прийти в ночной клуб и сделать так, чтобы все смотрели только на тебя?»

Грезы

   Объем работы, который мне продиктовала суперсекретарша, оказался впечатляющим.
   Недели на две, если вкалывать как папа Карло, или на месяц, если в промежутках еще успевать немножко поспать.
   – С кем мне согласовывать макеты? – поинтересовалась я у секретарши, стараясь говорить громко и отчетливо.
   Почему-то я продолжала сомневаться в ее умственных способностях.
   – С коммерческим директором.
   Я ждала продолжения. Секретарша честно смотрела мне в глаза.
   Я решила помочь бедной девушке. Попыталась натолкнуть ее на мысль.
   – И?
   – Что?
   – Не подскажете ли вы мне его телефон? Слова «вы» и «мне» я максимально выделила голосом, чтобы облегчить бедолаге ее и без того нелегкий труд.
   – Зачем?
   В ее глазах было только кристально чистое непонимание.
   – Я хочу пригласить его на свидание!
   Нехорошо раздражаться на сирых и убогих, не сдержалась…
   В этот момент из кабинета вышел Владимир Петрович.
   – Таня, я забыл сказать, дайте Марине Дмитриевне приглашение на завтрашний банкет.
   Таня послушно извлекла из ящика стола конверт и протянула мне.
   Владимир Петрович собирался скрыться, но не успел.
   – Спасибо, – сказала я, – но у меня к вам еще одна большая просьба.
   – Да?
   – Попросите, пожалуйста, вашу секретаршу дать мне координаты того человека из вашей фирмы, с которым мне можно будет связаться, если у меня возникнут вопросы по работе, которую вы мне только что предложили. Будьте так любезны.
   Владимир Петрович потряс головой, в которую явно не поместилась моя фраза целиком. Он посмотрел на меня, потом на Таню, потом вознес глаза к потолку и сказал:
   – Вы приходите завтра на банкет. Я вас там со всеми познакомлю. Это тут недалеко – клуб «Реактив». Форма одежды – неформальная.
   – Правда, – обрадовалась я, – то есть смокинг могу не надевать?
   Шеф молча скрылся за дверью.
   Не могу сказать, что я не бывала на подобных банкетах. Бывала, и много раз. Но каждый раз формулировка «неформальная форма одежды» ставит меня в тупик.
   Для кого-то это джинсы и майка, а для кого-то вечернее платье. А неформальность в том, что шлейф и кринолин, так и быть, можно оставить дома.
   Если бы время, потраченное на размышления о том, «что мне надеть», женщины тратили на решение мировых проблем, на земном шаре давно воцарились бы мир и спокойствие.
   Но сейчас не об этом. Итак: что мне надеть?
   Хорошо, что компания незнакомая, можно смело появляться в том, что уже носила.
   Значит, блестящее платье.
   Или оно слишком блестящее?
   Значит, черное.
   Или оно слишком простое? Как-то банально.
   Значит, юбка и топ.
   А если там холодно?
   Значит, брюки и что-нибудь с длинным рукавом. И топ вниз, на случай, если там жарко.
   И туфли на каблуке? Или без каблука?
   А танцы будут?
   Или будет банальная обжираловка?
   А по какому поводу хоть банкет-то?
   Я открыла приглашение и прочитала, что завтрашнее торжество посвящено предстоящему через полгода десятилетию фирмы. Собственно, тому самому десятилетию, к которому я же и должна разработать кучу рекламной ерунды.
   Ситуацию это не прояснило, и я решила взять с собой две пары туфель.
   Вечер завтрашнего дня, как обычно, наступил совершенно неожиданно. Вроде бы только что было раннее утро, а потом хлоп – уже вечер. Пришлось, как всегда, собираться в темпе вальса. Даже, пожалуй, в темпе очень зажигательного рок-н-ролла.
   Я, естественно, катастрофически опаздывала.
   Умерить пыл пришлось уже на шоссе, куда я лихо вылетела с перпендикулярной улицы. После того как мне раз пять просигналили вслед, я поняла, что лучше доехать на пятнадцать минут позже.
   А еще я представила себе реакцию Владимира Петровича на звонок, в котором я сообщу, что не могу прийти, потому что попала в аварию. Я бы на его месте ржала, как конь.
   В клуб я вломилась, не снижая скорости. Охранника пыталась отодвинуть в сторону со словами «позвольте пройти», и совершенно не хотела понять, почему он меня задерживает, чего он от меня хочет и когда он наконец отпустит рукав моего пальто.
   Закончив отбиваться, я сообразила, что нужно предъявить пригласительный, и была отпущена с миром. Меня даже не обматерили.
   Первое, что бросилось в глаза, когда я вошла в зал, была секретарша Таня.
   Если бы я была мужиком, то у меня бы уже выскочили из орбит глаза, а по подбородку рекой текли слюни.
   Если цель этого банкета – соблазнение спонсоров и инвесторов, то Таня, несомненно, главное действующее лицо. Не знаю, зачем ей три языка, по-моему, ей достаточно чуть пониже наклониться – и переговоры можно считать законченными. Уже никто не вспомнит, о чем и зачем переговариваются.
   – Ладно, – пробурчала я себе под нос, – раз королевой бала мне сегодня не быть, можно расслабиться. Где тут у вас бар?
   Я спросила первого, кто попался мне под руку. А то, что попался Владимир Петрович, – это его личная проблема.
   – Добрый вечер, Марина. Я уж думал, вы не придете.
   – Зря надеялись. Мне же не удалось выдрать из вашей секретарши нужный телефон. Она же у вас просто цербер в юбке.
   Я еще раз взглянула на Таню и не удержалась:
   – Жаль, кроме юбки, она ничего не надела…
   Владимир Петрович засмеялся:
   – Странно, почему-то мне кажется, что все женщины недолюбливают Танечку. Вы не знаете почему?
   – Зато ее мужчины долюбливают, – пробормотала я. – Ладно, давайте вы меня с кем-нибудь познакомите, пока я трезвая, а потом я начну буянить, стриптиз устрою и танцы на столе… Не до того будет.
   – Обещаете?
   – Клянусь!
   – Тогда я останусь до конца банкета.
   Следующие часа полтора я провела удивительно однообразно. Под конец у меня уже болел язык – всем объяснять, что я их новый дизайнер, и уши – выслушивать гениальные предложения по оформлению рекламной продукции.
   Банкет к тому времени перешел в совершенно неформальную стадию. Уже уединялись парочки по углам, уже танцевали в соседнем зале, уже временами раздавался громкий рогот, а не сдержанное хихиканье. Уже обнажились плечики и пузики, и я почувствовала, что чужая на этом празднике жизни.
   – Вина? – откуда-то материализовался Владимир Петрович.
   – Честно говоря, я за рулем.
   – Тю! А как же стриптиз?
   – В другой раз.
   – А хотите, я вас до дома довезу? А вы машину здесь оставьте.
   – Вы? А вы разве не пьете? – Я с сомнением покосилась на бокал в его руке.
   – Я пью. Анатолий не пьет. Отрабатывает разбитое крыло.
   Это в корне меняло дело. Приятно было использовать Толяна в качестве такси.
   – Ладно, уговорили. Давайте вина. Только белое и очень холодное. Да, и еще – рислинг я не люблю. Я буду ждать вон за тем столиком.
   Я гордо удалилась. Владимир Петрович врос в землю.
   Какой черт дергал меня за язык? Зачем я вдруг принялась с ним заигрывать? Самое ужасное: начав, остановиться я уже не могла.
   Мы пили на брудершафт. Мы танцевали. Много танцевали. Потом я опять вела какие-то сложные переговоры с коммерческим директором. Потом пришел Володя и меня спас. Мы опять танцевали.
   А после полуночи начались всякие разухабистые конкурсы. И мне таки пришлось устроить стриптиз, в фанты проиграла.
   Хорошо, что я надела кофтюлю с огромным количеством пуговок. Пока я их все расстегнула – музыка кончилась.
   Когда мне надоест дизайнерить – пойду в стриптизерши. Потрясающее ощущение испытываешь, когда зрители замирают в ожидании твоего следующего жеста. И удивительное чувство безнаказанности. Перед одним мужчиной так не будешь выпендриваться, он тебя быстро на постель повалит, зато перед толпой можно делать практически все что угодно.
   Судя по глазам Володи, я и правда немного увлеклась. Со сцены он меня практически уволакивал, а вслед неслись громкие аплодисменты.
   Хотелось бы к этому добавить страстную ночь любви – ан нет. У Толяна в машине я мгновенно заснула, хорошо хоть, адрес сказала. До квартиры добралась на полном автопилоте и рухнула спать.
   Давненько я не ложилась в пять утра…

Жизнь

   – Давненько я не ложилась в пять утра, – пробормотала Петрова, сверилась с часами и тоже рухнула в постель.
   Следующим вечером Ирина Николаевна перечитала роман с самого начала и осталась довольна. Марина получалась живая и настоящая. Более настоящая, чем томные Золушки из покетбуков. И Принц у нее вырисовывался такой… человеческий, такие точно бывают. По крайней мере, могут быть.
   Петрова задумалась. Из текста следовало, что с постелью Марина и Володя (Принц) больше тянуть не могут. Пора им было слиться в экстазе волшебной ночи. Этот эпизод должен был получиться прочувствованным и ярким, поэтому Ирина Николаевна раскопала в стенном шкафу ароматические свечи, которые остались от празднования Нового года, налила бокал сухого красного вина, нашла по радио классику и приготовилась окунуться в атмосферу романтической страсти.
   План провалился с треском. Вернее, с грохотом, который донесся из-за стенки. В принципе, этот звук был вполне ожидаем – соседская скандальная парочка и так две недели сидела тихо. «Ну почему именно сегодня?!» – подумала Петрова и шепотом, чтобы не оскорбить классическую мелодию, выругалась.
   Она попыталась сосредоточиться на музыке и аромате свеч, но не смогла. Звукоизоляция в ее доме была рассчитана на беседу двух охрипших интеллигентов, а не на могучий ор и грохот опрокидываемой мебели.
   Ирина Николаевна решила забыться с помощью вина. Она сделала большой глоток, замерла и помчалась в ванную – отплевываться. А ведь предлагала ей тогда Ольга: «Давай допьем, все равно оно у тебя в уксус превратится». И было это… ну да, полтора месяца назад.
   Петрова прополоскала рот и тщательно почистила зубы, но настроение безнадежно ушло. Вернулась в комнату, принюхалась и задула вонючие свечи. Чтобы освежиться, Ирина Николаевна вышла на балкон. Дверь пришлось плотно прикрыть, но какофония соседской баталии доносилась и сюда.
   «Лучше уж одной жить, – подумала Петрова, рассматривая соседский дом, – чем так, как соседи. Он же ее бьет. Или она его? Нет, наверное, он. Она потом всю ночь плачет. Ни за что не смогла бы сосуществовать в одной квартире с человеком, который способен поднять на меня руку. Или хотя бы голос».
   Ирина Николаевна задрала голову. Ей повезло – сегодня сквозь вечернюю дымку пробивались звезды.
   «Любой конфликт можно решить мирно, просто поговорив с человеком, – думала она, – лишь бы человек был любимым и любящим. Любящий всегда поймет, даже без слов».
   Так она медитировала довольно долго, пока не обнаружила, что соседи притихли. Ирина Николаевна вернулась в комнату и прислушалась. За стенкой больше ничего не орало, не разбивалось вдребезги и не падало. И тем не менее какие-то звуки оттуда доносились.
   Петрова приблизилась к стене и неожиданно для себя прижалась к ней ухом. И застыла.
   Соседи занимались любовью. Ирина Николаевна различила ритмичный скрип дивана (видимо, его специально пожалели при ведении боевых действий) и сопровождающие его женские стоны. Петрова стояла у стены, как будто ее внезапно хватил паралич. Ей было невыносимо стыдно подслушивать, она ощущала себя извращенкой, но ухо словно примерзло к обоям. Когда Петрова неимоверным усилием воли оторвалась от стены, можно было уже не прислушиваться – стоны соседки вышли на максимальную громкость.
   Ирина Николаевна стояла посреди комнаты, закрыв глаза. Теперь она вспомнила, что уже слышала эти стоны раньше. Каждый соседский скандал заканчивался одинаково – шум смолкал, наступало затишье, а потом доносились эти звуки. «А я-то, дура, – внутренне рвала на себе волосы Петрова, – думала, что она плачет от побоев. А она… Как она может, они же только что орали друг на друга?»
   Ирина Николаевна зажала руками уши и направилась на кухню. В недрах холодильника она нашла початую бутылку водки, налила себе рюмку и залпом выпила. В отличие от вина, водка совершенно не испортилась – осталась такой же мерзкой и горькой, как была полгода назад.
   Петрова убрала бутылку на место… и замерла у закрытого холодильника. Она вдруг ясно, во всех деталях увидела волшебную ночь страсти Марины и Володи. Ирина Николаевна видела ее не последовательно, минута за минутой, а всю сразу, от горячего пролога до терпкого и нежного финала.
   Она вернулась к компьютеру и начала быстро-быстро писать, чтобы не упустить ни одного кадра из этой феерической картины.
   Звуки из-за стены то ли утихли, то ли попросту больше не имели значения.
   После часа напряженной работы Ирина оторвалась от монитора и с чувством выполненного долга отправилась на кухню за чаем.
   Она была страшно горда собой – то, что она написала, обещало стать лучшим моментом ее произведения.
   Страсть, накал, нежность – все слилось в одну незабываемую картину.
   Ирина собиралась налить себе чай, а потом вернуться в комнату и перечитать написанное, для того чтобы еще раз пережить вместе с Мариной эти чудесные мгновения.

Грезы

   На следующее утро меня разбудил звонок в дверь.
   Но сразу хочу предупредить, что утро для меня – это не время суток до двенадцати, а несколько часов после того, как я проснулась.
   Итак, сегодня утро у меня начиналось в час дня.
   Я влезла в халат и, автоматически шепотом приговаривая: «Иду, иду…» – потащилась к двери. Глаза пока решила не открывать.
   За дверью стоял Володя.
   – Нужно спрашивать «кто там?», – сказал он.
   – Кто там? – послушно спросила я.
   – Это я.
   – Очень хорошо.
   – Я привез тебе сумочку, ты забыла ее вчера в моей машине.
   – Да?!
   Я даже проснулась от неожиданности. Учитывая то, что в сумочке были права и документы на мою машину, ее потеря могла мне дорого обойтись.
   – Может, ты пригласишь меня в квартиру? – спросил Володя.
   – Ах да, конечно.
   Я потеснилась, давая ему пройти. И поймала себя на том, что автоматически сдерживаю дыхание.
   Коридор вдруг стал тесным, казалось, что мы не в состоянии в нем разминуться.
   Я в панике отскочила в комнату.
   – Ладно, я сейчас сварю тебе кофе. Ты п-п-посиди на кухне, а я оденусь.