Благодаря крайнему упрощению формально-правового аспекта жизни все внимание и силы людей переключаются на аспект коммунальный. А этот аспект привычен и легко доступен, не требует никакого морально-правового оформления. И люди в этом обществе становятся с детства специалистами по житью в условиях буйства социальности, как многие люди на Западе с детства приучаются жить в условиях формально-правового общества.

Степень эксплуатации и вознаграждения

   Стало догмой мнение, будто жизненный уровень населения на Западе выше, чем в Советском Союзе. Но что такое жизненный уровень? Совпадают ли компоненты жизненного уровня населения на Западе с таковыми в Советском Союзе, т.е. в обществе коммунистическом? Являются ли критерии измерения одинаковыми? И вообще, как измерять это явление? Здесь я рассмотрю важнейшие элементы жизненного уровня и вообще образа жизни населения, которые я называю степенью эксплуатации и степенью вознаграждения. Рассмотрю, конечно, в максимально упрощенном виде.
   Работающий человек в какой-то форме отдает свои силы обществу – тратит себя на общество. В величину этих трат входит время, отдаваемое работе, интенсивность труда, нервное напряжение, характер эмоций, риск и многое другое. И люди сильно различаются по этим показателям, так что не так-то просто произвести достаточно точные измерения. Например, научный работник может бездельничать в своем учреждении, но работать дома вечерами и даже по ночам, как это часто бывает. Лица, занимающие важные руководящие посты, часто находятся в сильном нервном напряжении, проводят массу времени на заседаниях, не имеют свободного времени и сил для чтения книг, посещения театров и вообще на культуру. Короче говоря, требуется специальное социологическое исследование, чтобы измерить величину трат в каждом виде деятельности, сравнить величины и найти какие-то суммарные величины для различных подразделений общества и страны в целом.
   Работающий человек получает определенное вознаграждение за свою деятельность. И опять-таки не просто измерить это вознаграждение. В него помимо официальной заработной платы входит многое другое: жилье, детские учреждения, дома отдыха и санатории, медицинское обслуживание, ссуды, премии, льготы, специальные распределители, дачи, персональные машины, – невозможно перечислить всякого рода дополнительные пути, которые люди находят в своей сфере деятельности (вплоть до воровства, взяток, использования служебного положения). Добавим к этому гарантированность некоторого минимума жизненных благ и довольно высокую стабильность социальных позиций.
   Допустим, мы измерили величину вознаграждения и величину затрат, чтобы иметь такое вознаграждение. Частное от деления первой величины на вторую дает степень вознаграждения, а обратная ему величина есть степень эксплуатации. По моим наблюдениям и измерениям (весьма упрощенным и приблизительным) для самой активной И производительной части населения степень вознаграждения в коммунистическом обществе имеет тенденцию возрастать, а степень эксплуатации – снижаться. Причем степень вознаграждения здесь выше, чем для соответствующего типа людей на Западе, а степень эксплуатации – ниже. И в этом состоит основное преимущество коммунистического общества перед Западом. В этом – основа его притягательной силы для миллионов людей на планете.
   Но не надо думать, что высокая степень вознаграждения означает, что люди хорошо живут в бытовом отношении. Люди могут жить плохо при высокой степени вознаграждения и хорошо при низкой. Население на Западе живет в бытовом отношении много лучше, чем в Советском Союзе. Степень вознаграждения может возрастать, а бытовые условия при этом могут ухудшаться. Это величины относительные и не оценочные. Высокая степень вознаграждения – это не обязательно хорошо, а низкая – не обязательно плохо. С точки зрения прогресса цивилизации как раз наоборот, увеличение степени эксплуатации и снижение степени вознаграждения есть признак цивилизации более высокого уровня. Это есть показатель роста производительности труда. И хотя прямой связи этих степеней с бытовыми условиями жизни нет, огромные слои населения чувствуют преимущества для себя коммунистической ситуации на этот счет, а вкусив это на деле, уже не могут от нее отказаться добровольно. Конечно, в коммунистическом обществе есть слои населения, для которых действуют противоположные тенденции. Но не им принадлежит в обществе главная роль и власть.
   Тенденция к увеличению степени вознаграждения и снижению степени эксплуатации в коммунистическом обществе способствует тенденции, по крайней мере замедляющей рост производительности труда в обществе, тенденции к застою и порою даже к деградации. Научно-технический прогресс компенсирует эти тенденции. Но мощь его не беспредельна. Он сам обходится все дороже и дороже. В нем самом действуют те же тенденции, замедляющие его и накладывающие верхние ограничения. Есть основания предположить, что со временем тенденция к застою и деградации будет доминировать. Во всяком случае, тот факт, что Советский Союз не способен конкурировать с Западом в экономическом отношении, явно не случаен.
   Такая замечательная на первый взгляд вещь, как повышение степени вознаграждения и снижение степени эксплуатации, имеет далеко не столь замечательные следствия. Это ведет к снижению интенсивности «обмена веществ» как внутри общества, так и между обществом и его средой. Замедляются все жизненные процессы. Усиливается тенденция к чисто физическому (пространственному) росту тела общества, – одна из глубоких причин стремления Советского Союза к расширению за счет других мест планеты. Усиливается тенденция к хищнической эксплуатации природы и к паразитизму за счет своего окружения.

Принудительный труд

   Труд в коммунистическом обществе есть обязанность в том смысле, что каждый работоспособный человек должен быть прикреплен в первичной деловой коммуне. Эта обязанность выражает тот объективный факт, что трудоспособные граждане общества могут приобрести средства существования, лишь работая в деловой коммуне. Здесь социально-экономический факт облекается в юридическую форму и становится средством принудительного труда. Поскольку подавляющее большинство граждан и без юридического принуждения вынуждено и хочет работать, ситуация такого типа, когда гегелевская формула «Свобода есть познанная необходимость», ставшая элементом государственной советской идеологии, имеет силу. Но с небольшим коррективом: осознавая необходимость прикрепления к деловой коммуне (необходимость трудиться), люди не воспринимают эту необходимость как несвободу. Они кажущуюся свободу воспринимают как реальную. Тем более некоторая свобода выбора профессии и места работы для значительной части людей, некоторая интересность пребывания в деловой коммуне, общепринятость этого, передаваемая из поколения в поколение, и другие обстоятельства настолько усиливают иллюзию свободы и скрывают реальную несвободу, что грань между реальным и иллюзорным для поведения людей здесь исчезает фактически. Если здесь несвобода и замечается, то лишь в форме некоей природной неотвратимости.
   Фактическое положение обнаруживается здесь (как и во многих других случаях такого рода) лишь в случаях исключительных, лишь в случаях уклонения от общей нормы, а именно – когда отдельные люди имеют источники существования, независимые от работы, и хотят уклониться от работы в деловой коммуне, когда отдельные люди по тем или иным причинам теряют работу и не могут найти подходящую работу по своему выбору. Для таких людей есть специальный термин – «тунеядцы». И есть законы, позволяющие властям привлекать таких людей к трудовой деятельности принудительным порядком, причем – в местах по усмотрению начальства.
   Большинство тунеядцев не угрожает существованию общества. Часть из них – уголовники, и они преследуются обычными методами. Часть живет за счет родственников или тоже за счет незаконных (но не разоблачаемых в качестве таковых) источников. Обычно они ладят с властями (взятки, связи, фиктивные документы). И на их существование общество смотрит сквозь пальцы. Но часть тунеядцев становится предметом особого внимания властей, и к ним применяются суровые меры. Это – люди, которые так или иначе вступают в конфликт с обществом (диссиденты, религиозные сектанты, индивидуальные отщепенцы и бунтари). В этом случае принудительность труда обнаруживается со всей его беспощадностью. Причем в таких случаях власти не считаются с тем, что человек трудится дома (например, сочиняет стихи или научные трактаты, пишет картины, преподает математику или языки). Работающим в этом обществе считается только тот, кто прикреплен к деловой коммуне и может засвидетельствовать это документально. Здесь имеются лица так называемых свободных профессий, которые работают индивидуально, независимо от коммун. Но и они так или иначе должны быть прикреплены к каким-то организациям, например – в форме особых договоров.
   Человек, никак не прикрепленный к деловым коммунам и являющийся при этом трудоспособным, представляет собою серьезную опасность для общества по многим причинам. Он нарушает стройность рядов тружеников общества, как солдат, идущий не в ногу с ротой, мешает последней идти и вызывает справедливый гнев командиров. Он подает дурной пример прочим людям. Некоторое время тому назад в Советском Союзе появилось довольно много таких тунеядцев. Они заразили своим примером буквально тысячи молодых и даже пожилых людей. Они показали возможность жить независимо от коммун и зарабатывать на существование не хуже, чем в коммунах. И быть при этом свободным человеком. Они показали, что при этом можно прекрасно ужиться с людьми и избежать изоляции. Властям было трудно справится с этой эпидемией тунеядства. И одна из главных трудностей для них тут заключалась в том, что тунеядцы оказались очень полезными для влиятельных кругов общества. Они доставали им нужные книги, которые не найдешь в обычных магазинах, вещи, ювелирные изделия. Они натаскивали их детей по разным дисциплинам, чтобы те могли прилично сдать экзамены в институты. Короче говоря, они стали весьма полезными в сфере обслуживания средних и даже высших слоев населения. Были даже такие тунеядцы, которые сочиняли диссертации для ученых и стихи для писателей. Борьба с эпидемией тунеядства началась более или менее серьезно лишь после того, как в армию тунеядцев влилось значительное число диссидентов. Тунеядцы в некотором роде проложили дорогу диссидентам, открыв и разработав до деталей способы существования в коммунистическом обществе без прикрепления к первичным коммунам.
   Главная опасность тунеядства для общества – не уголовная, а социальная: тунеядец уходит из-под контроля первичного коллектива, который фактически является высшей властью общества над индивидом.
   Та принудительность труда, о которой я говорил выше, является нормальным явлением и даже предметом гордости общества и предметом зависти для многих людей в некоммунистических странах. Имеются другие формы принуждения, которые сейчас кажутся случайными и временными, но которые имеют тенденцию стать постоянным спутником реального коммунизма. Назову главные из них: 1) принудительная посылка больших масс населения (рабочих, служащих, студентов, школьников, научных сотрудников и т.п.) в деревню, на отдаленные стройки, на овощные базы; использование армии в качестве рабочей силы; 2) огромное число заключенных. Хотя об этих формах и упоминают в обличительной литературе (особенно – о заключенных), однако серьезного социологического анализа их еще не было. А между тем это явление заслуживает самого серьезного внимания, ибо в нем проявляется одна страшная тенденция коммунизма, которую все стараются не замечать или тщательно маскируют, а именно – тенденция к особой форме рабства не в фигуральном, а в буквальном смысле слова.
   Изобретатели идеологического коммунизма исходили из целого ряда неявных или явных допущений, описывая будущее общество как рай земной. И в первую очередь они не принимали во внимание того, что в обществе могут оказаться места, где люди добровольно не захотят селиться, и виды деятельности, которыми люди добровольно не захотят заниматься. Идеологи коммунизма вовсю изощряются на этот счет, утверждая, что неприятные работы будут выполнять роботы и машины, а отдаленные места будут связаны с прочими современным транспортом и будут насыщены средствами культуры. Абстрактно рассуждая, все возможно. Но факты, которые по выражению Сталина – вещь упрямая, пока говорят о другом. Несмотря на развитие техники, средств транспорта, средств распространения культуры и т.д., остаются другие факторы оценки людьми своего положения и возникают новые проблемы, которые никто ранее не мог предвидеть. Кто мог предвидеть, например, совокупность проблем, связанных с открытием и использованием атомной энергии?! Каких бы успехов ни достигла наука и техника, все равно в огромных массах населения остается потребность в таких видах деятельности, которые имеют низкий социальный престиж и сравнительно плохо вознаграждаются. А главное – в силу самой социальной иерархии населения значительная часть последнего должна занять такое положение, по отношению к которому все прочие ступени иерархии выглядели бы благом. Чтобы жалкая жизнь коммунистического общества казалась обещанным раем, должен быть ад, с которым люди могли бы сравнивать свою жизнь и наслаждаться тем, что они по крайней мере не в этом аду. Такого рода социально-психологические факторы игнорировать при рассмотрении коммунистического общества ни в коем случае нельзя. Они порой играют роль неизмеримо более важную, чем факторы ощутимо-материальные. Так что если даже допустить, что в стране нет плохих мест жительства и работы, они будут изобретены специально в силу социальных законов этого общества. Концлагеря сталинских времен имели одной из причин бессознательное исполнение воли этой социальной необходимости. То, что они давали даровую рабочую силу – рабов, это очевидно.
   В Советском Союзе до двадцати миллионов человек на те или иные сроки каждый год посылается на уборочные работы в деревни, в строительные отряды на различные стройки, на овощные базы в городах. А какие человеческие силы растрачиваются на регулярно проводимых субботниках! Что же касается заключенных, то подавляющая часть их – не хронические уголовники, а обычные граждане, совершившие преступления в силу стечения обстоятельств, часто – вынужденно. В Советском Союзе практически невозможно жить, не совершая преступлений. И число заключенных зависит здесь не от числа преступлений, а от способности милиции находить преступников и способности судов осуждать то или иное количество людей. Эти же факторы в свою очередь зависят от установок высших властей и от потребности в рабочей силе в таких местах, в которых могут работать только заключенные, т.е. рабы.
   Подчеркиваю, что я говорю о достаточно большой и обычной коммунистической стране, а не об исключениях. Возможно, что среди коммунистических стран маленькая страна займет исключительное положение, и таких явлений в ней не будет. И в самых больших странах возможны районы с исключительными условиями. Но в коммунистическом мире в целом такие исключения не отменяют его общих тенденций.
   Сама благородная идея обязательного труда в реальном ее исполнении в больших массах людей имеет неизбежным следствием тенденцию к раздвоению людей в самом фундаменте человеческого бытия: для одних людей труд становится рабской повинностью, для других – удовольствием. На одном полюсе общества концентрируются люди, ведущие активную социальную жизнь со всеми ее соблазнами, а на другом концентрируются люди, обрекаемые на рабское и скотское существование. Коммунизм не ликвидирует эту поляризацию. Он лишь меняет ее формы и даже усиливает. По моим предположениям со временем армия рабов в коммунистических странах может превысить цифры сталинских времен. Мы не имеем фактических данных о Китае. А что происходит там?

Отношение к труду

   Отношение граждан коммунистического общества к труду определяется организацией деятельности первичных коммун и принципом вознаграждения за деятельность. Здесь фактически действует принцип, который советские люди выражают в такой шутливой форме: «Где бы ни работать, лишь бы не работать», «От работы даже лошади дохнут», «Работа не волк, в лес не убежит». Это не значит, что тут все люди работают плохо или стремятся не работать. Во-первых, многие виды работ таковы, что люди вынуждены работать и делать свое дело достаточно хорошо. Во-вторых, для многих людей сам процесс труда доставляет удовольствие, и они работают, как говорится, не за страх, а за совесть. В-третьих, в известных пределах хороший труд лучше вознаграждается, чем плохой. Все это, конечно, есть. Однако в значительной части деятельности общества, в которой заняты наиболее активные его граждане, качество труда и личные способности граждан играют менее важную роль, чем способности ориентироваться в социальной среде и делать карьеру. В этой части деятельности общества люди со средними способностями, со средней подготовкой и усилиями вполне справляются с соответствующими функциями, а вознаграждаются так же или лучше, чем их одаренные и тяжко работающие коллеги. Здесь более важное значение приобретает такое поведение людей, которое не считается работой в принятом смысле слова, подобно тому, как светские балы, на которых в свое время власть имущие решали важные проблемы управления обществом, мало походили на работу. Деятельность как развлечение и как игра приобретают здесь более престижное значение, чем деятельность – труд. Обычно и те люди, которые оказываются захваченными трудом как таковым, не подозревая того, попадают во власть деятельности как развлечения, как спектакля.
   Здесь происходит разделение деятельности на деятельность-труд и деятельность-развлечение (удовольствие, игра). Первая становится неприятным и принудительным занятием ради средств существования. Вторая, давая лучшие средства существования, приносит участникам удовольствие сама по себе. Она становится самоцелью. Она сама есть вознаграждение. Но за что? Исключительно за способность пробиться к ней, занять нужную социальную позицию. Стремление всякую деятельность превратить в деятельность такого рода порождает отсутствие в массе населения заинтересованности в труде, в его лучшем исполнении, в добросовестности. Халтура, лень, обман, уклонение от труда заражают все общество. Поднятие производительности труда, на которое так рассчитывают идеологи коммунизма, оказалось одной из самых трудных проблем коммунистического общества в значительной мере из-за такого отношения к труду. Коммунистическое общество, повторяю, есть общество плохо работающих людей. Это не есть национально русская черта. Опыт других коммунистических стран подтверждает это утверждение.
   Общество стремится как-то преодолеть препятствие. Отсюда – необычайно громоздкая система контроля, создание образцово-показательных предприятий, особые условия в некоторых сферах деятельности, пропаганда, преимущественное развитие отраслей, в которых качество труда не столь важно, раздувание штатов. Однако эти меры и средства все же не способны заглушить мощную тенденцию общества к замедлению роста производительности труда и к более низкому качеству всего производимого. И сами же они даже способствуют этой тенденции, что отчетливо видно на примере действия контроля и отчетности за сделанное. Система контроля и отчетности в Советском Союзе, например, грандиозна. Контроль здесь осуществляют специальные органы власти, общественные организации и вся масса активного населения. Здесь все так или иначе отчитываются за сделанное. И в огромном числе случаев форма отчета приобретает более важное значение, чем фактическое положение дел. Вырабатывается особая система правил отчетности, позволяющая производить хорошее впечатление на контролирующие лица и органы при плохом положении дел. Причем контролеры знают фактическое положение дел и сами заинтересованы в его сокрытии путем формально безупречной отчетности. Складывается круговая порука в самообмане, в котором заинтересованы все участники. Эта тенденция получает мощное подкрепление в том факте, что судьбы лиц и учреждений в значительной мере не зависят от сбыта их продукции. К этой теме я еще вернусь ниже.

Общественная работа

   Коротко об одном специфически коммунистическом явлении – об общественной работе. Явление это сложное. Отчасти оно относится к формам принудительного труда, отчасти – к формам воспитательно-идеологической деятельности, отчасти – к приятному и выгодному времяпровождению. Я лично с детства занимался такой работой. В школе я был вожатым пионерского отряда и рисовал стенные газеты. Рисование карикатур в стенгазетах стало моей общественной работой потом на всю жизнь в Советском Союзе. Хотя это и был труд, но это было веселое времяпровождение. Обычно при изготовлении стенгазеты мы собирались большой компанией, много острили и смеялись, а потом отмечали окончание работы веселой выпивкой. Я много раз ездил с агитационной бригадой по деревням с лекциями и концертами самодеятельности. И опять-таки у меня об этих поездках остались самые хорошие воспоминания. Кое-что из этих поездок я использовал в своих книгах, в особенности – в «В преддверии рая» и в «Желтом доме». Я также прочитал десятки всякого рода публичных лекций в сети политического просвещения. И часть этих лекций я использовал в своих книгах, в особенности – в книге «Зияющие высоты». Хотя во многих случаях общественная работа есть неприятная обязанность и пустая формальность, было бы несправедливо вообще рассматривать ее так. По моим наблюдениям, это – сложное явление. И очень эффективное с точки зрения идеологического воспитания населения. В этой работе участвуют миллионы людей в качестве активных деятелей. А сколько миллионов охватывается к качестве объекта деятельности! И отмахнуться от такого мощного феномена парой критических фраз и насмешек – значит отступить от принципов научного мышления.
   Общественная работа – это работа, выполняемая гражданами сверх своих профессиональных обязанностей. Считается, что она выполняется в сверхурочное время. Фактически же она, по крайней мере во многих случаях, выполняется в рабочее время. И очень часто – вместо служебных обязанностей. Большое число сотрудников официально числится на каких-то служебных должностях, фактически занимаясь профессионально этой общественной работой. Считается, что это – добровольная безвозмездная деятельность на благо общества, зародыш коммунистического отношения к труду. Конечно, – это коммунистическая форма труда.
   Прежде всего насчет добровольности. Члены партии и комсомола обязаны заниматься общественной работой. Иначе – взыскания, проработки. Прочие тоже обязаны, поскольку в характеристику сотрудника обязательно включается указание на участие в общественной работе. Конечно, не в такой мере, как члены партии или комсомольцы, чно так или иначе. Человека, который уклоняется от общественной работы, берут на заметку и принимают меры. А меры разные. Начиная от надбавки к зарплате, повышения в должности и кончая квартирными делами, поездками за границу, публикацией работ. Лишь те, кто утратил всякие перспективы роста и улучшения жизни, игнорируют общественную работу. Или еще аристократы, знаменитости, люди с высокими связями.
   Затем о безвозмездности. Большинство лиц, занятых общественной работой, получает вознаграждение в форме хорошей характеристики, благодарностей и даже премий. Очень часто время, потраченное на эту работу, компенсируется: официальные «отгулы», неофициальные «отпуска». Выдаются билеты в зрелищные предприятия, путевки со скидкой. Многие получают специальную плату (например, лекторы Вечернего Университета марксизма-ленинизма) и гонорары (например, лекторы различного рода партийных органов и обществ, вроде общества «Знание»). Во многих случаях занятия общественной работой очень выгодны.
   Основная форма общественной работы – участие в выборных органах: партийное бюро, профсоюзное бюро, местком, комсомольское бюро. Обычно за это идет борьба. Иногда – очень острая, ибо это есть борьба за участие во власти, за привилегии. Секретарь партийного бюро учреждения и председатель месткома, например, это очень влиятельные фигуры в учреждении. Лица, входящие в жилищные комиссии, распоряжающиеся распределением путевок в дома отдыха и санатории, играют весьма заметную роль в жизни коллектива.
   От постановки общественной работы в учреждении и от участия учреждения в работе такого рода вовне зависит оценка деятельности учреждения высшими партийными и административными органами. А это – оценка деятельности руководства. Премии и награды. Общественная работа и есть форма приобщения индивида и коллектива в целом к специфически коммунистическому образу социальной жизни. Общественная работа не вытесняет и не заменяет производственную. Это – иной разрез жизни нашего общества. Он столь же необходим, как и производственный.