НАЧАЛО

   Группа арестантов, читал Инструктор, состоящая из Клеветника, Уклониста и Убийцы, возглавляемая Старшиной и замыкаемая двумя караульными с учебными винтовками, в которых были просверлены дырки, чтобы из них нельзя было стрелять, двинулась в путь на гарнизонную губу. Маршрут пролегал через площадь Вождя, по улицам его выдающихся соратников, затем по улицам его великих предшественников, наконец по улице самого Вождя, которая упиралась прямо в здание губы. По дороге состоялась беседа, которая заслуживает упоминания как памятник духовной жизни интеллигенции той эпохи. Клеветник сказал, что он только пошутил, Уклонист сказал, что и не за такие шутки к стенке ставят. Убийца сказал, что рано или поздно все там будем, и еще не известно, что лучше, рано или поздно. Один караульный сказал, что прежде, чем болтать, думать надо. Уклонист сказал, что думать не надо и прежде, ибо если человек думает, то он обязательно болтает. Другой караульный сказал, что выпендриваются тут всякие, а потом из-за них другим попадает. Убийца сказал, что попадает всегда другим, но караульный может не беспокоиться, так как он не другой, а именно тот самый, что нужно. На губе мест свободных не оказалось. И в силу необходимости смутная идея создать собственную губу превратилась в актуальную проблему - факт, лишний раз подтверждающий старую философскую истину: даже у нас ничто не происходит без достаточного основания. Кто первый публично высказал эту идею, теперь невозможно установить, ибо она, как и всякая великая идея, выражающая назревшие потребности общества, носилась в воздухе. Начальник Школы сказал, что мы не хуже других. Сотрудник дал этой идее всестороннее научное обоснование. Воплощение идеи в жизнь возложили на Старшину. Тот произнес по этому поводу длинную речь, состоящую в основном из идиоматических выражений на тему, где он вам возьмет помещение и людей для нового поста. Уклонист сказал, что речь Старшины - чистая риторика, ибо в здании Школы можно разместить не один десяток гауптвахт и полностью укомплектовать их арестантами и караульными. Убийца добавил, что человечество, как учит история, никогда не испытывало принципиальных затруднений при организации тюрем. В обсуждение проблемы помещения для губы включился весь личный состав Школы. Школа раскололась на два непримиримых лагеря - Курортников и Каторжников. Курортники настаивали на том, чтобы разместить губу в теплой, сухой, светлой и просторной комнате рядом с кухней. Каторжники придерживались диаметрально противоположной точки зрения и кивали на залитый водой подвал под караульным помещением. Убийца привел аргумент, решивший спор в пользу курортников:
   губа - надстройка общества, и помещать ее в подвал - грубая идеологическая ошибка. Старшина примкнул к Курортникам, первый и последний раз в жизни впав в гнилой буржуазный гуманизм великих французских просветителей восемнадцатого века. Осознав, он захотел исправиться. Но благодаря тому, что у нас легче (но не легко) сделать заново, чем переделать сделанное (в особенности - плохо сделанное), губу организовали в соответствии с чаяниями курортников. Комнату очистили от новых моторов для старых машин, снятых с вооружения за десять лет до поступления их в Школу, но еще не рассекреченных, сколотили нары я поставили "буржуйки". На открытие губы прибыли чины Школы и Гарнизона, а также вольнонаемные работники кухни. Командир Гарнизонной Бани произнес речь, которую никто не слушал, но все запомнили. Потом присели на нары как полагается перед дальней дорогой. Захватив в Красном уголке табуретку и подшивку газет, Клеветник, Уклонист и Убийца отправились на вновь открытую губу. Сотрудник поздравил их с новосельем. Губа начала свое историческое бытие. После ухода начальства Убийца запер дверь ножкой от табуретки, остатки которой вместе с подшивкой тут же сожгли в буржуйке.
 
Углы альфа, углы бета.
На черта теперь все это!
 
   (Из "Баллады")

ПАТРИОТ

   Возникнув как проявление исторической необходимости, гауптвахта стала оказывать обратное воздействие на жизнь Школы. Она стала мощным орудием воспитания нового человека. Едва Убийца успел всунуть ножку табуретки в скобку, как в дверь постучали, и на губе появился Патриот, отличник боевой и политической подготовки курсант Ибанов. Он с порога доложил, что получил десять суток за рапорт об отправке на фронт, но не видит в этом никакой логики, так как из Школы отчисляют на фронт пятьдесят человек, не имеющих к тому никакого желания. Уклонист заметил, что в этом как раз и проявляется железная логика законов общества, ибо по этим законам судьбой Патриота заведует высшее начальство, а не он сам, и, подавая рапорт, Патриот выступил против этого закона, проявив намерение распорядиться своей судьбой по своей воле, и получил по заслугам. Но, продолжал Уклонист, Патриот принес жертву не зря. В глазах начальства он засвидетельствовал себя истинным патриотом. И теперь он может спокойно отсиживаться в тылу. Совесть его чиста - он, можно сказать, почти что побывал на фронте. И на фронт его теперь пошлют лишь в крайнем случае, когда посылать туда будет уже некого. Патриот выслушал речь Уклониста с полным презрением фронтовика к Тыловой Крысе, и через пять минут он уже дрыхнул на нарах, отравляя атмосферу с такой ужасающей силой, что не оставалось никаких сомнений: он только что сменился из кухонного наряда. Как сказано в "Балладе":
 
Горе тем, кто ляжет рядом
С нашим кухонным нарядом.
С громом пушечным и свистом
Будет заживо обдристан.
 

ПОРАЖЕНЕЦ

   Вслед за Патриотом пришел Пораженец - курсант Ибанов, поднявший по дороге на аэродром листовку, которую сбросил бог весть как залетевший в такой глубокий тыл вражеский самолет. Пораженец был в невменяемом состоянии и тупо твердил, что он сделал это чисто механически и листовку не читал. На это Убийца заметил, что необдуманные импульсивные поступки выражают скрытую сущность личности и что Специальному Отделу и тем более Трибуналу это отлично известно. Пораженец наделал в штаны и без сознания упал рядом с Патриотом. Клеветник сказал, что стремление хватать есть самое изначальное и фундаментальное качество человека. У этого парня очевидно очень высокий коэффициент хватки. Не произойди этот идиотский случай с листовкой, он мог бы сделать завидную карьеру. Вряд ли, сказал Уклонист. В общественной карьере больше преимуществ дает средняя норма абсолютно во всем, а не ее превышение. У нас командир взвода был блестящий строевик. Начальство в глубине души считало его пижоном и дало прозвище "Балерун". Именно поэтому его не назначили на вакантную должность командира роты.

ПАНИКЕР

   И тут же прибыл Паникер - курсант Ибанов, прославившийся на всю Школу тем, что сначала говорил, а потом не думал. Во время политинформации, на которой сообщили о том, что наши войска, понеся огромные потери противнику, с боями оставили города А, Б, В, Г,... он ляпнул нечто крайне невразумительное: "Ура! Противник в панике бежит за нами". Смысла фразы никто не понял, хотя смеялись все. Политрук, вытерев выступившие от смеха слезы и сказав "Вот хохмач!", на всякий случай, впредь до выяснения отправил Паникера на своевременно открывшуюся губу. Старшина выделил трех человек караулить губу. Все они вместе с Паникером завалились на нары. Дверь опять заперли, но уже штыком, так как ножку от табуретки по неосторожности сожгли.

СОЦИОЛОГ

   Социолог, как и прочие представители мыслящей интеллигенции Ибанска, у ларька бывал. Но на питейные группы внимания не обращал и в глубине души относился к ним с презрением, хотя в кругу близких знакомых признавал, что в них что-то есть. Во всяком случае, говорил он, эти сборища расшатывают официальные структуры. Недавно Социолог побывал за границей, (и даже еще не успел отчитаться перед Академиком и Инструктором), где громко пропагандировал наши высшие достижения и потихоньку изучал их методы. Социолог чувствовал, что зреют великие перемены. И не ошибся. Методы разрешили в той мере, в какой они давали желаемые выводы и не затрагивали основы. Но и этого было достаточно, чтобы Социолог посмотрел на сборища у ларька иными, просветленными глазами. Он вдруг сообразил, что напал на золотую жилу. Перед ним в чистом виде, без всяких посторонних примесей, не замутненные экономическими, политическими, юридическими, семейными и прочими и прочими и прочими обстоятельствами, лежали, стояли, кривлялись, извивались и делали свое неотвратимое дело социальные законы как таковые.
   Эти люди, думал Социолог, собираются здесь и образуют группы по своей воле совершенно свободно, без всякого принуждения. Их не связывают никакие экономические, политические, бюрократические, семейные и т. д. отношения. Здесь в чистом виде без всяких посторонних примесей можно наблюдать законы формирования и функционирования первичных социальных ячеек как таковых, можно воочию видеть социальность как таковую, социальные законы сами по себе. Теперь-то он утрет Им (тамошним социологам) нос, а Этих (наших сотрудников по общественным наукам) обведет вокруг пальца. Надо только сделать так чтобы комар носа не подточил и чтобы никто ничего не заметил.
   Тщательно расчесав бороду и отрепетировав перед зеркалом позы и фразы. Социолог надел замшевый заграничный пиджак и вельветовые заграничные штаны, взял прямоугольный заграничный портфель, позвонил Инструктору и отправился к ларьку. Купив без очереди кружку пива, Социолог предпринял попытку внедриться в какую-нибудь питейную группу и начать конкретное исследование путем профессионально разработанного допроса... тьфу, черт возьми, эту дурную привычку,... опроса. Но потерпел неудачу. Его принимали за стукача и в компанию не пускали. Наконец он заметил на отшибе группу из трех человек, один из которых был в шляпе, другой в очках, а третий с усами. Судя по всему, интеллигентные люди, подумал Социолог и направился к ним. Ему освободили место для кружки на ящике и продолжали разговор, не обращая на него более никакого внимания. Вы меня ни в чем не переубедили говорит Член. Я считал и считаю, что человек должен иметь правильное представление об обществе, в котором он живет. Почему должен, возражает Болтун. Это психология насилия. Пусть человек сам решает, должен он или нет. Почему Ваше представление должно считаться правильным? Опять насилие. Пусть человек выбирает сам. Но я имею право изложить свой взгляд на общество, который я считаю правильным, говорит Член. Судя по тому, что Вам дали по мозгам, Вы такого права не имеете, говорит Болтун. Кто Вы такой? Старый Член. Подумаешь, величина. Суждения об обществе относятся не к области права, а к области прерогатив. Они не являются прерогативой личности вообще. Они суть прерогативы Инстанций, да и то лишь в особых случаях. А личность имеет право лишь твердить установленное, да и то лишь в установленных формах и пределах. К тому же, добавляет Шизофреник, Ваша концепция не выдерживает никакой критики. Вот Вы утверждаете, например, что профсоюзная организация является у нас паразитической, и предлагаете ликвидировать профсоюзы и передать их полезные функции властям и администрации учреждений. И чего Вы этим добьетесь? Думаете, на самом деле высвободите миллион человек, которых можно использовать на Великих стройках? Чушь! Во-первых, туда Вы этих людей добровольно не загоните. Во-вторых, они в силу фактических связен и возможностей, о которых Вы даже не подозреваете, рассосутся и расширят другие, имеющиеся организации и породят новые, не менее паразитические. В-третьих, их место немедленно займет другая система людей, живущих за счет тех же функций.
   Социолог попросил разрешения принять участие в интересной для него дискуссии, сказал, что он - социолог, что занимается как раз этими проблемами, что недавно был за границей, что там, конечно, не то, что у нас, и что он согласен с предыдущим оратором. Приняв подходящую позу, он заорал на весь пустырь. Мы недавно закончили социологическое исследование проблемы себестоимости на Заводе. Работали почти год. Установили, что надо сократить пятьсот человек. Доложили результаты директору. И что вы думаете? Директор над нами посмеялся. Говорит, он и без нас это знает. И не пятьсот, а по меньшей мере тысячу уволить надо. Но он не может уволить даже одного. Не разрешат. И правильно сделают. Куда их девать? У них семьи. Как их кормить? Перебросить? Куда? Там нужно создать такие условия, чтобы люди добровольно пошли на это. А это стоит больших денег. Их пока нет. Так что не так-то просто решить проблемы, кажущиеся тривиальными. Недостатки заметить - дело не хитрое. Сделать умные предложения - и того проще. А вот найти что-то реальное. Болтун сказал, что ничего реального здесь найти нельзя, ибо его нет в природе, допил пиво и попрощался. Социолог предложил выпить еще и продолжить беседу.

ДОСТОИНСТВА ГУБЫ

   Инструктор запер кабинет на ключ. Наконец-то отдохну от этого идиотизма, сказал он, и торопливо вытащил из сейфа рукопись Шизофреника.
 
Лишь начнут глаза слипаться,
Как уж нужно подниматься.
В коридоре свет потух.
И дневальный, как петух,
Прокричал "Подъем!"
 
   (Из "Баллады").
 
   Услыхав вопль дневального запасной роты "Подъем!", арестанты проснулись, но, вспомнив о своем привилегированном положении, продолжали добирать. Обнаруживались преимущества губного образа жизни. Подтверждалась философская истина о взаимопереходах и взаимопревращениях свободы и несвободы. Несвобода, как и должно быть в подлинной исторической драме, начинались с облегчения и соблазна. Во-первых, не нужно заправлять койку, ибо койки нет. Во-вторых, не нужно бежать на физзарядку на улицу в любую погоду. А отношение свободного курсанта к физзарядке неизвестный автор "Баллады" сформулировал так:
 
И согласно распорядку
Гонят нас на физзарядку.
До чего ж паршиво, братцы,
физкультурой заниматься.
 
 
Руки ломит, спину больно.
Все кричат: "К чертям! Довольно!"
Старшина в ответ "Молчать!
Надо комплекс выполнять!"
 
   В-третьих, не нужно идти в Учебно-Летный Отдел (УЛО) изучать науки. Отношение свободного курсанта к образованию автор "Баллады" сформулировал так:
 
И как только рассвело,
Отправляемся в УЛО.
Там сидеть одно мученье.
Не идет не ум ученье.
Чтобы в воздухе летать,
Надо все на свете знать.
Что такое элероны.
Назначенье также оных.
Что такое флетнер, фриз.
Как он ходит вверх и вниз.
Показать на чертеже
Схему сил на вираже.
В заключенье назову
Вам четвертую главу.
Я не вижу в этом проку
И кимарю на уроках.
 

НЕДОСТАТКИ ГУБЫ

   Даже губа имеет недостатки. Во-первых, жратва. Во-вторых, работа. Поскольку затраты энергии на работу обратно пропорциональны степени несвободы, работа на губе родственна курортному времяпрепровождению. Но поскольку степень неприятности работы обратно пропорциональна степени свободы, работа на губе родственна каторге. Арестантам губы достаются общественно презираемые формы труда. Уже с раннего утра пронесся слух, будто принято решение сломать старый сортир и на его месте соорудить новый. И на губе наступило уныние. Слух подтвердился. Именно к этому времени даже начальству, имевшему свой отапливаемый сортир, стало ясно, что старый сортир уже не может удовлетворить возросшие потребности общества и превратился в тормоз его дальнейшего неуклонного движения вперед. Как говорят философы, содержание перестало соответствовать форме. Был построен личный состав. Заместитель зачитал речь. Тогда бумажка только еще была открыта как основной элемент начальственного красноречия и произвела на курсантов ошеломляющее впечатление. Заместитель привел многочисленные примеры героизма на фронтах и в тылу и призвал следовать примеру этих примеров. Начальник скомандовал: "Добровольцы! Два шага вперед!". Но произошло непредвиденное: добровольцев не оказалось. Еще часа три после этого курсантов продержали на морозе. Выступили все высшие чины Школы, даже такие, о существовании которых не подозревали. Перспектива заработать кличку "золотарик" была настолько страшна, что не помогло обещание выдать по пять пачек махорки на человека и увольнительную на трое суток. Трудно сказать, чем бы кончилась эта история, если бы не вспомнили о губе. Начальнику идея использовать арестантов пришлась по душе, и он приказал командирам подразделений выделить еще по паре арестантов. К обеду губа была переполнена сверх всякой меры. Сотрудник после этого всесторонне обосновал тезис, согласно которому губа есть форма организации труда, ничуть не противоречащая светлым идеалам. В сортирный призыв (как выразился Патриот, быстро освоившийся с губой и чувствовавший себя на ней как дома) попали Литератор, Интеллигент, Мерин, Сачок, Мазила и Сослуживец. Имена остальных история не сохранила за ненадобностью.

СОСЛУЖИВЕЦ И ДРУГИЕ

   Сослуживец попал на губу по недоразумению. Подписываясь на очередной заем, он перестарался и подписался на всю зарплату за год. Его похвалили и целый месяц ставили всем в пример. Через месяц вышел новый заем, и подписываться Сослуживцу уже было не на что. Школа не дала стопроцентного охвата. Сачок, обладавший профессионально развитыми навыками по увиливанию от нарядов и занятий, попался по чистой случайности. Он заправил себя в свою собственную койку под тюфяк. Но пришла комиссия, обратила внимание на отлично заправленную койку и пожелала ознакомиться с методом заправки. Мерин и Мазила караулили севший на вынужденную самолет. Сначала они сменяли оставшийся в баках бензин на молоко. Потом за пол-литра неочищенного спирта продали крыло на кастрюли и ложки демобилизованному инвалиду. Выпив спирт без закуски, они попали сначала в санчасть, а потом на губу. Безымянных засекли со старой поварихой. Хотя повариха жаловаться не собиралась, им приписали дурные намерения.

ЛИТЕРАТОР

   Литератор попал за то, что напечатал в местной газете рассказ под псевдонимом "Ефрейтор", хотя ефрейтором никогда не был. Сачок сказал, что Литератора сгубило непомерное тщеславие. Но Сослуживец с этим не согласился, полагая, что Литератора сгубила черная зависть бездарных конкурентов. То, что Литератор - официальный стукач, было хорошо известно даже местным кобелям. И он сам не только этого не скрывал, но открыто использовал, чтобы уклониться от нарядов и ходить без увольнительной в город под тем предлогом, что его якобы вызывают Туда. Но однажды его засекли в тот самый момент, когда он переписывал набело очередной донос, предварительно одолжив ручку у одного из объектов доноса и лист бумаги у другого. Хотели устроить темную, но по совету Интеллигента приняли более разумное решение: пусть Литератор пишет доносы под контролем. Интеллигент прочитал ему прекрасную лекцию по теории информации. Если бы можно было очистить ее от непонятных иностранных слов, специальных научных терминов и, главным образом, нецензурных выражений, то она выглядела бы так. Главное в доносе - не богатство содержания, а литературная форма. Пожалуй, здесь как нигде верна формула "искусство для искусства", принимающая здесь конкретный вид "донос для доноса". Донос должен быть составлен так, чтобы оставалась возможность для деятельности интеллекта самого Начальства. Чтобы Начальство без труда догадалось, о чем идет речь, но чтобы оно могло при этом подумать о доносчике, что этот болван не может шевелить мозгами. Вот ты пишешь: "Курсант Ибанов в ночь с такого-то на такое-то спер портянки у курсанта Ибанова а продал их курсанту Ибанову за полбуханки хлеба". Ничего не скажешь, информация содержательная. Но разве Начальству это нужно? Именно это-то ему и не нужно, ибо такой донос не оставляет ему возможности мыслить. Знаете, что оно скажет по поводу такого доноса? Вот что: "Тоже мне умник нашелся! Надо его на заметку. Пусть-ка Ибанов последит за ним". Во-вторых, начальство заинтересовано не в раскрытии преступлений, а в деятельности, создающей впечатление, что таковые не останутся нераскрытыми, если произойдут. Им нужно совместить диалектические противоположности: чтобы в части не было преступлений и чтобы с точки зрения еще более высокого начальства было ясно, что они успешно раскрывают все преступления. Так что донос тебе лучше переписать. Ну хотя бы так: "В ночь с такого-то на такое-то у курсанта Ибанова пропали портянки. На другой день курсант Ибанов выменял на портянки у курсанта Ибанова полбуханки хлеба". Все ясно. И вместе с тем - какой простор для размышлений и решений! Не нужно даже писать еще один донос о том, кто спер буханку хлеба в хлеборезке.

ИНТЕЛЛИГЕНТ

   Интеллигент попал за дело, но никто не знал, за какое. Ходили всякие слухи. Одни болтали, будто он был связан с бандой "Черная кошка". Другие намекали на худшее. Сослуживец как-то слышал от одного курсанта, будто тот слышал, как Интеллигент рассказывал историю про истопника японского консульства, который сожительствовал с консульской свиньей и по жалобе консула был расстрелян как японский шпион. Но Литератор утверждал, что Интеллигент влип за другое. Однажды Интеллигент предложил Литератору великолепный сюжет для рассказа. В одном учреждении стали пропадать сотрудники. Поскольку сотрудников было в избытке, на это не обращали внимания. Но вот пропал начальник, и устроили расследование. Обнаружили люк, который вел прямо в мясорубку в буфете. Оказывается, буфетчица рубила сотрудников на котлеты. На допросе выяснилось, что буфетчица была белогвардейским полковником. Литератор рассказ написал и отнес в редакцию, где уже стал своим человеком. Там его отвели в особый кабинет и долго допрашивали, от кого он этот факт узнал. Литератор считал, что Интеллигент поступил с ним не по-товарищески, так как не предупредил, что сведения эти были секретными. На самом же деле Интеллигент попал на губу за то, что поленился ночью выйти во двор и помочился в сапог старшине. Старшина был взбешен до такой степени, что обложил Интеллигента самым страшным в его представлении ругательством "интеллигент" и с ходу отправил его на губу без лишних объяснений.

КЛЕВЕТНИК, ПРЕТЕНДЕНТ, МЫСЛИТЕЛЬ

   После того, как Клеветник отказался дать в Журнал статью с критикой Секретаря, которую от него хотел иметь Претендент, последний дал указание Мыслителю покончить с этим предателем их общих интересов. Мы его выдвинули в Академию, а он! Мы его собирались выдвинуть на премию, а он! Мы собирались дать рецензию на его книгу, а он! И Претендент велел выбросить рецензию из ближайшего номера Журналы и из всех последующих. Если бы не Мыслитель (это большая удача, что он тут есть!), то дело для Клеветника кончилось бы совсем плохо. Просмотрев приводимый в Журнале список работ, опубликованных за последнее время, Мыслитель обнаружил пять работ Клеветника. Четыре он вычеркнул, чтобы не привлекать ненужное внимание к Клеветнику и спасти упоминание хотя бы об одной работе. Чтобы не раздражать инструкторов, Мыслитель снял все сноски на работы Клеветника. Пусть работает спокойно, думал он. К чему эта шумиха вокруг его работ. Она только мешает. В следующем номере прошла статья с незначительными критическими замечаниями в адрес Клеветника. Это неплохо, думал Мыслитель. А то забвение - худшая форма погрома. Надо оставить. Все говорили, что лишь благодаря Мыслителю Клеветник может жить и работать спокойно. Ходил даже слух, будто Социолог и Претендент добиваются в верхах квартиры для Клеветника. В следующем номере Журнала появилась критическая, но доброжелательная статья против Клеветника. Все жали Мыслителю руку и говорили, что он проявил большое мужество, вычеркнув из статьи такие обвинения в адрес Клеветника, за которые раньше ставили к стенке. А этот чисто профессиональный разнос - детские игрушки. Тем более каждому дураку видно, что критика - типичная липа. Клеветник от этого только выигрывает. Наконец, в редакции Журнала появилась разносная статья против Клеветника. Безграмотная мразь, сказал о ней Мыслитель. Над ней придется пару недель просидеть, чтобы довести до печати.

ОПЯТЬ О ЗАКОНАХ

   Мазила встретился с Шизофреником около постамента бывшего Вождя. Надпись на постаменте была настолько тщательно сбита, что ее без труда можно было прочесть даже с той стороны речки Ибанючки. А где Болтун, спросил Мазила. Встречает верховного главнокомандующего какой-то недавно освободившейся страны Ефрейтора, сказал Шизофреник. Зачем это его туда понесло, спросил Мазила. Его не понесло, а понесли, сказал Шизофреник. Все учреждение погнали на отведенное для них место. Ну и наплевал бы он на этого Ефрейтора, сказал Мазила. Нельзя, сказал Шизофреник. Там на месте их переписывают. Дикость какая-то, сказал Мазила. Ничего подобного, сказал Шизофреник. Типичный случай социальности. Общество в целом есть индивид, тело которого - население страны, а мозг и воля - руководство. Мозг сам по себе не может испытывать радость по поводу приезда Ефрейтора. Радость функция тела. А где Член, спросил Мазила. Сидит в приемной у какого-то Советника, сказал Шизофреник.