Роман Злотников

И пришёл многоликий…

Пролог

– Все это полное дерьмо, аббат. – Плотный, высокий человек в черной сутане с длинными разрезами по бокам, сквозь которые были видны ноги, обутые в высокие и тяжелые армейские компенсаторные ботинки, с лязгом вогнал два патрона в патронники допотопного порохового ружья и со щелчком выпрямил переломленные стволы. – ДАЙ!

Слуга-монах торопливо дернул веревку. У странного механизма, стоящего у обреза полосы кустов, обрамлявших стрелковый сектор, с жутким лязгом разогнулся рычаг, и в воздух, быстро вращаясь, взлетели два небольших желтых диска, похожих на тарелочки. Мужчина молниеносно вскинул ружье и, дождавшись, когда диски на мгновение зависли в высшей точке траектории, двумя быстрыми выстрелами превратил их в тающие облачка желтой пыли. Удовлетворенно кивнув, он переломил ружье и, извлекая гильзы из патронников, продолжил прерванную мысль:

– Так вот, я считаю, что все это дерьмо, аббат. Никто не отрицает пользы от исповеди и мессы, но Краснозадого невозможно остановить исповедью и мессой. Не говоря уж о том, что он заворожит любого священника, который попытается это сделать. Даже если это будет сам Папа. ДАЙ!

Спустя пару мгновений еще две тарелочки превратились в пыль, а мужчина снова с лязгом выпрямил переломленные стволы и продолжил:

– А в наше время имеют вес только те, кто может надрать задницу Краснозадым. Так что, при всем к вам уважении, я не могу позволить себе рекомендовать Папе задержать финансирование строительства штурмового корабля-монастыря и потратить деньги на всякие бре… хм-хм… сомнительные проекты. ДАЙ!

Его собеседника, казалось, ничуть не обескуражил столь категорический отказ. Что еще можно было ожидать от маршал-кардинала Макгуина. Скорее пристало удивляться самому маршал-кардиналу, что какой-то заштатный аббат посмел явиться к нему со столь дурацкой мыслью. Впрочем, это был довольно странный аббат. Он действовал на кардинала каким-то неожиданным образом. Во всяком случае, Макгуин был даже несколько озадачен тем, что сразу не послал его в самом дальнем направлении и, более того, заменил привычное бранное выражение, которым собирался охарактеризовать его дурацкие идеи, на более нейтральное.

– ДАЙ!

– И все-таки я хотел бы обратить ваше внимание на следующий момент. – Голос аббата был спокоен. Казалось, подобная реакция второго лица в иерархии церкви, ведь маршал-кардинал не только возглавлял военную епархию, но и исполнял обязанности секретаря канцелярии Священной конгрегации, – для него ничего не значила. – Насколько я смог ознакомиться с постулатами военного искусства, одним из важнейших слагаемых победы является знание своего Врага. И даже с этой точки зрения мое предложение заслуживает хотя бы того, чтобы вы с ним ознакомились. Или я не прав?

Макгуин удивленно воззрился на собеседника. Нет, ну каков наглец! Заявить в лоб, что он, маршал-кардинал, даже не читал его предложений… Это тем более раздражало, потому что было истинной правдой. Когда секретарь положил ему на стол папку с распечаткой и скупо сообщил, что поддержка данного прошения повлечет за собой проблемы с финансированием работ по ускоренному завершению строительства «Десницы Господней», маршал-кардинал даже не стал раскрывать папку, а просто отшвырнул ее в сторону и рявкнул секретарю что-то по поводу зажиревших провинциальных аббатов, мающихся дурью от скуки и безделья. Маршал-кардинал окинул взглядом фигуру стоящего рядом с ним человека и усмехнулся про себя. Ну этого-то, пожалуй, зажиревшим не назовешь. Если бы не приторная кротость в глазах, он бы мог даже подумать о том, не перевести ли его в свою епархию. Макгуин усмехнулся:

– Вы правы, мой дорогой, но все, что нам надо знать об Алых князьях, мы, благодарение святой Дагмар, уже знаем. И неплохо используем это знание.

Аббат покачал головой:

– Ваше преосвященство, а вам не приходило в голову, что, возможно, мы знаем только то, что ОНИ позволили нам узнать?

Маршал-кардинал круто развернулся:

– Вы подвергаете сомнению объективность святой Дагмар?

Аббат слегка вскинул руки в отрицающем жесте:

– Ни в коей мере. Но, во-первых, ее кристалл дошел до нас в крайне изуродованном виде. Но даже если бы он дошел в целости и сохранности, на нем всего лишь малая толика того, что она действительно смогла установить. А что касается остального, то все, чем мы располагаем, – это свидетельства благородных донов, капитанов и других ВЫЖИВШИХ бойцов, которые, смею заметить, не являются специалистами-антропологами. Но, не правда ли, даже для вас, военных, более интересным будет являться не то, почему эти люди ВЫЖИЛИ, а почему другие ПОГИБЛИ?

Маршал-кардинал в молчании разнес в пыль очередную пару тарелочек и снова с лязгом перегнул ружье. Его лоб перерезали две глубокие морщины, а на скулах ясно обозначились желваки. Судя по их величине, челюсти Макгуина были способны перекусить стальной прут. Наконец кардинал резким движением выпрямил стволы, но не стал командовать монаху, а повернулся к аббату.

– Уж не думаете ли вы, что исследовательская группа вашего монастыря сможет осуществить то, над чем уже на протяжении почти пятидесяти лет бьются военные разведки всех государств?

Аббат кротко улыбнулся:

– О нет, ваше преосвященство, я не одержим смертным грехом, именуемым гордыня, но согласитесь, после того как исчезла экспедиция профессора Зуева из Новопетербургского университета, а это произошло почти тридцать пять лет назад, никто больше не рисковал проводить никаких исследований в этом направлении. И не кажется ли вам, что церковь слишком переусердствовала в создании собственного «железного кулака» в ущерб своему истинному предназначению?

Маршал-кардинал бросил на аббата изумленный взгляд, потом ухмыльнулся:

– А вы смельчак, аббат. Заявить такое главе военной епархии… Слушайте, а почему вы обратились именно ко мне? Клянусь святым Богданом, кардинал Эмилио встретил бы вас с вашими идеями с распростертыми объятиями.

Аббат снова улыбнулся:

– Да, вы правы, но все дело в том, что я не хочу ввязываться во внутрицерковную политику, для меня важно, чтобы мои предложения воплотились в жизнь. А это скорее произойдет, если я сумею убедить вас.

– Почему?

Аббат пожал плечами:

– Посудите сами, если бы кардинал Эмилио поддержал мое предложение – вы немедленно и резко выступили бы против. А поскольку мое предложение изначально рассматривалось бы кардиналом всего лишь как средство оказать на вас давление, все кончилось бы тем, что он добился бы от вас уступок в каком-нибудь более принципиальном для него вопросе, а мое прошение, ко всеобщему удовольствию, было бы безвозвратно похоронено.

Макгуин расхохотался:

– Что ж, чертовски похоже на правду. ДАЙ! – Когда еще две тарелочки превратились в пыль, он повернулся, выгреб из коробки пару патронов и произнес одобрительным тоном: – Ладно, расскажите поподробнее, что вы там задумали?

Аббат кивнул:

– Идея проста. Мы хотим посетить поочередно все планеты людей, которые захватил Враг…

– Ну, доны это делают регулярно. Тем более что на большинстве из них по-прежнему живут люди.

– Это так. Но в отличие от донов мы не собираемся заниматься конфискациями или контрабандой. Идея состоит в том, чтобы пройтись по вычисленным нами контрольным точкам и снять информацию о Враге и взаимоотношениях различных каст в сфере его влияния. Ведь, по некоторым оценкам, количество поликультур, входящих в цивилизацию Врага, приближается к тысяче.

– Ну и чем это нам поможет? – раздраженно буркнул Макгуин. – ДАЙ!

Аббат терпеливо пояснил:

– Дело в том, что большая часть наших контрольных точек – это изолированные сообщества людей с высокой степенью статичности: общины баптистов, староверов, народа Эмиш, иудеев-ортодоксов. Они уникальны тем, что сумели сохранить свой быт и традиции на протяжении многих поколений почти в неизменности. Так вот, именно подобные замкнутые сообщества и являются первоочередными объектами воздействия уникальных социотехнологий при включении культур в состав поливидовой цивилизации Алых князей.

Маршал-кардинал сморщил лоб:

– А попонятней?

Аббат смотрел прямо, в глазах его не было и тени насмешки.

– Проследив изменения, которые Враг сумел ввести в быт и традиции подобных анклавов, мы сможем узнать очень многое и о самом Враге, и о том, чем все-таки может закончиться эта война.

– Ну, это я вам и так скажу, – ухмыльнулся маршал-кардинал. – Она закончится тем, что мы поджарим зад последнему Краснозадому. ДАЙ!

– А потом? – спокойно спросил аббат, после того как еще две тарелочки превратились в пыль.

– Что потом? – не понял Макгуин.

– Допустим, вы правы, и мы уничтожим всех Алых князей. Но у нас на руках останется почти тысяча разумных видов и культур, представители которых будут ожидать, что мы займем место поверженных Алых князей… – И. аббат замолчал, выжидательно уставившись на кардинала.

– Ну, это не мое дело. И даже не дело моего сына. Эта война протянется еще достаточно долго.

– А мне кажется, что церковь в этом деле должна быть если не первой, то как минимум в первых рядах. – Аббат сделал паузу и, заметив, что маршал-кардинал раздраженно скривился, по-видимому собираясь резко оборвать разговор, добавил вкрадчивым тоном: – Кто знает, что может народиться в растерянных душах подчиненных рас? И не получим ли мы вслед за этой еще одну войну, только намного более страшную? Сегодня цель Алых князей – порабощение человека, а завтра их клевреты могут начать войну на его уничтожение.

Кардинал напряженно посмотрел вдаль, потом мотнул головой:

– Никогда терпеть не мог теологических диспутов. – Он вздохнул. – Хорошо. Если вы приведете мне еще один, но достаточно веский для меня аргумент в пользу целесообразности вашей идеи в военном отношении, я, так и быть, поддержу ваши предложения.

Аббат усмехнулся и, сделав шаг вперед, вдруг протянул руку к ружью:

– Вы позволите?

Маршал-кардинал взглянул на него с любопытством:

– Осторожней, у него достаточно сильная отдача.

Аббат кивнул:

– Благодарю вас, ваше преосвященство, я заметил. – Он ловко перегнул стволы, загнал два патрона и, выпрямив ружье, взял его правой рукой, слегка согнув ее в локте. Кардинал только открыл рот, чтобы дать совет по поводу лучшей прикладки, как аббат негромко выкрикнул:

– ДАЙ!

Слуга-монах дернул рычаг, и тарелочки, вращаясь, взмыли в воздух. Но аббат не стал дожидаться, пока они зависнут в верхней точке, и, даже не вскидывая ружье к плечу, дернул спусковые крючки. Ружье грянуло дуплетом, резко отбросив назад руку аббата, но тарелочки, еще не успев разлететься в стороны, исчезли, оставив после себя едва заметную дымку. Когда кардинал удивленно перевел взгляд на аббата, ружье у того уже было снова заряженным.

– ДАЙ!

Еще две тарелочки, едва успев слететь с рычага, превратились в пыль.

– ДАЙ!

– Достаточно! – Маршал-кардинал поднял руку. – Вы меня убедили, это веский аргумент. Вполне возможно, вам удастся ваша авантюра. Я поддержу ваше предложение, аббат.

Аббат склонил голову:

– Благодарю вас, ваше преосвященство. – В глазах аббата снова растекалась приторная кротость. Он сложил руки ладонями вместе и, коротко поклонившись, повернулся в сторону дорожки. – С вашего разрешения, я удалюсь.

Маршал-кардинал кивнул:

– Да пребудет с вами святой Себастиан.

Когда спина аббата скрылась за стеной кустарника, маршал-кардинал приподнял левую руку и щелкнул пальцами. Из-за большого куста пламенного четырехлистника выскользнула невысокая крепкая фигура в сутане.

– Лайонс, – обратился к нему Макгуин, – я хочу узнать об этом аббате все. – Тот кивнул. Кардинал покачал головой и тихо продолжил: – Он слишком не похож на остальных провинциальных аббатов. И это настолько явно бросается в глаза, что я начинаю думать, зачем он так выпячивает эту свою непохожесть.

Лайонс еле заметно повел плечами и ответил тихим шелестящим голосом:

– Копты всегда были довольно странной сектой.

Макгуин покосился на своего секретаря:

– Насколько я помню досье, он ушел от коптов около восьми лет назад.

– Да, но до этого он двадцать лет провел на Ледяной Пустыне. А это может вынести только настоящий копт. – Секретарь чуть искривил губы в улыбке. – Вы ведь знаете, как говорят: «можно перестать молиться, потерять веру или уверовать в сатану, но нельзя перестать быть коптом».

Маршал-кардинал потер лицо ладонью:

– Ладно, ты меня понял.

Секретарь, решив, что разговор окончен, повернулся, чтобы уйти. Но тут вновь раздался голос кардинала:

– И еще я хочу знать, где он так ловко научился обращаться с пороховым ружьем. Вряд ли это произошло на Ледяной Пустыне.

Секретарь на мгновение застыл, ожидая продолжения, но за спиной раздался щелчок, и сразу за этим луженая глотка кардинала взревела:

– ДАЙ!

Часть I

Клыки за спиной

1

– Карим, еще вина! И убери подальше отсюда эту лохматую вонючку.

Услышав этот вопль, Карим поморщился, подхватил двухлитровую пластиковую тубу дешевого забродившего вина, нырнул в липкое жаркое марево, заполнявшее зал, и не очень-то торопливо двинулся в сторону, откуда донесся вопль страждущей глотки. Духан «Аль-акра», как и большинство других припортовых забегаловок, располагался в изрядно облупленном здании старого пакгауза. Стандартные комплекты портовых пакгаузов выпускались всего лишь десятком фирм и были предназначены для необслуживаемой эксплуатации в течение всего гарантийного срока. Причем производители так наловчились клепать свои комплекты, что, с одной стороны, надежность пакгаузного оборудования вошла в поговорку, а с другой – еще ни один пакгауз не проработал более полугода после окончания гарантийного срока.

При этом все оборудование выходило из строя практически одновременно. И здания, спроектированные под системы принудительной вентиляции и непрерывного кондиционирования, превращались в сущие душегубки. А поскольку в стоимости комплекта само здание составляло всего семь процентов, а снос оценивался почти в сорок, большинство грузовых компаний просто продавало сломавшийся пакгауз кому бы то ни было по цене металлолома и в полусотне метров ставило новый. Продажа была необходима, поскольку законодательство большинства планет требовало утилизации вышедших из употребления строений и механизмов. И ни одна компания не могла получить лицензии на возведение нового пакгауза, если у нее на балансе висел вышедший из строя терминал. А так – я не я и хата не моя. Конечно, все это было сплошным надувательством, но местные власти чаще всего смотрели на подобные сделки весьма благосклонно. Поскольку, во-первых, большинство компаний, приобретавших старые пакгаузы, приспосабливало их под ночлежки, снимая с плеч муниципальных властей еще одну головную боль, а во-вторых, и самим властям от этого кое-что перепадало. Так что старые порты уже давно обросли по окраинам посадочного поля полуразвалившимися зданиями, в которых днем и ночью колготились отбросы космических путей, большинству из которых просто некуда было деться.

Несмотря на то что марево было столь густым, что в нем уже за пару шагов едва различались контуры людей и приземистые тени столов, Карим шмякнул бутыль именно на тот стол, откуда кричали. У него был хороший ориентир. В порту Эль-Хадра, как и в любом другом, хватало побирушек. И, как и везде, их не очень-то любили, награждая сотней различных презрительных кличек. Но очень редко кто из них удостаивался прозвища «лохматой вонючки». Дело в том, что, как правило, большинство припортовых попрошаек были бывшими корабельными. А беи – владельцы кораблей – не очень-то охотно тратились на защиту. Не встречая, впрочем, особого противодействия со стороны команд. Это там, среди гяуров, принято заниматься всякими глупостями типа профсоюзов. А правоверные предпочитают тратить свое время более разумно. Так что отличительной чертой практически всех припортовых попрошаек любого порта султаната было абсолютное отсутствие волос. Все, не только череп, но даже надбровные дуги и мошонка, было чисто, как у младенцев. И потому только одно существо в порту Эль-Хадра могло быть награждено эпитетом «лохматая – вонючка» – странный старик, судя по всему из неверных, то есть потомок собаки, невесть откуда появившийся в духане Карима полгода назад. Он снял узкую, будто пенал, комнату под самой крышей и все это время практически носа из нее не высовывал. И только иногда, далеко за полночь, странный постоялец тихо и незаметно выползал из своей норы и занимал облюбованное им место в конце зала, у самого дальнего стола. Он никогда ничего не заказывал и не пил, даже когда угощали, а только молча сидел, подслеповато щурясь и кривя губы. А потом так же тихо исчезал, будто растворяясь в мареве. Когда Карим в полдень поднимался наверх, чтобы принести странному постояльцу оплаченную им миску чечевичной похлебки, дверь каморки подавалась назад, а в образовавшуюся щель просовывалась тонкая старческая рука, захватывала миску и вновь исчезала. Старикашка явно от кого-то скрывался. Кариму это не очень нравилось. Как не нравился и сам старикашка. Сказать по правде, если бы некие таинственные недруги появились в Эль-Хадре и пустили слух, что гарантируют вознаграждение за поимку его неприятного постояльца, Карим самолично сдал бы им старикашку с рук на руки. Карим, как и большинство старых солдат султана, терпеть не мог неверных. И в том, что он решил остановиться в Эль-Хадре, немаловажную роль играло то, что этот порт находился в самом сердце султаната и сюда редко добирались корабли неверных. В этом не было ничего личного, просто каждый знает, что именно эти сыны собаки мутят правоверных и подстрекают к мятежу. Отчего солдатам султана, вместо того чтобы спокойно отслужить, не покидая своих казарм, приходится мотаться по всему султанату. Но пока никто так и не появился. А мысль обратиться в полицию в свете местных нравственных норм выглядела просто кощунственной. Публично отвернуть башку или подстеречь и сунуть под ребро пять дюймов доброго кучибанского булата – это всегда пожалуйста, но вмешивать в дело сарвази…

Старик сидел на своем обычном месте – у свободного торца обшарпанного стола. Судя по всему, он не знал местных наречий, потому что, несмотря на явно агрессивный вопль соседа, заказавшего вино, в его подслеповатых глазах еще не появилось следов страха. В общем-то, он явно выбрал не то место. Этот стол был самым разбитым – он тускло поблескивал множеством пластиковых заплат и головками стягивающих болтов. Как-то так получилось, что его чаще всего облюбовывали особо буйные компании. Так что непотребный вид был вызван гораздо более вескими причинами, чем время или вот это липкое марево, довольно быстро приводящее в негодность и мебель, и одежду, и, как часто казалось Кариму, людей. Во всяком случае, перед глазами Карима прошла целая череда таких, крепких, как сначала казалось, космических странников, которые возникали на пороге его духана, уверенным шагом проходили через зал и небрежным жестом бросали на стойку серебряный. Они все собирались двинуться дальше «со следующим кораблем». Но корабль почему-то задерживался, и серебряные сменялись медью. Затем в ход шли вещи. И вот уже от уверенного вида ничего не осталось, вместо добротной одежды – лохмотья. И однажды утром в припортовом закоулке кто-то натыкается на еще одно окоченевшее тело. Впрочем, если где-то на окраине светоч правоверных затевал очередную войну, на этих неприкаянных нисходила благодать Аллаха. Хотя Карим точно знал: что так, что эдак – один черт, а все эти байки о мюридах, павших на поле боя и теперь услаждаемых небесными пери, не стоят выеденного яйца. Однако всегда оставался шанс. Вот ему повезло. После двадцати лет службы он сумел-таки подкопить достаточно деньжат, чтобы арендовать пару секций старого пакгауза и открыть свой духан. Но, как перед самым увольнением выяснил его приятель из службы суюнчи, Карим оказался единственным выжившим из всего выпуска учебного партията. Один из пяти сотен человек! Что это, как не везение? Хотя в чем в чем, а уж в людях светоч правоверных недостатка не испытывал. Редкая ханум разрешалась от бремени менее пяти раз, а большинство радовали детьми мужей и Аллаха раз по семь-восемь. И большая часть младенцев, благодарение Аллаху, выживала (да падет его гнев на нечестивых гяуров, сынов собаки, придумавших родовое вспомоществование и реанимаклавы).

Карим еще пару секунд постоял около стола, неодобрительно хмурясь в сторону разбушевавшейся компании. Несмотря на то что духану Карима не было еще и года, местные завсегдатаи уже успели оценить крепость кулаков старого чахванжи. И потому зачастую достаточно было только одного сурового взгляда, чтобы утихомирить разбушевавшегося пропойцу. Но на этот раз компания слишком разгулялась. Впрочем, по большому счету Кариму было на них наплевать. Если начнут слишком буянить, что ж, будет за чей счет сменить этот стол. Даром что он и так еле дышит. Карим повернулся и двинулся обратно к стойке.

Духанщик успел пройти почти половину зала, как вдруг сзади раздался звук, услышать который здесь, в своем духане, Карим никак не ожидал. Легкий хлопок, а затем еле слышное шипение клапана сброса давления. Обычное ухо вряд ли даже различило бы этот звук в гомоне, заполнявшем зал, но за двадцать лет службы чахванжи научился тому, что иной вовремя замеченный шорох может оказаться единственной причиной, по которой ты еще остаешься вне пределов райских садов пери. А он, несмотря ни на что, пока туда не торопился.

Этот звук Карим не спутал бы ни с каким другим. Первый раз он услышал его почти восемнадцать лет назад, во время подавления Искарамского мятежа. И то, что он тогда остался жив, можно было объяснить только благосклонностью Аллаха. Из всего Второго Смертоносного партията Одиннадцатой Бахчай-кустумской Сокрушительной олии выжило только восемнадцать человек – Большинство даже не успели проснуться. А в памяти Карима после той ночи накрепко отложилось: когда в дело вступают пневматические игольники – забивайся в самую дальнюю щель и возноси молитвы Аллаху. И сейчас он поступил именно так: рухнул на пол и с отчаянной скоростью пополз между столов в угол зала, где рядом со стойкой примостился маленький столик на гнутых ножках, укрытый длинной, до пола, кружевной скатертью. На столике лежал плоский стандартный голопроектор, над которым висело в воздухе объемное изображение султана Кухрума, милостью Аллаха мудрого и твердого правителя султаната Регул, ставшего таковым восемнадцать лет назад после кончины своего старшего брата, по упорно ходящим слухам, удушенного начальником личной охраны. В дальнейшем слухи расходились. Кое-кто считал, что если уж новоиспеченный султан Кухрум сразу после переворота казнил начальника охраны своего брата и изрядно проредил сотню телохранителей-иничари – то, раз он столь сурово обошелся с убийцами, значит, не имеет к убийству брата никакого отношения. Но большинство считало, что как раз именно потому-то и имеет. И сам Карим склонялся к точке зрения большинства.

Впрочем, сейчас ему было не до того. И его странный порыв не имел ничего общего с попыткой отдать дань уважения или вознести молитву могущественному султану. Просто опускающаяся до самого пола скатерть скрывала узкий, но вполне проходимый лаз, который вел прямо из зала духана в полуразвалившиеся дренажные тоннели. Конечно, у духана была пара запасных выходов, один из которых был прямо за стойкой, и Карим не раз предоставлял возможность некоторым посетителям, не особо горевшим желанием встречаться с сарвази во время редких и ленивых полицейских облав, за определенную мзду незаметно покинуть духан. Но пневматический игольник слишком серьезное оружие, чтобы пользующиеся ими люди позволили себе допустить ошибку и не подстраховать черные ходы. Так что духанщик сразу выбросил из головы мысли о запасных выходах. Тем более что клапаны сброса давления шипели уже почти непрерывно, создавая впечатление, что в духан забралась целая стая разъяренных змей. До большинства посетителей уже дошло, что происходит что-то необычное, но, судя по тому, что возбужденный гул голосов еще не перекрыли испуганные вопли, опасность происходящего этому большинству пока не открылась в полной мере. Карим успел добраться до самого столика, когда правильность его решения наплевать на запасные выходы получила наглядное подтверждение. Двое, по-видимому из завсегдатаев (лиц он не успел рассмотреть), которым повезло одними из первых врубиться в ситуацию, вынырнули из марева, перемахнули через стойку и распахнули дверь на улицу.

На этом их везение кончилось. Снаружи послышалось знакомое шипение, и ноги, все-таки пронесшие своих хозяев через дверной проем, уже принадлежали мертвецам. Карим с трудом сглотнул тугой комок, внезапно заперший глотку, и склонился над столиком в молитвенной позе. Сразу нырять в лаз было опасно. Судя по скорости, с которой были произведены эти два выстрела, нападавшие обладали СЛИШКОМ быстрой реакцией, а сектор обстрела со стороны черного хода, дверь которого так и осталась открытой после неудачной попытки этих двоих, перекрывал столик почти на две трети. Стоило подождать еще несколько секунд, пока наконец большинство посетителей не осознают происходящее и не рванут во все стороны, стараясь сохранить свои жалкие душонки. Правда, существовала вероятность, что еще до того момента Карим распрощается с жизнью, но все-таки получить иглу в задницу в тот момент, когда он будет протискиваться в узкий лаз, более вероятно.