Страница:
Федор Зуев
Обреченные на месть
Часть I
Случайный свидетель
«И будут последние первыми…»
Новый Завет
Глава I
…Я оказался случайным свидетелем, а затем и участником этой истории.
С Алексом я встретился в конце прошлого лета. Стояла непогода, сильный дождь и порывистый северный ветер хлестали в лобовое стекло моей машины. День уже давно перешел в вечер, и плотного движения в центре Москвы не было. Я просто «бомбил» на своей старенькой «лайбе» после работы в пятницу. Только что высадив клиентку на Малой Грузинской и, остановившись на перекрестке, размышлял, что будет лучше: поехать дальше в поисках клиентов, сжигая бензин, или дождаться их, стоя под проливным дождем.
Он появился внезапно и сразу мне не понравился. В белом костюме и черной шелковой рубашке с замысловатой золотистой вышивкой на груди, хорошо видной между распахнутыми бортами пиджака. Дорогие остроносые «казаки» и откинутая в сторону правая рука человека, стоящего на краю придорожной лужи под проливным дождем. Мне показалось, его левая рука пытается застегнуть пиджак на груди и никак не может справиться с этим.
Я подъехал к нему и, привычно приоткрыв окно, крикнул: «Куда и сколько?» Я всегда бросаю два эти слова-вопроса клиентам и, если получаю неудовлетворительный ответ, не торгуясь, уезжаю. Он что-то начал неразборчиво говорить и одновременно медленно опускаться перед дверью на колени, а затем уперся лбом в боковое стекло. «П. К.», – сказал я сам себе (что означает «привет котенку»). – Ну и набрался же крепко парень, штаны из белых грязно-серыми сделает». Не успел я все это додумать, как он, судорожно цепляясь правой рукой за зеркало, стал оседать вниз. Теперь это стало очевидно, что не в хмельном угаре.
Я выскочил из машины, смутно понимая, что попал в неприятную историю. Со мной такое бывало, но, слава Богу, не часто. Последний раз подобное приключилось три с половиной года назад: отравление барбиталом в одном из центральных московских ресторанов и последовавшее за этим мелкое ограбление. И вот сейчас я с жутким привкусом жженой пробки во рту, точно после выпитой только что мадеры, понял: «попал» в очередной раз.
Но человек все-таки не завалился в придорожную лужу. Его левая рука уперлась в бордюр тротуара и заметно дрожала от напряжения, побелевшие пальцы правой цеплялись за крепление зеркала. Я не сразу понял, что он ранен. Он кашлял и сплевывал бурые сгустки, каждое слово давалось ему с трудом.
Отлично догадываясь о вероятных дальнейших проблемах и почему-то отчетливо представляя себе его судьбу, я открыл заднюю дверцу и осторожно завалил его на сиденье, не сразу разместив в салоне его длинные ноги. Пристегнув ремнем бедолагу, дышащего тяжело, с присвистом, я вдруг осознал, что не знаю, как поступить дальше. Куда везти, в какую клинику? (Хотя он дважды, не проговаривая до конца фраз, повторил свой адрес.) Непонятным образом оказавшиеся в моей руке пятьдесят долларов вынуждали меня быть обязанным помочь этому человеку, хотя бы до того момента, когда ближайшая клиническая больница примет участие в его дальнейшей судьбе (о том, что он откинется прямо в моей машине, я просто боялся думать.)
Резко тронувшись с места, я пытался решить, где мне оставить своего неожиданного пассажира. Самая близкая больница была на Ленинском проспекте, подумав, что, видимо, через час-полтора, после всех объяснений смогу быть свободным, я с облегчением прибавил скорость.
Дождь приостановился, и ночь обозначилась редкими звездами в рваных облаках, разгоняемых порывами ветра. И тут я услышал отчетливее:
– Мастер, вези меня в двадцатку. Если по дороге не кончусь, получишь еще пятьсот баксов…
– Вот так всегда! А если, не дай Бог, откинешься? – выкрикнул я, до упора нажимая педаль газа.
И вообще, почему так бывает – пятьсот баксов и риск не получить их, и при этом загреметь в кутузку, доставив жмурика на заднем сиденье «жигулей».
Но он держался за жизнь хваткой матерого бульдога, то «выпадал в осадок», то возвращался вновь из своего кошмарного ниоткуда.
Я гнал машину как можно ровнее, разбрызгивая веером лужи, проскакивая под мигавшие желтые светофоры пока еще не спящего города. Где-то в районе Выставки мой клиент опять заговорил, и я не сразу понял, что он звонит по мобильному телефону.
– Рома, я ранен, во мне две пули. Едем к тебе, в двадцатую. Нужна срочная помощь и укрытие. Остаться у тебя в больнице не могу, найдут – никакая охрана не поможет… Хорошо, передаю, – и при этих словах он протянул мне липкую пластину сотового телефона.
Голос в трубке попросил меня сбавить скорость:
– Где вы находитесь? – спросил он.
– Рядом со ВГИКом, у киностудии за ВВЦ.
– Очень хорошо. Вы немного измените курс и остановитесь не у 20-й горбольницы, а на соседней, параллельной улице, у подстанции «скорой». Я вас встречу, заедете прямо во дворик. Все ясно?
– Да.
– Тогда отбой.
«Ну вот и хорошо», – решил я. Дальше, видимо, на неотложке отправят в ближайшую клинику, и я наконец-то освобожусь от этого бедолаги.
…И опять, как всегда, ошибся.
Адрес я нашел сразу и уже минут через десять въезжал на подстанцию. Я даже не успел затормозить, а к машине уже подбежали люди. Двое – видимо, санитары, и врач. Последний был невысок, кряжист и уверен в себе.
Они осторожно переместили раненого на носилки и понесли в приемное отделение.
– Вы пока не уезжайте, – сказал мне врач, – возможно, еще понадобитесь. – И, заметив мой беспокойный взгляд, с кривой ухмылкой добавил: – Я оплачу по тройному тарифу.
– Какой там тариф! Я не таксист и счетчика не имею, – парировал я.
– Ничего, договоримся, – сказал он, как отрезал. – Я брат раненого, все уладим. – И, не оглядываясь, быстро скрылся в небольшом здании «скорой».
Мне ничего не оставалось делать – я закурил и стал ждать. Дождя уже не было, но ветер то и дело обдавал мелкой влажной пылью. Август нехотя уступал осени, рассчитываясь еще зелеными, но уже опавшими под сырым ветром листьями кленов и берез, верхушки которых пробила ранняя, желтая и бурая проседь. Прошло больше двух часов. Одна за другой возвращались с вызовов машины с красными крестами на боках и мерседесовскими звездами на морде. Казалось, что они привозят откуда-то промозглое пасмурное утро, которое хмуро поджидал город. Рассвет еще не случился, но небо на востоке уже светлело, и лиловый его край неширокой полосой отделялся от остальной черной бездны.
Наконец на крыльцо вышел Роман.
– Молодец, что дождался, – коротко бросил он. – Это тебе от Алексея. Не считай, здесь ровно пятьсот баксов. Мы обработали его раны. Одна касательная, вторая с пулей, нужно срочно оперировать. Надеюсь, что задето только легкое. Сегодня ты нам нужен и, может быть, завтра тоже. Рассчитаемся, как скажешь, по твоему тарифу. Лады?
– Годится, – кивнул я головой.
– Сейчас Алексея на «скорой» отвезут в область, – продолжал Роман. – Там в клинике прооперируют. Мы с тобой поедем следом, затем вернешь меня обратно к 20-й больнице.
Один из реанимобилей подъехал к выходу, распахнулись двери, и раненого на носилках перенесли в «скорую». Микроавтобус тронулся. Роман быстро опустился на переднее сиденье моих «жигулей».
– Гони следом, – скомандовал он.
«Мерседес» мчался не менее ста километров в час по почти безлюдным предутренним улицам и свободным магистралям Москвы. Я торопился за ним, изо всех сил подгоняя своего верного четырехцилиндрового «Боливара».
– Не отставай, – приказал Роман, сосредоточенно думая о чем-то. – Да, извини, сразу не познакомились, слишком все внезапно навалилось.
– Слава, или Вячеслав, как хочешь, – назвался я.
Машины выскочили на кольцевую, уйдя за Мытищами на поворот, затряслись на колдобинах местной дороги. «Скорая» заметно отрывалась, но Роман прекрасно справлялся с ролью штурмана и точно указывал маршрут.
Подъезжая к серому массивному зданию, я лишь увидел, как на коляске-носилках раненого под капельницей увозят через двойные, широкие, стеклянные двери.
– Слава, у тебя есть двадцать минут, – сообщил Роман, протягивая мне тысяче-рублевую купюру. – Поезжай и заправься, здесь недалеко, стрелка вон зависла почти на нуле. А потом сразу обратно и жди, пока я не вернусь.
Романа в это утро я больше не увидел. Сразу же, как только я вернулся с заправки, к машине быстрым шагом подошел крепкий молодой человек спортивного вида, протянул мне мобильный:
– Это вам. Просили передать, что здесь есть все необходимые номера телефонов. Роман позвонит вам позже. Сказал, чтобы ехали отсыпаться. Сам он вернется на «скорой».
Обратная дорога в Москву по свободному утреннему шоссе, с по-субботнему безмятежными и полусонными гаишниками, дожидающимися пересменки, прошла без приключений. Я вернулся домой уже засветло, принял горячий душ, в холодильнике нашел полбутылки «столичной» и, закусив водку ветчиной, провалился в сон, как в темную яму.
С Алексом я встретился в конце прошлого лета. Стояла непогода, сильный дождь и порывистый северный ветер хлестали в лобовое стекло моей машины. День уже давно перешел в вечер, и плотного движения в центре Москвы не было. Я просто «бомбил» на своей старенькой «лайбе» после работы в пятницу. Только что высадив клиентку на Малой Грузинской и, остановившись на перекрестке, размышлял, что будет лучше: поехать дальше в поисках клиентов, сжигая бензин, или дождаться их, стоя под проливным дождем.
Он появился внезапно и сразу мне не понравился. В белом костюме и черной шелковой рубашке с замысловатой золотистой вышивкой на груди, хорошо видной между распахнутыми бортами пиджака. Дорогие остроносые «казаки» и откинутая в сторону правая рука человека, стоящего на краю придорожной лужи под проливным дождем. Мне показалось, его левая рука пытается застегнуть пиджак на груди и никак не может справиться с этим.
Я подъехал к нему и, привычно приоткрыв окно, крикнул: «Куда и сколько?» Я всегда бросаю два эти слова-вопроса клиентам и, если получаю неудовлетворительный ответ, не торгуясь, уезжаю. Он что-то начал неразборчиво говорить и одновременно медленно опускаться перед дверью на колени, а затем уперся лбом в боковое стекло. «П. К.», – сказал я сам себе (что означает «привет котенку»). – Ну и набрался же крепко парень, штаны из белых грязно-серыми сделает». Не успел я все это додумать, как он, судорожно цепляясь правой рукой за зеркало, стал оседать вниз. Теперь это стало очевидно, что не в хмельном угаре.
Я выскочил из машины, смутно понимая, что попал в неприятную историю. Со мной такое бывало, но, слава Богу, не часто. Последний раз подобное приключилось три с половиной года назад: отравление барбиталом в одном из центральных московских ресторанов и последовавшее за этим мелкое ограбление. И вот сейчас я с жутким привкусом жженой пробки во рту, точно после выпитой только что мадеры, понял: «попал» в очередной раз.
Но человек все-таки не завалился в придорожную лужу. Его левая рука уперлась в бордюр тротуара и заметно дрожала от напряжения, побелевшие пальцы правой цеплялись за крепление зеркала. Я не сразу понял, что он ранен. Он кашлял и сплевывал бурые сгустки, каждое слово давалось ему с трудом.
Отлично догадываясь о вероятных дальнейших проблемах и почему-то отчетливо представляя себе его судьбу, я открыл заднюю дверцу и осторожно завалил его на сиденье, не сразу разместив в салоне его длинные ноги. Пристегнув ремнем бедолагу, дышащего тяжело, с присвистом, я вдруг осознал, что не знаю, как поступить дальше. Куда везти, в какую клинику? (Хотя он дважды, не проговаривая до конца фраз, повторил свой адрес.) Непонятным образом оказавшиеся в моей руке пятьдесят долларов вынуждали меня быть обязанным помочь этому человеку, хотя бы до того момента, когда ближайшая клиническая больница примет участие в его дальнейшей судьбе (о том, что он откинется прямо в моей машине, я просто боялся думать.)
Резко тронувшись с места, я пытался решить, где мне оставить своего неожиданного пассажира. Самая близкая больница была на Ленинском проспекте, подумав, что, видимо, через час-полтора, после всех объяснений смогу быть свободным, я с облегчением прибавил скорость.
Дождь приостановился, и ночь обозначилась редкими звездами в рваных облаках, разгоняемых порывами ветра. И тут я услышал отчетливее:
– Мастер, вези меня в двадцатку. Если по дороге не кончусь, получишь еще пятьсот баксов…
– Вот так всегда! А если, не дай Бог, откинешься? – выкрикнул я, до упора нажимая педаль газа.
И вообще, почему так бывает – пятьсот баксов и риск не получить их, и при этом загреметь в кутузку, доставив жмурика на заднем сиденье «жигулей».
Но он держался за жизнь хваткой матерого бульдога, то «выпадал в осадок», то возвращался вновь из своего кошмарного ниоткуда.
Я гнал машину как можно ровнее, разбрызгивая веером лужи, проскакивая под мигавшие желтые светофоры пока еще не спящего города. Где-то в районе Выставки мой клиент опять заговорил, и я не сразу понял, что он звонит по мобильному телефону.
– Рома, я ранен, во мне две пули. Едем к тебе, в двадцатую. Нужна срочная помощь и укрытие. Остаться у тебя в больнице не могу, найдут – никакая охрана не поможет… Хорошо, передаю, – и при этих словах он протянул мне липкую пластину сотового телефона.
Голос в трубке попросил меня сбавить скорость:
– Где вы находитесь? – спросил он.
– Рядом со ВГИКом, у киностудии за ВВЦ.
– Очень хорошо. Вы немного измените курс и остановитесь не у 20-й горбольницы, а на соседней, параллельной улице, у подстанции «скорой». Я вас встречу, заедете прямо во дворик. Все ясно?
– Да.
– Тогда отбой.
«Ну вот и хорошо», – решил я. Дальше, видимо, на неотложке отправят в ближайшую клинику, и я наконец-то освобожусь от этого бедолаги.
…И опять, как всегда, ошибся.
Адрес я нашел сразу и уже минут через десять въезжал на подстанцию. Я даже не успел затормозить, а к машине уже подбежали люди. Двое – видимо, санитары, и врач. Последний был невысок, кряжист и уверен в себе.
Они осторожно переместили раненого на носилки и понесли в приемное отделение.
– Вы пока не уезжайте, – сказал мне врач, – возможно, еще понадобитесь. – И, заметив мой беспокойный взгляд, с кривой ухмылкой добавил: – Я оплачу по тройному тарифу.
– Какой там тариф! Я не таксист и счетчика не имею, – парировал я.
– Ничего, договоримся, – сказал он, как отрезал. – Я брат раненого, все уладим. – И, не оглядываясь, быстро скрылся в небольшом здании «скорой».
Мне ничего не оставалось делать – я закурил и стал ждать. Дождя уже не было, но ветер то и дело обдавал мелкой влажной пылью. Август нехотя уступал осени, рассчитываясь еще зелеными, но уже опавшими под сырым ветром листьями кленов и берез, верхушки которых пробила ранняя, желтая и бурая проседь. Прошло больше двух часов. Одна за другой возвращались с вызовов машины с красными крестами на боках и мерседесовскими звездами на морде. Казалось, что они привозят откуда-то промозглое пасмурное утро, которое хмуро поджидал город. Рассвет еще не случился, но небо на востоке уже светлело, и лиловый его край неширокой полосой отделялся от остальной черной бездны.
Наконец на крыльцо вышел Роман.
– Молодец, что дождался, – коротко бросил он. – Это тебе от Алексея. Не считай, здесь ровно пятьсот баксов. Мы обработали его раны. Одна касательная, вторая с пулей, нужно срочно оперировать. Надеюсь, что задето только легкое. Сегодня ты нам нужен и, может быть, завтра тоже. Рассчитаемся, как скажешь, по твоему тарифу. Лады?
– Годится, – кивнул я головой.
– Сейчас Алексея на «скорой» отвезут в область, – продолжал Роман. – Там в клинике прооперируют. Мы с тобой поедем следом, затем вернешь меня обратно к 20-й больнице.
Один из реанимобилей подъехал к выходу, распахнулись двери, и раненого на носилках перенесли в «скорую». Микроавтобус тронулся. Роман быстро опустился на переднее сиденье моих «жигулей».
– Гони следом, – скомандовал он.
«Мерседес» мчался не менее ста километров в час по почти безлюдным предутренним улицам и свободным магистралям Москвы. Я торопился за ним, изо всех сил подгоняя своего верного четырехцилиндрового «Боливара».
– Не отставай, – приказал Роман, сосредоточенно думая о чем-то. – Да, извини, сразу не познакомились, слишком все внезапно навалилось.
– Слава, или Вячеслав, как хочешь, – назвался я.
Машины выскочили на кольцевую, уйдя за Мытищами на поворот, затряслись на колдобинах местной дороги. «Скорая» заметно отрывалась, но Роман прекрасно справлялся с ролью штурмана и точно указывал маршрут.
Подъезжая к серому массивному зданию, я лишь увидел, как на коляске-носилках раненого под капельницей увозят через двойные, широкие, стеклянные двери.
– Слава, у тебя есть двадцать минут, – сообщил Роман, протягивая мне тысяче-рублевую купюру. – Поезжай и заправься, здесь недалеко, стрелка вон зависла почти на нуле. А потом сразу обратно и жди, пока я не вернусь.
Романа в это утро я больше не увидел. Сразу же, как только я вернулся с заправки, к машине быстрым шагом подошел крепкий молодой человек спортивного вида, протянул мне мобильный:
– Это вам. Просили передать, что здесь есть все необходимые номера телефонов. Роман позвонит вам позже. Сказал, чтобы ехали отсыпаться. Сам он вернется на «скорой».
Обратная дорога в Москву по свободному утреннему шоссе, с по-субботнему безмятежными и полусонными гаишниками, дожидающимися пересменки, прошла без приключений. Я вернулся домой уже засветло, принял горячий душ, в холодильнике нашел полбутылки «столичной» и, закусив водку ветчиной, провалился в сон, как в темную яму.
Глава II
Музыка играла продолжительно и нудно. И было странно слышать незнакомую мелодию, повторяющуюся раз за разом, и не понимать, откуда она доносится. Я с усилием открыл глаза. Мелодия вновь донеслась из кармана брошенных на кресло брюк. Быстро поднявшись и включив маленький «Casio», я услышал голос Романа:
– Как спалось, Слава?
– Крепко, – ответил я.
– Понятно, сейчас уже четыре часа дня. Надеюсь, ты не занят сегодня?
– Нет, у меня выходные до вторника.
– Чем ты занимаешься в свободное от извоза время?
– Тоже перевозками. Только транспорт потяжелей, да с бригадой в два-три человека. Холодильники, кондиционеры, джакузи. Ремонт в течение суток с обратной доставкой и установкой.
– Дело серьезное. А у меня к тебе, Слава, другое предложение. Нужно девушку одну забрать из «Орленка» рядом с Ленинским – там есть ночной клуб «911» – и привезти ко мне в 20-ю. Это дочь Алекса и моя племянница. Он сам сейчас очень слаб, и хочет ее видеть. Утром достали пулю из легкого. Основная проблема – большая потеря крови, в остальном пока ничего смертельного. Мое дежурство закончится после двадцати ноль-ноль. Девушку зовут Лина. У нее смена в ночном клубе начинается в девять вечера, но подъезжает она туда к восьми, может быть, в начале девятого. Ты ее заметишь сразу. Роста выше среднего, шатенка с каштановой копной волос. Передашь ей мобильник, она мне позвонит и после поедет с тобой. Есть один важный ньюанс: мобильник передай у проходной, а машину оставь у служебного выхода. У Лины ревнивый ухажер, Алекс с ним не в ладах, так что видеть его, тем более в теперешнем состоянии, он, безусловно, не желает. Постарайся Лину доставить ко мне без этого Отелло. Сможешь?
– До встречи, – ответил я без должного энтузиазма.
Пока я принимал душ и брился, готовил яичницу и варил кофе, время подошло к семи. Наскоро перекусив, я покинул квартиру. Вспомнил, что бензобак залит по самое горло 98-м «супером», – это было приятно. Заправлялся я им не всегда – порой приходилось экономить.
На улице еще не смеркалось, но розовое закатное солнце неспешно, по-летнему обливая последним теплом уходящего дня, садилось за горизонт. Воздух был приятно чист после дождя и не загазован, как в будни. Но вот машина после вчерашней поездки была заляпана коричневой глиной до стекол. Я ахнул, представив, сколько времени потеряю на мойке, даже если там не будет очереди. Загляни я туда, опоздаю минут на тридцать и наверняка запорю все дело. Успокаивало одно – скоро начнет смеркаться, и грязь на машине сольется с ее естественным цветом охры.
До ночного клуба «911» я добрался без задержек и остановок, объезжая известные мне посты ГАИ стороной.
Паркинг у отеля был полностью занят иномарками. Как и советовал Роман, я остановился в стороне, недалеко от служебного входа. Обошел парковку и задержался у парадных дверей заведения. На часах было без пяти восемь. Закурив, я стал ждать Лину. К отелю почти каждые 2–3 минуты подъезжали шикарные авто последних моделей. Шумные, пестрые компании и респектабельные пары, отдав небрежно ключи парковщикам, с независимым видом скрывались за ярко освещенным входом в клуб. Как всегда в субботу, состоятельные горожане слетались, как мотыльки, в сотни дорогих злачных заведений столицы – оттянуться, оторваться и потеряться в беспамятстве алкоголя, экстази, марихуаны и кокаина. Все усиленно играли роль праздной центровой буржуазии. Проститутки ждали своих клиентов. Дорогие путаны искали олигархов…
Ее я узнал сразу же, как только она вышла из темно-серого джипа. Красота ее была более чем яркой, скорее, даже вызывающей. Настоящая восточная принцесса из «Тысячи и одной ночи». Ее изысканный, но неброский наряд подчеркивал достаток и хороший вкус. Я быстро загасил сигарету и негромко окликнул ее по имени. Лина на секунду замешкалась, на лице отразились одновременно недоумение и любопытство.
– Вы наш клиент? – спросила она.
– Лина, я за вами. Роман просил передать телефон вашего отца. Он ранен и сейчас в больнице. Пожалуйста, позвоните Роману, он вам все объяснит, – почему-то скороговоркой выпалил я.
– Что с папой? Он в опасности?
– Позвоните, пожалуйста, вашему дяде.
Лицо девушки изменилось. Быстро подойдя к секьюрити, она негромко произнесла:
– Этот человек со мной. – И уже пройдя в холл, сказала: – Подождите здесь, пока я поднимусь в клуб и решу там свои мелкие проблемы.
– Но вы прежде позвоните Роману, – настойчиво повторил я.
– Да, да, конечно, я это сделаю. Подождите немного, – и вошла в распахнутые двери лифта.
Я присел на один из кожаных диванов, чувствуя неловкость от случайных пренебрежительных взглядов навороченных посетителей. Я вдруг вспомнил, как десять лет назад меня, тогда еще молодого штурмана северного пароходства, а также пилотов и радистов встречали в Норвегии, в Осло, в отеле «Хилтон». Огромный зал был тогда забронирован для торжеств по случаю спасения дрейфовавшей на льдине канадско-американско-норвежской экспедиции. Два десятка обмороженных и разбросанных по Атлантике и Северному Ледовитому океану людей, дрейфовавших в разных широтах, сняли с осколков некогда гигантской льдины, оторвавшейся от Гренландии и штормами разбросанной между Ньюфаундлендом, Северным полюсом и Шпицбергеном. Мы, выискивая в северной Атлантике косяки сельди и направляя на них траулеры, заметили однажды небольшую льдину с шестью закоченевшими исследователями, которых благополучно сняли и доставили в ближайший порт. Тогда после вывода войск из Афганистана, на гребне демократии в Советском Союзе, нас пригласили на торжество в норвежскую столицу по случаю спасения попавших в бедствие то ли исследователей, то ли шпионов. Это была встреча спасенных с моряками и пилотами из разных стран, в основном восточного социалистического блока, первыми принявшими сигнал SOS и пришедшими на помощь. Тогда наши скромные форменные кители вызвали бурю аплодисментов у радушных хозяев в смокингах и их декольтированных дам в бриллиантах. Да, все-таки разительно отличалась «та» буржуазия от нынешней нашей «новорусской» псевдоаристократии.
Вот на этом невеселом размышлении меня и прервали, легонько толкнув в плечо. Я резко повернулся и, еще не понимая, что происходит, уставился на молодую женщину, одетую в идиотский наряд. Желтое сетчатое, как из оконного тюля, платье до пят, сквозь которое отлично просматривалось ярко-золотистого цвета нижнее белье – мизерный бюстгальтер, чуть прикрывающий упругие груди, и трусики из минимума ткани. Туфли на огромной платформе, тоже ярко-золотые. На голове пуделем ядовито-лимонного цвета топорщился парик.
– Ну что уставился, не узнал? – услышал я знакомый голос Лины.
– Ну ты даешь! – только и успел я парировать.
– Иди скорее за мной, – повернувшись, она почти бегом скрылась за дверью с надписью «служебный выход».
Я метнулся за ней, как тень за карманным вором. Спустившись в бельэтаж, мы выскочили из гостиницы с ее противоположной стороны. На улице за эти полчаса произошли перемены. Начался нудный облажной дождь, небо затянулось серо-свинцовыми тучами.
– Дай куртку, мне холодно, – бросила Лина, не поворачиваясь, на бегу топая своими платформами по лужам.
Сняв свой кожаный пиджак, я передал его и под крупными каплями дождя, первым добежав до машины, с пол-оборота завел ее. Вместе со стуком захлопнувшейся задней двери услышал короткое: «Гони!»
Самый быстрый путь лежал по набережной Москвы-реки и Яузы и далее через Сокольники по Третьему кольцу. Нам не нужно было выезжать через шлагбаум платной автостоянки. Я рванул на третьей и, тут же перейдя на четверную, до упора вдавил педаль газа в пол.
– Ага, выскочили, да опоздали! – услышал я голос Лины. – Бегут к джипу. Гони быстрее, – поторопила она меня.
Включив дальний свет и противотуманные фары, я мчался по набережной Москвы-реки со скоростью сто двадцать километров в час. Машина, как будто обрадованная свободной дорогой и супербензином, идеально подчинялась малейшему движению пальцев, которыми я до хруста сжимал руль, тормозя на скользких поворотах и газуя дымящейся об асфальт резиной покрышек, бросая машину все дальше рваными прыжками гепарда. Через несколько минут мы уже закладывали крутые виражи по набережной Яузы, уносясь к Сокольникам и спасительному лесу Лосиного Острова с паутиной его плохо освещенных дорог. Уже где-то за Зарядьем, на Яузе, Лина заметила стремительно настигавший нас серый джип. На повороте с набережной Москвы-реки я потерял время на светофоре и теперь проклинал свою излишнюю осторожность, недоумевая при этом, как они могли правильно сориентироваться и найти нас, ведь разрыв был не менее полукилометра… Визжа покрышками на поворотах и рискуя столкнуться с другими машинами, мы бешено неслись по набережной Яузы. Подныривая под Электрозаводской мост, я резко вывернул руль вправо и мимо заправки, уже нарушая и подрезая спешащие к мосту машины, выскочил на него и помчался по горбатому взгорку. С момента появления за нашей спиной этого монстра бездорожья, гнавшего нас, как гончая зайца, чувство опасности постоянно сосало у меня под ложечкой.
– Куда ты свернул?! – закричала Лина, когда я, пересекая все сплошные линии, на красный свет бросил машину с моста, влево и вниз, к Яузе.
– Молчи, не мешай! – крикнул я ей в ответ.
Моя машина неслась теперь в обратном направлении, преследуемая бешеным визгом шин чуть отстававшего джипа. Чувствовалось, что близкая добыча распалила преследователей до последней степени. Я предвидел это и, крайне рискуя, вел машину на последних пределах ее четырех цилиндров. Между нами уже было метров тридцать, и это расстояние неминуемо сокращалось… Примерно в пятнадцати метрах друг от друга мы прошли предпоследний поворот. Затем, выжав все до основания, я бросил свою «шестерку» на последней короткой прямой. Выскочив из-под моста-виадука и чуть притормозив, я снова вдавил до предела педаль газа, задержав при этом дыхание. Джип был примерно в пяти метрах от нас. Я заметил, как стало опускаться боковое стекло его правой двери. И в этот миг меня понесло на жутком и коварном повороте. Справа мелькнули застывшие лица на придорожной заправке.
– Держись! – заорал я, не узнавая собственного голоса.
Дымящиеся на мокром асфальте покрышки колес пронесли «жигули» в полуметре от фонарного столба, и в ту же секунду оглушительный страшный звук удара тяжелой машины, видимо о тот же столб, догнал нас. Чуть сбавив скорость, я увидел, как на асфальт из передней двери выбирается пассажир, и только позже догадался о значении одинокого хлопка, последовавшего всед за этим…
Выскочив у Курского вокзала, мы запетляли по городу, как зайцы, спасшиеся от гончих псов. Уже позже, проезжая под эстакадой Третьего кольца на проспекте Мира, я услышал, как Лина сбивчиво что-то быстро говорит в сотовый телефон. Затем, обращаясь ко мне, сказала:
– Слава, дядя Рома просит вас ехать в Лось, там на Стартовой улице он нас встретит у проходной нового госпиталя для ветеранов. Папа сейчас там, и дядя Рома проводит меня к нему.
– В таком-то виде, – усомнился я, мчавшись по скоростной трассе Ярославского шоссе в направлении Северянинского моста.
– Да, действительно, – заметила Лина. – Видок у меня!..
– Почему они гнались за тобой? – спросил я ее.
– Потому что не хотели отпускать, и теперь будут везде искать. Из-за меня ранен отец… В общем, это долгая и личная драма, о которой я сейчас совершенно не хочу говорить, – голос ее дрожал, и чувствовалось, что в любую секунду она готова разрыдаться.
Минут через десять, подъезжая к госпиталю, мы увидели Романа. Он о чем-то беседовал с охранником в черной униформе.
– Ну, здравствуй, Ангелина, – сказал он, обнимая и успокаивая девушку. – Я надеюсь, что все позади. – Однако в его голосе не чувствовалось уверенности. – Спасибо Вячеславу, он оказался настоящим мастером своего дела…
– Да, мастер-ломастер, – усмехнулся я в тон его похвалы.
– Хорошо, что твой номер заляпан грязью. А вот фару нужно срочно заменить. Как это случилось?
– Была цела до нашей гонки…
Мы одновременно посмотрели друг другу в глаза.
– Все ясно, – сказал Роман. – Били влет по баллону, да, видно, машина чуть съехала с взгорка, вот фару и разнесли.
– Да… – уныло подтвердил я. – Похоже, сделал это тоже мастер своего дела… Один хлопок я слышал, а больше вроде бы не было.
– Значит, боялся орудовать на поражение, – заключил Роман.
– А может, пока команды не было, – добавил со злостью я.
– Ты вот что, – перешел он на деловой тон, – поезжай, здесь рядом, на Стартовой, в гаражах есть хорошая мастерская. Там тебе заменят фару за пять минут, а машину по соседству вымоют. – Роман протянул деньги и возвратил сотовый телефон. – По своему домашнему мне не звони, светиться тебе лишний раз незачем. Ну а ты, красавица, прежде чем идти к отцу, поедешь и сменишь свой экстравагантный прикид, – с этими словами он сел в рядом стоящую серо-сиреневую «акуру».
Ангелина, махнув мне рукой на прощание, поместилась рядом. Почти бесшумно машина сорвалась с места. Постояв еще минуту и постепенно придя в себя, я отправился сначала на мойку, а уж потом менять фару.
Я чувствовал, что мне необходимо обо всех этих «приключениях» серьезно поразмышлять где-нибудь в тишине. Слишком криминально стали разворачиваться события, втягивая меня в свой водоворот. И никто, между прочим, не спросил моего согласия на участие в этой опасной и непредсказуемой истории. Мне была не понятна заготовленная для меня роль. Распоряжения и купюры сыпались на меня, как мусор из дырявой сетки, но было не ясно, соответствует ли их эквивалент риску, которому я подвергаюсь. Самое неприятное, то, что всей правды я не знал и, вполне вероятно, вряд ли узнаю когда-нибудь. В глубине души ворочалось беспокойство, прорастая в сознании тонким ростком давно забытого чувства, рождая томительную тревогу подстерегающей опасности и страха перед грядущими потерями. Это предчувствие и волновало, и злило одновременно. Сознание пыталось удержать меня у какой-то черты, но оно было бессильно перед тем, что зовется судьбой…
– Как спалось, Слава?
– Крепко, – ответил я.
– Понятно, сейчас уже четыре часа дня. Надеюсь, ты не занят сегодня?
– Нет, у меня выходные до вторника.
– Чем ты занимаешься в свободное от извоза время?
– Тоже перевозками. Только транспорт потяжелей, да с бригадой в два-три человека. Холодильники, кондиционеры, джакузи. Ремонт в течение суток с обратной доставкой и установкой.
– Дело серьезное. А у меня к тебе, Слава, другое предложение. Нужно девушку одну забрать из «Орленка» рядом с Ленинским – там есть ночной клуб «911» – и привезти ко мне в 20-ю. Это дочь Алекса и моя племянница. Он сам сейчас очень слаб, и хочет ее видеть. Утром достали пулю из легкого. Основная проблема – большая потеря крови, в остальном пока ничего смертельного. Мое дежурство закончится после двадцати ноль-ноль. Девушку зовут Лина. У нее смена в ночном клубе начинается в девять вечера, но подъезжает она туда к восьми, может быть, в начале девятого. Ты ее заметишь сразу. Роста выше среднего, шатенка с каштановой копной волос. Передашь ей мобильник, она мне позвонит и после поедет с тобой. Есть один важный ньюанс: мобильник передай у проходной, а машину оставь у служебного выхода. У Лины ревнивый ухажер, Алекс с ним не в ладах, так что видеть его, тем более в теперешнем состоянии, он, безусловно, не желает. Постарайся Лину доставить ко мне без этого Отелло. Сможешь?
– До встречи, – ответил я без должного энтузиазма.
Пока я принимал душ и брился, готовил яичницу и варил кофе, время подошло к семи. Наскоро перекусив, я покинул квартиру. Вспомнил, что бензобак залит по самое горло 98-м «супером», – это было приятно. Заправлялся я им не всегда – порой приходилось экономить.
На улице еще не смеркалось, но розовое закатное солнце неспешно, по-летнему обливая последним теплом уходящего дня, садилось за горизонт. Воздух был приятно чист после дождя и не загазован, как в будни. Но вот машина после вчерашней поездки была заляпана коричневой глиной до стекол. Я ахнул, представив, сколько времени потеряю на мойке, даже если там не будет очереди. Загляни я туда, опоздаю минут на тридцать и наверняка запорю все дело. Успокаивало одно – скоро начнет смеркаться, и грязь на машине сольется с ее естественным цветом охры.
До ночного клуба «911» я добрался без задержек и остановок, объезжая известные мне посты ГАИ стороной.
Паркинг у отеля был полностью занят иномарками. Как и советовал Роман, я остановился в стороне, недалеко от служебного входа. Обошел парковку и задержался у парадных дверей заведения. На часах было без пяти восемь. Закурив, я стал ждать Лину. К отелю почти каждые 2–3 минуты подъезжали шикарные авто последних моделей. Шумные, пестрые компании и респектабельные пары, отдав небрежно ключи парковщикам, с независимым видом скрывались за ярко освещенным входом в клуб. Как всегда в субботу, состоятельные горожане слетались, как мотыльки, в сотни дорогих злачных заведений столицы – оттянуться, оторваться и потеряться в беспамятстве алкоголя, экстази, марихуаны и кокаина. Все усиленно играли роль праздной центровой буржуазии. Проститутки ждали своих клиентов. Дорогие путаны искали олигархов…
Ее я узнал сразу же, как только она вышла из темно-серого джипа. Красота ее была более чем яркой, скорее, даже вызывающей. Настоящая восточная принцесса из «Тысячи и одной ночи». Ее изысканный, но неброский наряд подчеркивал достаток и хороший вкус. Я быстро загасил сигарету и негромко окликнул ее по имени. Лина на секунду замешкалась, на лице отразились одновременно недоумение и любопытство.
– Вы наш клиент? – спросила она.
– Лина, я за вами. Роман просил передать телефон вашего отца. Он ранен и сейчас в больнице. Пожалуйста, позвоните Роману, он вам все объяснит, – почему-то скороговоркой выпалил я.
– Что с папой? Он в опасности?
– Позвоните, пожалуйста, вашему дяде.
Лицо девушки изменилось. Быстро подойдя к секьюрити, она негромко произнесла:
– Этот человек со мной. – И уже пройдя в холл, сказала: – Подождите здесь, пока я поднимусь в клуб и решу там свои мелкие проблемы.
– Но вы прежде позвоните Роману, – настойчиво повторил я.
– Да, да, конечно, я это сделаю. Подождите немного, – и вошла в распахнутые двери лифта.
Я присел на один из кожаных диванов, чувствуя неловкость от случайных пренебрежительных взглядов навороченных посетителей. Я вдруг вспомнил, как десять лет назад меня, тогда еще молодого штурмана северного пароходства, а также пилотов и радистов встречали в Норвегии, в Осло, в отеле «Хилтон». Огромный зал был тогда забронирован для торжеств по случаю спасения дрейфовавшей на льдине канадско-американско-норвежской экспедиции. Два десятка обмороженных и разбросанных по Атлантике и Северному Ледовитому океану людей, дрейфовавших в разных широтах, сняли с осколков некогда гигантской льдины, оторвавшейся от Гренландии и штормами разбросанной между Ньюфаундлендом, Северным полюсом и Шпицбергеном. Мы, выискивая в северной Атлантике косяки сельди и направляя на них траулеры, заметили однажды небольшую льдину с шестью закоченевшими исследователями, которых благополучно сняли и доставили в ближайший порт. Тогда после вывода войск из Афганистана, на гребне демократии в Советском Союзе, нас пригласили на торжество в норвежскую столицу по случаю спасения попавших в бедствие то ли исследователей, то ли шпионов. Это была встреча спасенных с моряками и пилотами из разных стран, в основном восточного социалистического блока, первыми принявшими сигнал SOS и пришедшими на помощь. Тогда наши скромные форменные кители вызвали бурю аплодисментов у радушных хозяев в смокингах и их декольтированных дам в бриллиантах. Да, все-таки разительно отличалась «та» буржуазия от нынешней нашей «новорусской» псевдоаристократии.
Вот на этом невеселом размышлении меня и прервали, легонько толкнув в плечо. Я резко повернулся и, еще не понимая, что происходит, уставился на молодую женщину, одетую в идиотский наряд. Желтое сетчатое, как из оконного тюля, платье до пят, сквозь которое отлично просматривалось ярко-золотистого цвета нижнее белье – мизерный бюстгальтер, чуть прикрывающий упругие груди, и трусики из минимума ткани. Туфли на огромной платформе, тоже ярко-золотые. На голове пуделем ядовито-лимонного цвета топорщился парик.
– Ну что уставился, не узнал? – услышал я знакомый голос Лины.
– Ну ты даешь! – только и успел я парировать.
– Иди скорее за мной, – повернувшись, она почти бегом скрылась за дверью с надписью «служебный выход».
Я метнулся за ней, как тень за карманным вором. Спустившись в бельэтаж, мы выскочили из гостиницы с ее противоположной стороны. На улице за эти полчаса произошли перемены. Начался нудный облажной дождь, небо затянулось серо-свинцовыми тучами.
– Дай куртку, мне холодно, – бросила Лина, не поворачиваясь, на бегу топая своими платформами по лужам.
Сняв свой кожаный пиджак, я передал его и под крупными каплями дождя, первым добежав до машины, с пол-оборота завел ее. Вместе со стуком захлопнувшейся задней двери услышал короткое: «Гони!»
Самый быстрый путь лежал по набережной Москвы-реки и Яузы и далее через Сокольники по Третьему кольцу. Нам не нужно было выезжать через шлагбаум платной автостоянки. Я рванул на третьей и, тут же перейдя на четверную, до упора вдавил педаль газа в пол.
– Ага, выскочили, да опоздали! – услышал я голос Лины. – Бегут к джипу. Гони быстрее, – поторопила она меня.
Включив дальний свет и противотуманные фары, я мчался по набережной Москвы-реки со скоростью сто двадцать километров в час. Машина, как будто обрадованная свободной дорогой и супербензином, идеально подчинялась малейшему движению пальцев, которыми я до хруста сжимал руль, тормозя на скользких поворотах и газуя дымящейся об асфальт резиной покрышек, бросая машину все дальше рваными прыжками гепарда. Через несколько минут мы уже закладывали крутые виражи по набережной Яузы, уносясь к Сокольникам и спасительному лесу Лосиного Острова с паутиной его плохо освещенных дорог. Уже где-то за Зарядьем, на Яузе, Лина заметила стремительно настигавший нас серый джип. На повороте с набережной Москвы-реки я потерял время на светофоре и теперь проклинал свою излишнюю осторожность, недоумевая при этом, как они могли правильно сориентироваться и найти нас, ведь разрыв был не менее полукилометра… Визжа покрышками на поворотах и рискуя столкнуться с другими машинами, мы бешено неслись по набережной Яузы. Подныривая под Электрозаводской мост, я резко вывернул руль вправо и мимо заправки, уже нарушая и подрезая спешащие к мосту машины, выскочил на него и помчался по горбатому взгорку. С момента появления за нашей спиной этого монстра бездорожья, гнавшего нас, как гончая зайца, чувство опасности постоянно сосало у меня под ложечкой.
– Куда ты свернул?! – закричала Лина, когда я, пересекая все сплошные линии, на красный свет бросил машину с моста, влево и вниз, к Яузе.
– Молчи, не мешай! – крикнул я ей в ответ.
Моя машина неслась теперь в обратном направлении, преследуемая бешеным визгом шин чуть отстававшего джипа. Чувствовалось, что близкая добыча распалила преследователей до последней степени. Я предвидел это и, крайне рискуя, вел машину на последних пределах ее четырех цилиндров. Между нами уже было метров тридцать, и это расстояние неминуемо сокращалось… Примерно в пятнадцати метрах друг от друга мы прошли предпоследний поворот. Затем, выжав все до основания, я бросил свою «шестерку» на последней короткой прямой. Выскочив из-под моста-виадука и чуть притормозив, я снова вдавил до предела педаль газа, задержав при этом дыхание. Джип был примерно в пяти метрах от нас. Я заметил, как стало опускаться боковое стекло его правой двери. И в этот миг меня понесло на жутком и коварном повороте. Справа мелькнули застывшие лица на придорожной заправке.
– Держись! – заорал я, не узнавая собственного голоса.
Дымящиеся на мокром асфальте покрышки колес пронесли «жигули» в полуметре от фонарного столба, и в ту же секунду оглушительный страшный звук удара тяжелой машины, видимо о тот же столб, догнал нас. Чуть сбавив скорость, я увидел, как на асфальт из передней двери выбирается пассажир, и только позже догадался о значении одинокого хлопка, последовавшего всед за этим…
Выскочив у Курского вокзала, мы запетляли по городу, как зайцы, спасшиеся от гончих псов. Уже позже, проезжая под эстакадой Третьего кольца на проспекте Мира, я услышал, как Лина сбивчиво что-то быстро говорит в сотовый телефон. Затем, обращаясь ко мне, сказала:
– Слава, дядя Рома просит вас ехать в Лось, там на Стартовой улице он нас встретит у проходной нового госпиталя для ветеранов. Папа сейчас там, и дядя Рома проводит меня к нему.
– В таком-то виде, – усомнился я, мчавшись по скоростной трассе Ярославского шоссе в направлении Северянинского моста.
– Да, действительно, – заметила Лина. – Видок у меня!..
– Почему они гнались за тобой? – спросил я ее.
– Потому что не хотели отпускать, и теперь будут везде искать. Из-за меня ранен отец… В общем, это долгая и личная драма, о которой я сейчас совершенно не хочу говорить, – голос ее дрожал, и чувствовалось, что в любую секунду она готова разрыдаться.
Минут через десять, подъезжая к госпиталю, мы увидели Романа. Он о чем-то беседовал с охранником в черной униформе.
– Ну, здравствуй, Ангелина, – сказал он, обнимая и успокаивая девушку. – Я надеюсь, что все позади. – Однако в его голосе не чувствовалось уверенности. – Спасибо Вячеславу, он оказался настоящим мастером своего дела…
– Да, мастер-ломастер, – усмехнулся я в тон его похвалы.
– Хорошо, что твой номер заляпан грязью. А вот фару нужно срочно заменить. Как это случилось?
– Была цела до нашей гонки…
Мы одновременно посмотрели друг другу в глаза.
– Все ясно, – сказал Роман. – Били влет по баллону, да, видно, машина чуть съехала с взгорка, вот фару и разнесли.
– Да… – уныло подтвердил я. – Похоже, сделал это тоже мастер своего дела… Один хлопок я слышал, а больше вроде бы не было.
– Значит, боялся орудовать на поражение, – заключил Роман.
– А может, пока команды не было, – добавил со злостью я.
– Ты вот что, – перешел он на деловой тон, – поезжай, здесь рядом, на Стартовой, в гаражах есть хорошая мастерская. Там тебе заменят фару за пять минут, а машину по соседству вымоют. – Роман протянул деньги и возвратил сотовый телефон. – По своему домашнему мне не звони, светиться тебе лишний раз незачем. Ну а ты, красавица, прежде чем идти к отцу, поедешь и сменишь свой экстравагантный прикид, – с этими словами он сел в рядом стоящую серо-сиреневую «акуру».
Ангелина, махнув мне рукой на прощание, поместилась рядом. Почти бесшумно машина сорвалась с места. Постояв еще минуту и постепенно придя в себя, я отправился сначала на мойку, а уж потом менять фару.
Я чувствовал, что мне необходимо обо всех этих «приключениях» серьезно поразмышлять где-нибудь в тишине. Слишком криминально стали разворачиваться события, втягивая меня в свой водоворот. И никто, между прочим, не спросил моего согласия на участие в этой опасной и непредсказуемой истории. Мне была не понятна заготовленная для меня роль. Распоряжения и купюры сыпались на меня, как мусор из дырявой сетки, но было не ясно, соответствует ли их эквивалент риску, которому я подвергаюсь. Самое неприятное, то, что всей правды я не знал и, вполне вероятно, вряд ли узнаю когда-нибудь. В глубине души ворочалось беспокойство, прорастая в сознании тонким ростком давно забытого чувства, рождая томительную тревогу подстерегающей опасности и страха перед грядущими потерями. Это предчувствие и волновало, и злило одновременно. Сознание пыталось удержать меня у какой-то черты, но оно было бессильно перед тем, что зовется судьбой…
Глава III
В середине 80-х сержанта Алексея Переслиани и еще пятерых солдат выкупил из афганского плена русский художник-эмигрант Михаил Шемякин. Из закрытых пуштунских духанов парней переправили «Эйр-Франсом» в Париж. Это был сумасшедший переход из жестокого варварского мира фанатиков позапрошлого века в ослепительную действительность колыбели цивилизованной демократии – Париж. Их разместили в небольшом отеле на Плас Пигаль в просторных двухместных номерах.
С Алексеем в номере оказался парень из украинской Волыни Федор Броди. Весельчак, балагур и неудержимый пьяница. «Кажу тебе, – говорил он Алексею, – як в Афганщине була бы горилка, то я и до мамы не поихав бы, бо в тим ковхози тоже ниволя. Чи комсомол, чи предсэдатэль з провсоюзом идно гывно – курвачи та подкурвки запэрдоленые, ни пожич ни выжич не довалы. Шоб им дышло хавло забыло…»
За все то недолгое время, что они жили в отеле как бывшие пленные, они успели побывать и в Лувре, и на Эйфелевой башне, и в «Мулен Руж», благо «Красная Мельница» находилась поблизости от отеля. Дважды их возили на какие-то конференции и на французское телевидение. Все их интервью организовывались и контролировались «гуманитарными хозяевами» из «Толстовского фонда». Гонораров хватало и на оплату парижской жизни, да еще оставалось на карманные расходы.
Недели через две с половиной трое солдат уехали через Германию в Союз. Алексей с Федором и ефрейтор Нафашьянц получили визы в США. У Назара Нафашьянца в Лос-Анджелесе оказался «родственник», которого он, правда, толком и не знал. Видимо, армянская община этого солнечного мегаполиса приняла участие в его судьбе.
До Нью-Йорка летели вместе. Пустынный вид Атлантического океана не вызывал особого интереса. О себе рассказали друг другу еще в Париже. Единственное – Нафашьянц не упоминал, что, будучи почтальоном в части, имел почти свободный выход за ее пределы, чем с успехом и пользовался. С местного рынка он доставлял в часть легально продававшийся гашиш. Советские красные червонцы принимались при оплате товаров без всяких проблем. За год службы Назар сумел собрать хорошие деньги и, потихоньку отовариваясь, уже начал готовиться к дембелю. Его дембельский чемодан наполовину заполнился всевозможным западным «супером». Назар уже приглядывал золотые украшения с бирюзой своим сестрам.
С Алексеем в номере оказался парень из украинской Волыни Федор Броди. Весельчак, балагур и неудержимый пьяница. «Кажу тебе, – говорил он Алексею, – як в Афганщине була бы горилка, то я и до мамы не поихав бы, бо в тим ковхози тоже ниволя. Чи комсомол, чи предсэдатэль з провсоюзом идно гывно – курвачи та подкурвки запэрдоленые, ни пожич ни выжич не довалы. Шоб им дышло хавло забыло…»
За все то недолгое время, что они жили в отеле как бывшие пленные, они успели побывать и в Лувре, и на Эйфелевой башне, и в «Мулен Руж», благо «Красная Мельница» находилась поблизости от отеля. Дважды их возили на какие-то конференции и на французское телевидение. Все их интервью организовывались и контролировались «гуманитарными хозяевами» из «Толстовского фонда». Гонораров хватало и на оплату парижской жизни, да еще оставалось на карманные расходы.
Недели через две с половиной трое солдат уехали через Германию в Союз. Алексей с Федором и ефрейтор Нафашьянц получили визы в США. У Назара Нафашьянца в Лос-Анджелесе оказался «родственник», которого он, правда, толком и не знал. Видимо, армянская община этого солнечного мегаполиса приняла участие в его судьбе.
До Нью-Йорка летели вместе. Пустынный вид Атлантического океана не вызывал особого интереса. О себе рассказали друг другу еще в Париже. Единственное – Нафашьянц не упоминал, что, будучи почтальоном в части, имел почти свободный выход за ее пределы, чем с успехом и пользовался. С местного рынка он доставлял в часть легально продававшийся гашиш. Советские красные червонцы принимались при оплате товаров без всяких проблем. За год службы Назар сумел собрать хорошие деньги и, потихоньку отовариваясь, уже начал готовиться к дембелю. Его дембельский чемодан наполовину заполнился всевозможным западным «супером». Назар уже приглядывал золотые украшения с бирюзой своим сестрам.