Из болотной тины донесся собачий лай, плеск воды и фырканье. Вздыбилась на мощном загривке шерсть бладхаунда, и, приняв позу, он перекрыл все звуки жутким рыком.
   – Стоять, Абрек! – властно скомандовал Павел Иванович и, взяв на изготовку ружье, подошел к краю болотины.
   Лай и фырканье раздавались уже где-то совсем рядом, и скоро из-за поросшего осокой островка показался плывущий чуть впереди преследующей его стаи собак красавец-лось. Выскочив на берег и не обращая внимания на злобно щелкающих зубами собак, он принялся шумно отряхиваться.
   Павел Иванович поднял ружье и прицелился, но в это мгновение, как по чьей-то команде, собачья стая вцепилась в лося.
   Лесной гигант будто бы ждал этого – две-три собаки с визгом взлетели кувырком в воздух, напоротые на его развесистые рога, несколько отлетели в стороны, отброшенные мощными копытами. Получив отпор, собачья стая, скуля, отбежала на безопасное расстояние, а лось неспешной трусцой направился в чащу. Павел Иванович опустил ружье и, взглянув на подошедшего со «стечкиным» в руках брата, заметил:
   – Смотрю, с моим подарком не расстаешься!..
   – С ним я хозяин, по крайней мере, над своей жизнью, – ответил тот.
   – У тебя есть надежные люди из нелегалов? – бросив взгляд в сторону леса, спросил Павел Иванович.
   – Ну-у!.. Допустим…
   – Для начала нужно купить, предположим, в Австрии или Германии замок, на худой конец – виллу и оборудовать их современными средствами связи. Купить можно, ну, скажем, на отпрыска какого-нибудь фон дер Фрица, вернувшегося в фатерланд из Южной Африки…
   Оглядевшись, Павел Иванович протянул брату пластиковую карточку.
   – Банк в Цюрихе. Подробности потом. Нас тоже не пальцем делали, брат! – добавил он в ответ на его удивленный взгляд.
   – Ты все просчитал, Павел? – с тревогой спросил генерал.
   – Все! – кивнул тот, глядя немигающими стальными глазами. – Помни только, что в моих расчетах ставка на тебя и твоих людей весьма крупная…
   – Ты мне так и не ответил: кто это «мы»? – напомнил генерал.
   – Мы, те, для которых Россия – не гостиница для временного проживания, а родной дом на все времена! – ответил старший и добавил: – Решай сам, брат!..
   – А если раскрутится история с группой Сарматова со всеми вытекающими из этого последствиями?..
   – Я пока у Хозяина в силе! – как-то горько скривил рот Павел Иванович. – Но подстраховаться все-таки надо… Шумит, говоришь, отмороженный капитан, как его?..
   – Савелов! – подсказал генерал. – Он, понимаешь, зять Николая Степановича…
   – Из «Атоммаша»? – удивленно поднял брови старший. – Интересно!.. Николай Степанович человек нам не чужой… Ты вот что, потолкуй у себя там с народом, и не тяните. Короче, доставь мне представление на этого капитана к Звезде Героя, что ли. В конце концов, твой Сарматов пишет, что правительство непримиримых ликвидировано… Так что доклад его можно трактовать и как успех операции.
   – Круто! – выдохнул генерал. – Савелову заткнем рот Звездой, а если Сарматов притащит американца, расскажем ему сказку про звонок из Кремля?
   – Если он упрется, то рассказывать сказки ему следователь будет, – нахмурил брови Павел Иванович. – Ведь ему можно сказать, что задание провалено, группа практически погибла, а одного офицера он сам зарезал, о чем и пишет в донесении. Работал он, дескать, грубо, едва не спровоцировал военный конфликт с Пакистаном и не сорвал Женевские переговоры… Сам видишь, брат, какой букет! Но… – Павел Иванович сделал паузу, поднял указательный палец вверх и продолжил: – Лучше бы, конечно, чтобы он не дошел до следователя!.. В крайнем случае, думаю, что договориться мы с ним сможем. Дадим и ему Звезду Героя, он, по-моему, давно ее ждет, – глядя в глаза брату, тихо произнес наконец Павел Иванович.
   – Ждать-то он ее не ждет, а вот заслужил давно… – ответил генерал, и в голосе прозвучали горделивые нотки.

Восточный Афганистан
25 июня 1988 года

   Поблек над кронами деревьев серп месяца, и на влажную от росы траву легли рассветные сумерки. Остроконечные заснеженные вершины гор зарделись ярким розовым пламенем. А группа все шла и шла.
   Впереди «зеленка» заметно поредела и перешла в предгорье, покрытое чахлыми кустами. Сарматов беспокойно оглянулся и стал к чему-то принюхиваться.
   – Что, командир? – тревожно спросил Алан.
   – Запах какой-то чудной! – ответил тот и показал рукой направление, откуда, как ему казалось, доносился этот самый запах.
   – Ничего не чую! – пожал плечами Бурлак. – Показалось, видать, тебе, командир…
   – Возможно!.. Но на всякий случай погуляйте по местности и разведайте, что к чему! – приказал Сарматов.
   Бурлак с Аланом мгновенно скрылись за деревьями, а Сарматов тем временем, отстегнув от запястья американца браслет, сказал:
   – Покемарь пока, полковник, а я тебя от змеюк посторожу!
   Янки мгновенно повалился в траву и моментально заснул.
   Бесшумно передвигаясь от куста к кусту, Бурлак с Аланом вышли к краю «зеленки». Перед ними распластался сбегающий склон, который в утренних сумерках издали был похож на огромное алое полотнище.
   – Ну и нос у командира! – восхищенно произнес Бурлак. – За километр «дурь» чует!..
   – Слушай, это плантации Абдулло! – утвердительно сказал Алан. – Здесь можно нарваться на «духов»! Так и есть! – воскликнул он, поднося к глазам бинокль.
   В окулярах просматривались сплошное полотнище цветущего мака и укрытый под деревом навес. Рядом с ним были привязаны два ослика, и неподалеку, сидя на земле, спал вооруженный автоматом человек в круглой афганской шапочке-пакуле.
   – Посмотрим, что этот хмырь стережет? – предложил Бурлак, взглянув в бинокль. – Может, лепешкой разживемся… Меня от мяса уже с души воротит.
   – Постой! Сперва у командира надо добро получить! – осадил его Алан.
   Выслушав Алана и Бурлака, Сарматов растолкал спящего американца.
   – Топаем дальше, полковник! – сказал он, защелкивая на его запястье браслет наручников.
   Вскоре перед глазами идущих открылся прекрасный вид на плантацию цветущего опийного мака.
   – Бурлак, побудь с американцем, а мы с потомком хазаров погуляем пока! – приказал Сарматов и, сняв со своей руки браслет наручников, защелкнул его на руке Бурлака. – Будет дергаться – залепи ему рот и выруби, но слегка, не переусердствуй смотри!
   – Может, не стоит, командир, туда соваться? Еще, не ровен час, обнаружим себя! – заметил Алан.
   – Стоит! – ответил Сарматов. – Взять бы нам живым «духа» и узнать у него, где наших искать, а то идем неведомо куда!..
   Выглянув из кустов, Сарматов сделал Алану знак, и тот, зажав в зубах нож, ящерицей пополз к дремлющему у навеса «духу». При его приближении тощие облезлые ослики шарахнулись в сторону, «дух» прикрикнул на них и снова погрузился в сон. Оказавшись за его спиной, Алан зажал ему рот и, сильно ударив ребром ладони по затылку, свалил на землю.
   Заглянув за плетеное ограждение навеса, Алан помахал притаившемуся в кустах Сарматову.
   – Командир, здесь славяне! – прошептал Алан, когда командир подошел. – Наши пленные, слушай!
   Под навесом спали, скорчившись в немыслимых позах, три похожих на скелеты человека в лохмотьях, сохранявших еще признаки бывшего солдатского обмундирования. Сарматов приподнял руку одного из них и прочел на тыльной стороне ладони татуировку: «Вася. Псков».
   – Эй, Вася, проснись! – стал хлопать его по щекам Алан, но в ответ услышал лишь тягучий, со всхлипываниями храп и увидел, как судороги забегали по мертвенно-бледному отечному лицу спящего человека.
   – Отстань от него. Что, не видишь, что ли, они «дури» нажрались! – остановил Алана Сарматов. – Их уже не спасешь, при наркоте Абдулло рабами стали. Этих пропавших своих сыновей Родина-мать уже не дождется, а жаль – пацаны совсем!..
   – Опиум-сырец! – показал Алан на кусок липкого вещества грязно-коричневого цвета, прикрытый кусочком промасленной газеты с арабским шрифтом.
   На голове одного из спящих парней была круглая афганская шапочка, а на плече красовалась татуировка со скрещенными парашютами – фирменная эмблема ВДВ. Сарматов приподнял его заросшую, давно не мытую голову, тот пришел в себя и, дико вращая красными белками глаз, выкрикнул:
   – Аллах акбар!.. За Родину!.. За Сталина! Ура-а!
   Алан занес кулак, чтобы прекратить его выкрики, но парень тут же замертво повалился на грязную циновку и погрузился в глубокий сон.
   – Оставь их! – повторил Сарматов. – Попробуем «душка» поспрошать…
   Очень скоро пришедший в себя «дух» затравленно смотрел на невесть откуда взявшихся людей, склонившихся над ним.
   – Где Абдулло? – спросил его на фарси Алан.
   – Скоро будет здесь! – ответил тот, не сводя взгляда со смотрящего на него дула «стечкина». – Хозяин ищет гяуров… парашютистов шурави, за которых назначен большой бакшиш.
   – Кто те люди? – Алан кивнул под навес.
   – Гяуры!.. Рабы Абдулло… Они совсем больные от терьяка… совсем плохие рабы! Один из них офицер… Он принял веру пророка Мухаммеда, да будет благословенно имя его, но вместе с Абдулло пьет самогон и не соблюдает законы шариата…
   – Где шурави? – перебил его Алан.
   – Пять дней на коне рысью ехать, – ответил тот и мотнул головой на запад, подумав, добавил: – В горах говорят, танки шурави скоро придут в кишлак Таганлы – два дня на коне скакать…
   У навеса Сарматов заметил большую бутыль с мутной жидкостью, понюхав, он поднес ее ко рту духа.
   – Пей, «душок», чтобы мозги отшибло! – приговаривал майор. – Шило не ахти, но извини!..
   «Дух» попытался вскочить, но Алан придавил его к земле и насильно влил в горло самогон.
   – Хватит! – остановил Алана Сарматов. – А то он к этому делу непривычный, еще, глядишь, дуба даст!
   Между тем человек в пакуле вышел из-под навеса на полусогнутых ногах и, практически не просыпаясь, стал мочиться на одну из его опор.
   Сарматов повалил и его на землю и вылил в горло остатки самогона. Тот жадно проглотил обжигающую жидкость и, выкрикнув что-то нечленораздельное, отключился.
   – Думаешь, у них память отшибет? – с сомнением спросил Алан.
   – Если есть шанс грех лишний на душу не брать, то лучше его не брать, потомок хазаров! – сказал Сарматов. – Все, глядишь, в мире ином зачтется… А что до инструкций, их на все случаи не придумаешь!
   Алан молча кивнул.
   Сарматов осмотрел в бинокль предгорья и озабоченно произнес:
   – По «зеленке» придется плутать – Абдулло на предгорьях нас выследит, как пить дать!
   Вновь качалось яркое полуденное солнце, переливались среди древесных стволов снопы его лучей, подчеркнутые туманными испарениями «зеленки». Хрипели и с шумом выдыхали горячий и влажный воздух усталые люди, бредущие по еле заметным в густой траве звериным тропинкам.
   – Командир, как ты думаешь, мы далеко от реки ушли? – спросил Алан.
   – Нет, она где-то близко, – ответил Сарматов, показывая рукой вправо. – Там!
   – Откуда знаешь? – недоверчиво хмыкнул Бурлак.
   – Все дороги ведут в Рим, а все звериные тропы к водопою, – ответил тот.
   – Сармат, может, сделаем привал? – спросил американец.
   – Топать! – рявкнул Сарматов. – Если остановимся, отключимся сразу!.. Тогда-то Абдулло нас точно тепленькими возьмет! – немного смягчившись, добавил он.
* * *
   И вот вновь уползает за заснеженный хребет красное закатное солнце, и сразу же «зеленка» погружается в вечерний полумрак. Где-то совсем близко заходятся в замогильном вое шакалы, и снова мелькают среди древесных стволов их свечи-глаза.
   – Явились! – прокомментировал шакалий ночной концерт Бурлак. – Я, блин, без вас скучать уже стал.
   – Слава богу, теперь уснуть на ходу не дадут! – поддакнул ему Алан и кинул в промелькнувшую мимо шакалью тень подобранный с земли камень. Раздался визг, и шакалья стая скрылась в сумраке зарослей. Но через некоторое время вблизи снова послышался шакалий вой. Внезапно он резко оборвался.
   – К бою! – срывая с плеча автомат, тихо скомандовал Сарматов.
   Заклеив рот американца пластырем, он уложил его под разлапистый куст и замкнул второй браслет его наручников на стволе возле земли.
   – Не обессудь, полковник, обстоятельства вынуждают! – прошептал он ему на ухо. – Поспи пока, пользуясь моментом!
   Присоединившись к Бурлаку и Алану, которые заняли позицию за стволом мшистого, лежащего на земле дерева, Сарматов стал напряженно всматриваться в ночную мглу.
   – Караван с оружием из Пешавара к Хекматиару! – уверенно сказал он.
   – Ты что, ясновидящий, командир? – шепотом спросил Бурлак.
   – А ты в этом сомневаешься? – ответил тот и щелкнул затвором автомата.
   Вскоре на фоне фиолетового сумеречного неба появились несколько всадников, а вслед за ними выплыла цепочка привязанных друг к другу верблюдов, нагруженных длинными ящиками и патронными цинками. Сарматов поднес к глазам бинокль. Теперь он ясно разглядел надписи на английском языке, украшающие бока ящиков.
   – «Стингеры»! – прошептал Сарматов Бурлаку. – Эх, силенок мало, а то бы…
* * *
   Вслед за цепочкой верблюдов на фоне неба появились повозки, напоминающие цыганские кибитки, за ними пешком и на осликах следовали вооруженные бородатые люди в чалмах и пакулях-шапочках. Время от времени они останавливались и напряженно всматривались в темноту, стараясь поймать каждый шорох.
   – Тут не попрешь! – с сожалением прошептал Бурлак.
   Из задней повозки выскочили две фигурки в паранджах и побежали в сторону, о чем-то весело щебеча и заливаясь смехом. Не добежав до засевших в кустах каких-нибудь трех-четырех метров, девушки спустили шаровары и присели на корточки, не прекращая при этом болтать ни на минуту.
   Когда, сделав свои дела, они убежали догонять повозки, Сарматов вытер с лица холодный пот. Однако расслабиться ему не удалось – из глубины «зеленки» внезапно донеслись топот конских копыт, гиканье и крики. Погонщики верблюдов и боевики, сопровождающие караван, услышав звуки погони, быстро заняли позицию для боя, а верблюдов положили на землю за кустами. Всадники выскочили из зарослей плотной гурьбой и с гиканьем понеслись к каравану. Когда над их головами пронеслось несколько трассирующих очередей, выпущенных со стороны каравана, они осадили коней и сбились в плотную крутящуюся массу, которая отрезала пристегнутого американца от Сарматова, Бурлака и Алана.
   – На отходняк потянуло! – пробормотал Бурлак и положил перед собой несколько гранат. – Такого случая наш приятель не упустит!
   Толкнув его в плечо, Сарматов приложил палец к губам.
   – Эй, шакал Абдулло! – раздался крик со стороны каравана. – Если ты попытаешься завладеть этим добром, то будешь иметь дело с пакистанской разведкой, а мы слов на ветер не бросаем, понял, сын вонючего козла?! Это я тебе говорю, Али-хан! Ты узнал меня, Абдулло?
   – Узнал, большой пакистанский начальник! – ответил знакомый уже Сарматову голос, несущийся из крутящейся, сбившейся массы всадников. – Мне не нужен ваш караван!
   – А что тебе нужно? – раздался голос невидимого пакистанского офицера.
   – Прими мое почтение, Али-хан!.. Абдулло идет по следу шурави, выкравших у вас американского полковника! – ответил Абдулло, выехав чуть вперед на своем прекрасном ахалтекинце.
   В ответ ему раздался раскатистый хохот Али-хана.
   – Янки сгорел там, где его выкрали. Месяц назад его кости положили в металлический ящик, накрыли их полосатым флагом и отправили в Америку. Али-хан сам сопровождал гроб до самолета. Бакшиш затмил твои глаза, Абдулло!
   – Клянусь Аллахом, Али-хан, Абдулло идет по его следу! Можешь считать меня кем угодно, но американский полковник жив!
   – Ты сумасшедший, Абдулло! Если ты сейчас не повернешь назад, я открою огонь! – раздалось из темноты, и трассирующие очереди вновь веером пронеслись над головами всадников.
   В ответ лишь испуганно заржали лошади, раздались гортанные крики наездников, в которые отчетливо вплетался русский трехэтажный мат. Всадники сорвались с места и унеслись обратно в темноту зарослей.
   Когда караван скрылся из вида и перестал доноситься скрип колес кибиток, Бурлак шепнул непослушными губами:
   – Отходняк пока отменяется, командир, а?
   – Похоже на то! – ответил тот и направился в сторону куста, под которым оставил американца.
   Полковник, увидев его, пытался привстать. Он выглядел довольно растерянным и, как показалось Сарматову, хотел что-то сказать, но тот опередил его и, отстегивая от корневища браслет, спросил:
   – Ты понимаешь фарси?
   – Конечно!
   – Ты понял все, о чем они говорили?
   – Понял!..
   – И то, что твои кости отправили в Америку, ты тоже слышал?
   – Ну, слышал!.. Представляю, сколько горя пережили мои жена и дети!
   – Значит, твоя контора, как я предполагал, тебя списала?
   – Это нормально! – пожал плечами американец. – Такая у нас сучья работа!
   – Сучья!.. Ты оказался между нами и Абдулло… Ты бы мог…
   – Я прекрасно понимаю, что бы я мог!
   – Почему же ты не использовал такой шанс?
   – Боюсь, что я не могу пока ответить на этот вопрос. Может, когда-нибудь позже…
   – Я не понимаю тебя, полковник!
   – Признаться, я и сам не понимаю, почему не захотел, чтобы Абдулло получил свой бакшиш! – усмехнулся американец.
   – Может, у тебя крыша поехала? – озадаченно спросил Сарматов, заглядывая в его лицо, освещенное ярким лунным светом.
   – Не думаю!.. Я, как видишь, освободился от пластыря и мог кричать, но что-то меня остановило… Честно говоря, мне не особенно хочется сейчас разбираться в этом.
   – С тобой не соскучишься, полковник! – качнул головой Сарматов.

Восточный Афганистан
26 июня 1988 года

   Луч солнечного света подобрался к лицу спящего Сарматова. Он открыл глаза и, посмотрев сначала на часы, а потом на солнце, стал расталкивать Бурлака и Алана.
   – Хватит спать, мужики! Сейчас перекусим, и нужно топать по холодку, – и, поворачиваясь к американцу, прикованному к ветке дерева, добавил: – Ты не спишь, полковник?
   – А как ты думаешь, можно спокойно уснуть после известия о том, что тебя похоронили?.. Я вот все думаю, с каким оркестром меня хоронили, как себя вели близкие и дети? Надеюсь, хоть положили меня рядом с отцом и дедом!..
   – С этим ты еще успеешь разобраться, полковник! – усмехнулся Сарматов. – Главное, чтобы ты сам себя не похоронил…
   – Не дождешься! – улыбнулся тот в ответ. – Но вообще в этом что-то есть: тебя похоронили, сказали все слова, землей засыпали, а ты живешь! Жаль, страховку придется возвращать и пенсию семье перестанут выплачивать после моего воскрешения.
   – Действительно жаль! – согласился Сарматов, вглядываясь в лицо американца.
   Отдохнувшие за ночь бойцы ходко шагают по утренней росистой «зеленке». Скоро деревья редеют, и в просвете между ними показывается река, опоясывающая крутые склоны предгорья.
   – Ты был прав, командир. Все звериные тропы действительно ведут к водопою! – воскликнул Алан и посмотрел на небо, на котором мелькали черные крестики кружащихся высоко над землей грифов. – Похоже, добычу чуют! – показал он на птиц. – Слушай, командир, как галдят!
   – Нам как раз на ту сторону, – ответил Сарматов. – Заодно и посмотрим, что они там чуют.
   Старательно прячась за кустами, группа вышла к реке, медленно катящей свои воды среди каменистых пологих берегов.
   – Сармат! – воскликнул Бурлак и показал на противоположный берег. – Плот старого Вахида, командир!
   И действительно, в камнях противоположного берега полоскался в струях реки знакомый ковчег, но самого Вахида рядом с ним не было.
   Оглядев в бинокль «зеленку» и склон предгорья, Сарматов скомандовал:
   – За мной, мужики!.. Не нравится мне все это! – добавил он, увлекая за собой в ледяную воду американца.
   При их приближении с плота взлетело несколько рассерженных грифов.
   – Сюда, командир! – позвал первым вышедший на берег Бурлак и показал куда-то в сторону, где за нагромождением камней кособочились голошеие грифы.
   Заглянув за камни, Сарматов опустил голову и снял с головы берет… На ветвях корявого, вцепившегося корнями в камни дерева висел Вахид. Подойдя к нему ближе, Сарматов заметил странный блеск, исходящий из одной окровавленной глазницы.
   Смыв с лица кровь, он отшатнулся – из глазницы выпирал циферблат советских «командирских» часов.
   Сарматов обессиленно опустился на камень и посмотрел на истоптанный копытами берег с многочисленными кучами конского навоза. Взгляд его сначала остановился на растоптанном миниатюрном приемнике, потом перешел на Алана и Бурлака.
   – Где твои часы, капитан Бурлаков? – тихо спросил Сарматов. – Где твой приемник, старлей Хаутов?
   Не глядя на него, Бурлак выдавил из себя:
   – От денег он наотрез отказался, вот я и сунул часы в его торбу.
   Сарматов перевел яростный взор на Алана.
   – На Востоке принято дарить что-нибудь на память, – объяснил тот совершенно убитым голосом и опустил голову под тяжестью взгляда Сарматова.
   – Думаешь, это дело рук Абдулло? – спросил американец.
   – Вон след его ахалтекинца – правая передняя подкова скошена, – зажав ладонью забугрившиеся на шее вены, ответил Сарматов. – Абдулло вдоль реки нас ищет, и правильно ищет – куда мы от нее?! Увидев плот старика, шакал решил отобрать его деньги за баранов и тут наткнулся на дары этих «данайцев»…
   – Да, лажанулись мы выше крыши! – робко подал голос Бурлак.
   – Прости, командир! – выдавил из себя Алан.
   – А что ты передо мной извиняешься? Ты у Вахида прощения проси! – взорвался Сарматов. – Расскажи ему, как его грудной внук-сирота и увечная невестка теперь жить будут!
   Алан, потупив взор, отвернулся.
   – Лучше бы ты дал нам в морду, Сармат, чем так на психику давишь! – вырвалось у Бурлака.
   – Молчать! – рявкнул Сармат так, что Бурлак втянул голову в плечи.
* * *
   Трескучие голоса грифов, хрип тяжело дышащих людей и топот армейских башмаков сминали утренний покой, и все живое спешило оставить тропу при стремительном приближении людей, даже кобра, прошипев будто только для порядка, спряталась в выгоревшей траве. Сарматов дал передышку группе лишь тогда, когда оглядел в бинокль оставленную позади «зеленку» и речную пойму. Скоро крутая тропа влилась в проложенную по террасам хорошо наезженную верблюжью дорогу. Ступив на нее, Сарматов снова оглянулся и, вздув желваки, процедил:
   – Чуял я, что волчара след взял, через полчаса здесь будет наш старый знакомый Абдулло…
   В бинокль уже можно было разглядеть группу всадников, человек двадцать, переправляющихся через реку.
   – Стежка одна и узкая! – заметил Бурлак, протягивая Алану бинокль. – Быть или не быть, командир?..
   – В смысле – бить?.. Какие вопросы! – возбудился Алан. – Здесь они нас не ждут… Я ставлю итальянок на растяжки, а по тем, кто останется, – в два ствола, пока ты американца за камнями постережешь!..
   – Управимся! – поддержал его Бурлак.
   – Ну, командир! – нетерпеливо воскликнул Алан. – Уводи штатника!
   Американец с тревогой прислушивался к их разговору.
   – За чмо меня держишь? – насмешливо бросил Сарматов Алану и подтолкнул американца в сторону от тропы, к каменным нагромождениям, нависающим над пропастью. – Передохни пока, полковник! – сказал он, приковывая его к крепкому стволу корявого деревца.
   – Сармат, то, что ты задумал, безумие! – возмутился американец. – У Абдулло целый отряд, а вас всего-то…
   – У гнева тоже есть права! – недобро усмехнулся Сарматов.
   – Это, насколько я знаю, из «Короля Лира»? Но Лир, если помнишь, Сармат, плохо кончил!..
   – Стать безумным в безумном мире, полковник, так ли это плохо? – пожал плечами Сарматов и заклеил американцу рот пластырем. – Будь добр, посиди тихо, пока мы с шакалом говорить будем, а если разговор не получится, выбирайся уж как-нибудь сам, – добавил он.
   Из-за поворота крутой тропы сначала донесся нарастающий топот копыт, потом в него вплелись гортанные крики. Сарматов сделал знак рукой притаившимся за камнями Бурлаку и Алану и, заметая веткой пыль на тропе, торопливо скрылся в траве.
   Громко перекликаясь, всадники вынеслись из-за поворота тесной гурьбой, по трое-четверо в ряд. Впереди в ярком развевающемся халате скакал на гнедом ахалтекинце Абдулло. Видимо, почуяв недоброе, конь стал прясть ушами, жаться подальше от края пропасти. Абдулло раздраженно охаживал его камчой, и конь, не выдержав, вынес всадника на середину тропы. Два прогремевших одновременно мощных взрыва смели в пропасть половину всадников за спиной Абдулло, а остальные, не успев ничего толком понять, попав под перекрестный огонь, были сражены меткими автоматными очередями. Крики ужаса оглушенных людей, предсмертное ржание коней превратили тихую красоту предгорья в настоящий ад. Успевший проскочить место взрыва, невредимый Абдулло, нахлестывая ахалтекинца, летел прямо на вставшего на его пути Сарматова, у которого как раз в это время заклинило гашетку автомата. Ахалтекинец, едва касаясь легкими копытами тропы, мчался как ветер, прикрывая гривой всадника… Отбросив автомат, Сарматов кошкой запрыгнул коню на шею. Одной рукой он успел вцепиться в гриву, пальцами другой захватил жаркие ноздри животного и резким движением руки в сторону и вниз опрокинул через голову ахалтекинца. Старый казачий прием сработал безотказно.