OCR & spellcheck: Svan http://svany.narod.ru
Впервые я узнал о профессоре Вагнере много лет тому назад. В одном
журнале, который теперь трудно разыскать, я прочитал забавную историю -
"Случай на скачках".
На Московском ипподроме был большой день. Афиши оповещали о
"грандиозной программе", о высоких денежных призах и драгоценных призовых
кубках, об участии в скачках лучших лошадей, наездников, русских и
иностранных, о встрече мировых чемпионов. Скопление публики было
необычайное. Завсегдатаи бегов и скачек указывали новичкам на знаменитых
наездников и красивых, выхоленных до блеска призовых лошадей, называли их
звучные имена, вспоминали их родословную, победы, рекорды, резвость, имена
владельцев и заводов - словом, все, что может интересовать завзятого
поклонника тотализатора.
И вдруг среди блестящих, гордых своею красотой представителей лошадиной
аристократии кто-то заметил старую клячу. Она была так необычайно худа, что
можно было легко пересчитать у нее все ребра. Разбитые ноги опухли в
коленных суставах и искривлены. Голова печально опущена, нижняя отвисшая
губа шевелилась, словно кляча шептала, жалуясь на свою судьбу. На кляче
восседал никому не известный мальчик-жокей, босоногий, в красной ситцевой
рубахе. Чьи-то зоркие глаза заметили, что мальчик привязан к лошади.
Скоро ужасную клячу, словно сбежавшую с живодерни увидали и другие
зрители. Люди смеялись, удивлялись, спрашивали, негодовали. Как могла
попасть сюда эта лошадь? Кто допустил такое неслыханное издевательство?
Какому безумцу принадлежит она? Смотрите: она дерзко становится в первый ряд
с лучшими скакунами утра... Человек в цилиндре машет флажком. Медные трубы
полкового оркестра блестят на солнце и сотрясают воздух звуками марша. Старт
дан, и... тут начинается самое необычайное, фантастическое...
Мальчик-жокей в красной ситцевой рубашке низко наклоняется к спине
лошади и крепко сжимает рычажок на луке седла. В тот же момент кляча
начинает с такой быстротой передвигать ноги, что кажется фантастической
сороконожкой, несущейся вихрем по ипподрому. Не успели лучшие призовые
лошади отойти от стартовой линии на три-четыре корпуса, как страховидная
кляча обежала круг, разорвала грудью ленту у финиша, не останавливаясь,
пронеслась по кругу еще два раза и, наконец, остановилась как вкопанная,
низко опустив голову с отвисшей губой; при этом что-то несколько раз
хлопнуло, как хлопушка. Кляча выиграла, и владелец ее должен был взять
головокружительный приз.
Минуту тысячи зрителей находились в оцепенении, а в следующую ипподром
превратился в клокочущий вулкан. Люди обезумели, кричали, размахивали
руками, истерически визжали. Вокруг клячи быстро собралась горланящая толпа.
Слышались негодующие крики;
- Обман! Жульничество! Долой!
- Смотрите, под брюхом мотор...
- Величиной с сигарную коробку...
- И тонкие рычаги прикреплены к ногам.
- Кто собственник этой клячи?
- Убить! Растерзать его! Где он?
- Вот он, в панаме... изобретатель Вагнер...
- Хоть и физик, а жулик. Бей его!..
- Господа! - старался перекричать толпу человек в панаме. ~
Успокойтесь. Я не ставил на свою клячу. Я не собирался обыгрывать вас... И
хотел только...
Крики негодования заглушили его голос. Над панамой поднялись кулаки,
зонты, трости. Неизвестно, чем это кончилось бы, если бы Вагнер не поднял
ярко сверкнувший на солнце шар величиной с бильярдный.
- Бомба! - взвизгнул он. Толпа в ужасе шарахнулась. Изобретатель исчез.
Таково было событие, описанное в журнале. Я заинтересовался Вагнером,
разыскал его и, познакомившись, заговорил о случае на ипподроме. Молодой
изобретатель безнадежно махнул рукой.
- Моя очередная глупость. Чепуха. Сколько раз я зарекался "не той
улицей ходить" - не расшибать лбом стену. И вот очередная шишка... - И он
потер лоб, на котором в самом деле была шишка. - Донкихотство.
- Могло быть хуже, - рассмеявшись, сказал я. - Вас спасла находчивость.
Но о какой стене и о каком донкихотстве вы говорите?
- О стене косности, тупости, консерватизма нашего правительства и нашей
общественности. Мы безнадежно отстали в технике от Европы и Америки. Мы еще
с сохой не расстались. Основой нашей энергетики до сих пор являются
натуральные лошадиные спины. От всего этого можно прийти в отчаянье. Не могу
я с этим примириться, ну и до сих пор донкихотствую. Пользуюсь каждым
удобным и неудобным случаем, чтобы убедить этих людей в том, что маленький
мотор может быть сильнее большой лошади, что самодвижущийся экипаж перегонит
любого рысака. - Глаза Вагнера насмешливо прищурились. - Эта кляча, которую
вы видели, не живая, это автомат, механическая игрушка. Они даже не заметили
этого. Увидели только моторчик и рычаги. Не правда ли, хорошо сделано? -
весело спросил он, увидев на моем лице изумление, смешанное с восхищением.
Вслед за этим он вздохнул. - Мне не удалось даже объяснить. Они помешаны на
деньгах, на тотализаторе... Негодяи! Они заподозрили даже, что я хотел
просто обыграть их. Однако перевернем эту печальную страницу и поскорее
забудем о ней, - сказал Вагнер уже с обычным своим добродушием. - Меня
занимает сейчас одна увлекательная идея... одно изобретение... - И он снова
потер шишку на лбу.
- Это вас на ипподроме так разукрасили? - спросил я.
- Да... нет, это я сам себя. Одна идея голову распирает, и вот шишки.
На лбу и на затылке. Заходите почаще, гостем будете.
Я воспользовался этим приглашением, зачастил к Вагнеру и каждый раз
заставал его с новой шишкой на голове и ссадинами на руках. "Идея", как
болезнь, выходила наружу. Вагнер отделывался шутками и не открывал истинной
причины этих ранений. Однажды он встретил меня с забинтованной головой и
перевязанной правой рукой. Весело улыбаясь, он подал мне левую руку и
сказал:
- Идея созрела. Да, мне кажется, пора снимать урожай.
- Не подождать ли, пока можно будет снять бинты? - участливо спросил я.
- Пустяки. Если вы мне поможете... Отлично. Я и не сомневался в вас.
Так вот, приезжайте ко мне на дачу завтра же, и вы увидите... Да вы сами
увидите, что увидите... - и Вагнер хитро прищурил правый глаз - левый был
забинтован.
На другой день рано утром я сошел с поезда на заброшенном полустанке и
зашагал по пустынной проселочной дороге. Кругом ни дач, ни леса. Довольно
унылое, пустынное местечко. На горизонте серые крестьянские хаты - деревня
Колодези - цель моего путешествия. В деревне действительно было немало
колодцев с высокими журавлями. Примета; возле самого высокого журавля, в
"чистой" половине крестьянской хаты, поселился Вагнер. Он встретил меня уже
без бинтов, угостил крепким чаем со сливками и ржаными лепешками с маслом и
сказал:
- Ну-с, если вы не устали, идемте.
Изобретатель взял со стола небольшой чемодан, в сенях захватил весло,
две удочки и вышел на пыльную улицу.
- А удочки и весло зачем? - удивленно спросил я.
- Маскировка, - подмигнул мне Вагнер. - Чтобы за нами не увязались
любопытные, увидав, что люди с чемоданами идут не к станции, а в поле. А так
все решат, что мы отправляемся на рыбную ловлю.
У меня насчет этой маскировки было особое мнение: если что и могло
возбудить любопытство туземцев, так это именно удочки. Мне было хорошо
известно, что на три десятка километров вокруг не было ни реки, ни озера,
где бы водилась рыба. К счастью, деревня словно вымерла - все были на
полевых работах. Нам встретилась только одна древняя старушка, выползшая
погреться на солнце. Увидев удочки, она долго провожала нас удивленными
глазами, приоткрыв беззубый рот.
Мы вышли за околицу и бодро зашагали к так называемому старому
полигону, отстоящему километра на четыре от деревушки. Здесь когда-то были
военные лагеря. Огромное поле, поросшее сорняками, с одной стороны было
огорожено покосившимся старым забором, с другой - замыкалось земляным валом.
Возле забора и за ним возвышались огромные кучи сухого конского навоза.
Вагнер остановился возле этих "авгиевых конюшен", бросил удочки и уселся на
чемодан. Он всю дорогу хранил молчание. Я сгорал от любопытства, но не
спрашивал, зная, что скоро Вагнер сам откроет мне свою тайну. И вот этот
момент наступил... Начало было неожиданное.
- Как вам кажется, хорошо ли сделан человек? Мне кажется, плохо. Хуже
блохи. Вы смеетесь? Напрасно. Блоха - ничтожное насекомое. Так. А прыгает
она в десятки и сотни раз выше своего роста. Человек же - венец мироздания -
прыгает в высоту на два метра и в длину на три-четыре метра, самое большее.
Разве это не оскорбительно для человеческого достоинства?
- И вы решили исправить эту несправедливость природы? - спросил я
Вагнера, начиная догадываться.
- Да, я смею думать, что мне удастся исправить эту недоделку. Человек
научился переплывать океаны, подниматься в воздух, кататься на коньках,
ходить на лыжах, влезать на гладкие телеграфные столбы. Почему бы ему не
научиться прыгать по-блошиному, если не в сотни, то хотя бы в десятки раз
выше и дальше своего роста? Каким образом? Пользуясь мускульной силой рук и
ног и небольшим приспособлением.
Вагнер открыл чемодан и вынул оттуда четыре пружины, несколько
напоминающие матрацные. Пружины были прикреплены к дощечкам, на дощечках
имелись ремни. Две пружины были большие - для рук, - объяснил изобретатель,
- и. две поменьше - ножные. Вагнер быстро привязал ремнями дощечки с
пружинами к ногам и попросил меня, чтобы я помог привязать пружины на руки.
- Все это пока примитивно. Испытание принципа. Главная трудность -
рассчитать равновесие, - говорил он, пока я затягивал ему ремни. - Благодарю
вас. Теперь вы поможете мне влезть на забор. Вот нам и весло пригодится.
Новорожденный человек-блоха влез на забор. Вернее сказать, я
собственноручно приподнял и усадил его, так как со своими пружинами он был
совершенно беспомощен.
- Ну-с, итак, начинаем. Внимание! Раз, два, три!.. Вагнер прыгнул.
Пружина на ноге зацепилась за выступающую доску забора, и изобретатель упал
боком.
- Первый блин комом, - добродушно сказал он.
- Судя по вашим шишкам и царапинам, это далеко не первый блин, -
заметил я.
- На этих пружинах - первый. Последняя модель. Помогите мне,
пожалуйста, подняться и снова взобраться на забор.
Это становилось утомительным.
- Итак, начинаем.
- Продолжаем, - поправил я.
- Весь вопрос в том, чтобы удачно прыгнуть на четвереньки. Блохе
прыгать легче, у нее шесть ног, - сказал Вагнер. - А ну, гоп!
Уже по тому, как он падал - головою вниз, я угадал, что прыжок снова
будет неудачным. И действительно, первый удар - всею тяжестью тела -
пришелся на руки. Вагнера подбросило вверх и назад. Описав дугу, он исчез за
забором.
Я нашел незадачливого изобретателя на куче лошадиного навоза. Вагнер
лежал на спине и копошился, как жук, который тщетно пытался перевернуться на
ноги. К моему удивлению, лицо Вагнера сияло от удовольствия.
- Пружины-то, пружины каковы, а? Как подбросило! На этот раз будет
толк.
И, когда Вагнер прыгнул в третий раз, был толк. Даже, пожалуй, больший,
чем ожидал сам изобретатель. "Блохе" удалось опуститься на все четыре ноги и
сделать прыжок. Вагнер, по-видимому, пустил в ход мускулы ног, так как
второй прыжок был выше и дальше. Третий, четвертый еще лучше. И вдруг я
услышал взволнованный крик:
- Держите меня! Я не могу остановиться! Несчастный! Об этом он и не
подумал. Я бросился за ним, но куда там! Вагнер, как гигантская блоха,
огромными прыжками быстро удалялся от меня. Высокий земляной вал преграждал
ему путь. Прыгун не мог повернуть в сторону. Еще несколько прыжков - и
Вагнер ударился головой о земляной вал, перевернулся вверх ногами и упал.
- Я не пробил дыры в земляном валу? - медленно, с трудом ворочая
языком, спросил меня Вагнер, когда пришел в себя. Он еще мог шутить.
Я не видел Вагнера несколько лет. Неожиданно он сам напомнил о себе,
позвонив по телефону. Он приглашал меня к себе на дачу так просто, словно мы
расстались с ним только вчера.
"Есть новости. Если позволите, я заеду за вами на автомобиле".
Не прошло и часа, как я уже ехал с Вагнером в его машине по
великолепной автостраде Москва - Минск. Внешне Вагнер мало изменился, только
борода его стала как будто длиннее и гуще. Он сам правил крытым автомобилем
удлиненной, хороню обтекаемой формы. Машина летела с такой скоростью, что я
едва мог различить встречные мосты, красивые гостиницы, стоявшие у дороги в
живописных уголках - на лесистых холмах или на берегу реки. После часа такой
бешеной езды Вагнер уменьшил скорость, свернул с автострады на хорошую
шоссейную дорогу, еще с полчаса летел со скоростью пятидесяти километров в
час и, наконец, остановился возле уединенного коттеджа.
- Вот мы и дома.
Мы наскоро позавтракали в уютной столовой с широким венецианским окном.
Вагнер неожиданно вынул откуда-то из-под стола массивный бокал и протянул
мне:
- Держите!
Я принял бокал и был очень удивлен, не почувствовав его тяжести.
Поставил на стол, но не успел разжать пальцы, как бокал взлетел к потолку и
там остался. Должно быть, вид у меня был комический, потому что Вагнер
рассмеялся и сказал:
- Ну и вид у вас! Хоть на экран. Однако из чего же вы будете пить
яблочный сидр? Сами виноваты. Других стаканов у меня нет.
- Вы, может быть, мне все-таки объясните, профессор, этот фокус? -
спросил я.
- Я не фокусник и не волшебник, - ответил он, как будто немного
обидевшись.
- Бокал был, кажется, металлический. В потолке же, вероятно, был
скрытый магнит. Угадал я или нет?
- Все в свое время объяснится. Погода отличная, идемте подышать чистым
воздухом. Но прежде я хочу взвесить вас на весах. - Он взвесил меня,
зачем-то предложил положить в карман гирьки весом в 1 килограмм 800 граммов
и сказал: "Пунктум".
Мы вышли из дому и направились к большому полю, которое виднелось за
березовой рощей. Мне показалось, что среди поля находится озеро: между
белыми стволами берез я видел блестящую поверхность, и, только подойдя
ближе, я убедился в своей ошибке: большая часть поля была покрыта словно
блестящим войлоком, ровным и гладким. Издали этот "ковер" с матовым блеском
светло-серого цвета был похож на поверхность воды.
Вагнер смело зашагал по "озеру", я совсем несмело - за ним. Посредине
"ковра" площадью несколько сот квадратных метров я увидел небольшой крест,
как мне показалось. Когда мы подошли к нему ближе, оказалось, что одна
"крестовина" представляла собой щель в ковре, а другая - повернутый поперек
щели болт, сидящий на стержне. От этого центрального креста расходились во
все стороны скобы, несколько напоминающие дверные ручки.
Вагнер повернул болт так, что он стал против отверстия. В то же
мгновение я почувствовал, что мы поднимаемся, как на ковре-самолете.
- Держитесь за скобы! - крикнул мне Вагнер. Я ухватился за ручку, и
вовремя, так как наш "самолет" сильно качнуло. К счастью, порывов ветра
больше не повторялось, и мы так плавно поднимались, что я не мог отделаться
от впечатления, будто не мы идем вверх, а земля, поле, березовая роща, дача
Вагнера медленно опускаются.
- Наш ковер-самолет поднимался бы быстрее, если бы не сопротивление
воздуха, - сказал Вагнер. Он сидел против меня, держась за скобу, похожую на
дверную ручку. Нас разделяла щель, сквозь которую, когда ковер-самолет
находился на земле, пропускался болт, удерживающий самолет от подъема, как
якорь.
- Да, наш летательный аппарат не слишком-то обтекаемой формы; по
крайней мере при полетах по вертикали, - отозвался я, с трудом заставляя
себя говорить: до такой степени ошеломило меня это необычайное приключение.
- Теперь вы не скажете, что над нами магнит, который притягивает нас? -
спросил Вагнер, хитро прищурив голубые глаза.
- Увы, это выше моего понимания, - ответил я. Вагнер громко захохотал.
- Трудная задача, - наконец сказал он. - Вы можете вообразить, что я
изобрел какой-нибудь кеворит-экран, защищающий тела от земного тяготения. Но
кеворит - чистейшая и неосуществимая фантазия. Вы могли бы вообразить, что я
зарядил наш ковер-самолет электричеством, одноименным с земным зарядом, и
ковер-самолет отскочил от земли, как бузинный шарик...
- Я ничего не воображаю, - возразил я. - Сейчас меня интересует, как
высоко мы поднимемся. Ведь мы одеты по-летнему, и у нас нет кислородных
приборов.
- Можете быть совершенно спокойны, - ответил Вагнер. - Поземная сила
нашего ковра-самолета очень невелика. Его потолок имеет всего две-три сотни
метров. Видите, наш подъем уже замедляется. А когда наступит вечер,
температура понизится, влажность воздуха увеличится, и наш ковер-самолет
пойдет на снижение. Мой расчет совершенно точен. Пунктум. Недаром я выверил
ваш вес. Ну вот. А пока... у нас есть еще много времени, и я могу объяснить
вам секрет нашего ковра-самолета... Смотрите, сколько мальчишек сбежалось
посмотреть на нас. И откуда только они берутся?.. Кричат, машут шапками...
Нас медленно относило за рощу. Скоро река и толпа ребят на берегу
скрылись из виду.
- Так вот, - продолжал Вагнер, - все эти чудеса родились из научных
работ над физикой тонких пленок, малоизвестных широкой публике. Советую вам
познакомиться с этим предметом. Коротко говоря, наш ковер-самолет сделан из
так называемой твердой цепи. Это тело, состоящее из множества
ячеек-пузырьков. Сплав магния и бериллия. Размер ячеек меньше одного
миллиметра, а толщина стенок - одна десятитысячная миллиметра. Пустоты ячеек
заполнены водородом. При толщине стенок - тонких пленок - в одну тысячную
миллиметра уже получается невесомый материал, а при толщине в одну
десятитысячную, как у нас, металл становится летающим. При известной
величине ковра-самолета из такого металла он, как видите, может поднять не
только самого себя, но и добавочный груз. Простите, но я сниму ботинки -
привык ходить на даче босиком, - прервал он свои объяснения, снял ботинки и
поставил возле себя. - Итак, - сказал он... Но в этот момент неизвестно
откуда налетел порыв ветра, наш ковер-самолет качнуло, ботинки полетели на
землю, облегченный самолет рванулся вверх. Вагнер вскрикнул, и этот крик
больше походил на стон. Я понял: увы, теперь нам не помогут ни ночная
сырость, ни понижение температуры. Мы не могли выпустить газ, чтобы
снизиться, как аэронавты. Газ нашего ковра-самолета был глубоко запрятан
внутри искусственной "пенистой* структуры. Мы не могли управлять движением
самолета ни по вертикали, ни по горизонтали. Мы были беспомощны. У нас не
было радиостанции. Мы не имели запасов пищи и воды. Этот Вагнер - неплохой
изобретатель, но очень непрактичный человек. Я был зол на него, тем более
что мне уже хотелось есть и мучила жажда.
- Не напоминает ли вам наше положение старую историю о человеке,
который вздумал прыгать по-блошиному? - Вагнер сердито засопел, но
промолчал. - Нечего сказать, в хорошенькое положение мы попали, - продолжал
я пилить его. - Ночью может наступить буря, наш ковер-самолет перевернет, и
мы разобьемся. Или же мы съедим друг Друга от голода, как потерпевшие
кораблекрушение. Или погибнем от жажды, и наши тела будут расклеваны
птицами...
Вагнер громко расхохотался.
- Я не знал, что вы такой веселый человек и умеете шутить в самых
затруднительных обстоятельствах! - искренне сказал он, и мне стало стыдно. -
Но положение наше не столь уж трагическое, как вам кажется. К счастью, мой
ковер-самолет сварен из твердой пены, которая довольно-таки хрупка. Мы можем
отламывать куски от нашего ковра, он уменьшится в размерах и опустится, как
опускается плот под непосильной тяжестью. Скорее за работу!
Вагнер стал отламывать куски пористой пены, начиная с краев щели в
центре ковра. Я последовал его примеру. Мы бросали обломанные куски в
сторону и вниз, но они неизменно всплывали наверх и пропадали где-то в
синеве неба.
- Сплав недешевый, жаль терять эти куски, но мои знакомые летчики
поймают их в сети. Все эти куски будут летать на одной высоте, не выше
десятка километров. Видите, мы уже снижаемся. Еще несколько кусков...
Подождите бросать, под нами, кажется, озеро. Так и есть. Придется сбросить
балласт. Снимайте ботинки!
Мы благополучно приземлились в зарослях орешника и привязали подтяжками
и поясами изуродованный ковер-самолет, чтобы он не улетел. Домой
возвращались босиком, голодные и возбужденные...
Впервые я узнал о профессоре Вагнере много лет тому назад. В одном
журнале, который теперь трудно разыскать, я прочитал забавную историю -
"Случай на скачках".
На Московском ипподроме был большой день. Афиши оповещали о
"грандиозной программе", о высоких денежных призах и драгоценных призовых
кубках, об участии в скачках лучших лошадей, наездников, русских и
иностранных, о встрече мировых чемпионов. Скопление публики было
необычайное. Завсегдатаи бегов и скачек указывали новичкам на знаменитых
наездников и красивых, выхоленных до блеска призовых лошадей, называли их
звучные имена, вспоминали их родословную, победы, рекорды, резвость, имена
владельцев и заводов - словом, все, что может интересовать завзятого
поклонника тотализатора.
И вдруг среди блестящих, гордых своею красотой представителей лошадиной
аристократии кто-то заметил старую клячу. Она была так необычайно худа, что
можно было легко пересчитать у нее все ребра. Разбитые ноги опухли в
коленных суставах и искривлены. Голова печально опущена, нижняя отвисшая
губа шевелилась, словно кляча шептала, жалуясь на свою судьбу. На кляче
восседал никому не известный мальчик-жокей, босоногий, в красной ситцевой
рубахе. Чьи-то зоркие глаза заметили, что мальчик привязан к лошади.
Скоро ужасную клячу, словно сбежавшую с живодерни увидали и другие
зрители. Люди смеялись, удивлялись, спрашивали, негодовали. Как могла
попасть сюда эта лошадь? Кто допустил такое неслыханное издевательство?
Какому безумцу принадлежит она? Смотрите: она дерзко становится в первый ряд
с лучшими скакунами утра... Человек в цилиндре машет флажком. Медные трубы
полкового оркестра блестят на солнце и сотрясают воздух звуками марша. Старт
дан, и... тут начинается самое необычайное, фантастическое...
Мальчик-жокей в красной ситцевой рубашке низко наклоняется к спине
лошади и крепко сжимает рычажок на луке седла. В тот же момент кляча
начинает с такой быстротой передвигать ноги, что кажется фантастической
сороконожкой, несущейся вихрем по ипподрому. Не успели лучшие призовые
лошади отойти от стартовой линии на три-четыре корпуса, как страховидная
кляча обежала круг, разорвала грудью ленту у финиша, не останавливаясь,
пронеслась по кругу еще два раза и, наконец, остановилась как вкопанная,
низко опустив голову с отвисшей губой; при этом что-то несколько раз
хлопнуло, как хлопушка. Кляча выиграла, и владелец ее должен был взять
головокружительный приз.
Минуту тысячи зрителей находились в оцепенении, а в следующую ипподром
превратился в клокочущий вулкан. Люди обезумели, кричали, размахивали
руками, истерически визжали. Вокруг клячи быстро собралась горланящая толпа.
Слышались негодующие крики;
- Обман! Жульничество! Долой!
- Смотрите, под брюхом мотор...
- Величиной с сигарную коробку...
- И тонкие рычаги прикреплены к ногам.
- Кто собственник этой клячи?
- Убить! Растерзать его! Где он?
- Вот он, в панаме... изобретатель Вагнер...
- Хоть и физик, а жулик. Бей его!..
- Господа! - старался перекричать толпу человек в панаме. ~
Успокойтесь. Я не ставил на свою клячу. Я не собирался обыгрывать вас... И
хотел только...
Крики негодования заглушили его голос. Над панамой поднялись кулаки,
зонты, трости. Неизвестно, чем это кончилось бы, если бы Вагнер не поднял
ярко сверкнувший на солнце шар величиной с бильярдный.
- Бомба! - взвизгнул он. Толпа в ужасе шарахнулась. Изобретатель исчез.
Таково было событие, описанное в журнале. Я заинтересовался Вагнером,
разыскал его и, познакомившись, заговорил о случае на ипподроме. Молодой
изобретатель безнадежно махнул рукой.
- Моя очередная глупость. Чепуха. Сколько раз я зарекался "не той
улицей ходить" - не расшибать лбом стену. И вот очередная шишка... - И он
потер лоб, на котором в самом деле была шишка. - Донкихотство.
- Могло быть хуже, - рассмеявшись, сказал я. - Вас спасла находчивость.
Но о какой стене и о каком донкихотстве вы говорите?
- О стене косности, тупости, консерватизма нашего правительства и нашей
общественности. Мы безнадежно отстали в технике от Европы и Америки. Мы еще
с сохой не расстались. Основой нашей энергетики до сих пор являются
натуральные лошадиные спины. От всего этого можно прийти в отчаянье. Не могу
я с этим примириться, ну и до сих пор донкихотствую. Пользуюсь каждым
удобным и неудобным случаем, чтобы убедить этих людей в том, что маленький
мотор может быть сильнее большой лошади, что самодвижущийся экипаж перегонит
любого рысака. - Глаза Вагнера насмешливо прищурились. - Эта кляча, которую
вы видели, не живая, это автомат, механическая игрушка. Они даже не заметили
этого. Увидели только моторчик и рычаги. Не правда ли, хорошо сделано? -
весело спросил он, увидев на моем лице изумление, смешанное с восхищением.
Вслед за этим он вздохнул. - Мне не удалось даже объяснить. Они помешаны на
деньгах, на тотализаторе... Негодяи! Они заподозрили даже, что я хотел
просто обыграть их. Однако перевернем эту печальную страницу и поскорее
забудем о ней, - сказал Вагнер уже с обычным своим добродушием. - Меня
занимает сейчас одна увлекательная идея... одно изобретение... - И он снова
потер шишку на лбу.
- Это вас на ипподроме так разукрасили? - спросил я.
- Да... нет, это я сам себя. Одна идея голову распирает, и вот шишки.
На лбу и на затылке. Заходите почаще, гостем будете.
Я воспользовался этим приглашением, зачастил к Вагнеру и каждый раз
заставал его с новой шишкой на голове и ссадинами на руках. "Идея", как
болезнь, выходила наружу. Вагнер отделывался шутками и не открывал истинной
причины этих ранений. Однажды он встретил меня с забинтованной головой и
перевязанной правой рукой. Весело улыбаясь, он подал мне левую руку и
сказал:
- Идея созрела. Да, мне кажется, пора снимать урожай.
- Не подождать ли, пока можно будет снять бинты? - участливо спросил я.
- Пустяки. Если вы мне поможете... Отлично. Я и не сомневался в вас.
Так вот, приезжайте ко мне на дачу завтра же, и вы увидите... Да вы сами
увидите, что увидите... - и Вагнер хитро прищурил правый глаз - левый был
забинтован.
На другой день рано утром я сошел с поезда на заброшенном полустанке и
зашагал по пустынной проселочной дороге. Кругом ни дач, ни леса. Довольно
унылое, пустынное местечко. На горизонте серые крестьянские хаты - деревня
Колодези - цель моего путешествия. В деревне действительно было немало
колодцев с высокими журавлями. Примета; возле самого высокого журавля, в
"чистой" половине крестьянской хаты, поселился Вагнер. Он встретил меня уже
без бинтов, угостил крепким чаем со сливками и ржаными лепешками с маслом и
сказал:
- Ну-с, если вы не устали, идемте.
Изобретатель взял со стола небольшой чемодан, в сенях захватил весло,
две удочки и вышел на пыльную улицу.
- А удочки и весло зачем? - удивленно спросил я.
- Маскировка, - подмигнул мне Вагнер. - Чтобы за нами не увязались
любопытные, увидав, что люди с чемоданами идут не к станции, а в поле. А так
все решат, что мы отправляемся на рыбную ловлю.
У меня насчет этой маскировки было особое мнение: если что и могло
возбудить любопытство туземцев, так это именно удочки. Мне было хорошо
известно, что на три десятка километров вокруг не было ни реки, ни озера,
где бы водилась рыба. К счастью, деревня словно вымерла - все были на
полевых работах. Нам встретилась только одна древняя старушка, выползшая
погреться на солнце. Увидев удочки, она долго провожала нас удивленными
глазами, приоткрыв беззубый рот.
Мы вышли за околицу и бодро зашагали к так называемому старому
полигону, отстоящему километра на четыре от деревушки. Здесь когда-то были
военные лагеря. Огромное поле, поросшее сорняками, с одной стороны было
огорожено покосившимся старым забором, с другой - замыкалось земляным валом.
Возле забора и за ним возвышались огромные кучи сухого конского навоза.
Вагнер остановился возле этих "авгиевых конюшен", бросил удочки и уселся на
чемодан. Он всю дорогу хранил молчание. Я сгорал от любопытства, но не
спрашивал, зная, что скоро Вагнер сам откроет мне свою тайну. И вот этот
момент наступил... Начало было неожиданное.
- Как вам кажется, хорошо ли сделан человек? Мне кажется, плохо. Хуже
блохи. Вы смеетесь? Напрасно. Блоха - ничтожное насекомое. Так. А прыгает
она в десятки и сотни раз выше своего роста. Человек же - венец мироздания -
прыгает в высоту на два метра и в длину на три-четыре метра, самое большее.
Разве это не оскорбительно для человеческого достоинства?
- И вы решили исправить эту несправедливость природы? - спросил я
Вагнера, начиная догадываться.
- Да, я смею думать, что мне удастся исправить эту недоделку. Человек
научился переплывать океаны, подниматься в воздух, кататься на коньках,
ходить на лыжах, влезать на гладкие телеграфные столбы. Почему бы ему не
научиться прыгать по-блошиному, если не в сотни, то хотя бы в десятки раз
выше и дальше своего роста? Каким образом? Пользуясь мускульной силой рук и
ног и небольшим приспособлением.
Вагнер открыл чемодан и вынул оттуда четыре пружины, несколько
напоминающие матрацные. Пружины были прикреплены к дощечкам, на дощечках
имелись ремни. Две пружины были большие - для рук, - объяснил изобретатель,
- и. две поменьше - ножные. Вагнер быстро привязал ремнями дощечки с
пружинами к ногам и попросил меня, чтобы я помог привязать пружины на руки.
- Все это пока примитивно. Испытание принципа. Главная трудность -
рассчитать равновесие, - говорил он, пока я затягивал ему ремни. - Благодарю
вас. Теперь вы поможете мне влезть на забор. Вот нам и весло пригодится.
Новорожденный человек-блоха влез на забор. Вернее сказать, я
собственноручно приподнял и усадил его, так как со своими пружинами он был
совершенно беспомощен.
- Ну-с, итак, начинаем. Внимание! Раз, два, три!.. Вагнер прыгнул.
Пружина на ноге зацепилась за выступающую доску забора, и изобретатель упал
боком.
- Первый блин комом, - добродушно сказал он.
- Судя по вашим шишкам и царапинам, это далеко не первый блин, -
заметил я.
- На этих пружинах - первый. Последняя модель. Помогите мне,
пожалуйста, подняться и снова взобраться на забор.
Это становилось утомительным.
- Итак, начинаем.
- Продолжаем, - поправил я.
- Весь вопрос в том, чтобы удачно прыгнуть на четвереньки. Блохе
прыгать легче, у нее шесть ног, - сказал Вагнер. - А ну, гоп!
Уже по тому, как он падал - головою вниз, я угадал, что прыжок снова
будет неудачным. И действительно, первый удар - всею тяжестью тела -
пришелся на руки. Вагнера подбросило вверх и назад. Описав дугу, он исчез за
забором.
Я нашел незадачливого изобретателя на куче лошадиного навоза. Вагнер
лежал на спине и копошился, как жук, который тщетно пытался перевернуться на
ноги. К моему удивлению, лицо Вагнера сияло от удовольствия.
- Пружины-то, пружины каковы, а? Как подбросило! На этот раз будет
толк.
И, когда Вагнер прыгнул в третий раз, был толк. Даже, пожалуй, больший,
чем ожидал сам изобретатель. "Блохе" удалось опуститься на все четыре ноги и
сделать прыжок. Вагнер, по-видимому, пустил в ход мускулы ног, так как
второй прыжок был выше и дальше. Третий, четвертый еще лучше. И вдруг я
услышал взволнованный крик:
- Держите меня! Я не могу остановиться! Несчастный! Об этом он и не
подумал. Я бросился за ним, но куда там! Вагнер, как гигантская блоха,
огромными прыжками быстро удалялся от меня. Высокий земляной вал преграждал
ему путь. Прыгун не мог повернуть в сторону. Еще несколько прыжков - и
Вагнер ударился головой о земляной вал, перевернулся вверх ногами и упал.
- Я не пробил дыры в земляном валу? - медленно, с трудом ворочая
языком, спросил меня Вагнер, когда пришел в себя. Он еще мог шутить.
Я не видел Вагнера несколько лет. Неожиданно он сам напомнил о себе,
позвонив по телефону. Он приглашал меня к себе на дачу так просто, словно мы
расстались с ним только вчера.
"Есть новости. Если позволите, я заеду за вами на автомобиле".
Не прошло и часа, как я уже ехал с Вагнером в его машине по
великолепной автостраде Москва - Минск. Внешне Вагнер мало изменился, только
борода его стала как будто длиннее и гуще. Он сам правил крытым автомобилем
удлиненной, хороню обтекаемой формы. Машина летела с такой скоростью, что я
едва мог различить встречные мосты, красивые гостиницы, стоявшие у дороги в
живописных уголках - на лесистых холмах или на берегу реки. После часа такой
бешеной езды Вагнер уменьшил скорость, свернул с автострады на хорошую
шоссейную дорогу, еще с полчаса летел со скоростью пятидесяти километров в
час и, наконец, остановился возле уединенного коттеджа.
- Вот мы и дома.
Мы наскоро позавтракали в уютной столовой с широким венецианским окном.
Вагнер неожиданно вынул откуда-то из-под стола массивный бокал и протянул
мне:
- Держите!
Я принял бокал и был очень удивлен, не почувствовав его тяжести.
Поставил на стол, но не успел разжать пальцы, как бокал взлетел к потолку и
там остался. Должно быть, вид у меня был комический, потому что Вагнер
рассмеялся и сказал:
- Ну и вид у вас! Хоть на экран. Однако из чего же вы будете пить
яблочный сидр? Сами виноваты. Других стаканов у меня нет.
- Вы, может быть, мне все-таки объясните, профессор, этот фокус? -
спросил я.
- Я не фокусник и не волшебник, - ответил он, как будто немного
обидевшись.
- Бокал был, кажется, металлический. В потолке же, вероятно, был
скрытый магнит. Угадал я или нет?
- Все в свое время объяснится. Погода отличная, идемте подышать чистым
воздухом. Но прежде я хочу взвесить вас на весах. - Он взвесил меня,
зачем-то предложил положить в карман гирьки весом в 1 килограмм 800 граммов
и сказал: "Пунктум".
Мы вышли из дому и направились к большому полю, которое виднелось за
березовой рощей. Мне показалось, что среди поля находится озеро: между
белыми стволами берез я видел блестящую поверхность, и, только подойдя
ближе, я убедился в своей ошибке: большая часть поля была покрыта словно
блестящим войлоком, ровным и гладким. Издали этот "ковер" с матовым блеском
светло-серого цвета был похож на поверхность воды.
Вагнер смело зашагал по "озеру", я совсем несмело - за ним. Посредине
"ковра" площадью несколько сот квадратных метров я увидел небольшой крест,
как мне показалось. Когда мы подошли к нему ближе, оказалось, что одна
"крестовина" представляла собой щель в ковре, а другая - повернутый поперек
щели болт, сидящий на стержне. От этого центрального креста расходились во
все стороны скобы, несколько напоминающие дверные ручки.
Вагнер повернул болт так, что он стал против отверстия. В то же
мгновение я почувствовал, что мы поднимаемся, как на ковре-самолете.
- Держитесь за скобы! - крикнул мне Вагнер. Я ухватился за ручку, и
вовремя, так как наш "самолет" сильно качнуло. К счастью, порывов ветра
больше не повторялось, и мы так плавно поднимались, что я не мог отделаться
от впечатления, будто не мы идем вверх, а земля, поле, березовая роща, дача
Вагнера медленно опускаются.
- Наш ковер-самолет поднимался бы быстрее, если бы не сопротивление
воздуха, - сказал Вагнер. Он сидел против меня, держась за скобу, похожую на
дверную ручку. Нас разделяла щель, сквозь которую, когда ковер-самолет
находился на земле, пропускался болт, удерживающий самолет от подъема, как
якорь.
- Да, наш летательный аппарат не слишком-то обтекаемой формы; по
крайней мере при полетах по вертикали, - отозвался я, с трудом заставляя
себя говорить: до такой степени ошеломило меня это необычайное приключение.
- Теперь вы не скажете, что над нами магнит, который притягивает нас? -
спросил Вагнер, хитро прищурив голубые глаза.
- Увы, это выше моего понимания, - ответил я. Вагнер громко захохотал.
- Трудная задача, - наконец сказал он. - Вы можете вообразить, что я
изобрел какой-нибудь кеворит-экран, защищающий тела от земного тяготения. Но
кеворит - чистейшая и неосуществимая фантазия. Вы могли бы вообразить, что я
зарядил наш ковер-самолет электричеством, одноименным с земным зарядом, и
ковер-самолет отскочил от земли, как бузинный шарик...
- Я ничего не воображаю, - возразил я. - Сейчас меня интересует, как
высоко мы поднимемся. Ведь мы одеты по-летнему, и у нас нет кислородных
приборов.
- Можете быть совершенно спокойны, - ответил Вагнер. - Поземная сила
нашего ковра-самолета очень невелика. Его потолок имеет всего две-три сотни
метров. Видите, наш подъем уже замедляется. А когда наступит вечер,
температура понизится, влажность воздуха увеличится, и наш ковер-самолет
пойдет на снижение. Мой расчет совершенно точен. Пунктум. Недаром я выверил
ваш вес. Ну вот. А пока... у нас есть еще много времени, и я могу объяснить
вам секрет нашего ковра-самолета... Смотрите, сколько мальчишек сбежалось
посмотреть на нас. И откуда только они берутся?.. Кричат, машут шапками...
Нас медленно относило за рощу. Скоро река и толпа ребят на берегу
скрылись из виду.
- Так вот, - продолжал Вагнер, - все эти чудеса родились из научных
работ над физикой тонких пленок, малоизвестных широкой публике. Советую вам
познакомиться с этим предметом. Коротко говоря, наш ковер-самолет сделан из
так называемой твердой цепи. Это тело, состоящее из множества
ячеек-пузырьков. Сплав магния и бериллия. Размер ячеек меньше одного
миллиметра, а толщина стенок - одна десятитысячная миллиметра. Пустоты ячеек
заполнены водородом. При толщине стенок - тонких пленок - в одну тысячную
миллиметра уже получается невесомый материал, а при толщине в одну
десятитысячную, как у нас, металл становится летающим. При известной
величине ковра-самолета из такого металла он, как видите, может поднять не
только самого себя, но и добавочный груз. Простите, но я сниму ботинки -
привык ходить на даче босиком, - прервал он свои объяснения, снял ботинки и
поставил возле себя. - Итак, - сказал он... Но в этот момент неизвестно
откуда налетел порыв ветра, наш ковер-самолет качнуло, ботинки полетели на
землю, облегченный самолет рванулся вверх. Вагнер вскрикнул, и этот крик
больше походил на стон. Я понял: увы, теперь нам не помогут ни ночная
сырость, ни понижение температуры. Мы не могли выпустить газ, чтобы
снизиться, как аэронавты. Газ нашего ковра-самолета был глубоко запрятан
внутри искусственной "пенистой* структуры. Мы не могли управлять движением
самолета ни по вертикали, ни по горизонтали. Мы были беспомощны. У нас не
было радиостанции. Мы не имели запасов пищи и воды. Этот Вагнер - неплохой
изобретатель, но очень непрактичный человек. Я был зол на него, тем более
что мне уже хотелось есть и мучила жажда.
- Не напоминает ли вам наше положение старую историю о человеке,
который вздумал прыгать по-блошиному? - Вагнер сердито засопел, но
промолчал. - Нечего сказать, в хорошенькое положение мы попали, - продолжал
я пилить его. - Ночью может наступить буря, наш ковер-самолет перевернет, и
мы разобьемся. Или же мы съедим друг Друга от голода, как потерпевшие
кораблекрушение. Или погибнем от жажды, и наши тела будут расклеваны
птицами...
Вагнер громко расхохотался.
- Я не знал, что вы такой веселый человек и умеете шутить в самых
затруднительных обстоятельствах! - искренне сказал он, и мне стало стыдно. -
Но положение наше не столь уж трагическое, как вам кажется. К счастью, мой
ковер-самолет сварен из твердой пены, которая довольно-таки хрупка. Мы можем
отламывать куски от нашего ковра, он уменьшится в размерах и опустится, как
опускается плот под непосильной тяжестью. Скорее за работу!
Вагнер стал отламывать куски пористой пены, начиная с краев щели в
центре ковра. Я последовал его примеру. Мы бросали обломанные куски в
сторону и вниз, но они неизменно всплывали наверх и пропадали где-то в
синеве неба.
- Сплав недешевый, жаль терять эти куски, но мои знакомые летчики
поймают их в сети. Все эти куски будут летать на одной высоте, не выше
десятка километров. Видите, мы уже снижаемся. Еще несколько кусков...
Подождите бросать, под нами, кажется, озеро. Так и есть. Придется сбросить
балласт. Снимайте ботинки!
Мы благополучно приземлились в зарослях орешника и привязали подтяжками
и поясами изуродованный ковер-самолет, чтобы он не улетел. Домой
возвращались босиком, голодные и возбужденные...