Борис Акунин
КВЕСТ
Самый богатый человек всех времен
стоял у окна кабинета, находящегося на самой вершине самого высокого здания в мире и смотрел на самый главный город планеты, раскинувшийся внизу.
Биография Дж. П. Ротвеллера была известна любому гражданину США — идеальный образец того, как можно осуществить американскую мечту и правильно распорядиться ее плодами.
В «Иллюстрированной энциклопедии маленького американца» (том «Наши великие соотечественники») о мистере Ротвеллере была помещена восторженная статья.
Сколько же ему лет? — прикинул Гальтон, когда старик обернулся. За девяносто. Должно быть, интересно жить так долго, да еще во времена, когда мир стремительно меняется. Многое, что показалось бы родителям Джей-Пи сказкой Шехерезады, для их отпрыска стало повседневной реальностью: автомобили, аэропланы, радиоволны, да и сам этот небоскреб, на окна которого как раз наползало ленивое облако. О чем думал хозяин кабинета, глядя сверху вниз на столицу современного мира? Быть может, вспоминал другой Нью-Йорк, двух-трехэтажный, булыжный, лошадиный, в окаеме деревянных мачт вдоль пирсов Гудзона и Ист-ривер?
Однако, что помнил древний старик, а что предпочел забыть, да и сам ход его мыслей были для Гальтона тайной за семью печатями. Сухое, в глубоких складках лицо магната показалось молодому доктору абсолютно непроницаемым. Автор слащавой статейки из детской энциклопедии не соврал: здоровье у долгожителя было завидное. От всей его фигуры веяло закаленностью векового дерева — наполовину высохшего, но еще полного жизни. И, как два свежих листка на фоне тусклой коры, — зеленоватые глаза, рассматривавшие посетителя с нестарческой зоркостью. Можно было не сомневаться, что уж для этого-то взгляда мысли тридцатилетнего мальчишки никакая не тайна.
И хозяин, и приглашенный стояли, глядя друг на друга. После первого почтительного приветствия Норд ничего не говорил и не двигался — инициатива должна была исходить от старшего. Пауза тянулась, тянулась, сделалась невыносимо длинной. Но мистеру Ротвеллеру она, кажется, не была в тягость. Вероятно, он существовал в каком-то собственном масштабе времени, отличном от общепринятого.
Минут, наверное, через пять или даже шесть древнее дерево наконец качнуло веткой — Джей-Пи показал гостю на стул.
Сели.
— Вы желаете знать, из-за чего я вас вызвал, — сказал миллиардер. Пожевал морщинистыми губами. — Из-за вашей статьи о гениальности.
И умолк, давая собеседнику возможность ответить.
Но теперь запастись терпением пришлось уже мистеру Ротвеллеру.
Гальтон не сразу сообразил, о какой статье речь. А когда сообразил, ужасно удивился и не сразу нашелся что сказать.
Статья была написана еще в студенческие годы, для университетского журнала, и, строго говоря, посвящалась не гениальности, а столетию со дня рождения сэра Френсиса Гальтона — ученого мужа, очень известного в девятнадцатом веке и несколько подзабытого в двадцатом. Этот легендарный полимат, то есть человек разнообразных увлечений и талантов, был антропологом, изобретателем, метеорологом, географом, основоположником современной генетики и светилом еще в дюжине областей. Именно в его честь доктор Лоренс Норд, боготворивший великого англичанина, назвал своего единственного сына.
Первоначально юный Гальтон взялся за юбилейную статью, чтобы сделать отцу приятное, но в процессе подготовки увлекся спорной теорией сэра Френсиса о наследственной гениальности, вцепился в эту концепцию, как зубастый щенок в войлочную туфлю, и разодрал ее в клочья. Норд-старший обиделся за своего кумира и потом целых полгода с сыном не разговаривал.
Еще не окончательно поверив, что его вызвали Наверх не по поводу Новой Гвинеи и охотников за головами, молодой человек позволил себе переспросить:
— Вы имеете в виду мой разбор гальтоновских работ «Наследование таланта» и «Исследования человеческих способностей»?
Древо качнуло седой кроной.
— Но это было восемь лет назад!
Ротвеллер снова наклонил голову.
— Именно после той публикации я распорядился пригласить вас на работу в Институт.
Гальтону опять понадобилось некоторое время, чтобы переварить эту новость. Собственно, две новости. Оказывается, задиристая статья имела научную ценность? Оказывается, приглашение на работу поступило от самого Джей-Пи? Вот это да!
«Почему же вы соизволили пригласить меня для разговора только сейчас?» — хотел спросить Норд, но проглотил этот не вполне приличный вопрос и вместо него задал другой, приличный:
— Разве наш институт занимается темой наследственной гениальности?
То есть само по себе это было бы неудивительно. В Ротвеллеровском институте имелось бог весть сколько подразделений, филиалов и исследовательских центров, в том числе строго засекреченных. Но, если Норда пригласили на работу из-за статьи о гениальности, то почему он все эти годы занимался совсем другим?
— Нет, я не финансирую исследований в этой области, — строго сказал Джей-Пи. — Во-первых, они глубоко аморальны, ибо неминуемо ведут к разделению людей на категории различной ценности. Вы тогда совершенно справедливо, хоть и чересчур пылко, обрушились на вашего тезку за его теорию. Ее прямое следствие — нынешнее повсеместное увлечение евгеникой. Известно ли вам, что в некоторых штатах уже вовсю применяется насильственная стерилизация людей, которые по мнению медицинских комиссий не должны иметь потомства? Кто это решает? Господь Бог? Нет, это решает ограниченный и тупой чиновник, которому кажется, что он выпалывает сорняки с грядки под названием «человечество». Погодите — не за горами время, когда в цивилизованных странах начнут выводить особо ценные подвиды homo sapiens, как разводят племенной скот!
— Да, я читал, что такого рода идеи обсуждаются германскими генетиками.
— Гениальность по принципу естественного отбора — это мерзость!
Восковые ноздри Ротвеллера сердито раздувались, глаза метали молнии. Выходит, долгожитель не утратил способности к сильным чувствам. Гальтон преисполнился к старцу еще большим почтением.
— Вы сказали «во-первых», — осторожно напомнил он.
— А во-вторых, эта тема не интересует меня и в научном плане. На нынешнем этапе она бесперспективна, — отрезал Джей-Пи, уже совершенно успокоившись. Должно быть, огня, еще сохраняющегося в этом старом сердце, на долгий взрыв эмоций не хватало.
После такого заявления Норд просто растерялся. Если мистер Ротвеллер считает разработку этой темы во-первых безнравственной, а во-вторых научно бесперспективной, тогда… Тогда вообще ни черта не понятно.
Биография Дж. П. Ротвеллера была известна любому гражданину США — идеальный образец того, как можно осуществить американскую мечту и правильно распорядиться ее плодами.
В «Иллюстрированной энциклопедии маленького американца» (том «Наши великие соотечественники») о мистере Ротвеллере была помещена восторженная статья.
Сколько же ему лет? — прикинул Гальтон, когда старик обернулся. За девяносто. Должно быть, интересно жить так долго, да еще во времена, когда мир стремительно меняется. Многое, что показалось бы родителям Джей-Пи сказкой Шехерезады, для их отпрыска стало повседневной реальностью: автомобили, аэропланы, радиоволны, да и сам этот небоскреб, на окна которого как раз наползало ленивое облако. О чем думал хозяин кабинета, глядя сверху вниз на столицу современного мира? Быть может, вспоминал другой Нью-Йорк, двух-трехэтажный, булыжный, лошадиный, в окаеме деревянных мачт вдоль пирсов Гудзона и Ист-ривер?
Однако, что помнил древний старик, а что предпочел забыть, да и сам ход его мыслей были для Гальтона тайной за семью печатями. Сухое, в глубоких складках лицо магната показалось молодому доктору абсолютно непроницаемым. Автор слащавой статейки из детской энциклопедии не соврал: здоровье у долгожителя было завидное. От всей его фигуры веяло закаленностью векового дерева — наполовину высохшего, но еще полного жизни. И, как два свежих листка на фоне тусклой коры, — зеленоватые глаза, рассматривавшие посетителя с нестарческой зоркостью. Можно было не сомневаться, что уж для этого-то взгляда мысли тридцатилетнего мальчишки никакая не тайна.
И хозяин, и приглашенный стояли, глядя друг на друга. После первого почтительного приветствия Норд ничего не говорил и не двигался — инициатива должна была исходить от старшего. Пауза тянулась, тянулась, сделалась невыносимо длинной. Но мистеру Ротвеллеру она, кажется, не была в тягость. Вероятно, он существовал в каком-то собственном масштабе времени, отличном от общепринятого.
Минут, наверное, через пять или даже шесть древнее дерево наконец качнуло веткой — Джей-Пи показал гостю на стул.
Сели.
— Вы желаете знать, из-за чего я вас вызвал, — сказал миллиардер. Пожевал морщинистыми губами. — Из-за вашей статьи о гениальности.
И умолк, давая собеседнику возможность ответить.
Но теперь запастись терпением пришлось уже мистеру Ротвеллеру.
Гальтон не сразу сообразил, о какой статье речь. А когда сообразил, ужасно удивился и не сразу нашелся что сказать.
Статья была написана еще в студенческие годы, для университетского журнала, и, строго говоря, посвящалась не гениальности, а столетию со дня рождения сэра Френсиса Гальтона — ученого мужа, очень известного в девятнадцатом веке и несколько подзабытого в двадцатом. Этот легендарный полимат, то есть человек разнообразных увлечений и талантов, был антропологом, изобретателем, метеорологом, географом, основоположником современной генетики и светилом еще в дюжине областей. Именно в его честь доктор Лоренс Норд, боготворивший великого англичанина, назвал своего единственного сына.
Первоначально юный Гальтон взялся за юбилейную статью, чтобы сделать отцу приятное, но в процессе подготовки увлекся спорной теорией сэра Френсиса о наследственной гениальности, вцепился в эту концепцию, как зубастый щенок в войлочную туфлю, и разодрал ее в клочья. Норд-старший обиделся за своего кумира и потом целых полгода с сыном не разговаривал.
Еще не окончательно поверив, что его вызвали Наверх не по поводу Новой Гвинеи и охотников за головами, молодой человек позволил себе переспросить:
— Вы имеете в виду мой разбор гальтоновских работ «Наследование таланта» и «Исследования человеческих способностей»?
Древо качнуло седой кроной.
— Но это было восемь лет назад!
Ротвеллер снова наклонил голову.
— Именно после той публикации я распорядился пригласить вас на работу в Институт.
Гальтону опять понадобилось некоторое время, чтобы переварить эту новость. Собственно, две новости. Оказывается, задиристая статья имела научную ценность? Оказывается, приглашение на работу поступило от самого Джей-Пи? Вот это да!
«Почему же вы соизволили пригласить меня для разговора только сейчас?» — хотел спросить Норд, но проглотил этот не вполне приличный вопрос и вместо него задал другой, приличный:
— Разве наш институт занимается темой наследственной гениальности?
То есть само по себе это было бы неудивительно. В Ротвеллеровском институте имелось бог весть сколько подразделений, филиалов и исследовательских центров, в том числе строго засекреченных. Но, если Норда пригласили на работу из-за статьи о гениальности, то почему он все эти годы занимался совсем другим?
— Нет, я не финансирую исследований в этой области, — строго сказал Джей-Пи. — Во-первых, они глубоко аморальны, ибо неминуемо ведут к разделению людей на категории различной ценности. Вы тогда совершенно справедливо, хоть и чересчур пылко, обрушились на вашего тезку за его теорию. Ее прямое следствие — нынешнее повсеместное увлечение евгеникой. Известно ли вам, что в некоторых штатах уже вовсю применяется насильственная стерилизация людей, которые по мнению медицинских комиссий не должны иметь потомства? Кто это решает? Господь Бог? Нет, это решает ограниченный и тупой чиновник, которому кажется, что он выпалывает сорняки с грядки под названием «человечество». Погодите — не за горами время, когда в цивилизованных странах начнут выводить особо ценные подвиды homo sapiens, как разводят племенной скот!
— Да, я читал, что такого рода идеи обсуждаются германскими генетиками.
— Гениальность по принципу естественного отбора — это мерзость!
Восковые ноздри Ротвеллера сердито раздувались, глаза метали молнии. Выходит, долгожитель не утратил способности к сильным чувствам. Гальтон преисполнился к старцу еще большим почтением.
— Вы сказали «во-первых», — осторожно напомнил он.
— А во-вторых, эта тема не интересует меня и в научном плане. На нынешнем этапе она бесперспективна, — отрезал Джей-Пи, уже совершенно успокоившись. Должно быть, огня, еще сохраняющегося в этом старом сердце, на долгий взрыв эмоций не хватало.
После такого заявления Норд просто растерялся. Если мистер Ротвеллер считает разработку этой темы во-первых безнравственной, а во-вторых научно бесперспективной, тогда… Тогда вообще ни черта не понятно.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента