Алехандро Касона
Деревья умирают стоя
Комедия в трех действиях
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
* * *
Действующие лица:
Марта-Изабелла.
Бабушка.
Хеновева.
Элена, секретарша.
Фелиса, горничная.
Амелия, машинистка.
Маурисьо.
Сеньор Бальбоа.
Другой.
Пастор, он же норвежец.
Фокусник.
Нищий.
Охотник.
Бабушка.
Хеновева.
Элена, секретарша.
Фелиса, горничная.
Амелия, машинистка.
Маурисьо.
Сеньор Бальбоа.
Другой.
Пастор, он же норвежец.
Фокусник.
Нищий.
Охотник.
Действие первое
На первый взгляд — обыкновенная большая контора, неопрятная, как тысячи современных капиталистических контор. Сейфы, картотеки, телефоны, диктофон и тому подобные приспособления.
Справа (от актеров) вход из приемной; слева на первом плане дверь в кабинет директора; на втором плане еще одна дверь. В глубине, справа, книжная полка; слева тяжелые занавеси (позднее, когда занавеси раздвинутся, мы увидим, что за ними гардеробная, заваленная экзотическими костюмами; там стоит столик с зеркалом, освещенный сбоку, как в актерской уборной).
Канцелярская обстановка нарушается разбросанными там и сям фантастическими предметами: рыбачьими сетями, масками, манекенами без голов, но с плащами на «плечах», цветными географическими картами несуществующих стран — причудливой смесью, характерной для аукционов и антикварных лавок.
На видном месте портрет седобородого старца с длинными белыми волосами и доброй улыбкой. Лицо не то артиста, не то апостола. Это доктор Ариэль.
Когда поднимается занавес, машинистка нервно ищет что-то в картотеке и не может найти. Смотрит на записку и снова перерывает карточки, все более нервничая. Входит Элена, секретарша, женщина солидного возраста и столь же солидной внешности; она вносит папки; во время разговора раскладывает их на столе.
Элена. Все еще не нашли?
Машинистка. В первый раз со мной такое. Я ведь точно помню, что сама ее ставила. У нас в картотеке такой порядок, я могу с закрытыми глазами отыскать любую карточку. Не пойму, куда она запропастилась.
Элена. Может быть, в записке ошибка.
Машинистка. Нет, невозможно. Писал сам шеф. (Протягивает записку.) 4-В-43. Тут не может быть ошибки.
Элена. Пока что я заметила две ошибки.
Машинистка. Две?
Элена. Две. Во-первых, никогда не говорите «шеф». Это вызывает нежелательные ассоциации. Говорите просто «директор». Второе: вы ищете девушку семнадцати лет среди голубых карточек. Несовершеннолетние — на белых карточках.
Машинистка. Господи, что это со мной сегодня!
Элена. Будьте внимательнее. Когда речь идет о малолетних, закон неумолим.
Машинистка. Вечно я забываю про цвет.
Элена. Запомните, в этом доме любая мелочь может привести к катастрофе. Жизни многих людей зависят от нас. Работа наша чрезвычайно ответственна. Быть может, человечество когда-нибудь будет благодарно нам, быть может, мы сегодня очутимся в тюрьме. Не забывайте об этом.
Машинистка. Простите меня… Я обещаю, что это не повторится.
Элена. Надеюсь. А теперь — посмотрим, действительно ли вы так безошибочно находите карточки. Станьте тут, перед ящиком, закройте глаза и дайте мне № 4-В-43.
Машинистка. Эта?
Элена. Очень хорошо. Поздравляю. (Читает.) «Эрнестина Пинеда. Отец неизвестен. Мать слишком известна. Побег из дома. Опасно. Срочно смотри образец А-4» (ищет в папках, повторяя про себя) А-4, А-4, А-4, А-4. (Находит, хмурится.) Вот. По-видимому, случай серьезный. (Делает пометки в блокноте.)
Машинистка. Разрешите спросить… Я знаю, что нельзя, но я ведь тоже… и так хотела бы узнать…
Элена. Приучайтесь подчиняться без вопросов. Так будет лучше для всех.
Вырывает листок из блокнота и дает его вместе с папкой и карточкой машинистке.
Снимите четыре копии и срочно отправьте.
Машинистка идет к двери.
И еще: если придет девушка с грустными глазами, в берете на французский манер, и покажет голубую карточку — впустите ее немедленно.
Машинистка. Это та, что с красными розами?
Элена. Откуда вы знаете?
Машинистка. Я не нарочно. Я случайно услыхала, когда шеф…
Элена. Директор.
Машинистка. Простите. (Выходит.)
Элена садится к столу, разбирает бумаги. Входит протестантский пастор. Все в нем слишком закончено, чтобы быть настоящим. Он далеко не в евангельском настроении.
Пастор. Ну, это уже слишком. Я протестую, наконец! Со всей почтительностью, но — протестую!
Элена (не отрываясь от работы). Опять?
Пастор. Меня пригласили сюда как знатока языков. Девять живых, четыре мертвых. Сорок лет изучения! Пять званий! И к чему? Мне поручают черную работу!
Элена. Вот как? Вопросы совести, религиозные сомнения пожилой шотландки — это, по-вашему, черная работа?
Пастор. Так ведь опять старая дева! Четвертая — меньше, чем за неделю! А что может быть отвратительнее для старого холостяка, чем старая дева?
Элена. Очень любезно.
Пастор. Я не о вас. Вы не женщина.
Элена. Благодарю.
Пастор. Я хотел сказать — вы товарищ, коллега. Потому-то я и говорю с вами так откровенно. И повторяю вам: протестую, протестую, протестую.
Срывает одну из бакенбард. Элена встает.
Элена. Успокойтесь, ваше преподобие.
Пастор (нервно оглядывается и понижает голос). Почему вы говорите «ваше преподобие»? Разве мы не одни?
Элена. Одни, одни. Успокойтесь.
Пастор. О, Господи! (Срывает вторую бакенбарду.)
Элена. И переоденьтесь немедленно. (Протягивает ему бумагу.) Сегодня вам предстоит выполнить еще одно важное поручение.
Пастор (безнадежно). Как же, знаю. Прибывает норвежское судно. Надо пойти в порт?
Элена. Никто, кроме вас, не знает языка. Подумайте, как обрадуются эти парни, когда услышат так далеко от дома старинную песню своей страны!
Пастор. Нет, вы меня не убедите, что для такой работы нужны пять ученых званий!
Элена (меняет дружеский тон на официальный). Здесь не выбирают. Или подчиняйтесь слепо, или уходите совсем.
Пастор. В конце концов… ради дела…
Покорно кладет на стол очки и Библию. Отдергивает занавес, открывая костюмерную. Снимает сюртук и, разговаривая, натягивает матросскую рубаху и высокие сапоги.
Элена. Удалось вам успокоить совесть той дамы?
Пастор. Какой дамы?
Элена. Мисс Макферсон. Старой девы.
Пастор. О, да! Думаю, что да. Это ведь самый обычный случай. Почему бы мне не справиться?
Элена. Я опасалась трудностей религиозного характера. Ведь вы католик, а она — протестантка…
Пастор. Для лингвиста тут нет трудности. Протестантизм — диалект католицизма.
Элена. А если все в порядке, откуда же такая меланхолия?
Пастор. По-вашему, этого мало? Мне дают работу для новичка! Почему я не участвовал в деле морского клуба? А? Почему меня не послали на дипломатический прием? Там были люди со всего света. Я бы очень пригодился!
Элена. В тот вечер нас интересовали не залы, а кухни. Если бы дали не то снотворное, могли бы произойти ужасные вещи. Чем вы еще недовольны?
Пастор. Именем. Ну, хорошо, я согласен при исполнении служебных обязанностей называться Ф-48… Но тут, среди друзей…
Элена. Лучше, чтоб никто не знал имен. Это опасно.
Пастор (оскорблен). Вы считаете меня предателем?
Элена. Нисколько. Но предположите, что кто-нибудь из нас по несчастью попадет в руки полиции. Все дело откроется.
Пастор (поднимается, покорившись). Ни слова больше. В котором часу прибывает это проклятое судно?
Элена. Почему же проклятое?
Пастор. Я хотел сказать, это очаровательное судно.
Элена. Почему же очаровательное? К чему этот тон? Улыбнитесь. Хорошая улыбка — для нас уже полдела.
Пастор. Хорошо. (Старается улыбнуться). В котором часу должны зарыдать норвежские парни, услышав старинные песни своей родины?
Элена. Так, хорошо. (Смотрит на часы.) В одиннадцать. Через сорок минут.
Пастор зажигает свет и садится к зеркалу гримироваться. Трижды раздается стук трещотки, и при каждом звуке большая книга освещается изнутри красным светом. Книжная полка медленно поворачивается, открывая потайной вход. Появляется фокусник — смешной, причудливый и чем-то жалкий. Он в старинном плаще или в старомодном длинном сюртуке. В руке — воздушные шарики. Полка возвращается на место.
Фокусник. Приветствую вас, друзья.
Элена. Здравствуйте.
Пастор. Здравствуйте.
Фокусник (вешает шарики, кладет на стол цилиндр). Скажите мне, сеньора, шарики действительно необходимы?
Элена. Что это, снова протест?
Фокусник. Я просто спрашиваю. У всякого есть профессиональное чутье. По правде говоря, эти шарики мне кажутся слишком дешевым приемом для такого солидного учреждения, да и для меня.
Элена. Ах, и вы тоже? Я замечаю, что сюда проник дух неповиновения. Так вот, сеньоры: нет, нет и нет. Без полного подчинения и дисциплины наша борьба невозможна. Подумайте об этом!
Фокусник. Но я только спросил.
Элена (властно). Никаких вопросов! Кто не хочет отдаться делу целиком — может уйти. Мы потребуем от него только одного — того же, что и при поступлении: абсолютного молчания. Хотите сказать еще что-нибудь?
Фокусник. Нет.
Пастор. Нет.
Элена. Очень хорошо. (Выходит.)
Пастор кончил гримироваться, подвязывает рыжую бороду, идет к середине сцены, натягивая кожаную куртку. Фокусник устало садится к столу. Во время дальнейшего разговора проделывает самые невероятные вещи: вынимает из карманов пучки разноцветных лент, японские веера, фрукты, флейту, юлу и т. п. Все это делается с обезоруживающей естественностью; ни он, ни Пастор как будто бы ничего не замечают и беседуют совершенно спокойно.
Пастор. С каждым днем тяжелее работать. Все наш идеализм…
Фокусник. Я вам скажу прямо: для меня все эти идеализмы… (Ударяет палкой по полу, она складывается, прячет ее в карман.)
Пастор. Много работы?
Фокусник. Все чепуха… Точно на утреннем представлении. Старички, детки, служанки какие-то… (Шарит в карманах, вынимает флейту, проигрывает музыкальную фразу и сует флейту в другой карман.) А вы как, довольны?
Пастор. Нет, это не по мне. Я рожден для научной деятельности. (С тоской.) Сорбонна, Оксфорд, Болонья…
Фокусник. А я — для цирковой: Гамбург, Марсель, Барселона… (Играет носовыми платками, они меняют цвет.)
Пастор. Книжные полки до потолка, колокол, готические свода…
Фокусник. Старый брезентовый навес, дороги…
Пастор. Сорок лет просидел я за книгами…
Фокусник. Сорок стран обошел я пешком…
Пастор. А теперь…
Фокусник. Вот до чего мы дошли, друг мой. Не хотите ли? (Вынимает из кармана банан, протягивает пастору.)
Пастор. Нет, благодарю.
Фокусник чистит банан, ест его с философским спокойствием.
Я знаю, на нас лежит огромная ответственность перед обществом. Но эти кошмарные названия, как у сыщиков! По какому праву такого человека, как я, называют Ф-48?
Фокусник. А что? Вот я — ИКС-31, и ничего.
Пастор. Разве вас не гнетет какая-то метафизическая тоска, как будто вас похоронили под этим знаком?
Фокусник. Я вам скажу прямо: для меня эта метафизическая тоска… (Ест банан.)
Пастор. Меня зовут Хуан. Ничего особенного, правда? Но это человеческое имя, сеньор, это имя человека! Тысячи Хуанов писали книги и сажали деревья. Тысячи женщин говорили: «Я люблю тебя, Хуан». А кто, когда, где любил Ф-48? Хуан… в этом вечность, в этом народ. Это как железо, или как дерево, или как хлеб… А Ф-48?.. Это нейлон!
Фокусник (съел банан, прячет кожуру). Мне нейлон нравится. Удобно и недорого. Материал будущего! (Вытирает губы красным платком, бросает его, платок сам возвращается в карман.)
Пастор. Нет, не говорите мне, что только я испытываю эту тоску! Неужели вы могли бы навсегда остаться ИКС-31?
Фокусник. Да, это не совсем приятно. Когда меня так назвали в первый раз, я думал, вызывают подводную лодку. (Вынимает портсигар, тот сам открывается и вспыхивает ярким пламенем.) Сигарету?
Пастор. Я должен приучаться к этой чертовой трубке.
Фокусник зажигает спичку о локоть.
И к пенью, и к танцам, если понадобится. Но это имя, это имя! Как мог сказать Уильям, что имя не значит ничего? (Декламирует.)
Фокусник. С кем?
Пастор. С Шекспиром.
Фокусник. Я вам прямо скажу: для меня этот Шекспир — вот! (Зажимает пальцем одно ухо, из другого брызжет вода.)
Пастор. А для меня — нет! Для меня — нет! Я могу прочитать наизусть все его пьесы. Когда-то я даже мечтал написать такие же.
Фокусник бросает на пол юлу.
И к чему пришел!?
Фокусник (в первый раз смотрит ему в лицо). Мы никто, друг мой. Вы — профессор без профессии. Я — иллюзионист без иллюзий. Мы можем перейти на ты. (Поднимает юлу, она вертится у него на ладони.)
За сценой слышен голос Элены. Пастор задергивает занавеску. Входит Элена, с ней девушка с грустными глазами, в берете на французский манер. Предвосхищая события, назовем ее Изабеллой.
Элена. Входите, сеньорита. Так мило, что вы пришли сюда. (К мужчинам.) Не будете ли вы любезны оставить нас одних?
Пастор вежливо кланяется. Фокусник отвешивает цирковой поклон, берет шарики и идет за пастором к левой двери. Пастор пропускает его вперед. Изабелла растерянно смотрит на них.
Садитесь, прошу вас.
Изабелла (стоит). Это вы меня пригласили?
Элена. Я никого не приглашаю. Только выполняю распоряжения. Но, я уверена, сеньор директор будет счастлив узнать, что вы здесь. Подождите минутку. (Идет к диктофону.) Алло! Дирекция?
В трубке слышен голос директора.
Голос. Я слушаю вас, Элена.
Элена. У меня приятные новости.
Голос. Если хотите меня обрадовать, скажите, что девушка с грустными глазами уже здесь.
Элена. Да, она пришла.
Голос. Приветствуйте ее от моего имени и скажите, что как только освобожусь, я буду счастлив принять ее.
Элена. Слушаюсь. (К Изабелле.) Вы слышали?
Изабелла. Право, не знаю, как вас благодарить… Но… не могла бы я узнать, кто меня пригласил?.. И зачем?
Элена. Сеньор директор объяснит вам. Не хотите ли присесть? Вы, кажется, нервничаете.
Изабелла. Да, очень. Я так растерялась… Такое неожиданное приглашение… и в такое время, когда я… когда как раз… (Глотает слезы и опускается в кресло.)
Элена. Ну, ну, успокоитесь! Вы — среди друзей. А может быть, среди своих будущих коллег, кто знает? Не хотите ли подкрепиться?
Изабелла. Нет, нет, спасибо. (Виновато улыбается, вытирает слезы.) Ну, вот все и прошло.
Машинистка (в дверях). Какой-то сеньор хочет видеть сеньора директора.
Элена. Пусть подождет.
Машинистка. У него рекомендательное письмо от доктора Ариэля.
Элена. От самого доктора? Проведите же его, немедленно! Прошу вас, сеньор!
Входит сеньор Бальбоа, старик. Одет в высшей степени благопристойно. Держится с большим достоинством, но немного застенчиво. В руке у него голубая карточка.
Бальбоа. Сеньорита…
Элена. Рада вас видеть. Вы — друг доктора Ариэля?
Бальбоа. Да, я имею честь…
Элена. Сеньор доктор вам все объяснил, не правда ли?
Бальбоа. Нет. Только дал ваш адрес и сказал, что здесь мне все объяснят. Я надеюсь, что вы мне поможете.
Элена. Надеюсь, что поможем. Заполните лист, Амелия.
Машинистка берет карточку у сеньора Бальбоа и записывает данные для картотеки. Элена приглашает его сесть.
Не знаю, вправе ли я представить вас друг другу. Может быть, вы хотите скрыть свои имена? Во всяком случае, считайте себя друзьями.
Бальбоа. Я счастлив…
Изабелла. Я также, сеньор.
Сеньор Бальбоа садится в кресло рядом с Изабеллой. Молчат. Из левой кулисы выходит пастор в костюме норвежского моряка.
Пастор. Минуточку, дорогая, петь — достаточно или надо еще играть на аккордеоне?
Элена (поражена его бестактностью). Нечего сказать, подходящее время вы выбрали для вопросов. Подождите за дверью!
Пастор. Прошу прощения. (Выходит.)
Элена растерянно улыбается, не знает, как объяснить странное происшествие.
Элена. Это тоже наш друг… (Хочет убрать со стола цилиндр. Из-под цилиндра вылезает белый кролик. Элена спешит спрятать его, говорит нервно.) Простите… Эти служащие!.. (Уносит цилиндр.)
Изабеллу и Бальбоа чрезвычайно поразили и норвежец, и кролик. Они растерянно переглядываются. Потом тревожно осматривают комнату. Машинистка кончает писать и возвращает карточку Бальбоа.
Машинистка. Благодарю вас, сеньор. (Кладет заполненный листок в ящик. Телефонный звонок, она берет трубку, машинально отвечает.) Да, я. Что? Да нет же! С похищенными детьми давно покончено. Дало отрицательный результат. А, ну это другое дело. Подождете минутку, здесь у меня должны быть нужные данные. (Кладет трубку на стол, идет к картотеке, бормоча.) Курильщики опиума… Курильщики опиума… Курильщики…
Элена входит как раз вовремя, чтобы предотвратить новую неосторожность. Быстро подходит к телефону.
Элена. (машинистке). Сейчас же прекратите! (Хватает трубку и говорит неестественно любезным тоном.) Алло! Ах, это вы! Всегда рада вас слышать. Я так сожалею, но как раз сейчас не могу. Нет, нет, пожалуйста, не просите. (Подчеркнуто.) Говорю вам, сейчас невозможно. Я позвоню вам. Не стоит. (Вешает трубку.) Идемте, сеньорита. Работа не ждет. С вашего разрешения… (После минутного колебания выключает телефон и выходит с машинисткой.)
Изабелла и сеньор Бальбоа переглядываются со все растущим замешательством. Он отирает лоб. Она нервно барабанит пальцами по столу. Напряженно улыбаются, не знают, что сказать. Наконец Бальбоа говорит конфиденциальным тоном.
Бальбоа. Я хочу спросить вас, сеньорита, имеете ли вы хотя бы самое отдаленное представление о месте, где мы находимся?
Изабелла. Нет. А вы?
Бальбоа. И я — нет. Любопытно, не правда ли? Оба мы не знаем, где мы и, тем не менее, мы оба здесь.
Изабелла. Может быть, мы ошиблись адресом?
Бальбоа. Проверим. Какой у вас?
Изабелла (вынимает из сумки голубую карточку). Улица Аромос, двадцать четыре — сорок восемь.
Бальбоа (смотрит на свою карточку). Два, четыре, четыре, восемь. Да, так. Несомненно, в городе может быть только одна улица Аромос.
Изабелла. И, несомненно, на улице может быть только один дом два, четыре, четыре, восемь.
Бальбоа. Тогда, все верно, ошибки быть не может. Но где же мы? Что может означать эта смесь конторы и антикварной лавки?
Изабелла. Вот об этом я и думаю все время.
Бальбоа. И эти курильщики опиума… Похищенные дети… Нет, не говорите мне, что это естественно!
Изабелла. Ну, как сказать. Иногда обрывки фраз можно понять совсем не так…
Бальбоа. Да, конечно. Но разве естественно разводить кроликов под цилиндрами?
Изабелла. Это еще ничего. Куда подозрительней — этот рыбак норвежец.
Бальбоа. Почему?
Изабелла. Потому что он совсем не рыбак, и не норвежец, а протестантский пастор!
Бальбоа (вскакивает). Черт побери!
Изабелла. Да, я его видела в парке, когда шла сюда. Он беседовал с какой-то рыжей англичанкой. То есть… если она… я хочу сказать, если она тоже не переодета.
Бальбоа. Ну, тогда все ясно! Мы в ловушке.
За сценой — звуки аккордеона.
Изабелла. Молчите! Он идет сюда!
Бальбоа быстро садится, стараясь скрыть волнение. Входит пастор, он выглядит заправским морским волком; через плечо — аккордеон. Останавливается, смотрит с состраданием на Бальбоа и Изабеллу.
Пастор. В первый раз здесь, а?
Бальбоа (надеется что-нибудь выведать). В первый раз.
Пастор (пророческим тоном). Если хотите послушаться хорошего совета, уходите, пока не поздно. А не уйдете — смотрите на меня! Сорок лет отдал науке, и за что? За чечевичную похлебку!!! Иду в портовый кабак! Петь для рыжих парней, а они будут плакать пивными слезами!!! (Выходит, бормоча сквозь зубы.) Ф-48… Ф-48…
Изабелла и Бальбоа смотрят ему вслед. Потом удивленно переглядываются.
Бальбоа (машинально повторяет). Ф-48… (Изабелле.) Вы поняли что-нибудь?
Изабелла (решительно). Да. Надо уходить пока не поздно. (Встает.)
Он удерживает ее.
Бальбоа. Нет, не сюда. Вы хотите попасть прямо в зубы волку? Спокойнее, сеньорита, прошу вас. Пока мы еще не потеряли голову, подумаем немного. Подумаем. На первый взгляд это все напоминает театр… или киностудию… или цирк.
Изабелла. Это бы еще ничего.
Бальбоа. И все же вполне очевидно, что это не цирк, не театр и не киноателье.
Изабелла. Очевидно.
Бальбоа. Не думаю также, что это масонская ложа.
Изабелла. Может быть, тайное общество?
Бальбоа. Какое?
Изабелла. Откуда мне знать! Какое-нибудь.
Бальбоа. Религиозное? Нет, в наше время это не модно. Политическое? Террористы?
Изабелла. Вряд ли террористам интересны пожилой человек и несчастная одинокая девушка.
Бальбоа (в отчаянии). Но где же мы тогда, черт побери? Я немного рассеянный, я могу ошибиться, но вы… Неужели вы не знали, куда идете?
Изабелла. Когда я получила эту записку, я была в таком состоянии… Мне нечего было терять. Если бы меня в ту минуту пригласили в ад, я бы тоже пошла.
Бальбоа. Кто вас пригласил?
Изабелла. Не знаю. Подписи не было.
Бальбоа. Так я и думал! Они угрожали вам?
Изабелла. Наоборот! Они обещали мне такое хорошее…
Бальбоа. Какой подлый прием! Теперь вам ясно, дитя мое, как велика опасность? Девушка, молодая, красивая, одна… Как вы не подумали о грязной интриге?
Изабелла (кидается к нему, ищет защиты). Не говорите так! Вы думаете, похищение?
Бальбоа. Что же еще? Впрочем, не бойтесь. Хоть я и стар, но еще могу защитить женщину. Пусть только попробуют эти негодяи!
Троекратный звук трещотки. Одна из книг трижды освещается красным светом, и книжная полка начинает поворачиваться. Бальбоа и Изабелла замолкают, отступают в страхе, садятся в кресла. Через потайную дверь входит нищий, великолепный нищий из «двора чудес», в романтическом грязном плаще, в широкополой шляпе, с черной повязкой на глазу.
Нищий. Приветствую вас. (Совершенно непринужденно, не обращая внимания на присутствующих, идет к столу и выкладывает из карманов разные предметы: жемчужное колье, несколько карманных часов с цепочкой, бумажник. Потом берет трубку диктофона.) Алло. Говорит Р-Р-2. Поручение выполнено. Без осложнений. Нет, ничего, никто не преследовал. Уверен. Спасибо. (Снимает повязку с глаза и идет к левой кулисе. Останавливается, смотрит на сеньора Бальбоа.) Очень хорошо, превосходно! Настоящая находка! (Подходит к нему, тычет в него пальцем.) Вы — полковник с семью ранами, для воспоминаний о войне. Да?
Бальбоа. Простите?..
Нищий. Разве нет? Вот жаль! С белой бородкой, как раз то, что надо, тот самый тип. (К Изабелле.) Приветствую вас, коллега. (Уходит, крича.) Сеньор директор!
Бальбоа встает. Он понял.
Бальбоа. Вот оно! Вы поняли? Мы в притоне бандитов!
Изабелла. Надо бежать из этого вертепа во что бы то ни стало!
Бальбоа. Но как? Конечно, они заперли все двери.
Изабелла. Может быть, — окно? (Отдергивает занавеску, заглядывает в гардеробную и вскрикивает.)
Бальбоа драматически закрывает глаза.
Бальбоа. Не говорите ничего! Повешенный!
Изабелла. Гардероб. Маски, парики, костюмы.
Бальбоа. Так я и думал. Шайка воров.
Изабелла (задергивает занавеску). А если мы вызовем полицию?
Бальбоа. Вы считаете их дураками? Они выключили телефон.
Изабелла. Можно громко кричать… (Хочет кричать.)
Он удерживает ее, говорит, понизив голос.
Бальбоа. Вы с ума сошли! Они набросятся на нас.
Изабелла. Может быть, этот тайный ход… (Ощупывает книжную полку.) Тут должна быть кнопка.
Бальбоа. Осторожней! А что, если вы ошибетесь кнопкой и мы взорвемся? Постойте. Изучим положение спокойно.
За сценой раздается тирольский охотничий крик. Оба нервно оборачиваются. Дверь распахивается, по-видимому, от пинка ноги. Входит охотник с двумя собаками на сворке. Он в коротких бархатных штанах, в охотничьей куртке, в шляпе с пером. В руках — ружье. От него исходит непобедимое, жизнерадостное веселье, он улюлюкает и подпрыгивает.
Охотник. Ну, не говорил я вам? Полный успех. И все я один, я один! Вот, пусть оценят частную инициативу. Разрешите? (Сует сворку сеньору Бальбоа, тот растерянно берет ее, напуганный собаками и их хозяином. Охотник идет к диктофону, напевая.) Фигаро здесь, Фигаро там… Алло! Реквизит? Да, это я. Все прекрасно. Разве по голосу не слышно? Записывайте скорее: к завтрашнему утру три дюжины кроликов. Что? Да нет же, черт вас дери! На что мне сдались мертвые? Живых, живехоньких, разживехоньких. Вот именно. (Хочет положить трубку, поет. Вдруг вспомнил.) Да, подождите, еще одно. Нужны собаки. Сколько именно? Восемь собак, четырнадцать собак, пятьдесят собак — всех, сколько есть. Голодные? Не беспокойтесь. Я их сам покормлю. (Смеется.) Приглашаю вас. К вашим услугам. (Вешает трубку, запевает дискантом. Объясняет с энтузиазмом.) Здоров, а? Посмотрели бы вы! Четыре счастливых парня и — никаких расходов, ну, никаких! (Забирает собак, поет.) Звезды сия-а-ли!.. (К Бальбоа.) Спасибо, сеньор, спасибо, очень любезно с вашей стороны… (Замечает растерянный вид Бальбоа. Вглядывается в присутствующих, смотрит на дверь, говорит конфиденциально.) Новички?
Изабелла (еле слышно). Новички.
Охотник. Посвящены или еще приглядываетесь?
Бальбоа. Наполовину.
Охотник. А, в периоде обучения.
Изабелла. Обучения…
Охотник. Мужайтесь, друзья, важно только начать. А потом… Это превосходно! (Собакам.) Спокойно, Ромео! Пошли, Джульетта! (Ногой открывает дверь, кричит.) Сеньор директор! Сеньор директор! (Исчезает.)
За сценой постепенно умолкает гортанный охотничий клич. Изабелла стоит, оцепенев, у стола. Бальбоа падает без сил в кресло.
Бальбоа. Нет. Не шайка, не ложа, не тайное общество. Но что же это тогда? Господи, просвети нас!
Изабелла (подходит к нему, говорит дрожащим голосом). Может быть, это сон?
Бальбоа. Один и тот же у двоих?
Изабелла. И все-таки… этот странный мир, эти костюмы, персонажи. Такое бывает только во сне.
Бальбоа (отирает лоб, подавленно). Я совсем потерял голову. Если сейчас откроется дверь, и войдет Наполеон, и спросит, который час… я не удивлюсь.
Изабелла. Наполеон… Наполеон… Напо… (Внезапная догадка. Зажимает рукой рот, чтобы не закричать.) Вот оно!
Бальбоа. Что — оно?
Изабелла. Как я раньше не поняла? Ведь это так ясно!
Бальбоа. Что же, скажите мне!
Изабелла (хватает его за руку). Вы слышали о больнице, где взбунтовались сумасшедшие? Они связали сиделок, докторов и стали жить по-своему.
Бальбоа (встает, дрожа от страха). И…?
Изабелла. Здесь то же самое! Мы попали к сумасшедшим!
За сценой лай собак, все громче и громче.
Пятьдесят голодных собак! (В ужасе бежит к двери. Дверь заперта. Стучится, кричит.) На помощь! Откройте! Собаки! Собаки! (Падает без сил на колени.)
Элена открывает дверь. Изабелла инстинктивно отшатывается. Лай затихает.
Элена. Сеньорита, что за крики? Что-нибудь случилось?
Бальбоа. И вы еще спрашиваете? Вы, которая все это подстроила! Я ухожу, сеньора. Дайте пройти.
Элена. Не понимаю.
Бальбоа. Вы очень хорошо понимаете! Вы обманом затащили сюда эту девочку. Но она не одна! Она хочет уйти, и уйдет со мной. Дайте нам пройти!
Открывается дверь слева, входит директор. Говорит строго, внушительно и спокойно.
Директор. Вы слышите, Элена? Дайте пройти сеньору и сеньорите.
Элена (почтительно склоняется перед ним). Сеньор директор…
Изабелла и Бальбоа смотрят на директора. Против ожидания, он оказывается молодым и очень милым, держится с природным изяществом, может быть, чуть небрежным, улыбается широкой и чрезвычайно привлекательной улыбкой. Само его присутствие успокаивает. Предвосхищая события, назовем его Маурисьо.
Маурисьо. Я вижу, тут произошло досадное недоразумение. Вы вправе требовать, чтобы вам объяснили… (Подходит, улыбаясь, к Изабелле и Бальбоа.) Спешу сообщить сразу. Ни одно из ваших предположений не соответствует действительности. Вы не похищены, вы не в притоне бандитов, вы также не в сумасшедшем доме. Сеньорита — не жертва обмана. Напротив, она на пути к спасению. (К Изабелле.) Но если вы жалеете, что пришли, и хотите жить так, как до вчерашней ночи, — идите, путь свободен. Решайте сами, сеньорита.
Пауза. Изабелла стоит в нерешительности. Бальбоа делает шаг к двери и предлагает руку Изабелле.
Справа (от актеров) вход из приемной; слева на первом плане дверь в кабинет директора; на втором плане еще одна дверь. В глубине, справа, книжная полка; слева тяжелые занавеси (позднее, когда занавеси раздвинутся, мы увидим, что за ними гардеробная, заваленная экзотическими костюмами; там стоит столик с зеркалом, освещенный сбоку, как в актерской уборной).
Канцелярская обстановка нарушается разбросанными там и сям фантастическими предметами: рыбачьими сетями, масками, манекенами без голов, но с плащами на «плечах», цветными географическими картами несуществующих стран — причудливой смесью, характерной для аукционов и антикварных лавок.
На видном месте портрет седобородого старца с длинными белыми волосами и доброй улыбкой. Лицо не то артиста, не то апостола. Это доктор Ариэль.
Когда поднимается занавес, машинистка нервно ищет что-то в картотеке и не может найти. Смотрит на записку и снова перерывает карточки, все более нервничая. Входит Элена, секретарша, женщина солидного возраста и столь же солидной внешности; она вносит папки; во время разговора раскладывает их на столе.
Элена. Все еще не нашли?
Машинистка. В первый раз со мной такое. Я ведь точно помню, что сама ее ставила. У нас в картотеке такой порядок, я могу с закрытыми глазами отыскать любую карточку. Не пойму, куда она запропастилась.
Элена. Может быть, в записке ошибка.
Машинистка. Нет, невозможно. Писал сам шеф. (Протягивает записку.) 4-В-43. Тут не может быть ошибки.
Элена. Пока что я заметила две ошибки.
Машинистка. Две?
Элена. Две. Во-первых, никогда не говорите «шеф». Это вызывает нежелательные ассоциации. Говорите просто «директор». Второе: вы ищете девушку семнадцати лет среди голубых карточек. Несовершеннолетние — на белых карточках.
Машинистка. Господи, что это со мной сегодня!
Элена. Будьте внимательнее. Когда речь идет о малолетних, закон неумолим.
Машинистка. Вечно я забываю про цвет.
Элена. Запомните, в этом доме любая мелочь может привести к катастрофе. Жизни многих людей зависят от нас. Работа наша чрезвычайно ответственна. Быть может, человечество когда-нибудь будет благодарно нам, быть может, мы сегодня очутимся в тюрьме. Не забывайте об этом.
Машинистка. Простите меня… Я обещаю, что это не повторится.
Элена. Надеюсь. А теперь — посмотрим, действительно ли вы так безошибочно находите карточки. Станьте тут, перед ящиком, закройте глаза и дайте мне № 4-В-43.
Машинистка. Эта?
Элена. Очень хорошо. Поздравляю. (Читает.) «Эрнестина Пинеда. Отец неизвестен. Мать слишком известна. Побег из дома. Опасно. Срочно смотри образец А-4» (ищет в папках, повторяя про себя) А-4, А-4, А-4, А-4. (Находит, хмурится.) Вот. По-видимому, случай серьезный. (Делает пометки в блокноте.)
Машинистка. Разрешите спросить… Я знаю, что нельзя, но я ведь тоже… и так хотела бы узнать…
Элена. Приучайтесь подчиняться без вопросов. Так будет лучше для всех.
Вырывает листок из блокнота и дает его вместе с папкой и карточкой машинистке.
Снимите четыре копии и срочно отправьте.
Машинистка идет к двери.
И еще: если придет девушка с грустными глазами, в берете на французский манер, и покажет голубую карточку — впустите ее немедленно.
Машинистка. Это та, что с красными розами?
Элена. Откуда вы знаете?
Машинистка. Я не нарочно. Я случайно услыхала, когда шеф…
Элена. Директор.
Машинистка. Простите. (Выходит.)
Элена садится к столу, разбирает бумаги. Входит протестантский пастор. Все в нем слишком закончено, чтобы быть настоящим. Он далеко не в евангельском настроении.
Пастор. Ну, это уже слишком. Я протестую, наконец! Со всей почтительностью, но — протестую!
Элена (не отрываясь от работы). Опять?
Пастор. Меня пригласили сюда как знатока языков. Девять живых, четыре мертвых. Сорок лет изучения! Пять званий! И к чему? Мне поручают черную работу!
Элена. Вот как? Вопросы совести, религиозные сомнения пожилой шотландки — это, по-вашему, черная работа?
Пастор. Так ведь опять старая дева! Четвертая — меньше, чем за неделю! А что может быть отвратительнее для старого холостяка, чем старая дева?
Элена. Очень любезно.
Пастор. Я не о вас. Вы не женщина.
Элена. Благодарю.
Пастор. Я хотел сказать — вы товарищ, коллега. Потому-то я и говорю с вами так откровенно. И повторяю вам: протестую, протестую, протестую.
Срывает одну из бакенбард. Элена встает.
Элена. Успокойтесь, ваше преподобие.
Пастор (нервно оглядывается и понижает голос). Почему вы говорите «ваше преподобие»? Разве мы не одни?
Элена. Одни, одни. Успокойтесь.
Пастор. О, Господи! (Срывает вторую бакенбарду.)
Элена. И переоденьтесь немедленно. (Протягивает ему бумагу.) Сегодня вам предстоит выполнить еще одно важное поручение.
Пастор (безнадежно). Как же, знаю. Прибывает норвежское судно. Надо пойти в порт?
Элена. Никто, кроме вас, не знает языка. Подумайте, как обрадуются эти парни, когда услышат так далеко от дома старинную песню своей страны!
Пастор. Нет, вы меня не убедите, что для такой работы нужны пять ученых званий!
Элена (меняет дружеский тон на официальный). Здесь не выбирают. Или подчиняйтесь слепо, или уходите совсем.
Пастор. В конце концов… ради дела…
Покорно кладет на стол очки и Библию. Отдергивает занавес, открывая костюмерную. Снимает сюртук и, разговаривая, натягивает матросскую рубаху и высокие сапоги.
Элена. Удалось вам успокоить совесть той дамы?
Пастор. Какой дамы?
Элена. Мисс Макферсон. Старой девы.
Пастор. О, да! Думаю, что да. Это ведь самый обычный случай. Почему бы мне не справиться?
Элена. Я опасалась трудностей религиозного характера. Ведь вы католик, а она — протестантка…
Пастор. Для лингвиста тут нет трудности. Протестантизм — диалект католицизма.
Элена. А если все в порядке, откуда же такая меланхолия?
Пастор. По-вашему, этого мало? Мне дают работу для новичка! Почему я не участвовал в деле морского клуба? А? Почему меня не послали на дипломатический прием? Там были люди со всего света. Я бы очень пригодился!
Элена. В тот вечер нас интересовали не залы, а кухни. Если бы дали не то снотворное, могли бы произойти ужасные вещи. Чем вы еще недовольны?
Пастор. Именем. Ну, хорошо, я согласен при исполнении служебных обязанностей называться Ф-48… Но тут, среди друзей…
Элена. Лучше, чтоб никто не знал имен. Это опасно.
Пастор (оскорблен). Вы считаете меня предателем?
Элена. Нисколько. Но предположите, что кто-нибудь из нас по несчастью попадет в руки полиции. Все дело откроется.
Пастор (поднимается, покорившись). Ни слова больше. В котором часу прибывает это проклятое судно?
Элена. Почему же проклятое?
Пастор. Я хотел сказать, это очаровательное судно.
Элена. Почему же очаровательное? К чему этот тон? Улыбнитесь. Хорошая улыбка — для нас уже полдела.
Пастор. Хорошо. (Старается улыбнуться). В котором часу должны зарыдать норвежские парни, услышав старинные песни своей родины?
Элена. Так, хорошо. (Смотрит на часы.) В одиннадцать. Через сорок минут.
Пастор зажигает свет и садится к зеркалу гримироваться. Трижды раздается стук трещотки, и при каждом звуке большая книга освещается изнутри красным светом. Книжная полка медленно поворачивается, открывая потайной вход. Появляется фокусник — смешной, причудливый и чем-то жалкий. Он в старинном плаще или в старомодном длинном сюртуке. В руке — воздушные шарики. Полка возвращается на место.
Фокусник. Приветствую вас, друзья.
Элена. Здравствуйте.
Пастор. Здравствуйте.
Фокусник (вешает шарики, кладет на стол цилиндр). Скажите мне, сеньора, шарики действительно необходимы?
Элена. Что это, снова протест?
Фокусник. Я просто спрашиваю. У всякого есть профессиональное чутье. По правде говоря, эти шарики мне кажутся слишком дешевым приемом для такого солидного учреждения, да и для меня.
Элена. Ах, и вы тоже? Я замечаю, что сюда проник дух неповиновения. Так вот, сеньоры: нет, нет и нет. Без полного подчинения и дисциплины наша борьба невозможна. Подумайте об этом!
Фокусник. Но я только спросил.
Элена (властно). Никаких вопросов! Кто не хочет отдаться делу целиком — может уйти. Мы потребуем от него только одного — того же, что и при поступлении: абсолютного молчания. Хотите сказать еще что-нибудь?
Фокусник. Нет.
Пастор. Нет.
Элена. Очень хорошо. (Выходит.)
Пастор кончил гримироваться, подвязывает рыжую бороду, идет к середине сцены, натягивая кожаную куртку. Фокусник устало садится к столу. Во время дальнейшего разговора проделывает самые невероятные вещи: вынимает из карманов пучки разноцветных лент, японские веера, фрукты, флейту, юлу и т. п. Все это делается с обезоруживающей естественностью; ни он, ни Пастор как будто бы ничего не замечают и беседуют совершенно спокойно.
Пастор. С каждым днем тяжелее работать. Все наш идеализм…
Фокусник. Я вам скажу прямо: для меня все эти идеализмы… (Ударяет палкой по полу, она складывается, прячет ее в карман.)
Пастор. Много работы?
Фокусник. Все чепуха… Точно на утреннем представлении. Старички, детки, служанки какие-то… (Шарит в карманах, вынимает флейту, проигрывает музыкальную фразу и сует флейту в другой карман.) А вы как, довольны?
Пастор. Нет, это не по мне. Я рожден для научной деятельности. (С тоской.) Сорбонна, Оксфорд, Болонья…
Фокусник. А я — для цирковой: Гамбург, Марсель, Барселона… (Играет носовыми платками, они меняют цвет.)
Пастор. Книжные полки до потолка, колокол, готические свода…
Фокусник. Старый брезентовый навес, дороги…
Пастор. Сорок лет просидел я за книгами…
Фокусник. Сорок стран обошел я пешком…
Пастор. А теперь…
Фокусник. Вот до чего мы дошли, друг мой. Не хотите ли? (Вынимает из кармана банан, протягивает пастору.)
Пастор. Нет, благодарю.
Фокусник чистит банан, ест его с философским спокойствием.
Я знаю, на нас лежит огромная ответственность перед обществом. Но эти кошмарные названия, как у сыщиков! По какому праву такого человека, как я, называют Ф-48?
Фокусник. А что? Вот я — ИКС-31, и ничего.
Пастор. Разве вас не гнетет какая-то метафизическая тоска, как будто вас похоронили под этим знаком?
Фокусник. Я вам скажу прямо: для меня эта метафизическая тоска… (Ест банан.)
Пастор. Меня зовут Хуан. Ничего особенного, правда? Но это человеческое имя, сеньор, это имя человека! Тысячи Хуанов писали книги и сажали деревья. Тысячи женщин говорили: «Я люблю тебя, Хуан». А кто, когда, где любил Ф-48? Хуан… в этом вечность, в этом народ. Это как железо, или как дерево, или как хлеб… А Ф-48?.. Это нейлон!
Фокусник (съел банан, прячет кожуру). Мне нейлон нравится. Удобно и недорого. Материал будущего! (Вытирает губы красным платком, бросает его, платок сам возвращается в карман.)
Пастор. Нет, не говорите мне, что только я испытываю эту тоску! Неужели вы могли бы навсегда остаться ИКС-31?
Фокусник. Да, это не совсем приятно. Когда меня так назвали в первый раз, я думал, вызывают подводную лодку. (Вынимает портсигар, тот сам открывается и вспыхивает ярким пламенем.) Сигарету?
Пастор. Я должен приучаться к этой чертовой трубке.
Фокусник зажигает спичку о локоть.
И к пенью, и к танцам, если понадобится. Но это имя, это имя! Как мог сказать Уильям, что имя не значит ничего? (Декламирует.)
Я не согласен.
Что есть Монтекки? Разве так зовут
Лицо и плечи, ноги, грудь и руки?
Неужто больше нет других имен?
Что значит имя? Роза пахнет розой,
Хоть розой назови ее, хоть нет.
Фокусник. С кем?
Пастор. С Шекспиром.
Фокусник. Я вам прямо скажу: для меня этот Шекспир — вот! (Зажимает пальцем одно ухо, из другого брызжет вода.)
Пастор. А для меня — нет! Для меня — нет! Я могу прочитать наизусть все его пьесы. Когда-то я даже мечтал написать такие же.
Фокусник бросает на пол юлу.
И к чему пришел!?
Фокусник (в первый раз смотрит ему в лицо). Мы никто, друг мой. Вы — профессор без профессии. Я — иллюзионист без иллюзий. Мы можем перейти на ты. (Поднимает юлу, она вертится у него на ладони.)
За сценой слышен голос Элены. Пастор задергивает занавеску. Входит Элена, с ней девушка с грустными глазами, в берете на французский манер. Предвосхищая события, назовем ее Изабеллой.
Элена. Входите, сеньорита. Так мило, что вы пришли сюда. (К мужчинам.) Не будете ли вы любезны оставить нас одних?
Пастор вежливо кланяется. Фокусник отвешивает цирковой поклон, берет шарики и идет за пастором к левой двери. Пастор пропускает его вперед. Изабелла растерянно смотрит на них.
Садитесь, прошу вас.
Изабелла (стоит). Это вы меня пригласили?
Элена. Я никого не приглашаю. Только выполняю распоряжения. Но, я уверена, сеньор директор будет счастлив узнать, что вы здесь. Подождите минутку. (Идет к диктофону.) Алло! Дирекция?
В трубке слышен голос директора.
Голос. Я слушаю вас, Элена.
Элена. У меня приятные новости.
Голос. Если хотите меня обрадовать, скажите, что девушка с грустными глазами уже здесь.
Элена. Да, она пришла.
Голос. Приветствуйте ее от моего имени и скажите, что как только освобожусь, я буду счастлив принять ее.
Элена. Слушаюсь. (К Изабелле.) Вы слышали?
Изабелла. Право, не знаю, как вас благодарить… Но… не могла бы я узнать, кто меня пригласил?.. И зачем?
Элена. Сеньор директор объяснит вам. Не хотите ли присесть? Вы, кажется, нервничаете.
Изабелла. Да, очень. Я так растерялась… Такое неожиданное приглашение… и в такое время, когда я… когда как раз… (Глотает слезы и опускается в кресло.)
Элена. Ну, ну, успокоитесь! Вы — среди друзей. А может быть, среди своих будущих коллег, кто знает? Не хотите ли подкрепиться?
Изабелла. Нет, нет, спасибо. (Виновато улыбается, вытирает слезы.) Ну, вот все и прошло.
Машинистка (в дверях). Какой-то сеньор хочет видеть сеньора директора.
Элена. Пусть подождет.
Машинистка. У него рекомендательное письмо от доктора Ариэля.
Элена. От самого доктора? Проведите же его, немедленно! Прошу вас, сеньор!
Входит сеньор Бальбоа, старик. Одет в высшей степени благопристойно. Держится с большим достоинством, но немного застенчиво. В руке у него голубая карточка.
Бальбоа. Сеньорита…
Элена. Рада вас видеть. Вы — друг доктора Ариэля?
Бальбоа. Да, я имею честь…
Элена. Сеньор доктор вам все объяснил, не правда ли?
Бальбоа. Нет. Только дал ваш адрес и сказал, что здесь мне все объяснят. Я надеюсь, что вы мне поможете.
Элена. Надеюсь, что поможем. Заполните лист, Амелия.
Машинистка берет карточку у сеньора Бальбоа и записывает данные для картотеки. Элена приглашает его сесть.
Не знаю, вправе ли я представить вас друг другу. Может быть, вы хотите скрыть свои имена? Во всяком случае, считайте себя друзьями.
Бальбоа. Я счастлив…
Изабелла. Я также, сеньор.
Сеньор Бальбоа садится в кресло рядом с Изабеллой. Молчат. Из левой кулисы выходит пастор в костюме норвежского моряка.
Пастор. Минуточку, дорогая, петь — достаточно или надо еще играть на аккордеоне?
Элена (поражена его бестактностью). Нечего сказать, подходящее время вы выбрали для вопросов. Подождите за дверью!
Пастор. Прошу прощения. (Выходит.)
Элена растерянно улыбается, не знает, как объяснить странное происшествие.
Элена. Это тоже наш друг… (Хочет убрать со стола цилиндр. Из-под цилиндра вылезает белый кролик. Элена спешит спрятать его, говорит нервно.) Простите… Эти служащие!.. (Уносит цилиндр.)
Изабеллу и Бальбоа чрезвычайно поразили и норвежец, и кролик. Они растерянно переглядываются. Потом тревожно осматривают комнату. Машинистка кончает писать и возвращает карточку Бальбоа.
Машинистка. Благодарю вас, сеньор. (Кладет заполненный листок в ящик. Телефонный звонок, она берет трубку, машинально отвечает.) Да, я. Что? Да нет же! С похищенными детьми давно покончено. Дало отрицательный результат. А, ну это другое дело. Подождете минутку, здесь у меня должны быть нужные данные. (Кладет трубку на стол, идет к картотеке, бормоча.) Курильщики опиума… Курильщики опиума… Курильщики…
Элена входит как раз вовремя, чтобы предотвратить новую неосторожность. Быстро подходит к телефону.
Элена. (машинистке). Сейчас же прекратите! (Хватает трубку и говорит неестественно любезным тоном.) Алло! Ах, это вы! Всегда рада вас слышать. Я так сожалею, но как раз сейчас не могу. Нет, нет, пожалуйста, не просите. (Подчеркнуто.) Говорю вам, сейчас невозможно. Я позвоню вам. Не стоит. (Вешает трубку.) Идемте, сеньорита. Работа не ждет. С вашего разрешения… (После минутного колебания выключает телефон и выходит с машинисткой.)
Изабелла и сеньор Бальбоа переглядываются со все растущим замешательством. Он отирает лоб. Она нервно барабанит пальцами по столу. Напряженно улыбаются, не знают, что сказать. Наконец Бальбоа говорит конфиденциальным тоном.
Бальбоа. Я хочу спросить вас, сеньорита, имеете ли вы хотя бы самое отдаленное представление о месте, где мы находимся?
Изабелла. Нет. А вы?
Бальбоа. И я — нет. Любопытно, не правда ли? Оба мы не знаем, где мы и, тем не менее, мы оба здесь.
Изабелла. Может быть, мы ошиблись адресом?
Бальбоа. Проверим. Какой у вас?
Изабелла (вынимает из сумки голубую карточку). Улица Аромос, двадцать четыре — сорок восемь.
Бальбоа (смотрит на свою карточку). Два, четыре, четыре, восемь. Да, так. Несомненно, в городе может быть только одна улица Аромос.
Изабелла. И, несомненно, на улице может быть только один дом два, четыре, четыре, восемь.
Бальбоа. Тогда, все верно, ошибки быть не может. Но где же мы? Что может означать эта смесь конторы и антикварной лавки?
Изабелла. Вот об этом я и думаю все время.
Бальбоа. И эти курильщики опиума… Похищенные дети… Нет, не говорите мне, что это естественно!
Изабелла. Ну, как сказать. Иногда обрывки фраз можно понять совсем не так…
Бальбоа. Да, конечно. Но разве естественно разводить кроликов под цилиндрами?
Изабелла. Это еще ничего. Куда подозрительней — этот рыбак норвежец.
Бальбоа. Почему?
Изабелла. Потому что он совсем не рыбак, и не норвежец, а протестантский пастор!
Бальбоа (вскакивает). Черт побери!
Изабелла. Да, я его видела в парке, когда шла сюда. Он беседовал с какой-то рыжей англичанкой. То есть… если она… я хочу сказать, если она тоже не переодета.
Бальбоа. Ну, тогда все ясно! Мы в ловушке.
За сценой — звуки аккордеона.
Изабелла. Молчите! Он идет сюда!
Бальбоа быстро садится, стараясь скрыть волнение. Входит пастор, он выглядит заправским морским волком; через плечо — аккордеон. Останавливается, смотрит с состраданием на Бальбоа и Изабеллу.
Пастор. В первый раз здесь, а?
Бальбоа (надеется что-нибудь выведать). В первый раз.
Пастор (пророческим тоном). Если хотите послушаться хорошего совета, уходите, пока не поздно. А не уйдете — смотрите на меня! Сорок лет отдал науке, и за что? За чечевичную похлебку!!! Иду в портовый кабак! Петь для рыжих парней, а они будут плакать пивными слезами!!! (Выходит, бормоча сквозь зубы.) Ф-48… Ф-48…
Изабелла и Бальбоа смотрят ему вслед. Потом удивленно переглядываются.
Бальбоа (машинально повторяет). Ф-48… (Изабелле.) Вы поняли что-нибудь?
Изабелла (решительно). Да. Надо уходить пока не поздно. (Встает.)
Он удерживает ее.
Бальбоа. Нет, не сюда. Вы хотите попасть прямо в зубы волку? Спокойнее, сеньорита, прошу вас. Пока мы еще не потеряли голову, подумаем немного. Подумаем. На первый взгляд это все напоминает театр… или киностудию… или цирк.
Изабелла. Это бы еще ничего.
Бальбоа. И все же вполне очевидно, что это не цирк, не театр и не киноателье.
Изабелла. Очевидно.
Бальбоа. Не думаю также, что это масонская ложа.
Изабелла. Может быть, тайное общество?
Бальбоа. Какое?
Изабелла. Откуда мне знать! Какое-нибудь.
Бальбоа. Религиозное? Нет, в наше время это не модно. Политическое? Террористы?
Изабелла. Вряд ли террористам интересны пожилой человек и несчастная одинокая девушка.
Бальбоа (в отчаянии). Но где же мы тогда, черт побери? Я немного рассеянный, я могу ошибиться, но вы… Неужели вы не знали, куда идете?
Изабелла. Когда я получила эту записку, я была в таком состоянии… Мне нечего было терять. Если бы меня в ту минуту пригласили в ад, я бы тоже пошла.
Бальбоа. Кто вас пригласил?
Изабелла. Не знаю. Подписи не было.
Бальбоа. Так я и думал! Они угрожали вам?
Изабелла. Наоборот! Они обещали мне такое хорошее…
Бальбоа. Какой подлый прием! Теперь вам ясно, дитя мое, как велика опасность? Девушка, молодая, красивая, одна… Как вы не подумали о грязной интриге?
Изабелла (кидается к нему, ищет защиты). Не говорите так! Вы думаете, похищение?
Бальбоа. Что же еще? Впрочем, не бойтесь. Хоть я и стар, но еще могу защитить женщину. Пусть только попробуют эти негодяи!
Троекратный звук трещотки. Одна из книг трижды освещается красным светом, и книжная полка начинает поворачиваться. Бальбоа и Изабелла замолкают, отступают в страхе, садятся в кресла. Через потайную дверь входит нищий, великолепный нищий из «двора чудес», в романтическом грязном плаще, в широкополой шляпе, с черной повязкой на глазу.
Нищий. Приветствую вас. (Совершенно непринужденно, не обращая внимания на присутствующих, идет к столу и выкладывает из карманов разные предметы: жемчужное колье, несколько карманных часов с цепочкой, бумажник. Потом берет трубку диктофона.) Алло. Говорит Р-Р-2. Поручение выполнено. Без осложнений. Нет, ничего, никто не преследовал. Уверен. Спасибо. (Снимает повязку с глаза и идет к левой кулисе. Останавливается, смотрит на сеньора Бальбоа.) Очень хорошо, превосходно! Настоящая находка! (Подходит к нему, тычет в него пальцем.) Вы — полковник с семью ранами, для воспоминаний о войне. Да?
Бальбоа. Простите?..
Нищий. Разве нет? Вот жаль! С белой бородкой, как раз то, что надо, тот самый тип. (К Изабелле.) Приветствую вас, коллега. (Уходит, крича.) Сеньор директор!
Бальбоа встает. Он понял.
Бальбоа. Вот оно! Вы поняли? Мы в притоне бандитов!
Изабелла. Надо бежать из этого вертепа во что бы то ни стало!
Бальбоа. Но как? Конечно, они заперли все двери.
Изабелла. Может быть, — окно? (Отдергивает занавеску, заглядывает в гардеробную и вскрикивает.)
Бальбоа драматически закрывает глаза.
Бальбоа. Не говорите ничего! Повешенный!
Изабелла. Гардероб. Маски, парики, костюмы.
Бальбоа. Так я и думал. Шайка воров.
Изабелла (задергивает занавеску). А если мы вызовем полицию?
Бальбоа. Вы считаете их дураками? Они выключили телефон.
Изабелла. Можно громко кричать… (Хочет кричать.)
Он удерживает ее, говорит, понизив голос.
Бальбоа. Вы с ума сошли! Они набросятся на нас.
Изабелла. Может быть, этот тайный ход… (Ощупывает книжную полку.) Тут должна быть кнопка.
Бальбоа. Осторожней! А что, если вы ошибетесь кнопкой и мы взорвемся? Постойте. Изучим положение спокойно.
За сценой раздается тирольский охотничий крик. Оба нервно оборачиваются. Дверь распахивается, по-видимому, от пинка ноги. Входит охотник с двумя собаками на сворке. Он в коротких бархатных штанах, в охотничьей куртке, в шляпе с пером. В руках — ружье. От него исходит непобедимое, жизнерадостное веселье, он улюлюкает и подпрыгивает.
Охотник. Ну, не говорил я вам? Полный успех. И все я один, я один! Вот, пусть оценят частную инициативу. Разрешите? (Сует сворку сеньору Бальбоа, тот растерянно берет ее, напуганный собаками и их хозяином. Охотник идет к диктофону, напевая.) Фигаро здесь, Фигаро там… Алло! Реквизит? Да, это я. Все прекрасно. Разве по голосу не слышно? Записывайте скорее: к завтрашнему утру три дюжины кроликов. Что? Да нет же, черт вас дери! На что мне сдались мертвые? Живых, живехоньких, разживехоньких. Вот именно. (Хочет положить трубку, поет. Вдруг вспомнил.) Да, подождите, еще одно. Нужны собаки. Сколько именно? Восемь собак, четырнадцать собак, пятьдесят собак — всех, сколько есть. Голодные? Не беспокойтесь. Я их сам покормлю. (Смеется.) Приглашаю вас. К вашим услугам. (Вешает трубку, запевает дискантом. Объясняет с энтузиазмом.) Здоров, а? Посмотрели бы вы! Четыре счастливых парня и — никаких расходов, ну, никаких! (Забирает собак, поет.) Звезды сия-а-ли!.. (К Бальбоа.) Спасибо, сеньор, спасибо, очень любезно с вашей стороны… (Замечает растерянный вид Бальбоа. Вглядывается в присутствующих, смотрит на дверь, говорит конфиденциально.) Новички?
Изабелла (еле слышно). Новички.
Охотник. Посвящены или еще приглядываетесь?
Бальбоа. Наполовину.
Охотник. А, в периоде обучения.
Изабелла. Обучения…
Охотник. Мужайтесь, друзья, важно только начать. А потом… Это превосходно! (Собакам.) Спокойно, Ромео! Пошли, Джульетта! (Ногой открывает дверь, кричит.) Сеньор директор! Сеньор директор! (Исчезает.)
За сценой постепенно умолкает гортанный охотничий клич. Изабелла стоит, оцепенев, у стола. Бальбоа падает без сил в кресло.
Бальбоа. Нет. Не шайка, не ложа, не тайное общество. Но что же это тогда? Господи, просвети нас!
Изабелла (подходит к нему, говорит дрожащим голосом). Может быть, это сон?
Бальбоа. Один и тот же у двоих?
Изабелла. И все-таки… этот странный мир, эти костюмы, персонажи. Такое бывает только во сне.
Бальбоа (отирает лоб, подавленно). Я совсем потерял голову. Если сейчас откроется дверь, и войдет Наполеон, и спросит, который час… я не удивлюсь.
Изабелла. Наполеон… Наполеон… Напо… (Внезапная догадка. Зажимает рукой рот, чтобы не закричать.) Вот оно!
Бальбоа. Что — оно?
Изабелла. Как я раньше не поняла? Ведь это так ясно!
Бальбоа. Что же, скажите мне!
Изабелла (хватает его за руку). Вы слышали о больнице, где взбунтовались сумасшедшие? Они связали сиделок, докторов и стали жить по-своему.
Бальбоа (встает, дрожа от страха). И…?
Изабелла. Здесь то же самое! Мы попали к сумасшедшим!
За сценой лай собак, все громче и громче.
Пятьдесят голодных собак! (В ужасе бежит к двери. Дверь заперта. Стучится, кричит.) На помощь! Откройте! Собаки! Собаки! (Падает без сил на колени.)
Элена открывает дверь. Изабелла инстинктивно отшатывается. Лай затихает.
Элена. Сеньорита, что за крики? Что-нибудь случилось?
Бальбоа. И вы еще спрашиваете? Вы, которая все это подстроила! Я ухожу, сеньора. Дайте пройти.
Элена. Не понимаю.
Бальбоа. Вы очень хорошо понимаете! Вы обманом затащили сюда эту девочку. Но она не одна! Она хочет уйти, и уйдет со мной. Дайте нам пройти!
Открывается дверь слева, входит директор. Говорит строго, внушительно и спокойно.
Директор. Вы слышите, Элена? Дайте пройти сеньору и сеньорите.
Элена (почтительно склоняется перед ним). Сеньор директор…
Изабелла и Бальбоа смотрят на директора. Против ожидания, он оказывается молодым и очень милым, держится с природным изяществом, может быть, чуть небрежным, улыбается широкой и чрезвычайно привлекательной улыбкой. Само его присутствие успокаивает. Предвосхищая события, назовем его Маурисьо.
Маурисьо. Я вижу, тут произошло досадное недоразумение. Вы вправе требовать, чтобы вам объяснили… (Подходит, улыбаясь, к Изабелле и Бальбоа.) Спешу сообщить сразу. Ни одно из ваших предположений не соответствует действительности. Вы не похищены, вы не в притоне бандитов, вы также не в сумасшедшем доме. Сеньорита — не жертва обмана. Напротив, она на пути к спасению. (К Изабелле.) Но если вы жалеете, что пришли, и хотите жить так, как до вчерашней ночи, — идите, путь свободен. Решайте сами, сеньорита.
Пауза. Изабелла стоит в нерешительности. Бальбоа делает шаг к двери и предлагает руку Изабелле.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента