Александр Димитриев. Возвращение (стихотворения)

Александр Димитриев
Возвращение

О себе

   Родился в 1957 году в Ленинграде. В 1981 году окончил 1 Ленинградский медицинский институт. Врач-уролог. Кандидат медицинских наук, имею высшую категорию по специальности. Живу в Санкт-Петербурге.
   Писать начал в 15 лет, на протяжении жизни к этому занятию возвращался трижды. Считая его сугубо интимным, никогда не печатался. Потребность поделиться кусочком своей жизни со всеми, кто любит поэзию, породила первые публикации в Интернете в 2007 году. Первая электронная книга издана в 2010 году в Чикаго.
   Эта книжка – сборник части моих текстов разных лет, заведомо составленная по принципу соблюдения хронологической последовательности их написания. «Избранное» – не обязательно «лучшее». Это моё возвращение к прошедшим годам, к прожитому. И моё обратное возвращение – не поэта, но человека – к нашей встрече с вами, мои дорогие читатели.

Я уходил от жизни и не раз…

   «Душу – Богу, прах – земле»

Микеланджело

   Я уходил от жизни и не раз,
   но возвращался снова – не от страха,
   а от любви – в надежде на тот час,
   что возродит за пять минут до краха.
   Теперь я знаю точно: смерти нет,
   есть просто переход из жизни этой,
   но только в ней есть свет и в ней свой след,
   боюсь, что не оставлю, смытый Летой.
   И больно мне, рождённому не в срок,
   мир покидать, где торжествует мерзость…
   О где найти не мужество, а дерзость
   успеть отдать – вам! – всё, что я не смог?
   1…06.1994

Запру своё имя в покинутом Богом жилище…

   Запру своё имя в покинутом Богом жилище,
   надежду оставлю томиться на зыбких весах,
   пускай безысходность мне ложе под окнами ищет,
   по свежему снегу приманкой стихи разбросав,
   пускай я реальностью буду прострелян навылет —
   я знаю, грядущее скомканный лист подберёт,
   и, путаясь в строчках, рождённые после – не вы ли? —
   поймёте, читая, что мой наступает черёд.
   Конец 1997 г.

Вот и кончилось лето…

   Вот и кончилось лето.
   Отцвело, промелькнуло и – прочь.
   Не дождётся рассвета
   эта некогда светлая ночь,
   и на город не ляжет
   летних сумерек тихая грусть,
   и за окнами даже
   шорох листьев не тот… Ну и пусть!
   Пусть же вечер прохладный
   заплетёт капли звёзд в мрачный кров,
   и шум улиц нескладный
   вновь отыщет пусть стук каблучков.
   Распахнёт школа двери,
   чтобы скоро совсем проводить…
   Только хочется верить:
   всё, что сделать хотел и проверить,
   тому быть, обязательно быть!
   31.08.1973, вечер

Урча, опять везёт меня ночной автобус…

   Урча, опять везёт меня ночной автобус.
   А где-то за окном, в ладонях серой тьмы
   вращается Земля как старый школьный глобус,
   а значит, вместе с ней вращаемся и мы.
 
   Сквозь мутное стекло не чувствую дороги.
   И мысли сверлят мозг, усталостью звеня.
   Ты вновь вдохнула мне сквозную боль тревоги
   и странником в ночи вновь сделала меня.
 
   Но всё-таки, пройдя разлуку и ненастье,
   найду я снова свет спасительных огней.
   И, вспомнив о тебе, я вспоминаю счастье,
   а сердце всё стучит, и на душе ясней.
 
   Но пальчик приложи – и счастия не будет,
   вдруг станет неживой, как шар пустой, Земля.
   Ведь счастие – когда
   нужны друг другу люди,
   такие же как ты, такие же как я.
   Ночь на 2.11.1973

Зачем?..

   Зачем снова дождь и ветер
   и улиц вечерний свет,
   зачем хмурят лица дети,
   зачем тебя близко нет?
 
   Зачем всё меж нами сложно,
   и жизнь снова так пуста,
   и бьются сердца тревожно,
   и снова молчат уста?
 
   Ты неба зачем кусочек
   в своих унесла глазах?
   Не пахнет весной от почек,
   лишь ветки зачем в слезах?
 
   Зачем вновь ты стала нужной,
   вернувшись издалека?
   Зачем же с зимою вьюжной
   твоя холодней рука?..
 
   Зачем не приходят вёсны,
   а ветер и снег опять?
   Зачем оглянулся вспять,
   как будто ещё не поздно?..
   2.11. 1973, вечер

Погадай на свечах, погадай…

   Погадай на свечах, погадай!
   По-простому, по-русски, как прежде.
   Просто так. И, быть может, невежде
   в декабре вновь увидится май.
   Погадай на свечах, погадай!..
 
   Только в пламени-струйках свечей
   вижу нежное, милое – то же,
   возвратить что никто уж не может,
   как надежды бессонных ночей.
   То лишь видится в струйках свечей.
 
   И шурша, тает медленно воск,
   подтекая, как будто бы плачет.
   Кто поведает, что это значит,
   почему снова бредит мой мозг?
   Просто сердце как смёрзшийся воск.
 
   Потуши фитилёк, потуши.
   Не судьба то, а дым да огарки.
   Не узнать нам, какие подарки
   завтра ждут. Любопытство глуши.
   Потуши фитилёк, потуши.
 
   Не гадай на свечах, не гадай!
   Это, право, пустое занятье.
   И не стану свечам доверять я
   даже сердца погашенный май.
   Не гадай на свечах, не гадай!
   25.12.1973, ночь

Дороги

   По дорогам мотаться,
   глотать подколёсную пыль,
   мерять землю шагами,
   с обочин гонять вороньё
   и в российских сказаньях
   отыскивать русскую быль —
   это жадная радость,
   насущное счастье моё.
   Житель мирной земли,
   я потомок и крестник дорог,
   что бинтами опутали
   шрамы минувшей войны,
   никогда не предавший
   и пары написанных строк,
   и с себя на друзей
   никогда б не сваливший вины.
   Одного лишь страшусь,
   что когда-то устало кренясь
   на одной из дорог,
   перемытой внезапной грозой,
   я увижу не более,
   чем скользкую, липкую грязь,
   и глаза огрубеют
   под высохшей тут же слезой.
   …10.03.1974, вечер

Мартовская картинка

   Не холоден и не жгуч
   проснувшийся солнца луч
   снежинок лизнул узор.
   И после февральских стуж
   сосулек и первых луж
   послушать решил разговор.
 
   А там уж с ветвей капель
   доносит весенний хмель
   спросонок сквозь лес белесый.
   Но даже промокнуть риск
   не трогает солнечный диск:
   смеётся он – вот повеса!
 
   И пусть он всё ниже, ниже,
   за просекой паклей рыжей
   заделать успел прореху.
   А ножик лучей-улыбок
   у сосен и тонких липок
   строгает лучинки смеха.
   21.03.1974

Миг

   Прорезаясь сквозь мир, словно первый младенческий крик,
   неожидан и жданный, средь радости, боли и склоки,
   новой каплей в стакан незаметный срывается миг,
   бесконечный как жизнь, точно с перьев набухшие строки.
 
   Часть всего и ничто, прост и мудр, ты как с пальцев вода,
   осязаем в делах, сам останешься неосязаем.
   Мы творим тебя, миг, мы творим из мгновений года
   и останемся в них, и уйдём, а в какой – не узнаем.
 
   Ты начало всего, что сбылось, да что не сбылось,
   сквозь любовь, кровь и пот, и простое нечаянно.
   Ты один – навсегда и один как всегда «на авось».
   Просто случай. Лишь жизнь.
   Но живём-то ведь мы не случайно.
   7.06.1974

Снова дождь

   Теперь уж опять до утра,
   и шелест то ясно, то глуше…
   Спит детство большого двора
   бумажным журавликом в луже.
 
   А время разводит мосты,
   дождь лижет оконные стёкла.
   И точно я с городом, ты
   наверное с кем-то промокла.
   8.06.1974, ночь

Мадонна

   (В Эрмитаже)

   …Когда бы не богами были люди,
   они богинь не создали б себе,
   а в святости и в вере – не в судьбе —
   самих себя, что было и что будет.
 
   Любовь и материнство от природы
   питают жизнь – здесь истина проста.
   О Женщина, сошедшая с холста,
   Ты чрез века, культуры и народы
   пленишь и очаруешь…
   30.06.1974

Ранний, застенчивый, розовый…

   Ранний, застенчивый, розовый
   лезет в рукав мороз.
   В заспанной роще берёзовой
   запах твоих волос.
 
   Между стволами белёсыми
   вьётся табачный дым.
   Там, средь кустов, над откосами
   тают твои следы.
 
   Белка с подбитой лапкою
   спрыгнет на листьев медь.
   где-то ты бродишь, зябкая,
   руки стараясь согреть.
 
   Где ты? Тебе не холодно?
   Неба в ручье коснусь.
   Ты опускаешь голову,
   пряча в улыбке грусть.
 
   Птаха какая-то, цокая,
   будит рассветную тишь.
   Близкая ты и далёкая.
   Нет тебя здесь. Ты спишь.
   19.10.1974

Смерть девочки

   (В секционной)

   От неё никуда не деться —
   здесь живых обесчестила голь:
   на столе распласталось детство,
   в кулачки взяв последнюю боль,
   в пенках губ своих стиснув жалость, —
   их живее журчит тишина…
   Сердце снова беспомощно сжалось:
   я её пережил, а она —
   умерла…
   25.11.1974

Ночь потревожена в сонном кошмаре…

   Ночь потревожена в сонном кошмаре.
   Чувствую каждой щербинкою кожи.
   Тело плывёт, как в пожарном угаре.
   Слово забило гортань и не может
   вырваться. С памяти маску срываю.
   – Заболеваю, заболеваю…
 
   Сон. Перелески, летящее небо,
   солнце пылает рыжо и лохмато.
   Поезд мой мчится оттуда, где не был
   столько уж лет я, где детство запрятал.
 
   Душно. Наверное нету отдушин
   в доме чужом, где храпят домочадцы.
   Женские губы целуют не в душу.
   Не докричаться, не достучаться.
 
   Нету опоры – затянет трясина.
   С песней лебяжьей уходит незримо
   мать, у отца отобравшая сына.
   Невыносимо, невыносимо…
 
   Кончится ночь, – ты приди на рассвете,
   лоб обними мой руками своими.
   – Как твоё имя, как твоё имя?..
   Но за окном только полночь и ветер.
   … 3.03.1975

Надоело влюбляться и нравиться…

   Надоело влюбляться и нравиться,
   и, любовь отдавая в залог
   легковерным подружкам-красавицам,
   я останусь совсем одинок.
 
   Это просто влюбиться в красивую
   и забыть так же просто о ней.
   Это просто понравиться силою,
   только сердцем за сердце трудней.
 
   Старый мир! Вечерами погожими,
   когда город задумчиво тих,
   бродят пары, и губы похожие
   так похоже воруют других.
 
   Только сумерки шепчут упрямые,
   и уснуть нам бывает невмочь.
   Где же ты, моя самая-самая
   в эту белую летнюю ночь?..
 
   Отчего тебе изредка плачется,
   когда вечер хрустальный погас,
   к твоё мне не встретится платьице,
   и твоих не увижу я глаз?
 
   Древний мир воскресает с проталинкой.
   И, устав за ночь до тошноты,
   я брожу с тобой, милой и маленькой,
   с пустотою общаясь «на ты».
 
   Ты с другим или снова одна,
   сушишь с ласковой мамой бельё
   и стоишь, и стоишь у окна…
   Да святится же имя твоё.
   …5.03.1975

Я дарю тебе завтра…

   Я дарю тебе завтра!
   Я не верю в сегодня,
   я не верю в плаксивую
   жалость дождя.
   Я не верю в любовь,
   что приходит как сводня,
   чтоб хмельною тоской
   отшуметь погодя.
   Снегириные яблоки
   вёсны с веток воруют,
   умывается солнце
   как бельчонок к утру.
   Но как будто забыв
   свою сущность земную,
   мы сметение чувств
   превратили в игру.
   И стыдясь невзначай
   за волненье весеннее
   всё же мы его вспомним
   потом оттого,
   что в простой понедельник
   придёт воскресение,
   всё поняв, и простив,
   и не взяв ничего.
   Подари же мне завтра…
   6.04.1975

Вновь я здесь, и снова тишина…

   Вновь я здесь, и снова тишина,
   в лес вобрав людское сожаленье.
   И берёза моет после сна
   в талой грусти девичьи колени.
 
   Сходит снег, от солнца разомлев,
   обнажая трав пожухших нити.
   И любовь, что ищем мы в зените,
   мимо нас проходит по земле.
   13.04.1975, вечер

Серебряные паутинки…

   Серебряные паутинки
   застыли на шее и лбу…
   Но девочкой в лёгкой косынке
   ты слышишь любовь и мольбу.
   И снова мне не наглядеться —
   пусть столько уж прожито лет —
   на то синеглазое детство,
   да волосы в осени цвет…
   Так будет когда-то, так будет.
   Мы стариться всё же должны.
   Но будьте красивыми, люди,
   с годами не бойтесь весны.
   Пусть мудрость придёт и усталость,
   и станет мне кто-то женой,
   но ту, кто мне в жизни досталась,
   я знать не хотел бы иной.
   Пусть в волосы сыплется иней,
   что грезилось – станет смешно.
   Но взгляд пусть запомнится синий,
   ведь счастье даётся одно.
   14.06.1975, вечер

В последний раз прошу тебя: приди…

   В последний раз прошу тебя: приди,
   весна моя, задумчивая осень.
   Приди в тот край, где шепчутся дожди
   в колючих лапах старых мудрых сосен.
   Там, где в глазах не дремлющих озёр,
   прощаясь, снова проплывают гуси,
   где раньше полыхающий костёр
   горит в листах без радости и грусти.
   Он опустел как гнёзда в октябре,
   он замолчал как придорожный камень.
   И только шелест веток по коре
   берёзовыми белыми стихами.
   Тот край не знал, что мартовский разлив
   оставит холодеющие лужи,
   и, не успев расцвесть, не долюбив,
   опять уснул непонятый, ненужный.
   А жизнь твердит, что ты из года в год
   пустынный мир придёшь собой наполнить.
   Но что светилось, больше не взойдёт
   живой звездой в заиндевевший полдень.
   И стихла вера в сердце и в груди,
   давно земля уж не рождала озимь.
   В последний раз просил тебя: приди.
   Весна моя – завещанная осень
   …27.10.1975, ночь

Как на исповедь в тяжких грехах…

   Как на исповедь в тяжких грехах,
   что открыть не смогу никому,
   я приду – и останусь в стихах,
   в сигаретном останусь дыму.
   Я приду, не зовя, не маня,
   на прощанье скажу: «Не скучай!».
   но останутся после меня
   рук тепло, и невыпитый чай,
   и невысказанные слова —
   да и те без прикрас и чудес,
   за окошком – зимы кружева,
   жемчуг звёзд и панбархат небес…
   1975(?)

Как в мальчишеском сне…

   Как в мальчишеском сне, как в заветной молитве,
   как в гимне
   пересохшие губы шептали опять и опять:
   – Я прошу тебя, слышишь, – на миг, хоть на шаг —
   помоги мне,
   помоги своей слабостью снова сильнее мне стать.
   От горячей подушки поднимет холодная лунность,
   после бурного дня наши окна темны и тихи.
   Помоги мне сейчас – до утра – разбудить мою юность,
   научи меня снова писать голубые стихи,
   научи снова верить, что в жизни всё ясно и мудро:
   мне твой шёпот понятней, чем чьи-то надменные речи.
   Как же скоро погас этот наш зацелованный вечер,
   боже мой, как же скоро проснулось усталое утро…
   1975 (?)

Глаза смеялись чуточку игриво…

   Глаза смеялись чуточку игриво
   на карточке, где нет и пары строк.
   Я знать не знал тебя такой счастливой,
   а может, грусти разглядеть не смог.
 
   Звенел октябрь!.. И опадали листья…
   И радость зайчиком от солнца на щеках.
   И сердце маленькое дёргалось, как в твисте,
   и право, не нуждалось в языках,
 
   ведь новый вечер вышивал на пяльцах
   берёзовые белые стихи…
   Теперь сидишь. Не слушаются пальцы.
   И нюхаешь дарёные духи.
 
   Но ты же ждёшь! И пусть с того не проще —
   дождись во сне, спросонок закричи, —
   придёт апрель – и горло заполощут
   водою талой сонные ключи.
 
   Так почему однажды станет пусто,
   так отчего в груди застыл комок?..
   А я не знал тебя такою грустной,
   а может, счастья разглядеть не смог.
   9.02.1976, вечер

Ты меня не ревнуй…

   Ты меня не ревнуй, —
   ведь тебя ревновать не могу я,
   потому что единственным
   назван тобою другой, —
   так давно я стихов
   никому не писал и другую
   не назвать мне сейчас,
   как бы я ни хотел, дорогой.
   Водопадом волос
   ты как прежде укрой мои плечи, —
   вспомню, милая, всё
   и пойму всё, певунья моя,
   и согреет нас вновь
   только нами завещанный вечер
   в этом мире холодном,
   в котором лишь ты есть да я.
   12.04.1977

Уезжай. Но тебе…

   Уезжай. Но тебе
   от меня никуда уж не деться.
   Не сознаться иль просто
   понять нынче не было сил,
   как безмолвно вернул
   я твоё убежавшее детство
   и три года тайком
   на руках твою душу носил.
   Ты не знаешь сама,
   что иного с тех пор мне сказала.
   Не приняв, не звала,
   но ждала, как всегда, уходя.
   Перепутались рельсы
   в ночи у пустого вокзала
   и вагонные окна
   смахнули слезинки дождя.
   То, чего не предашь,
   на хранение доверил, не более,
   позабыв, как смешно
   доверять потайные ключи, —
   то, что в жизни земной
   кто-то счастьем зовёт,
   кто-то – болью,
   мне дороже всех благ,
   что когда-либо я получил.
   …17.04.1977

Возвращаться не просто…

   Возвращаться не просто.
   Но опять на беду
   на чужой этот остров
   с Петроградской бреду,
   и невидимый кто-то
   остановит меня
   возле клиники Отта,
   средь февральского дня.
   Память – плетью по язве,
   и не спрятать лица.
   Боже праведный, разве
   ты не ведал Отца?..
   Все отсюда мы вышли,
   но, в конце-то концов,
   встречи ждут со Всевышним
   дети позже отцов.
   Оклеветана повесть,
   порастает быльём…
   Но не сгину я – то есть
   будет жить моя совесть
   после – в сыне моём.
   …8.06.1989

Поговори со мной, поговори…

   Поговори со мной, поговори.
   Не закрывай глаза, – я рядом, рядом.
   Пусть сумрак не тревожат фонари
   и шёпот улиц замечать не надо.
   Двенадцать лет я не пишу стихи,
   годами я невысказанным болен
   и жизнь впустую прожил поневоле,
   что впору мне замаливать грехи.
   Ты, только ты мой рок отводишь прочь.
   Не отвернёшься – чувства не остынут.
   И лишь моей не станет наша дочь,
   ты мамой моему не станешь сыну.
   Как долго, долго я тебя искал!..
   Войди в мой мир, как входят в дом и властвуй,
   чтоб утро начиналось твоим «здравствуй!»
   и губ прикосновеньем у виска.
   Пусть годы-люди промелькнут гурьбой, —
   я твоего покоя не нарушу.
   Но чтоб болеть со мной одной судьбой,
   в мою без веры высохшую душу
   своей любовью двери отвори
   и ты одна поймёшь, что мною движет.
   Родная, сядем ближе, станем ближе.
 
   Поговори со мной, поговори
   …19.06.1989

Я вижу всё чаще и чаще…

   Я вижу всё чаще и чаще:
   осевшее небо во мгле,
   под долгим дождём моросящим
   меж будущим и настоящим
   иду я по скользкой земле.
   Один я и негде укрыться,
   и нет ни пути, ни огня,
   везти не берётся возница
   и лишь безразличные лица
   преследуют всюду меня…
   Прозрение многих ко многим
   приходит к нам только теперь.
   К реальности надо быть строгим:
   товарищ потерян в дороге
   и нет тяжелее потерь.
   Движение необратимо —
   мы верили, дух затая.
   Иду, – а дорога, вестимо,
   пытается неотвратимо
   вернуться на круги своя.
   …30.06.1989

По наказу лицемеров сытых…

   Н.Ш. и другим воинам – «афганцам» – моим бывшим пациентам.

   По наказу лицемеров сытых,
   успокоившихся у Стены,
   выполнили долг вы за убитых,
   на носилках возвратясь с войны.
   Мальчики! Безногие герои!
   Счастлив тот, кто остаётся жив,
   если рядом мина яму роет,
   лишь твоё здоровье одолжив.
   Вы ушли, не долюбив, в солдаты,
   чуть не в срок оставили свой взвод,
   чтоб, оглохнув в тишине палаты,
   испытание вновь продлить на год.
   В поздний час, когда мужчина плачет,
   зубы сжав, или ничком – навзрыд,
   боль слезой из раны выйдет, значит
   и гнойник душевный будет вскрыт.
   Ляжет боль как знак одноязычий
   жёлтыми полосками на грудь.
   Ноги, почку, часть мужских отличий —
   нам уж это, право, не вернуть.
   Пальцев не вернуть недостающих,
   остальное – просто ждёт свой час.
   Не оставь же, мужество, живущих
   и бессилье отведи от нас.
   Ослепляют белый и багряный —
   на халат стекающая кровь,
   запах опьяняющий и пряный
   встречи с вами мне напомнит вновь.
   Помню мышц торчащие лоскутья
   и чернеющий некроз культи…
   Кинула судьба на перепутье
   поседевших, сбившихся с пути.
   Никогда вас не ждала награда —
   только письма из родимых мест,
   в них в одной палате жили рядом
   верность жён с продажностью невест.
   Знали цену мы мужских истерик
   и прощали многое потом, —
   где, солдат, ты свой отыщешь берег, —
   в водке ль, захлебнувшись полным ртом?
   Только к мамам возвращайтесь смело:
   вечна их любовь и нет новей.
   Мать-Россия, как же ты посмела
   бросить на геройство сыновей?..
   …7.07.1989

Никогда я не верил в Бога…

   Никогда я не верил в Бога,
   никогда я не верил в сны,
   верил только в себя немного,
   в справедливость, во власть весны.
 
   Не нуждался в святом причастьи
   и душе не искал покой,
   верил в совесть, любовь и счастье
   и иконы не знал такой.
 
   Верил в труд и в талант я верил,
   но не верил, что вправе хам
   стать судьёй и стоять у двери,
   не пуская в священный храм.
 
   Верил в будущие дороги,
   но другие идут, соря.
   Не нуждался я раньше в Боге —
   оказалось, что, видно, зря.
   8.07.1989

Будит рассвет ночь…

   Будит рассвет ночь,
   бьёт провода дрожь.
   В час этот – точь-в точь —
   первый трамвай ждёшь.
 
   Тянет меня в путь —
   манит тебя глушь.
   Только ли в том суть
   иль неродство душ?..
 
   Мне с тобой жизнь – в век,
   месяц с тобой – в год,
   дождь без тебя – снег,
   даже вино – лёд,
 
   ссоры с тобой – вздор,
   крыша для нас – кров,
   мох – как цветы с гор,
   и как Париж – Псков.
 
   В поезд спешу сесть —
   еду тебе вслед.
   Главное – ты есть,
   врозь нам пути нет.
   …27.07.1989

А что ни говори…

   А что ни говори —
   все люди прошлым мечены.
   Я осознал с трудом
   то, что ни с чем не вяжется:
   для тех, кто, власть познав,
   отведал человечины,
   через года и смерть —
   не облегченье, кажется.
   Таким же вот, как я,
   и их здоровье вверено,
   и в ужасе во сне
   как будто не кричат они,
   а держатся за жизнь
   привычно и уверенно,
   не зная страшный суд
   архивов запечатанных.
   И пусть они живут,
   подмяв десятилетия,
   пусть губы стариков
   кривятся над пророчеством
   (за проданную честь,
   ей-богу, не в ответе я):
   презренье вспомнит их
   по именам и отчествам!
   1.08.1989

Думы о державе и о праве…

   Думы о державе и о праве
   не читал я на твоём лице.
   Фианит в серебряной оправе
   как цветок на золотом кольце
   теребила ты, а руки висли,
   словно ветви никнут под дождём,
   горечь слов перебивала мысли:
   «Господи, куда же мы придём?»
   Этим чувствам не было названья —
   их теперь назвал простой народ:
   боль, и стыд, и разочарованье —
   это так, а не наоборот.
   Слишком долго мы шутили с властью,
   слишком поздно нам открыли рты,
   чтобы голой и голодной страстью
   Родину, что встала у черты,
   возродить; где ближние как звери,
   чей закон – «гребите под себя»…
   Но нельзя уж ни во что не верить,
   лишь кольцо на пальце теребя
   …12.08.1989

На улице

   Это не Rue Saint Denis,
   не Reeperbahn, – это Невский…
   Западным нравам сродни,
   город погасит огни
   и распахнёт занавески.
 
   Вылезет, как лебеда,
   гвоздь искривлённый и ржавый,
   в час тот – беда – не беда —
   нищий великой державы.
 
   Встанет он, как на постой,
   в толпы спешащих зажатый,
   пенсионер непростой —
   наш прокурор и глашатай.
 
   Жест одинокой руки —
   в спазме крестьянской ладони.
   Да, в ней звенят медяки,
   но и душа наша стонет.
   21.08.1989

Влюблённость, слава, ненависть и власть…

   Влюблённость, слава, ненависть и власть —
   вот что пьянит и мере не подвластно.
   Но обольщенье усыпляет всласть,
   а разум отрезвит – и схлынет страсть,
   и ты поймёшь, что было
   всё напрасно.
   6.09.1989

Ты только себе не лги…

   Ты только себе не лги,
   оставшись в пустой палате:
   теперь не вернуть долги
   вдогонку чужой утрате.
   А адская круговерть
   добавит людского горя,
   и станет привычной смерть,
   всё время с живыми споря.
   13.07.1990

Страна моя, расколотое зеркало…

   Страна моя, расколотое зеркало,
   гляжусь в тебя и всё не разбирусь:
   идея чья сынов твоих коверкала,
   и чья любовь насиловала Русь?..
   Град-мачеха, открой свой терем внутренний,
   где издревле гнездилось вороньё,
   свой срам прикрыв, звони, народ, к заутрене
   и веруй в воскресение своё!
   25.07.1990

Не пройдёт и недели, как поезд…

   Не пройдёт и недели, как поезд
   отнимет меня
   у хлопот и обид, от которых
   мне некуда деться,
   и погонит сквозь лес, в завывании
   ветра кляня,
   что на месяц вперёд я не смог
   на тебя наглядеться,
   что утешить не мог, а был скрытен,
   ворчлив и суров,
   если нежность, стыдясь, забывала
   друг друга коснуться…
   Мне до боли сердечной дороже
   теперь всех даров
   хоть за тысячу вёрст, но к тебе
   поскорее вернуться.
   1.08.1990

Ты не плачь, дорогая, хорошая…

   Ты не плачь, дорогая, хорошая,
   не вини, не руби на корню.
   Я на днях схоронил своё прошлое,
   завтра будущее схороню.
   А сейчас, понапрасну скорбящая,
   ты, наверное, знаешь сама,
   сколько стоит моё настоящее —
   стоит только сойти с ума.
   Или стоит забыть эти вымыслы,
   слёзы высохнут в ямочках щёк?
   Сколько вместе с тобою мы вынесли,
   сколько вместе ты сможешь ещё?..
   1.10.1990

Горе знавшим себе цену…

   Горе знавшим себе цену,
   не поднявшимся на сцену,
   горе мне.
   Дьявол жёлтый, ворон чёрный
   признают талант, покорный
   сатане…
   …29.10.1990

Что истина? В чём цель и кто судья…

   Что истина? В чём цель и кто судья?
   – Мир перевёрнут, с детства нам знакомый.
   Несётся жизни хрупкая ладья
   и океан не разбирает, кто мы…
   Но нам судить, пока мы на плаву.
   – И я живу.
   6.11.1990

На кладбище

   Нет! Вы ушли не навсегда,
   ведь где-то рядом – ваши души…