Перевод М. Лорие
Файл с книжной полки Несененко Алексея
http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/
Мы теперь не стонем и не посыпаем главу пеплом при
упоминании о геенне огненной. Ведь даже проповедники
начинают внушать нам, что бог - это радий, эфир или какая-то
смесь с научным названием и что самое худшее, чему мы,
грешные, можем подвергнуться на том свете, - это некая
химическая реакция. Такая гипотеза приятна, но в нас еще
осталось кое-что и от старого религиозного страха.
Существуют только две темы, на которые можно говорить,
дав волю своей фантазии и не боясь опровержений. Вы можете
рассказывать о том, что видели во сне, и передавать то, что
слышали от попугая. Ни Морфея, ни попугая суд не допустил
бы к даче свидетельских показаний, а слушатели не рискнут
придраться к вашему рассказу. Итак, сюжетом моего рассказа
будет сновидение, за что приношу свои искренние извинения
попугаям, словарь которых уж очень ограничен.
Я видел сон, столь далекий от скептических настроений
наших дней, что в нем фигурировала старинная, почтенная,
безвременно погибшая теория страшного суда.
Гавриил протрубил в трубу, и те из нас, кто не сразу
откликнулся на его призыв, были притянуты к допросу. В
стороне я заметил группу профессиональных поручителей в
черных одеяниях с воротничками, застегивающимися сзади; но,
по- видимому, что-то с их имущественным цензом оказалось
неладно, и непохоже было, чтобы нас выдали им на поруки.
Крылатый ангел-полисмен подлетел ко мне и взял меня за
левое крыло. Совсем близко стояло несколько очень
состоятельного вида духов, вызванных в суд.
- Вы из этой шайки? - спросил меня полисмен.
- А кто они? - ответил я вопросом.
- Ну, как же, - сказал он, - это люди, которые...
Но все это не относится к делу и только занимает место,
предназначенное для рассказа.
Дэлси служила в универсальном магазине. Она продавала
ленты, а может быть, фаршированный перец, или автомобили,
или еще какие-нибудь безделушки, которыми торгуют в
универсальных магазинах. Из своего заработка она получала
на руки шесть долларов в неделю. Остальное записывалось ей
в кредит и кому-то в дебет в главной книге, которую ведет
господь бог... то есть, виноват, ваше преподобие.
Первичная Энергия, так, кажется? Ну, значит, в главной
книге Первичной Энергии.
Весь первый год, что Дэлси работала в магазине, ей
платили пять долларов в неделю. Поучительно было бы узнать,
как она жила на эту сумму. Вам это не интересно? Очень
хорошо, вас, вероятно, интересуют более крупные суммы.
Шесть долларов боле крупная сумма. Я расскажу вам, как она
жила на шесть долларов в неделю.
Однажды, в шесть часов вечера, прикалывая шляпку так, что
булавка прошла в одной восьмой дюйма от мозжечка, Дэлси
сказала своей сослуживице Сэди - той, что всегда
поворачивается к покупателю левым профилем:
- Знаешь, Сэди, я сегодня сговорилась пойти обедать с
Пигги.
- Не может быть! - воскликнула Сэди с восхищением. -
Вот счастливица-то! Пигги страшно шикарный, он всегда водит
девушек в самые шикарные места. - Один раз он водил Бланш к
Гофману, а там всегда такая шикарная музыка и пропасть
шикарной публики. Ты шикарно проведешь время, Дэлси.
Дэлси спешила домой. Глаза ее блестели. На щеках горел
румянец, возвещавший близкий расцвет жизни, настоящей жизни.
Была пятница, из недельной получки у Дэлси оставалось
пятьдесят центов.
Улицы, как всегда в этот час, были залиты потоками людей.
Электрические огни на Бродвее сияли, привлекая из темноты
ночных бабочек; они прилетали сюда за десятки, за сотни
миль, чтобы научиться обжигать себе крылья. Хорошо одетые
мужчины - лица их напоминали те, что старые матросы так
искусно вырезывают из вишневых косточек, - оборачивались и
глядели на Дэлси, которая спешила вперед, не удостаивая их
вниманием. Манхэттен, ночной кактус, начинал раскрывать
свои мертвенно белые, с тяжелым запахом лепестки.
Дэлси вошла в дешевый магазин и купила на свои пятьдесят
центов воротничок из машинных кружев. Эти деньги были,
собственно говоря, предназначены на другое пятнадцать центов
на ужин, десять - на завтрак и десять - на обед. Еще десять
центов Дэлси хотела добавить к своим скромным сбережениям, а
пять - промотать на лакричные леденцы, от которых, когда
засунешь их за щеку, кажется, что у тебя флюс и которые
тянутся, тогда их сосешь, так же долго, как флюс. Леденцы
были, конечно, роскошью, почти оргией, но стоит ли жить,
если жизнь лишена удовольствий!
Дэлси жила в меблированных комнатах. Между
меблированными комнатами и пансионом есть разница: в
меблированных комнатах ваши соседи не знают, когда вы
голодаете.
Дэлси поднялась в свою комнату - третий этаж, окна во
двор, в мрачном каменном доме. Она зажгла газ. Ученые
говорят нам, что самое твердое из всех тел - алмаз. Они
ошибаются. Квартирные хозяйки знают такой состав, перед
которым алмаз покажется глиной. Они смазывают им крышки
газовых горелок, и вы можете залезть на стул и раскапывать
этот состав, пока не обломаете себе ногти, и все напрасно.
Даже шпилькой его не всегда удается проковырять, так что
условимся называть его стойким.
Итак, Дэлси зажгла газ. При его свете силою в четверть
свечи мы осмотрим комнату.
Кровать, стол, комод, умывальник, стул - в этом была
повинна хозяйка. Остальное принадлежало Дэлси. На комоде
помещались ее сокровища, фарфоровая с золотом вазочка,
подаренная ей Сэди, календарь-реклама консервного завода,
сонник, рисовая пудра в стеклянном блюдечке и пучок
искусственных вишен, перевязанный розовой ленточкой.
Прислоненные к кривому зеркалу стояли портреты генерала
Киченера, Уильяма Мэлдуна, герцогини Молборо и Бенвенуто
Челлини. На стене висел гипсовый барельеф какого-то
ирландца в римском шлеме, а рядом с ним - ярчайшая
олеография, на которой мальчик лимонного цвета гонялся за
огненно - красной бабочкой. Дальше этого художественный
вкус Дэлси не шел; впрочем, он никогда и не был поколеблен.
Никогда шушуканья о плагиатах не нарушали ее покоя; ни один
критик не щурился презрительно на ее малолетнего энтомолога.
Пигги должен был зайти за нею в семь. Пока она быстро
приводит себя в порядок, мы скромно отвернемся и немного
посплетничаем.
За комнату Дэлси платит два доллара в неделю. В будни
завтрак стоит ей десять центов; она делает себе кофе и варит
яйцо на газовой горелке, пока одевается. По воскресеньям
она пирует-ест телячьи котлеты и оладьи с ананасами в
ресторане Билли; это стоит двадцать пять центов, и десять
она дает на чай Нью-Йорк так располагает к расточительности.
Днем Дэлси завтракает на работе за шестьдесят центов в
неделю и обедает за один доллар и пять центов. Вечерняя
газета - покажите мне жителя Нью-Йорка, который обходился бы
без газеты! - стоит шесть центов в неделю и две воскресных
газеты - одна ради брачных объявлений, другая для чтения -
десять центов. Итого - четыре доллара семьдесят шесть
центов. А ведь нужно еще одеваться, и...
Нет, я отказываюсь. Я слышал об удивительно дешевых
распродажах мануфактуры и о чудесах, совершаемых при помощи
нитки и иголки; но я что-то сомневаюсь.
Мое перо повисает в воздухе при мысли о том, что в жизнь
Дэлси следовало бы еще включить радости, какие полагаются
женщине в силу всех неписанных, священных, естественных,
бездействующих законов высшей справедливости. Два раза она
была на Кони-Айленде и каталась на карусели. Скучно, когда
удовольствия отпускаются вам не чаще раза в год.
О Пигги (1) нужно сказать всего несколько слов. Когда
девушки дали ему это прозвище, на почтенное семейство свиней
легло незаслуженное клеймо позора. Можно и дальше
использовать для его описания животный мир: у Пигги была
душа крысы, повадки летучей мыши и великодушие кошки. Он
одевался щеголем и был знатоком по части недоедания.
Взглянув на продавщицу из магазина, он мог сказать вам с
точностью до одного часа, сколько времени прошло с тех пор,
как она ела что- нибудь более питательное, чем чай с
пастилой. Он вечно рыскал по большим магазинам и приглашал
девушек обедать. Мужчины, выводящие на прогулку собак, и те
смотрят на него с презрением. Это - определенный тип:
хватит о нем; мое перо не годится для описания ему подобных:
я не плотник.
Без десяти семь Дэлси была готова. Она посмотрелась в
кривое зеркало и осталась довольна. Темно-синее платье,
сидевшее на ней без единой морщинки, шляпа с кокетливым
черным пером, почти совсем свежие перчатки - все эти
свидетельства отречения (даже от обеда) были ей очень к
лицу.
На минуту Дэлси забыла все, кроме того, что она красива и
что жизнь готова приподнять для нее краешек таинственной
завесы и показать ей свои чудеса. Никогда еще ни один
мужчина не приглашал ее в ресторан. Сегодня ей предстояло
на краткий миг заглянуть в новый, сверкающий красками мир.
Девушки говорили, что Пигги - "мот". Значит, предстоит
роскошный обед, и музыка, и можно будет поглядеть на
разодетых женщин и отведать таких блюд, от которых у девушек
скулы сводит, когда они пытаются описать их подругам. Без
сомнения, он и еще когда-нибудь пригласит ее.
В окне одного магазина она видела голубое платье из
китайского шелка. Если откладывать каждую неделю не по
десять, а по двадцать центов постойте, постойте нет, на это
уйдет несколько лет. Но на Седьмой авеню есть магазин
подержанных вещей, и там...
Кто-то постучал в дверь Дэлси открыла. В дверях стояла
квартирная хозяйка с притворной улыбкой на губах и старалась
уловить носом, не пахнет ли стряпней на украденном газе.
- Вас там внизу спрашивает какой-то джентльмен, - сказала
она. - Фамилия Уиггинс.
Под таким названием Пигги был известен тем несчастным,
которые принимали его всерьез.
Дэлси повернулась к комоду, чтобы достать носовой платок,
и вдруг замерла на месте и крепко закусила нижнюю губу.
Пока она смотрела в зеркало, она видела сказочную страну и
себя - принцессу, только что проснувшуюся от долгого сна.
Она забыла того, кто не спускал с нее печальных, красивых,
строгих глаз, единственного, кто мог одобрить или осудить ее
поведение. Прямой, высокий и стройный, с выражением
грустного упрека на прекрасном меланхолическом лице, генерал
Киченер глядел на нее из золоченой рамки своими
удивительными глазами.
Как заводная кукла, Дэлси повернулась к хозяйке.
- Скажите ему, что я не пойду, - проговорила она тупо. -
Скажите, что я больна или еще что-нибудь. Скажите, что я не
выхожу.
Проводив хозяйку и заперев дверь, Дэлси бросилась ничком
на постель, так что черное перо совсем смялось, и проплакала
десять минут. Генерал Киченер был ее единственный друг. В
ее глазах он был идеалом рыцаря. На лице его читалось
какое-то тайное горе, а усы его были, как мечта, и она
немного боялась его строгого, но нежного взгляда. Она
привыкла тешить себя невинной фантазией, что когда-нибудь он
придет в этот дом и спросит ее, и его шпага будет
постукивать о ботфорты. Однажды, когда какой-то мальчик
стучал цепочкой по фонарному столбу, она открыла окно и
выглянула на улицу. Но нет! Она знала, что генерал Киченер
далеко, в Японии, ведет свою армию против диких турок.
Никогда он не выйдет к ней из своей золоченой рамки. А
между тем в этот вечер один взгляд его победил Пигги. Да,
на этот вечер.
Поплакав, Дэлси встала, сняла свое нарядное платье и
надела старенький голубой халатик. Обедать ей не хотелось.
Она пропела два куплета из "Самми". Потом серьезно занялась
красным пятнышком на своем носу. А потом придвинула стул к
расшатанному столу и стала гадать на картах.
- Вот гадость, вот наглость! - сказала она вслух. - Я
никогда ни словом, ни взглядом не давала ему повода так
думать.
В девять часов Дэлси достала из сундучка жестянку с
сухарями и горшочек с малиновым вареньем и устроила пир.
Она предложила сухарик с вареньем генералу Киченеру, но он
только посмотрел на нее так, как посмотрел бы сфинкс на
бабочку, если только в пустыне есть бабочки...
- Ну и не ешьте, если не хотите, - сказала Дэлси, - и не
важничайте так, и не укоряйте глазами. Навряд ли вы были бы
такой гордый, если бы вам пришлось жить на шесть долларов в
неделю.
Дэлси нагрубила генералу Киченеру, это не предвещало
ничего хорошего. А потом она сердито повернула Бенвенуто
Челлини лицом к стене. Впрочем, это было простительно,
потому что она всегда принимала его за Генриха VIII,
поведения которого не одобряла.
В половине десятого Дэлси бросила последний взгляд на
портреты, погасила свет и юркнула в постель. Это очень
страшно - ложиться спать, обменявшись на прощание взглядом с
генералом Киченером, Уильямом Мэлдуном, герцогиней Молборо и
Бенвенуто Челлини.
Рассказ собственно так и остался без конца. Дописан он
будет когда-нибудь позже, когда Пигги опять пригласит Дэлси
в ресторан, и она будет чувствовать себя особенно одинокой,
и генералу Киченеру случится отвернуться: и тогда...
Как я уже сказал, мне снилось, что я стою недалеко от
кучки ангелов зажиточного вида, и полисмен взял меня за
крыло и спросил, не из их ли я компании.
- А кто они? - спросил я.
- Ну, как же, - сказал он, - это люди, которые нанимали
на работу девушек и платили им пять или шесть долларов в
неделю. Вы из их шайки?
- Нет, ваше бессмертство, - ответил я. - Я всего-навсего
поджег приют для сирот и убил слепого, чтобы воспользоваться
его медяками.
------------------------------------------------------------
1) - Пигги - по английски - поросенок.
Файл с книжной полки Несененко Алексея
http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/
Мы теперь не стонем и не посыпаем главу пеплом при
упоминании о геенне огненной. Ведь даже проповедники
начинают внушать нам, что бог - это радий, эфир или какая-то
смесь с научным названием и что самое худшее, чему мы,
грешные, можем подвергнуться на том свете, - это некая
химическая реакция. Такая гипотеза приятна, но в нас еще
осталось кое-что и от старого религиозного страха.
Существуют только две темы, на которые можно говорить,
дав волю своей фантазии и не боясь опровержений. Вы можете
рассказывать о том, что видели во сне, и передавать то, что
слышали от попугая. Ни Морфея, ни попугая суд не допустил
бы к даче свидетельских показаний, а слушатели не рискнут
придраться к вашему рассказу. Итак, сюжетом моего рассказа
будет сновидение, за что приношу свои искренние извинения
попугаям, словарь которых уж очень ограничен.
Я видел сон, столь далекий от скептических настроений
наших дней, что в нем фигурировала старинная, почтенная,
безвременно погибшая теория страшного суда.
Гавриил протрубил в трубу, и те из нас, кто не сразу
откликнулся на его призыв, были притянуты к допросу. В
стороне я заметил группу профессиональных поручителей в
черных одеяниях с воротничками, застегивающимися сзади; но,
по- видимому, что-то с их имущественным цензом оказалось
неладно, и непохоже было, чтобы нас выдали им на поруки.
Крылатый ангел-полисмен подлетел ко мне и взял меня за
левое крыло. Совсем близко стояло несколько очень
состоятельного вида духов, вызванных в суд.
- Вы из этой шайки? - спросил меня полисмен.
- А кто они? - ответил я вопросом.
- Ну, как же, - сказал он, - это люди, которые...
Но все это не относится к делу и только занимает место,
предназначенное для рассказа.
Дэлси служила в универсальном магазине. Она продавала
ленты, а может быть, фаршированный перец, или автомобили,
или еще какие-нибудь безделушки, которыми торгуют в
универсальных магазинах. Из своего заработка она получала
на руки шесть долларов в неделю. Остальное записывалось ей
в кредит и кому-то в дебет в главной книге, которую ведет
господь бог... то есть, виноват, ваше преподобие.
Первичная Энергия, так, кажется? Ну, значит, в главной
книге Первичной Энергии.
Весь первый год, что Дэлси работала в магазине, ей
платили пять долларов в неделю. Поучительно было бы узнать,
как она жила на эту сумму. Вам это не интересно? Очень
хорошо, вас, вероятно, интересуют более крупные суммы.
Шесть долларов боле крупная сумма. Я расскажу вам, как она
жила на шесть долларов в неделю.
Однажды, в шесть часов вечера, прикалывая шляпку так, что
булавка прошла в одной восьмой дюйма от мозжечка, Дэлси
сказала своей сослуживице Сэди - той, что всегда
поворачивается к покупателю левым профилем:
- Знаешь, Сэди, я сегодня сговорилась пойти обедать с
Пигги.
- Не может быть! - воскликнула Сэди с восхищением. -
Вот счастливица-то! Пигги страшно шикарный, он всегда водит
девушек в самые шикарные места. - Один раз он водил Бланш к
Гофману, а там всегда такая шикарная музыка и пропасть
шикарной публики. Ты шикарно проведешь время, Дэлси.
Дэлси спешила домой. Глаза ее блестели. На щеках горел
румянец, возвещавший близкий расцвет жизни, настоящей жизни.
Была пятница, из недельной получки у Дэлси оставалось
пятьдесят центов.
Улицы, как всегда в этот час, были залиты потоками людей.
Электрические огни на Бродвее сияли, привлекая из темноты
ночных бабочек; они прилетали сюда за десятки, за сотни
миль, чтобы научиться обжигать себе крылья. Хорошо одетые
мужчины - лица их напоминали те, что старые матросы так
искусно вырезывают из вишневых косточек, - оборачивались и
глядели на Дэлси, которая спешила вперед, не удостаивая их
вниманием. Манхэттен, ночной кактус, начинал раскрывать
свои мертвенно белые, с тяжелым запахом лепестки.
Дэлси вошла в дешевый магазин и купила на свои пятьдесят
центов воротничок из машинных кружев. Эти деньги были,
собственно говоря, предназначены на другое пятнадцать центов
на ужин, десять - на завтрак и десять - на обед. Еще десять
центов Дэлси хотела добавить к своим скромным сбережениям, а
пять - промотать на лакричные леденцы, от которых, когда
засунешь их за щеку, кажется, что у тебя флюс и которые
тянутся, тогда их сосешь, так же долго, как флюс. Леденцы
были, конечно, роскошью, почти оргией, но стоит ли жить,
если жизнь лишена удовольствий!
Дэлси жила в меблированных комнатах. Между
меблированными комнатами и пансионом есть разница: в
меблированных комнатах ваши соседи не знают, когда вы
голодаете.
Дэлси поднялась в свою комнату - третий этаж, окна во
двор, в мрачном каменном доме. Она зажгла газ. Ученые
говорят нам, что самое твердое из всех тел - алмаз. Они
ошибаются. Квартирные хозяйки знают такой состав, перед
которым алмаз покажется глиной. Они смазывают им крышки
газовых горелок, и вы можете залезть на стул и раскапывать
этот состав, пока не обломаете себе ногти, и все напрасно.
Даже шпилькой его не всегда удается проковырять, так что
условимся называть его стойким.
Итак, Дэлси зажгла газ. При его свете силою в четверть
свечи мы осмотрим комнату.
Кровать, стол, комод, умывальник, стул - в этом была
повинна хозяйка. Остальное принадлежало Дэлси. На комоде
помещались ее сокровища, фарфоровая с золотом вазочка,
подаренная ей Сэди, календарь-реклама консервного завода,
сонник, рисовая пудра в стеклянном блюдечке и пучок
искусственных вишен, перевязанный розовой ленточкой.
Прислоненные к кривому зеркалу стояли портреты генерала
Киченера, Уильяма Мэлдуна, герцогини Молборо и Бенвенуто
Челлини. На стене висел гипсовый барельеф какого-то
ирландца в римском шлеме, а рядом с ним - ярчайшая
олеография, на которой мальчик лимонного цвета гонялся за
огненно - красной бабочкой. Дальше этого художественный
вкус Дэлси не шел; впрочем, он никогда и не был поколеблен.
Никогда шушуканья о плагиатах не нарушали ее покоя; ни один
критик не щурился презрительно на ее малолетнего энтомолога.
Пигги должен был зайти за нею в семь. Пока она быстро
приводит себя в порядок, мы скромно отвернемся и немного
посплетничаем.
За комнату Дэлси платит два доллара в неделю. В будни
завтрак стоит ей десять центов; она делает себе кофе и варит
яйцо на газовой горелке, пока одевается. По воскресеньям
она пирует-ест телячьи котлеты и оладьи с ананасами в
ресторане Билли; это стоит двадцать пять центов, и десять
она дает на чай Нью-Йорк так располагает к расточительности.
Днем Дэлси завтракает на работе за шестьдесят центов в
неделю и обедает за один доллар и пять центов. Вечерняя
газета - покажите мне жителя Нью-Йорка, который обходился бы
без газеты! - стоит шесть центов в неделю и две воскресных
газеты - одна ради брачных объявлений, другая для чтения -
десять центов. Итого - четыре доллара семьдесят шесть
центов. А ведь нужно еще одеваться, и...
Нет, я отказываюсь. Я слышал об удивительно дешевых
распродажах мануфактуры и о чудесах, совершаемых при помощи
нитки и иголки; но я что-то сомневаюсь.
Мое перо повисает в воздухе при мысли о том, что в жизнь
Дэлси следовало бы еще включить радости, какие полагаются
женщине в силу всех неписанных, священных, естественных,
бездействующих законов высшей справедливости. Два раза она
была на Кони-Айленде и каталась на карусели. Скучно, когда
удовольствия отпускаются вам не чаще раза в год.
О Пигги (1) нужно сказать всего несколько слов. Когда
девушки дали ему это прозвище, на почтенное семейство свиней
легло незаслуженное клеймо позора. Можно и дальше
использовать для его описания животный мир: у Пигги была
душа крысы, повадки летучей мыши и великодушие кошки. Он
одевался щеголем и был знатоком по части недоедания.
Взглянув на продавщицу из магазина, он мог сказать вам с
точностью до одного часа, сколько времени прошло с тех пор,
как она ела что- нибудь более питательное, чем чай с
пастилой. Он вечно рыскал по большим магазинам и приглашал
девушек обедать. Мужчины, выводящие на прогулку собак, и те
смотрят на него с презрением. Это - определенный тип:
хватит о нем; мое перо не годится для описания ему подобных:
я не плотник.
Без десяти семь Дэлси была готова. Она посмотрелась в
кривое зеркало и осталась довольна. Темно-синее платье,
сидевшее на ней без единой морщинки, шляпа с кокетливым
черным пером, почти совсем свежие перчатки - все эти
свидетельства отречения (даже от обеда) были ей очень к
лицу.
На минуту Дэлси забыла все, кроме того, что она красива и
что жизнь готова приподнять для нее краешек таинственной
завесы и показать ей свои чудеса. Никогда еще ни один
мужчина не приглашал ее в ресторан. Сегодня ей предстояло
на краткий миг заглянуть в новый, сверкающий красками мир.
Девушки говорили, что Пигги - "мот". Значит, предстоит
роскошный обед, и музыка, и можно будет поглядеть на
разодетых женщин и отведать таких блюд, от которых у девушек
скулы сводит, когда они пытаются описать их подругам. Без
сомнения, он и еще когда-нибудь пригласит ее.
В окне одного магазина она видела голубое платье из
китайского шелка. Если откладывать каждую неделю не по
десять, а по двадцать центов постойте, постойте нет, на это
уйдет несколько лет. Но на Седьмой авеню есть магазин
подержанных вещей, и там...
Кто-то постучал в дверь Дэлси открыла. В дверях стояла
квартирная хозяйка с притворной улыбкой на губах и старалась
уловить носом, не пахнет ли стряпней на украденном газе.
- Вас там внизу спрашивает какой-то джентльмен, - сказала
она. - Фамилия Уиггинс.
Под таким названием Пигги был известен тем несчастным,
которые принимали его всерьез.
Дэлси повернулась к комоду, чтобы достать носовой платок,
и вдруг замерла на месте и крепко закусила нижнюю губу.
Пока она смотрела в зеркало, она видела сказочную страну и
себя - принцессу, только что проснувшуюся от долгого сна.
Она забыла того, кто не спускал с нее печальных, красивых,
строгих глаз, единственного, кто мог одобрить или осудить ее
поведение. Прямой, высокий и стройный, с выражением
грустного упрека на прекрасном меланхолическом лице, генерал
Киченер глядел на нее из золоченой рамки своими
удивительными глазами.
Как заводная кукла, Дэлси повернулась к хозяйке.
- Скажите ему, что я не пойду, - проговорила она тупо. -
Скажите, что я больна или еще что-нибудь. Скажите, что я не
выхожу.
Проводив хозяйку и заперев дверь, Дэлси бросилась ничком
на постель, так что черное перо совсем смялось, и проплакала
десять минут. Генерал Киченер был ее единственный друг. В
ее глазах он был идеалом рыцаря. На лице его читалось
какое-то тайное горе, а усы его были, как мечта, и она
немного боялась его строгого, но нежного взгляда. Она
привыкла тешить себя невинной фантазией, что когда-нибудь он
придет в этот дом и спросит ее, и его шпага будет
постукивать о ботфорты. Однажды, когда какой-то мальчик
стучал цепочкой по фонарному столбу, она открыла окно и
выглянула на улицу. Но нет! Она знала, что генерал Киченер
далеко, в Японии, ведет свою армию против диких турок.
Никогда он не выйдет к ней из своей золоченой рамки. А
между тем в этот вечер один взгляд его победил Пигги. Да,
на этот вечер.
Поплакав, Дэлси встала, сняла свое нарядное платье и
надела старенький голубой халатик. Обедать ей не хотелось.
Она пропела два куплета из "Самми". Потом серьезно занялась
красным пятнышком на своем носу. А потом придвинула стул к
расшатанному столу и стала гадать на картах.
- Вот гадость, вот наглость! - сказала она вслух. - Я
никогда ни словом, ни взглядом не давала ему повода так
думать.
В девять часов Дэлси достала из сундучка жестянку с
сухарями и горшочек с малиновым вареньем и устроила пир.
Она предложила сухарик с вареньем генералу Киченеру, но он
только посмотрел на нее так, как посмотрел бы сфинкс на
бабочку, если только в пустыне есть бабочки...
- Ну и не ешьте, если не хотите, - сказала Дэлси, - и не
важничайте так, и не укоряйте глазами. Навряд ли вы были бы
такой гордый, если бы вам пришлось жить на шесть долларов в
неделю.
Дэлси нагрубила генералу Киченеру, это не предвещало
ничего хорошего. А потом она сердито повернула Бенвенуто
Челлини лицом к стене. Впрочем, это было простительно,
потому что она всегда принимала его за Генриха VIII,
поведения которого не одобряла.
В половине десятого Дэлси бросила последний взгляд на
портреты, погасила свет и юркнула в постель. Это очень
страшно - ложиться спать, обменявшись на прощание взглядом с
генералом Киченером, Уильямом Мэлдуном, герцогиней Молборо и
Бенвенуто Челлини.
Рассказ собственно так и остался без конца. Дописан он
будет когда-нибудь позже, когда Пигги опять пригласит Дэлси
в ресторан, и она будет чувствовать себя особенно одинокой,
и генералу Киченеру случится отвернуться: и тогда...
Как я уже сказал, мне снилось, что я стою недалеко от
кучки ангелов зажиточного вида, и полисмен взял меня за
крыло и спросил, не из их ли я компании.
- А кто они? - спросил я.
- Ну, как же, - сказал он, - это люди, которые нанимали
на работу девушек и платили им пять или шесть долларов в
неделю. Вы из их шайки?
- Нет, ваше бессмертство, - ответил я. - Я всего-навсего
поджег приют для сирот и убил слепого, чтобы воспользоваться
его медяками.
------------------------------------------------------------
1) - Пигги - по английски - поросенок.