Андрей Платонов
СТАРЫЙ МЕХАНИК

   Он возвратился домой, к своей жене, серьезный и печальный. Он был в поездке, в пурге и на морозе, почти сутки, но усталости не чувствовал, потому что всю жизнь привык работать.
   Жена ничего сначала не спросила у мужа; она подала ему таз с теплой водой для умывания и полотенце, а потом вынула из печки горячие щи и поставила самовар, готовя мужу ужин и чай.
   За ужином они сидели молча. Муж медленно ел щи и отогревался, но на лицо по-прежнему был угрюмым.
   – Ты что это, Петр Савельич? – тихо спросила его жена. – Иль случилось что с ним, боль и поломка какая?
   – У него палец греется… – сказал Петр Савельич.
   – Который палец? – в тревоге спросила жена. – В позапрошлую зиму он тоже грелся – тот или прочий какой?
   – Другой, – ответил Петр Савельич. – На третьем колесе у левой машины. Всю поездку мучился, боялся, что в кривошипе получилась слабизна и палец проворачивается на ходу. Мало ли что может быть!
   – А может, Петр Савельич, у тебя там на дышлах либо в шатуне масло сорное! – сказала жена. – Ты бы заставил помощника профильтровать масло иль сам бы попробовал. Я тебе в другой раз чистую тряпочку дам. А этак-то куда ж оно годится, ты мне всю машину искалечишь, а чего тогда с тебя взять?
   Петр Савельич положил деревянную ложку на хлеб и вытер усы большой старой рабочей рукой.
   – Плохое масло я, Анна Гавриловна, не допущу. Плохое я сам лучше с кашей съем, а в машину всегда даю масло чистое и обильное, – зря говорить нечего!
   – А палец-то ведь греется! – упрекнула Анна Гавриловна. – Глядишь, он погреется, погреется, а потом и отвалится, вот и станет машина калекой!
   – Пока я жив буду, пока я механик, Анна Гавриловна, у меня ничего не отвалится, – ни в ходу, ни в покое.
   – Да ну уж – ничего у тебя не отвалится! – осерчала Анна Гавриловна. – Покуда со мной живешь, у тебя и не валится ничего, потуда ты и механик! А как начнешь дурить, как начнешь на разных вдов да баб бессемейных поглядывать, вот у тебя и повалится все… Прохоров-то, Иван Матвеевич, поехал намедни, а у него колесо с паровоза соскочило. А что ж! Не надо было за чужими женщинами бегать – пусть хоть и помоложе они, да я ни одной из них ни в чем не уступлю, – не надо было свою жену с двумя ребятами в деревню на полгода отправлять: иль повольничать захотелось? Вот и повольничал – спасибо, что тормозами вовремя состав ухватил, а то бы сколько оставил сирот, – ведь пассажирский вел, двадцать седьмой номер-бис… Ну, ешь уж щи, доедай начисто, а то прокиснут и жалко в помойку выливать…
   Петр Савельич вздохнул и доел щи.
   – Колеса с паровозных осей не соскакивают, Анна Гавриловна, – сказал механик жене. – Это заблуждение. У Ивана Матвеевича бандаж на ходу ослаб. А бандаж, Анна Гавриловна, это не целое колесо, отнюдь нет. Иван Матвеевич тут ни при чем: машина вышла из капитального ремонта, и бандаж в ремонте насадили недостаточно.
   – А у тебя бы он тоже соскочил? – попытала Анна Гавриловна.
   Петр Савельич подумал и решил:
   – У меня нет, у меня едва ли! Я бы учуял дефект.
   – Ну и вот, а я про что же говорю! – с довольством подтвердила Анна Гавриловна.
   – Что вот? – терпеливо удивился Петр Савельич. – Мне шестьдесят два года осенью сравнялось, а тебе пятьдесят четыре, а ты мне «вот» говоришь!
   – С вами, мужиками, на старости лет только и случаются такие дела! – объяснила Анна Гавриловна. – Молодые-то теперь поумнели: женятся спозаранку и живут себе, детей да славу и почет наживают. А иной старик все по сторонам озирается, торопится: чего бы ему еще ухватить, что ему не досталось, чего бы ему не упустить, а то могила-то близка ведь!.. Помнишь Сеньку Беспалого: он беспризорную девчонку на квартиру привел…
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента