Анфилов Глеб
Эрэм

   Глеб Анфилов
   Эрэм
   Услышав аварийную сирену, Спасский схватил телефонную трубку. Левой рукой он набирал номер эксперта по производственной кибернетике, правой поспешно вертел переключатели защиты...
   - Ничего не выходит! Прорыв через стену! - закричал он в трубку.
   - Что-что? - не поняли его на другом конце провода.
   - Авария! Кремний прорвало через стену...
   - Не сработала блокировка?
   - Я вам говорю: прорыв через стену!
   - Надо срочно ремонтировать.
   - Я это и сам знаю. Позвольте использовать Эрэм?
   - Эрэм? - Последовала пауза. - Ну, что поделаешь, придется...
   Спасский положил трубку и нажал кнопку вызова ремонтной машины. Через несколько секунд дверь открылась, и в комнату вкатился Эрэм. На Спасского вопросительно уставились четыре кварцевых объектива.
   - В южном секторе сильная течь расплава, - сказал Спасский. - Где точно, не знаю: кабель телевизора сгорел. Ты запомнил?
   - Да, - проскрипел Эрэм. - Какая температура в полости?
   - Сейчас тысяча градусов. И быстро поднимается.
   - Сколько расплава в кристаллизаторе? - спросил Эрэм.
   - Миллион тонн... Запас жароупора слева за входом в полость. Иди, Эрэм, - сказал ласково Спасский. - Иди скорее.
   Эрэм повернулся и мгновенно убежал. Спасский откинулся в кресле, глубоко вздохнул и потянулся за сигаретой.
   Пока Спасский делал первую затяжку, Эрэм кубарем скатился к южному сектору кристаллизатора, отпер дверь, ворвался в тамбур. Уже здесь было горячо - около пятисот градусов. Эрэм проверил ритмы своего логического узла, на это ушла секунда. Чтобы не потрескались кристаллы памяти, он выждал еще секунду, распахнул внутреннюю дверь и оказался в полости, примыкающей к докрасна раскаленной, уходящей ввысь керамической стене. Прямо над ним, метрах в восьми вверху, сверкала белым пламенем широкая неровная щель, из которой, пузырясь и стреляя искрами, текли струи расплава.
   - Течь обнаружена, - сказал Эрэм по радиотелефону.
   - Большая? - спросил Спасский.
   - Длина щели три метра.
   - Действуй быстрее, - сказал Спасский.
   Наплывы загустевшего расплава залили на стене ступенчатые рельефы. Добраться к щели было трудно. Несколько миллисекунд Эрэм размышлял. Потом вытолкнул из себя горизонтальный манипулятор, схватил им пук жароупорной ваты, лежавшей у двери. Теперь надо было подниматься. "Очень высоко", подумал Эрэм. Тут же выдвинул нижний подъемник и боковые распорки. Температура достигла тысячи двухсот градусов. Масло в камере стало жидким как вода. Эрэм знал, что еще градусов сто оно выдержит, и включил подъемник.
   Из белого асбестового чулка полезла блестящая членистая нога. Масло сохло, слипалось в морщинистую корку.
   - Что ты делаешь? - услышал Эрэм нетерпеливый голос Спасского.
   - Поднимаюсь к месту аварии.
   - Быстрее! - крикнул Спасский.
   Эрэм и сам понимал, что надо быстрее. Но ничего не сделаешь, скорость подъема - три метра в минуту.
   Опираясь распорками о стены, Эрэм полз вверх. Расплав лил сильнее. Щель расширилась. Снизу, под щелью, образовалась округлая выпуклость. Раскаленная жижа падала с нее большими, тяжелыми шлепками. Один из них ударился о распорку Эрэма. Распорка согнулась и соскользнула со стены. Эрэм покачнулся на длинной ноге подъемника. Массивное его тело потеряло равновесие. В тот же миг Эрэм выбросил из себя вбок резервную распорку, уткнулся в наплыв и остановил падение.
   - Как дела? - спросил Спасский. - Почему ты молчишь?
   - Поднимаюсь к месту аварии, - ответил Эрэм.
   Выдвинуть дальше ногу подъемника ему не удалось. Масло закипело. Эрэм открыл люки и вылил его прочь. Потом отвел внутреннее крепление подъемника - нога отделилась и медленно повалилась вниз. Стало легче. До щели оставалось около двух метров. Эрэм преодолел их шагами распорок, удерживавших его между стен.
   Температура перевалила за полторы тысячи градусов.
   Несмотря на внутреннее охлаждение и толстый слой теплозащитных чехлов, логическая схема начала выходить из нормального режима работы. Возникла путаница зрительных образов. На темно-малиновом фоне залитой расплавом стены вдруг появилось лицо Спасского, который беззвучно шевелил губами. Это мешало сосредоточиться. Эрэм усилием воли согнал призрак и ввел в действие дублирующие секции своего электронного мозга.
   Стало еще жарче. Вот-вот мог наступить полный развал логической схемы. Чтобы задержать развал, Эрэм включил центр боли. И тогда он непосредственно, собственными датчиками ощутил этот испепеляющий жар. Ломило в распорках, жег асбестовый чехол, остро кололо в объективы глаз. Зато сознание заработало четко и быстро. Эрэм понял: до полного расстройства режима осталось не больше минуты, если... если не снизить температуру в полости. Нужен, очень нужен холод... Совсем немного холода... Сделать это просто - только включить вентиляторы. Но охлаждение вредно для расплава, строго запрещено технологией. Эрэм все-таки спросил неуверенно:
   - Нельзя ли включить на двадцать секунд принудительное охлаждение полости?
   - Нет! - тотчас ответил Спасский. - Ни в коем случае! Погибнет расплав. Что ты делаешь?
   - Приступаю к ремонту.
   Эрэм был почти уверен, что Спасский не разрешит охлаждения. И принял отказ как должное. Но то был приговор. Ремонт будет для него смертельным. Видимо, кристаллизация миллиона тонн кремния дороже ремонтной машины. Эрэм усвоил приказ и стал действовать.
   Умерил психокорректором боль ожога. Выдвинул второй горизонтальный манипулятор и схватил им ленту жароупорной ваты. Растянул ее. Нацелился в неровную, обрамленную светящимися губами, огнедышащую щель. Точным движением вогнал ленту в горячую мякоть. Оба манипулятора скрючились, треснули, отвалились и упали.
   Эрэм выдвинул вторую пару манипуляторов, отделил вторую ленту ваты, вогнал ее - опять с сухим треском сломались вольфрамовые руки и полетели вниз. В логической схеме снова началась путаница. Очень отчетливо, ясно заработала память первого дня жизни Эрэма. Отчаянно манипулируя психокорректором, Эрэм тщетно старался убрать непроизвольно возникающую в сознании картину сборочного цеха, где он родился, смеющиеся человеческие лица, солнечные блики на приборах... Свет!.. Вот такой был первый свет!.. Заводской шум, говор, чей-то веселый голос: "Поздравляю тебя с бытием, новый разум!.." Вот щель... Надо скоординировать движения последней пары манипуляторов... Поползла оболочка нижнего узла механизмов... Прицел!.. Удар! Третья лента жароупорной ваты вбита в щель. Резко откинулся назад...
   Что-то затараторил по телефону Спасский. Эрэм не разобрал, но выдавил из себя ответ:
   - Ремонт закончен. Все...
   Потом начался бред. Школа ремонтных машин. Учитель Калистов на экзамене оперативности кричит: "Подъем! Коснись потолка, коснись левой стены!.." Первая работа, ремонт мостовой опоры на Черном море... Камни падают в воде легко и медленно... И рыбы... Урок бесстрашия... Урок механики... "Силой Кориолиса называется..." Идут люди, идут машины, идут обрывки мыслей... "Эта работа трудная, эта работа последняя, зато эта работа важная..."
   Эрэм не замечает, как отваливается весь нижний блок механизмов. Боли уже нет. Бессмысленными скачками вертится шкив основного мотора. Остановился... Будто испорченная граммофонная пластинка, звучат два пустых сигнальных слова: "схема распалась, схема распалась, схема распалась"...
   Спасский сделал последнюю затяжку и погасил окурок сигареты. Взял трубку телефона, набрал номер эксперта по производственной кибернетике.
   - Порядок, - сказал он. - Кристаллизатор исправлен.
   - Как Эрэм? - спросил эксперт.
   - Идет сигнал "схема распалась".
   - Жаль, - сказал эксперт. - Жаль... Не знаю, удастся ли его реставрировать. Когда закончите кристаллизацию - позвоните, я приеду и посмотрю.
   - Хорошо, - сказал Спасский и положил трубку.