Аверченко Аркадий
По влечению сердца
Аверченко Аркадий
По влечению сердца
(Образцы иностранной литературы)
I. Французский рассказ
Войдя в вагон, Поль Дюпон увидел прехорошенькую блондинку, сидевшую в одиночестве у окна и смотревшую на него странным взглядом.
- Ого! - подумал Дюпон, а вслух спросил:
- Вам из окна не дует?
- Окно, ведь, закрыто! - засмеялась блондинка и лукаво взглянула на него.
- Разрешите закурить?
- Пожалуйста. Я люблю сигарный дым.
- Увы! К сожалению, я не курю, - вздохнул Поль. - Разрешите узнать, как ваше имя?
- Луиза.
- Луиза?! Ты должна быть моей! С первой встречи, когда я тебя увидел...
- Ах, плутишка! - сказала Луиза, открывая свои объятия.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Оправляя прическу, Луиза спросила любовника:
- Ты куда?
- В Авиньон.
- И я тоже.
Поезд подходил к вокзалу. Из вагонов хлынула публика, и они расстались. Поль взял извозчика и поехал в замок своего друга д'Арбиньяка.
Д'Арбиньяк очень ему обрадовался.
- Сейчас познакомлю тебя с женой. Лу-иза!
Поль Дюпон вздрогнул.
- Ка-ак! Это вы?!
- Вы... знакомы?!
Молодая женщина улыбнулась и, глядя на мужа ясным взглядом, сказала:
- Да! Мы ехали в одном и том же вагоне и премило убили время... Надеюсь, что и тут вам будет так же хорошо...
- Браво! - вскричал виконт д'Арбиньяк.
II. Английский рассказ
Томми О'Пеммикан добывал себе скромные средства к жизни тем, что по вечерам показывал в уайт-чапельском кабачке Сиднея Гроша свое поразительное искусство: он всовывал голову в мышеловку, в которой сидела громадная голодная крыса, и после недолгой борьбы ловил ее на свои крепкие, белые зубы... Несмотря на то, что животное яростно защищалось, через минуту слышался треск, писк - и крыса, перегрызанная пополам, безжизненно падала на покрытый кровью пол гигантской мышеловки.
Мисс Сьюки Джибсон упросила своего отца однажды сделать честь Сиднею Грошу и навестить этого старого мошенника в его берлоге.
Отец сначала ужаснулся. ("Ты - девушка из общества - в этом вертепе?"), но потом согласился, и таким образом, однажды в туманный лондонский вечер среди пропитанных джином и пороком джентльменов - обычных посетителей дяди Сиднея - очутилась молодая, изящная девушка с пожилым господином.
Представление началось. Томми вышел, пряча свои жилистые кулаки в карманы и равнодушно поглядывая на метавшегося по клетке обреченного врага.
Все придвинулись ближе... И вдруг раздался звонкий девичий голос:
- Держу пари на тысячу долларов, что этому джентльмену не удастся ее раскусить!
- Годдэм! - крикнул хрипло подвыпивший американский капитан с китобоя "Гай Стоке". - Принимаю! Для Томми это все равно, что орешек. Ставлю свою тысячу!
- Томми, не выдай! - заревела толпа.
Томми 0'Пеммикан, не обращая внимания на рев, смотрел на красивую девушку во все глаза. Потом вздохнул, всунул голову в клетку и... крыса бешено впилась ему в щеку.
- Что же ты? - взревели поклонники. - Что с ним? Это первый раз. Болен ты, Томми, что ли?
- Годдэм! - вскричал хриплый китобой, - он ее не раскусил, но я его раскусил! Он в стачке с девушкой!
Загремели выстрелы... Томми прыгнул, как тигр, и отбросив ударом кулака китобоя, ринулся к выходу!
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Когда Джибсоны выбрались из адской свалки и побежали по туманной улице, Сьюки наткнулась на что-то и вскрикнула:
- Это он! Это мистер Пеммикан... Он ранен! Нужно взять его к нам домой.
- Удобно ли, - нахмурился отец, - постороннего человека.
- All right! - вскричала Сьюки решительно. - Постороннего неудобно, но будущего моего мужа - против этого никто ничего не скажет!
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
III. Немецкий рассказ
- Лотта! - вскричал Генрих, хватая свою женушку за руку. - Это что такое? Что ты от меня спрятала?
Лотта закрыла лицо руками и прошептала:
- О, не спрашивай меня, не спрашивай.
- Покажи! Это, вероятно, записка! У тебя есть любовник?!
Лотта молча заплакала:
- Бог тебя простит!
- Покажи!!
- Нет! - сказала Лотта, смело смотря ему в глаза. - Ни за что!
- В таком случае - вон из моего дома!
- Я уйду, - прошептала Лотта, глядя на него глазами, полными слез, - но позволь мне вернуться 28 июля.
- Вздор! К чему эти комедии. Вон!
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Был день 28 июля.
У Генриха собрались гости и родственники, так как был день его рождения - одной только Лотты, любимой Лотты, не было.
Где она бродила, изгнанная мужем?
- С днем рождения тебя! - вскричал отец, поднимая бокал.
Вдруг дверь распахнулась и вошла исхудавшая Лотта. - С гордо поднятой головой она подошла к столу, в котором месяц тому назад спрятала что-то тайком от мужа.
Она открыла ящик стола, сунула туда руку и... вынула пару теплых туфель, вышитых гарусом.
- Вот, Генрих, почему я не могла показать... это сюрприз.
- Прости меня, Лотта, - вскричал Генрих, обливаясь слезами. - Я не имел права тебя подозревать...
Лотта вся вспыхнула и бросилась мужу в объятия.
- Вот видите, - сказал отец, - как вы были легкомысленны. Пословица говорит, что нужно сначала хорошенько расспросить, что за вещь заключалась в столе, и если эта вещь была невинного характера, то не нужно обращаться так сурово со своей маленькой женкой. Теперь вы достаточно наказаны, и в будущий раз это не повторится!
IV. Австралийский рассказ
На краю золотоносной ямы сидело двое: беглый каторжник Джим Троттер и негр Бирбом - неразлучные приятели.
- Проклятая страна! - проворчал Джим, отбрасывая в сторону кусок попавшегося под руку золота. - Ни одной женщины... А мне бы так хотелось жениться.
- Ты любил когда-нибудь? - спросил черный Бирбом, лениво пожевывая кусок каменного дерева.
- Давно. Это была индианка, которую я однажды застал в обществе долговязого Нея Мастерса. Это меня так смутило, что я тут же убил их обоих, украл лошадь и бежал.
Он посмотрел вдаль и вдруг, вскочив, крикнул:
- О, что это? Боже мой! Ведь это женщина! Ну, конечно... Старина Бирбом! Беги к ней со всех ног, чтобы она не ушла. Скажи, что я люблю ее, ну и прочее... и предлагаю сделаться моей женой. Если обломаешь дело, подарю тебе мои щегольские красные штаны!
Прыткий Бирбом не заставил себя ждать. Он понесся во всю прыть, а Джим собрал около себя кучу самородков, вытер грязной рукой с лица пот и вытащил из волос запутавшуюся ветку - все это для того, чтобы ослепить невесту своим видом и богатством...
Бирбом вернулся, еле дыша, с глубоким разочарованием в лице.
- Что она сказала?
- Она сказала, что я не получу твоих красных штанов. Тем более что это была не она, а он.
- Кто он?
- Старый мул диггера Паулинса, отбившийся от прииска. А ты, слепая курица, принял его за женщину!
И мечты бедного Джима о семейной жизни в один миг оказались разбитыми.
Он разбросал рукой опостылевшие самородки, упал на раскаленную землю и завыл.
А австралийское солнце - злой, желтый, пылающий таз - заливало равнодушные камни и пыльные листья молочаев своим мутным, как потухающие уголья, светом...
По влечению сердца
(Образцы иностранной литературы)
I. Французский рассказ
Войдя в вагон, Поль Дюпон увидел прехорошенькую блондинку, сидевшую в одиночестве у окна и смотревшую на него странным взглядом.
- Ого! - подумал Дюпон, а вслух спросил:
- Вам из окна не дует?
- Окно, ведь, закрыто! - засмеялась блондинка и лукаво взглянула на него.
- Разрешите закурить?
- Пожалуйста. Я люблю сигарный дым.
- Увы! К сожалению, я не курю, - вздохнул Поль. - Разрешите узнать, как ваше имя?
- Луиза.
- Луиза?! Ты должна быть моей! С первой встречи, когда я тебя увидел...
- Ах, плутишка! - сказала Луиза, открывая свои объятия.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Оправляя прическу, Луиза спросила любовника:
- Ты куда?
- В Авиньон.
- И я тоже.
Поезд подходил к вокзалу. Из вагонов хлынула публика, и они расстались. Поль взял извозчика и поехал в замок своего друга д'Арбиньяка.
Д'Арбиньяк очень ему обрадовался.
- Сейчас познакомлю тебя с женой. Лу-иза!
Поль Дюпон вздрогнул.
- Ка-ак! Это вы?!
- Вы... знакомы?!
Молодая женщина улыбнулась и, глядя на мужа ясным взглядом, сказала:
- Да! Мы ехали в одном и том же вагоне и премило убили время... Надеюсь, что и тут вам будет так же хорошо...
- Браво! - вскричал виконт д'Арбиньяк.
II. Английский рассказ
Томми О'Пеммикан добывал себе скромные средства к жизни тем, что по вечерам показывал в уайт-чапельском кабачке Сиднея Гроша свое поразительное искусство: он всовывал голову в мышеловку, в которой сидела громадная голодная крыса, и после недолгой борьбы ловил ее на свои крепкие, белые зубы... Несмотря на то, что животное яростно защищалось, через минуту слышался треск, писк - и крыса, перегрызанная пополам, безжизненно падала на покрытый кровью пол гигантской мышеловки.
Мисс Сьюки Джибсон упросила своего отца однажды сделать честь Сиднею Грошу и навестить этого старого мошенника в его берлоге.
Отец сначала ужаснулся. ("Ты - девушка из общества - в этом вертепе?"), но потом согласился, и таким образом, однажды в туманный лондонский вечер среди пропитанных джином и пороком джентльменов - обычных посетителей дяди Сиднея - очутилась молодая, изящная девушка с пожилым господином.
Представление началось. Томми вышел, пряча свои жилистые кулаки в карманы и равнодушно поглядывая на метавшегося по клетке обреченного врага.
Все придвинулись ближе... И вдруг раздался звонкий девичий голос:
- Держу пари на тысячу долларов, что этому джентльмену не удастся ее раскусить!
- Годдэм! - крикнул хрипло подвыпивший американский капитан с китобоя "Гай Стоке". - Принимаю! Для Томми это все равно, что орешек. Ставлю свою тысячу!
- Томми, не выдай! - заревела толпа.
Томми 0'Пеммикан, не обращая внимания на рев, смотрел на красивую девушку во все глаза. Потом вздохнул, всунул голову в клетку и... крыса бешено впилась ему в щеку.
- Что же ты? - взревели поклонники. - Что с ним? Это первый раз. Болен ты, Томми, что ли?
- Годдэм! - вскричал хриплый китобой, - он ее не раскусил, но я его раскусил! Он в стачке с девушкой!
Загремели выстрелы... Томми прыгнул, как тигр, и отбросив ударом кулака китобоя, ринулся к выходу!
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Когда Джибсоны выбрались из адской свалки и побежали по туманной улице, Сьюки наткнулась на что-то и вскрикнула:
- Это он! Это мистер Пеммикан... Он ранен! Нужно взять его к нам домой.
- Удобно ли, - нахмурился отец, - постороннего человека.
- All right! - вскричала Сьюки решительно. - Постороннего неудобно, но будущего моего мужа - против этого никто ничего не скажет!
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
III. Немецкий рассказ
- Лотта! - вскричал Генрих, хватая свою женушку за руку. - Это что такое? Что ты от меня спрятала?
Лотта закрыла лицо руками и прошептала:
- О, не спрашивай меня, не спрашивай.
- Покажи! Это, вероятно, записка! У тебя есть любовник?!
Лотта молча заплакала:
- Бог тебя простит!
- Покажи!!
- Нет! - сказала Лотта, смело смотря ему в глаза. - Ни за что!
- В таком случае - вон из моего дома!
- Я уйду, - прошептала Лотта, глядя на него глазами, полными слез, - но позволь мне вернуться 28 июля.
- Вздор! К чему эти комедии. Вон!
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Был день 28 июля.
У Генриха собрались гости и родственники, так как был день его рождения - одной только Лотты, любимой Лотты, не было.
Где она бродила, изгнанная мужем?
- С днем рождения тебя! - вскричал отец, поднимая бокал.
Вдруг дверь распахнулась и вошла исхудавшая Лотта. - С гордо поднятой головой она подошла к столу, в котором месяц тому назад спрятала что-то тайком от мужа.
Она открыла ящик стола, сунула туда руку и... вынула пару теплых туфель, вышитых гарусом.
- Вот, Генрих, почему я не могла показать... это сюрприз.
- Прости меня, Лотта, - вскричал Генрих, обливаясь слезами. - Я не имел права тебя подозревать...
Лотта вся вспыхнула и бросилась мужу в объятия.
- Вот видите, - сказал отец, - как вы были легкомысленны. Пословица говорит, что нужно сначала хорошенько расспросить, что за вещь заключалась в столе, и если эта вещь была невинного характера, то не нужно обращаться так сурово со своей маленькой женкой. Теперь вы достаточно наказаны, и в будущий раз это не повторится!
IV. Австралийский рассказ
На краю золотоносной ямы сидело двое: беглый каторжник Джим Троттер и негр Бирбом - неразлучные приятели.
- Проклятая страна! - проворчал Джим, отбрасывая в сторону кусок попавшегося под руку золота. - Ни одной женщины... А мне бы так хотелось жениться.
- Ты любил когда-нибудь? - спросил черный Бирбом, лениво пожевывая кусок каменного дерева.
- Давно. Это была индианка, которую я однажды застал в обществе долговязого Нея Мастерса. Это меня так смутило, что я тут же убил их обоих, украл лошадь и бежал.
Он посмотрел вдаль и вдруг, вскочив, крикнул:
- О, что это? Боже мой! Ведь это женщина! Ну, конечно... Старина Бирбом! Беги к ней со всех ног, чтобы она не ушла. Скажи, что я люблю ее, ну и прочее... и предлагаю сделаться моей женой. Если обломаешь дело, подарю тебе мои щегольские красные штаны!
Прыткий Бирбом не заставил себя ждать. Он понесся во всю прыть, а Джим собрал около себя кучу самородков, вытер грязной рукой с лица пот и вытащил из волос запутавшуюся ветку - все это для того, чтобы ослепить невесту своим видом и богатством...
Бирбом вернулся, еле дыша, с глубоким разочарованием в лице.
- Что она сказала?
- Она сказала, что я не получу твоих красных штанов. Тем более что это была не она, а он.
- Кто он?
- Старый мул диггера Паулинса, отбившийся от прииска. А ты, слепая курица, принял его за женщину!
И мечты бедного Джима о семейной жизни в один миг оказались разбитыми.
Он разбросал рукой опостылевшие самородки, упал на раскаленную землю и завыл.
А австралийское солнце - злой, желтый, пылающий таз - заливало равнодушные камни и пыльные листья молочаев своим мутным, как потухающие уголья, светом...