Interview with Keith Richards
Интервью журнала "Шпигель" с гитаристом ROLLING STONES Китом Ричардсом,
до сих пор являющимся для многих истинным прообразом
героя-бунтаря рок-н-ролла.
"Шпигель": Мистер Ричардс, на Вашем правом сапоге спереди дыра.
Ричардс: Это сапоги, в которых я выступаю на сцене. Правый всегда
страдает в первую очередь. Им я отбиваю такт, задаваемый нашим барабанщиком
Чарли Уотсом.
Ш: Мировое турне "Роллинг Стоунз" завершилось несколько недель назад.
Р: Но я все еще в дороге. Вот сейчас в моем организме начинает
повышаться уровень адреналина и я чувствую, как меня тянет на сцену: "Okay,
let's go -- we are ready to rock!" Однако затем мой разум говорит: "Эй,
сегодня у тебя нет концерта, успокойся."
Ш: И как же Вы от этого лечитесь?
Р: Бегаю туда-сюда, гуляю с друзьями по Нью-Йорку, веду разговоры о
нашем новом концертном диске No Security, на который мы сейчас еще вставили
парочку наших менее известных хитов. Только ни в коем случае не заваливаюсь
дома в кровать! Тогда я, наверное, никогда больше не встану. Невыпущенный
адреналин меня убьет.
Ш: Две пары черных джинсов Levi's, две пары черных сапог... Другие
рок-звезды возят с собой целые контейнеры с одеждой.
Р: Я тоже, но я только смотрю на нее. В итоге я всегда выбираю эти
черные сапоги и эти черные джинсы.
Ш: Они для Вас что, своеобразный фетиш?
Р: Да, и они практичны. Подошвы этих сапог, например, прочно держат
меня на сцене. Когда "Стоунз" задают жару, тут не обойтись без армейских
сапог. По-настоящему хорошие найти трудно. Эти, кажется, из Румынии.
Ш: В одежде Вы минималист и Ваш стиль игры на гитаре следует тому же
принципу: "Отбрось все лишнее и оставь только главное." Как Вы к этому
пришли?
Р: Моя исходная теория гласит: если ты художник, самым главным для тебя
является твое белое полотно. Хороший художник никогда не будет зарисовывать
краской все, а всегда оставит немного места. Моим полотном является тишина.
Если ты начнешь эту тишину сверх меры переполнять, то тебе не уйти от
проблем и в конце концов все оказывается только бестолково переиначенным. В
рок-н-ролле главное для меня состоит не в том, кто быстрее сыграет
столько-то нот. Главное для меня это то, что четверо или пятеро музыкантов
звучат как одно целое.
Ш: Вы известны тем, что во время гастролей Вы можете не спать ночами
напролет. Каков Ваш личный рекорд?
Р: Девять ночей. Это было в 1975 году в Нью-Йорке, вместе с Ронни
Вудом. Мы все время были в наших апартаментах с этими бесчисленными
девочками и одному Богу известно, что мы там еще вытворяли... Но ровно к
началу концерта мы всегда являлись в Мэдисон Сквер Гарден. Полицейские,
охранники в зале - все хлопали нас по плечу. На такси мы въезжали чуть ли ни
на сцену.
Ш: Сейчас Вам 54 года. Сколько ночей, Вы думаете, Вы еще сможете так
продержаться?
Р: В то время рок-концерт длился 45 минут, сегодня тебе приходится
играть до двух с половиной часов. Во время последнего турне мы снова как
следует "погуляли", на этот раз в Москве, три дня подряд. Мы сидели в отеле,
смотрели на реку и на Кремль, Ронни занимался своими гитарами, как вдруг к
нам зашли русские цыгане, со скрипками и бубнами. К ним потом подходило все
больше и больше друзей... Трудно сказать, кто там точно был - через два дня
у нас уже все перемешалось.
Ш: А где был Мик Джеггер?
Р: Мик никогда не отличался в этом плане особой стойкостью. Он из тех
людей, которые приходят на парти, покрутятся там минут десять и потом
незаметно исчезают.
Ш: И куда же он идет - спать?
Р: Нет, через пять часов он объявляется снова и снова оценивает
обстановку. Понятия не имею, чем он там занимается после своего ухода.
Джентельмен никогда не распространяется о делах другого джентельмена, даже
если он о них помнит.
Ш: "Звездой" последнего турне "Роллинг Стоунз" были не Вы и не Мик, а
Ваш барабанщик - молчаливый и скромный джентельмен Чарли Уотс. Зрители
нередко дарили ему долгие, переходящие в овацию аплодисменты. Это Вас
каким-то образом задевает?
Р: Нет, потому что после этого я всегда должен был петь и небольшой
перерыв приходился мне очень кстати. И кроме того, конечно, если кто и
заслужил такой признательности, так это Чарли. Слава никогда не была главным
пунктом его карьеры. Он просто классный барабанщик, этот Чарли "Бит" Уотс.
Ш: Люди также видят в нем человека, который спас "Роллинг Стоунз" от
распада в 80-е гг, когда между Вами и Миком Джеггером разгорелась личная
вражда и Уотс урезонил Джеггера, чуть не выкинув его из окна одного из
отелей Амстердама.
Р: Мик слаб на алкоголь, три бокала шардоне и он готов. А тогда дело
было как: он позвонил в пять утра Чарли в его номер и сказал ему, что, мол,
хочет поговорить со своим барабанщиком. Через двадцать минут Чарли стоял у
дверей Мика - свежевыбритый, в костюме-тройке из Савиль Роу, в начищенных до
блеска ботинках. Мик открывает и Чарли со словами "Никогда не называй меня
больше своим барабанщиком" бьет его прямо в лоб. Я вижу, как Мик падает,
назад, на серебряный поднос с копченой лососиной, в сторону окна и канала. Я
подумал: "Что уж там, пусть падает в воду, нам хоть поспокойнее будет", но
тут заметил, что на нем был мой белый свадебный фрак, который я дал ему
поносить в тот вечер. Фрак мне портить никак не хотелось. Этого бы моя жена
мне никогда не простила.
Ш: Чарли Уотс, как будто, вовсе не производит впечатления драчуна.
Р: Не забывайте, что он барабанщик. Если хотите знать, его кулакам
требуется оружейная лицензия.
Ш: А как Вы сегодня разрешаете конфликты в группе?
Р: Просто не даю больше Мику носить мой свадебный фрак. А если
серьезно, сегодня мы избегаем конфликтов, потому что та наша вражда в 80-е
гг кое-чему нас научила. Тогда, например, я был вынужден сам встать за
микрофон в своей группе и понял, каково приходится Мику, когда он поет. У
Мика тоже была своя группа и он понял, что такой команды, как "Роллинг
Стоунз", ему не сколотить ни за какие деньги. Чарли тоже имел свой джаз-банд
и понял, что значит быть в ответе за группу.
Ш: И все равно Мик Джеггер говорит, что если бы отдать все на волю Кита
Ричардса, то "Роллинг Стоунз" все еще играли бы старые ритм-энд-блюзовые
вещи в каком-нибудь подвале где-нибудь в Лидсе.
Р: Без меня Мик не пел бы даже в темном подвале в Лидсе.
Ш: Он ставит Вам в упрек, что на деловых встречах, где речь идет о
миллионных суммах, Вы просто напросто засыпаете.
Р: Я закрываю глаза, но я не сплю. Когда за столом сидят десять человек
и наперебой говорят, я лучше спокойно послушаю, чем буду одиннадцатым
голосом. Только в самом крайнем случае я кричу: "Все это чушь!" Бизнес меня
не интересует, но как участнику пользующейся успехом рок-группы мне тоже
пришлось заучить несколько основных правил. Самое главное гласит: если ты
говоришь только о бизнесе, тебе в музыке искать нечего.
Ш: Недавнее мировое турне принесло "Роллинг Стоунз" 150 миллионов
долларов, а Вы сами считаетесь одним из самых богатых музыкантов в мире.
Деньги Вас вообще еще интересуют?
Р: В рок-н-ролле деньги означают только то, что люди тебя любят. А так
деньги ничего не значат, разве что я могу помочь какой-нибудь школе или еще
где-нибудь.
Ш: В рыцари Вас, однако, за этот неприметный вид благотворительности не
посвятят.
Р: Еще только не хватало, чтобы передо мной махали острыми клинками.
Ш: Хотя опасность таится уже в Вашей библиотеке. Когда летом с Вами,
когда Вы, якобы, снимали с полки какие-то книги, произошел несчастный
случай, весь мир думал, Кит Ричардс не поднимется больше на сцену, он снова
перебрал наркотиков.
Р: Еще раз для Вас и для всего мира: Айлин Гуггенхейм из Нью-Йоркской
академии искусств попросила меня нарисовать для одного благотворительного
мероприятия несколько рисунков. В два часа ночи я хотел посмотреть в своей
библиотеке, как с такой задачей справлялся мастер Леонардо да Винчи. Только
эта книга стояла очень высоко, среди тяжелых томов по искусству. Я забрался
вверх по лестнице, начал искать и вдруг, ни с того, ни с сего, все стало
рушиться на меня, словно в замедленном темпе, как это бывает, когда тебе
кажется, что вот, настал твой конец. Отделался я, правда, только двумя
сломанными ребрами, однако послание Леонардо было однозначным: "Дядя, не
лезь в рисовальщики. У тебя об анатомии - никакого понятия!"
Ш: И сейчас Вы рисуете только в свое удовольствие?
Р: Для моих дочерей, когда я отправляюсь на гастроли. Изобретателя
факсовой машины следовало бы возвести в ранг святого. Как только я увижу
где-нибудь в дороге симпатичную собачку, я ее рисую и посылаю рисунок по
факсу домой. Или рисунок на тему: "Ваш папа со сломанными ребрами на полу",
или: "Я только что изобрел для тебя новый ботинок." Или я рисую, например,
нос. Тогда мои дочери знают, что я сижу с Ронни в одной комнате и у меня все
хорошо.
Ш: Спонсором Вашего последнего турне была фирма мобильных телефонов
"Спринт".
Р: Я ненавижу телефоны, потому что тогда я не могу смотреть в глаза
тому, с кем разговариваю. Я забываю все, что мне говорят по телефону. Я не
люблю телефонной болтовни. Телефон нужно использовать только для информации
типа: "Встретимся в пол-четвертого" или: "Приходи - мой дом горит."
Ш: Рок-н-ролл всегда был связан с бунтарством. А как Ваши дети сегодня
бунтуют против Вас?
Р: Трудная задача. Мой сын Марлон, скажем, хорошо зарекомендовал себя
как иллюстратор, у него уже маленькая дочь. Какое там бунтарство...
Ш: Марлон, это не тот, которого Вы постоянно таскали с собой на
гастроли во времена Вашего тяжелейшего наркотического "загула"?
Р: Я тогда спал с пистолетом под подушкой и мои охранники знали, что
есть только один человек, которому разрешается меня будить - Марлон. Сами-то
они не рисковали, а в своего сына, по их убеждению, я стрелять не буду.
Ш: "Роллинг Стоунз" теперь много времени уделяют своим семьям, тогда
как, скажем, в Белом доме страсти бушуют примерно так, как раньше у Вас за
сценой.
Р: Биллу надо было с самого начала взять меня своим адвокатом, я бы ему
помог. Я бы выдал ему справку, в которой написано: "Он мучается от стресса,
ему необходимы три миньета в день. В случае ухудшения - даже пять."
Ш: Дедушку Ричардса никак не стащить со сцены. Вы что, хотите всем
доказать, что и в этой профессии можно спокойно и с достоинством доживать до
старости?
Р: Пока это удавалось и удается лишь старым блюзовым музыкантам: Мадди
Уотерсу, Бадди Гаю, Хаулинг Вольфу, Чаку Берри, Би Би Кингу - все приятные,
смиренные люди. Джентельмены, одним словом.
Ш: И все - черные.
Р: И из них каждый клянется могилой своей матери, что я не белый.
Ш: Уж не хотите ли Вы, как они, играть до тех пор, пока не свалитесь
замертво?
Р: Кто его знает... Я выполняю свою миссию.
Ш: И какая у нее цель?
Р: Когда я выясню это, тогда мне на сцене больше делать нечего - тогда
моя миссия будет закончена.
Ш: Мистер Ричардс, спасибо Вам за эту беседу.
перевод с немецкого: А.Тарасов
Интервью вели Томас Хютлин и Кристоф Даллах
Нью-Йорк, октябрь 1998 года