Айзек Азимов
Кому достаются трофеи
С моим другом Джорджем мне приходится видеться нечасто, но каждый раз я у него спрашиваю, как там тот маленький демон, которого он, как он говорит, умеет вызывать.
– Один старый и лысый писатель-фантаст, – говорил мне Джордж, – сказал однажды, что любая технология, выходящая за рамки привычного, воспринимается как колдовство. Но тем не менее мой маленький друг Азазел никоим образом не что-нибудь там внеземное, а именно демон bona fide. Пусть у него рост всего два сантиметра, зато он кое-что умеет. Кстати, откуда вы про него знаете?
– От вас.
Лицо Джорджа вытянулось в недоуменной гримасе, и он торжественно произнес:
– Я никогда о нем не упоминал.
– Кроме как в разговоре, – сказал я. – Кстати, что он последнее время поделывает?
Джордж вздохнул, набрав пару кубометров воздуха, и выдохнул их обратно, щедро насытив запахом пива. Потом сказал:
– Тут вы нечаянно наступили на больную мозоль. От наших с Азазелом усилий недавно пострадал мой друг, некто Теофил, а ведь мы хотели как лучше.
Он поднес кружку к губам и продолжил.
Мой друг Теофил (так говорил Джордж), которого вы не знаете, поскольку он вращается в более высоких кругах, чем те, где вам не отказывают в приеме, – утонченный молодой человек, большой ценитель грациозных линий и божественных форм молодых женщин – к чему я, слава Богу, равнодушен, – но которому недоставало способности пробуждать у них взаимность.
Он мне говаривал:
– Джордж, я этого не понимаю. Я умен, я прекрасно веду разговор, я остроумен, весел, у меня вполне терпимая внешность…
– Да-да, – отвечал я. – У вас есть глаза, нос, рот и уши, все в должном количестве и на нужных местах. Это я могу подтвердить под присягой.
– …и потрясающе образован по теории любви, хотя у меня не было шансов испытать свои знания на практике. И вот оказывается, что я не могу привлечь к себе эти милые создания. Вот посмотрите, сколько их тут вокруг, и ни одна не выражает ни малейшей предрасположенности завязать со мной знакомство, хотя я тут сижу с гениально-глубокомысленным выражением лица.
Мое сердце обливалось кровью от сострадания. Я его знал еще младенцем и помню, один рая я даже держал его на руках по просьбе его матушки, оправлявшей одежду после кормления. Такие вещи связывают людей.
Я спросил:
– Дорогой друг, были бы вы счастливей, если бы умели привлекать их внимание?
Он ответил просто:
– Это был бы рай.
Мог ли я не пустить его в рай? Я изложил Азазелу все как было, и он, как всегда, не пришел в восторг.
– Слушай, попроси лучше у меня бриллиант. Я переставлю атомы в кусочке угля, и ты получишь хороший камешек в полкарата. Но как, черт побери, я устрою твоему приятелю неотразимость для женщин? Как?
– А если ты в нем переставишь пару атомов? – спросил я, пытаясь предложить идею. – Я хочу, чтобы ты для него что-нибудь сделал, хотя бы в намять о неповторимом питательном аппарате его матушки.
– Ладно, давай подумаю, – сказал Азазел, – Скрытые феромоны человека! Разумеется, с этой вашей теперешней привычкой мыться по поводу и без повода и еще опрыскиваться искусственными ароматами вы вряд ли помните о естественном пути передачи эмоций. А я могу так перестроить биохимический портрет твоего друга, чтобы он производил большие дозы сверхэффективных феромонов в ответ на появление у него на сетчатке изображения какой-нибудь из этих грубых самок вашего уродливого вида.
– То есть он будет вонять?
– Ничего подобного. Запах феромона едва ли ощущается сознанием, но действует на самок данного вида, вызывая у них неосознанное и атавистическое желание подойти поближе и улыбнуться. Наверное, еще и стимулирует выработку ответных феромонов, а дальше, я полагаю, все происходит автоматически.
– Тогда это то, что надо, – сказал я, – поскольку, как я думаю, этот юный Теофил сможет произвести хорошее впечатление. Он такой открытый парень, темпераментный и веселый.
Работа Азазела оказалась эффективной, как я выяснил после очередной встречи с Теофилом. Это было в уличном кафе.
Его я заметил не сразу, потому что мое внимание привлекла группа молодых женщин, симметрично расположенных по окружности. Я, к счастью, уже не подвержен их чарам с тех пор, как достиг возраста умеренности, однако дело было летом, и все они были одеты в тщательно обдуманное отсутствие одежды, так что я, как человек наблюдательный, не мог не начать внимательно рассматривать.
Прошло, как я помню, несколько минут, в течение которых я наблюдал за напряженным я нервозным поведением некоей пуговицы, шатавшейся удержать в закрытом положении кофточку, к которой была пришита. Я начал уже было строить рассуждения на тему о том, что… Но я был не прав.
Лишь через несколько минуту заметил я Теофила в центре этой симметричной структуры – как Полярную звезду во главе Малой Медведицы из прекрасных летних девушек. Несомненно, его феромонную активность усилил разогрев на полуденном солнышке.
Я пробрался через этот круг женственности, по-братски подмигивая и улыбаясь, изредка позволяя себе отеческие похлопывания по плечу, и уселся рядом с Теофилом на стул, который для меня, надув губки, освободила очаровательная девушка.
– Мой молодой друг, – сказал я ему, – это зрелище чарует и вдохновляет.
И лишь сказав это, я заметил у него на лбу грустную морщинку. Я тут же заботливо спросил:
– Что случилось?
Не разжимая губ, он произнес таким тихим шепотом, что я еле расслышал:
– Бога ради, заберите меня отсюда.
Я, как вы знаете, человек решительных поступков. Мне не составило никакого труда подняться и отчетливо произнести:
– Юные леди, мой молодой друг, понуждаемый неумолимыми законами биологии, должен посетить мужской туалет. Подождите его здесь, и он вернется.
Мы вошли в ресторанчик и вышли через заднюю дверь. Одна из юных дам, с выпирающими, как булыжники, недвусмысленными бицепсами и со столь же недвусмысленным выражением подозрительности на угрюмом лице, догадалась обежать вокруг ресторана, но мы успели вовремя ее заметить и нырнуть в такси. Она гналась за нами еще два квартала, не отставая. В комнате Теофила, в безопасности, я сказал:
– Теофил, вы явно открыли секрет, как привлекать женщин. Это и есть тот рай, к которому вы стремились?
– Не совсем, – ответил Теофил, медленно расслабляясь под струей воздуха из кондиционера. – Они друг другу мешают. Я не знаю, что случилось, однако вот недавно ко мне подошла эта странная женщина и спросила, не встречала ли она меня в Атлантик-Сити. «Никогда! – возмущенно воскликнул Теофил. – Никогда в жизни не бывал я в Атлантик-Сити». Я еще не успел возразить, как подбежала другая, утверждая, что я уронил платок и она хочет мне его вернуть, и тут же подскочила третья со словами; «Детка, хочешь сниматься в кино?»
Я ответил:
– Вам остается только выбрать одну из них. Я бы выбрал ту, которая звала в кино. Легкая жизнь, а вокруг вьются тучи актрисок.
– Да не могу я никого из них выбрать. Они следят друг за другом почище стервятников. Стоит мне посмотреть на одну, так все остальные хватают ее за волосы и вышвыривают вон. У меня так же нет женщины, как и не было, только в старые дни мне хотя бы не приходилось смотреть, как они колышут грудью и глядят на меня томными глазами.
Я сочувственно вздохнул и сказал:
– А почему не устроить им отборочный турнир? Вот в таком окружении дам, как сегодня, взять и сказать: «Мои дорогие, я глубоко увлечен вами всеми вместе и каждой в отдельности. А потому прошу вас выстроиться в алфавитном порядке, и каждая по очереди меня поцелует. Та, которая исполнит это наиболее самозабвенно, останется со мной на вечер». Максимум того, что вы на этом теряете, – послужите объектом для чрезмерно старательных поцелуев.
– Хм! – произнес Теофил. – А почему бы и нет? Трофеи – победителю, и пусть меня победит самый лучший трофей. – Он облизнул губы, потом выпятил их и поцеловал воздух, отрабатывая технику. – Так и сделаем. Как вы думаете, что, если я, чтобы это было менее утомительно, поставлю условие – руки за спиной?
– Я бы не стал, – ответил я, – друг мой Теофил. В этом случае вам самому может захотеться проявлять какие-то усилия, Я бы предпочел правило – «все захваты дозволены».
– Возможно, вы правы, – сказал Теофил, воспринимая совет того, кто имел немалый опыт в вопросах подобного рода.
Вскоре я должен был покинуть город в связи с делами и не видел Теофила около месяца. Мы встретились в супермаркете. Он толкал перед собой тележку, нагруженную бакалеей. Его лицо меня убило. Загнанным взглядом озирался он по сторонам.
Я к нему подошел, и он со странным писком пригнулся. Потом узнал меня:
– Слава Богу, а то я подумал, что вы – женщина.
Я покачал головой.
– Все еще мучаетесь? Вы разве не устроили отборочный турнир?
– Устроил. В том-то все и дела.
– А что случилось?
– Я… – он оглянулся по сторонам и выглянул в проход между стеллажами. Убедившись, что вокруг чисто, он заговорил тихо и быстро, как человек, который торопится что-то сказать по секрету и при этом знает, что его вот-вот прервут: – Я это сделал. Я заставил их написать заявлении на конкурс с указанием возраста, сорта зубной пасты и прочего, представить как полагается рекомендации и справки – и назначил день. Конкурс должен был проходить в большом бальном зале в Уолдорф-Астории. Я заготовил приличный запас гигиенической помады для них, профессиональную массажистку и баллон с кислородом для себя для поддержании формы, Как вдруг накануне конкурса ко мне в номер является мужик. Я говорю «мужик», но сперва мне показалось – оживший кирпичный столб. Ростом под два десять, в плечах где-то метр пятьдесят, и кулаки – как ковши паровой лопаты. Он улыбнулся, показав клыки, и заявил:
– Сэр, завтра в вашем конкурсе участвует ноя сестренка.
– В самом деле? Очень рад это слышать, – сказал я, желая удержать дальнейший разговор в том же дружелюбном ключе.
– Моя маленькая сестренка, – сказал мужик, – нежный цветок на нашем корявом родословном древе. Она – зеница ока моих трех братьев и моя, и каждого из нас сводит с ума одна только мысль о том, что ее может постигнуть разочарование.
Я спросил:
– А ваши братья похожи на вас, сэр?
Он сильно смутился:
– Да нет, сэр, что вы. Я в детстве сильно болел и так и остался вот таким вот усохшим недомерком на всю жизнь. А мои братья – настоящие мужчины нормального роста. – Он показал рукой примерно два с половиной метра от земли.
Я с глубоким чувством заявил:
– Я уверен, сэр, что шансы вашей очаровательной сестры исключительно высоки.
– Это приятно слышать. У меня есть дар предвидения – я думаю, в компенсацию за мою физическую неполноценность. И вот я предвижу, что моя сестренка выиграет конкурс. По какой-то непонятной причине, – продолжил он, – моя сестричка вбила себе в голову, что вы – ее судьба, и если бы ее постигла неудача, мы – ее братья – чувствовали бы себя так, как если бы нам в морду плюнули. А уж тогда…
Тут он осклабился еще сильнее, и клыки вылезли еще больше. Медленно, по одной, он пощелкал костяшками своих ручищ, и звук был такой, как будто ломается бедренная кость. Я никогда этого не слышал, но внезапный приступ дара предвидения дал мне ясно понять, как это звучит.
Я сказал:
– У меня такое чувство, сэр, что вы правы. Есть у вас фотография той особы, о которой идет речь?
– Вызнаете, – сказал он, – совершенно случайно есть.
Он достал фотографию в рамке, и должен признать, что у меня сердце екнуло. Я не мог себе представить, как эта леди выиграет состязание.
Однако дар предвидения – это дар предвидения, и вопреки всем шансам молодая леди одержала чистую победу. Когда объявили результат, в зале чуть не вспыхнул бунт, но победительница очистила помещение собственноручно с неимоверной быстротой и эффективностью, и с тех пор мы с ней, к сожалению, – то есть к счастью – неразлучны. Да вон она, роется на мясном прилавке. Она очень любит мясо – и не только сырое.
Я посмотрел на эту девушку и сразу узнал ту, что два квартала гналась за нашим, такси. Очень решительная особа. Я залюбовался ее пульсирующими бицепсами, серьезной гастрономической увлеченностью и развитыми надбровными дугами.
– Вы знаете, Теофил, – сказал я ему, – может быть, имеет смысл снизить вашу привлекательность до прежнего уровня?
Теофил вздохнул:
– Это, боюсь, небезопасно. Моя нареченная и ее крупногабаритные братцы могут неправильно понять потерю интереса с ее стороны. Да к тому же в моем положении есть и хорошие стороны. Я могу пройти по любой улице в любое время, и как бы там ни было опасно, меня никто и пальцем не тронет, когда она со мной. Самый наглый полисмен-регулировщик сразу становится кротким, как агнец, стоит ей на него прищуриться. И она так старается мне угодить и все время придумывает что-нибудь новое. Нет, Джордж, моя судьба решена. Пятнадцатого числа через месяц у нас свадьба, и она перенесет меня через порог нашего нового дома, что дарят нам ее братья. Они хорошо зарабатывают на спрессовывании старых автомобилей, поскольку экономят на оборудовании – работают руками. Вот только иногда я…
Его взор невольно отклонился в сторону на хрупкие формы молодой блондинки, идущей по проходу в нашу сторону. Она взглянула на него так же, как и он на нее, и по ее телу прошла дрожь.
– Простите, – застенчиво произнесла она, и голос звучал, как трель флейты, – мы не могли недавно видеться в турецких банях?
Не успела она договорить, как за нами послышалась твердая поступь, и в разговор ворвался грозный баритон:
– Лапонька Теофил, эта потаскуха к тебе пристает?
Владычица души Теофила, наморщив лоб до глубокой борозды, сверлила девушку взглядом, и та задрожала в нескрываемом ужасе.
Я быстро встал между дамами (это был страшный риск, но никогда не знал я страха). Я сказал:
– Мадам, это дитя – моя племянница. Она заметила меня издали и бросилась ко мне поцеловать в щечку. То, что при этом она двигалась в направлений вашего дорогого Теофила, было полнейшей, хотя и неизбежной, случайностью.
Я огорчился, когда на лице возлюбленной Теофила проявилась та уродующая печать подозрительности на которую я обратил внимание еще при нашей первой встрече.
– А ты не врешь? – спросила она, и в ее голосе недоставало человеколюбия, которое мне так хотелось бы услышать. – Ладно, чтоб я вас тут не видела. Быстро отсюда оба.
В общем и целом, я счел разумным именно так и поступить. Взяв девушку под руку, я пошел прочь предоставив Теофила его судьбе.
– О сэр, – сказала юная дама, – как это было храбро с вашей стороны и как находчиво. Если бы не вы, не избежать бы мне синяков и царапин.
– Это был бы стыд и позор, – галантно ответил я, – потому что такое тело, как ваше, создано не для царапин. И не для синяков. Кстати, вы упомянули турецкую баню. Давайте поищем ее вместе. У меня в квартире есть нечто в этом роде – американская, правда и ванна, но это, в сущности, то же самое.
В конце концов, трофеи – победителю.
– Один старый и лысый писатель-фантаст, – говорил мне Джордж, – сказал однажды, что любая технология, выходящая за рамки привычного, воспринимается как колдовство. Но тем не менее мой маленький друг Азазел никоим образом не что-нибудь там внеземное, а именно демон bona fide. Пусть у него рост всего два сантиметра, зато он кое-что умеет. Кстати, откуда вы про него знаете?
– От вас.
Лицо Джорджа вытянулось в недоуменной гримасе, и он торжественно произнес:
– Я никогда о нем не упоминал.
– Кроме как в разговоре, – сказал я. – Кстати, что он последнее время поделывает?
Джордж вздохнул, набрав пару кубометров воздуха, и выдохнул их обратно, щедро насытив запахом пива. Потом сказал:
– Тут вы нечаянно наступили на больную мозоль. От наших с Азазелом усилий недавно пострадал мой друг, некто Теофил, а ведь мы хотели как лучше.
Он поднес кружку к губам и продолжил.
Мой друг Теофил (так говорил Джордж), которого вы не знаете, поскольку он вращается в более высоких кругах, чем те, где вам не отказывают в приеме, – утонченный молодой человек, большой ценитель грациозных линий и божественных форм молодых женщин – к чему я, слава Богу, равнодушен, – но которому недоставало способности пробуждать у них взаимность.
Он мне говаривал:
– Джордж, я этого не понимаю. Я умен, я прекрасно веду разговор, я остроумен, весел, у меня вполне терпимая внешность…
– Да-да, – отвечал я. – У вас есть глаза, нос, рот и уши, все в должном количестве и на нужных местах. Это я могу подтвердить под присягой.
– …и потрясающе образован по теории любви, хотя у меня не было шансов испытать свои знания на практике. И вот оказывается, что я не могу привлечь к себе эти милые создания. Вот посмотрите, сколько их тут вокруг, и ни одна не выражает ни малейшей предрасположенности завязать со мной знакомство, хотя я тут сижу с гениально-глубокомысленным выражением лица.
Мое сердце обливалось кровью от сострадания. Я его знал еще младенцем и помню, один рая я даже держал его на руках по просьбе его матушки, оправлявшей одежду после кормления. Такие вещи связывают людей.
Я спросил:
– Дорогой друг, были бы вы счастливей, если бы умели привлекать их внимание?
Он ответил просто:
– Это был бы рай.
Мог ли я не пустить его в рай? Я изложил Азазелу все как было, и он, как всегда, не пришел в восторг.
– Слушай, попроси лучше у меня бриллиант. Я переставлю атомы в кусочке угля, и ты получишь хороший камешек в полкарата. Но как, черт побери, я устрою твоему приятелю неотразимость для женщин? Как?
– А если ты в нем переставишь пару атомов? – спросил я, пытаясь предложить идею. – Я хочу, чтобы ты для него что-нибудь сделал, хотя бы в намять о неповторимом питательном аппарате его матушки.
– Ладно, давай подумаю, – сказал Азазел, – Скрытые феромоны человека! Разумеется, с этой вашей теперешней привычкой мыться по поводу и без повода и еще опрыскиваться искусственными ароматами вы вряд ли помните о естественном пути передачи эмоций. А я могу так перестроить биохимический портрет твоего друга, чтобы он производил большие дозы сверхэффективных феромонов в ответ на появление у него на сетчатке изображения какой-нибудь из этих грубых самок вашего уродливого вида.
– То есть он будет вонять?
– Ничего подобного. Запах феромона едва ли ощущается сознанием, но действует на самок данного вида, вызывая у них неосознанное и атавистическое желание подойти поближе и улыбнуться. Наверное, еще и стимулирует выработку ответных феромонов, а дальше, я полагаю, все происходит автоматически.
– Тогда это то, что надо, – сказал я, – поскольку, как я думаю, этот юный Теофил сможет произвести хорошее впечатление. Он такой открытый парень, темпераментный и веселый.
Работа Азазела оказалась эффективной, как я выяснил после очередной встречи с Теофилом. Это было в уличном кафе.
Его я заметил не сразу, потому что мое внимание привлекла группа молодых женщин, симметрично расположенных по окружности. Я, к счастью, уже не подвержен их чарам с тех пор, как достиг возраста умеренности, однако дело было летом, и все они были одеты в тщательно обдуманное отсутствие одежды, так что я, как человек наблюдательный, не мог не начать внимательно рассматривать.
Прошло, как я помню, несколько минут, в течение которых я наблюдал за напряженным я нервозным поведением некоей пуговицы, шатавшейся удержать в закрытом положении кофточку, к которой была пришита. Я начал уже было строить рассуждения на тему о том, что… Но я был не прав.
Лишь через несколько минуту заметил я Теофила в центре этой симметричной структуры – как Полярную звезду во главе Малой Медведицы из прекрасных летних девушек. Несомненно, его феромонную активность усилил разогрев на полуденном солнышке.
Я пробрался через этот круг женственности, по-братски подмигивая и улыбаясь, изредка позволяя себе отеческие похлопывания по плечу, и уселся рядом с Теофилом на стул, который для меня, надув губки, освободила очаровательная девушка.
– Мой молодой друг, – сказал я ему, – это зрелище чарует и вдохновляет.
И лишь сказав это, я заметил у него на лбу грустную морщинку. Я тут же заботливо спросил:
– Что случилось?
Не разжимая губ, он произнес таким тихим шепотом, что я еле расслышал:
– Бога ради, заберите меня отсюда.
Я, как вы знаете, человек решительных поступков. Мне не составило никакого труда подняться и отчетливо произнести:
– Юные леди, мой молодой друг, понуждаемый неумолимыми законами биологии, должен посетить мужской туалет. Подождите его здесь, и он вернется.
Мы вошли в ресторанчик и вышли через заднюю дверь. Одна из юных дам, с выпирающими, как булыжники, недвусмысленными бицепсами и со столь же недвусмысленным выражением подозрительности на угрюмом лице, догадалась обежать вокруг ресторана, но мы успели вовремя ее заметить и нырнуть в такси. Она гналась за нами еще два квартала, не отставая. В комнате Теофила, в безопасности, я сказал:
– Теофил, вы явно открыли секрет, как привлекать женщин. Это и есть тот рай, к которому вы стремились?
– Не совсем, – ответил Теофил, медленно расслабляясь под струей воздуха из кондиционера. – Они друг другу мешают. Я не знаю, что случилось, однако вот недавно ко мне подошла эта странная женщина и спросила, не встречала ли она меня в Атлантик-Сити. «Никогда! – возмущенно воскликнул Теофил. – Никогда в жизни не бывал я в Атлантик-Сити». Я еще не успел возразить, как подбежала другая, утверждая, что я уронил платок и она хочет мне его вернуть, и тут же подскочила третья со словами; «Детка, хочешь сниматься в кино?»
Я ответил:
– Вам остается только выбрать одну из них. Я бы выбрал ту, которая звала в кино. Легкая жизнь, а вокруг вьются тучи актрисок.
– Да не могу я никого из них выбрать. Они следят друг за другом почище стервятников. Стоит мне посмотреть на одну, так все остальные хватают ее за волосы и вышвыривают вон. У меня так же нет женщины, как и не было, только в старые дни мне хотя бы не приходилось смотреть, как они колышут грудью и глядят на меня томными глазами.
Я сочувственно вздохнул и сказал:
– А почему не устроить им отборочный турнир? Вот в таком окружении дам, как сегодня, взять и сказать: «Мои дорогие, я глубоко увлечен вами всеми вместе и каждой в отдельности. А потому прошу вас выстроиться в алфавитном порядке, и каждая по очереди меня поцелует. Та, которая исполнит это наиболее самозабвенно, останется со мной на вечер». Максимум того, что вы на этом теряете, – послужите объектом для чрезмерно старательных поцелуев.
– Хм! – произнес Теофил. – А почему бы и нет? Трофеи – победителю, и пусть меня победит самый лучший трофей. – Он облизнул губы, потом выпятил их и поцеловал воздух, отрабатывая технику. – Так и сделаем. Как вы думаете, что, если я, чтобы это было менее утомительно, поставлю условие – руки за спиной?
– Я бы не стал, – ответил я, – друг мой Теофил. В этом случае вам самому может захотеться проявлять какие-то усилия, Я бы предпочел правило – «все захваты дозволены».
– Возможно, вы правы, – сказал Теофил, воспринимая совет того, кто имел немалый опыт в вопросах подобного рода.
Вскоре я должен был покинуть город в связи с делами и не видел Теофила около месяца. Мы встретились в супермаркете. Он толкал перед собой тележку, нагруженную бакалеей. Его лицо меня убило. Загнанным взглядом озирался он по сторонам.
Я к нему подошел, и он со странным писком пригнулся. Потом узнал меня:
– Слава Богу, а то я подумал, что вы – женщина.
Я покачал головой.
– Все еще мучаетесь? Вы разве не устроили отборочный турнир?
– Устроил. В том-то все и дела.
– А что случилось?
– Я… – он оглянулся по сторонам и выглянул в проход между стеллажами. Убедившись, что вокруг чисто, он заговорил тихо и быстро, как человек, который торопится что-то сказать по секрету и при этом знает, что его вот-вот прервут: – Я это сделал. Я заставил их написать заявлении на конкурс с указанием возраста, сорта зубной пасты и прочего, представить как полагается рекомендации и справки – и назначил день. Конкурс должен был проходить в большом бальном зале в Уолдорф-Астории. Я заготовил приличный запас гигиенической помады для них, профессиональную массажистку и баллон с кислородом для себя для поддержании формы, Как вдруг накануне конкурса ко мне в номер является мужик. Я говорю «мужик», но сперва мне показалось – оживший кирпичный столб. Ростом под два десять, в плечах где-то метр пятьдесят, и кулаки – как ковши паровой лопаты. Он улыбнулся, показав клыки, и заявил:
– Сэр, завтра в вашем конкурсе участвует ноя сестренка.
– В самом деле? Очень рад это слышать, – сказал я, желая удержать дальнейший разговор в том же дружелюбном ключе.
– Моя маленькая сестренка, – сказал мужик, – нежный цветок на нашем корявом родословном древе. Она – зеница ока моих трех братьев и моя, и каждого из нас сводит с ума одна только мысль о том, что ее может постигнуть разочарование.
Я спросил:
– А ваши братья похожи на вас, сэр?
Он сильно смутился:
– Да нет, сэр, что вы. Я в детстве сильно болел и так и остался вот таким вот усохшим недомерком на всю жизнь. А мои братья – настоящие мужчины нормального роста. – Он показал рукой примерно два с половиной метра от земли.
Я с глубоким чувством заявил:
– Я уверен, сэр, что шансы вашей очаровательной сестры исключительно высоки.
– Это приятно слышать. У меня есть дар предвидения – я думаю, в компенсацию за мою физическую неполноценность. И вот я предвижу, что моя сестренка выиграет конкурс. По какой-то непонятной причине, – продолжил он, – моя сестричка вбила себе в голову, что вы – ее судьба, и если бы ее постигла неудача, мы – ее братья – чувствовали бы себя так, как если бы нам в морду плюнули. А уж тогда…
Тут он осклабился еще сильнее, и клыки вылезли еще больше. Медленно, по одной, он пощелкал костяшками своих ручищ, и звук был такой, как будто ломается бедренная кость. Я никогда этого не слышал, но внезапный приступ дара предвидения дал мне ясно понять, как это звучит.
Я сказал:
– У меня такое чувство, сэр, что вы правы. Есть у вас фотография той особы, о которой идет речь?
– Вызнаете, – сказал он, – совершенно случайно есть.
Он достал фотографию в рамке, и должен признать, что у меня сердце екнуло. Я не мог себе представить, как эта леди выиграет состязание.
Однако дар предвидения – это дар предвидения, и вопреки всем шансам молодая леди одержала чистую победу. Когда объявили результат, в зале чуть не вспыхнул бунт, но победительница очистила помещение собственноручно с неимоверной быстротой и эффективностью, и с тех пор мы с ней, к сожалению, – то есть к счастью – неразлучны. Да вон она, роется на мясном прилавке. Она очень любит мясо – и не только сырое.
Я посмотрел на эту девушку и сразу узнал ту, что два квартала гналась за нашим, такси. Очень решительная особа. Я залюбовался ее пульсирующими бицепсами, серьезной гастрономической увлеченностью и развитыми надбровными дугами.
– Вы знаете, Теофил, – сказал я ему, – может быть, имеет смысл снизить вашу привлекательность до прежнего уровня?
Теофил вздохнул:
– Это, боюсь, небезопасно. Моя нареченная и ее крупногабаритные братцы могут неправильно понять потерю интереса с ее стороны. Да к тому же в моем положении есть и хорошие стороны. Я могу пройти по любой улице в любое время, и как бы там ни было опасно, меня никто и пальцем не тронет, когда она со мной. Самый наглый полисмен-регулировщик сразу становится кротким, как агнец, стоит ей на него прищуриться. И она так старается мне угодить и все время придумывает что-нибудь новое. Нет, Джордж, моя судьба решена. Пятнадцатого числа через месяц у нас свадьба, и она перенесет меня через порог нашего нового дома, что дарят нам ее братья. Они хорошо зарабатывают на спрессовывании старых автомобилей, поскольку экономят на оборудовании – работают руками. Вот только иногда я…
Его взор невольно отклонился в сторону на хрупкие формы молодой блондинки, идущей по проходу в нашу сторону. Она взглянула на него так же, как и он на нее, и по ее телу прошла дрожь.
– Простите, – застенчиво произнесла она, и голос звучал, как трель флейты, – мы не могли недавно видеться в турецких банях?
Не успела она договорить, как за нами послышалась твердая поступь, и в разговор ворвался грозный баритон:
– Лапонька Теофил, эта потаскуха к тебе пристает?
Владычица души Теофила, наморщив лоб до глубокой борозды, сверлила девушку взглядом, и та задрожала в нескрываемом ужасе.
Я быстро встал между дамами (это был страшный риск, но никогда не знал я страха). Я сказал:
– Мадам, это дитя – моя племянница. Она заметила меня издали и бросилась ко мне поцеловать в щечку. То, что при этом она двигалась в направлений вашего дорогого Теофила, было полнейшей, хотя и неизбежной, случайностью.
Я огорчился, когда на лице возлюбленной Теофила проявилась та уродующая печать подозрительности на которую я обратил внимание еще при нашей первой встрече.
– А ты не врешь? – спросила она, и в ее голосе недоставало человеколюбия, которое мне так хотелось бы услышать. – Ладно, чтоб я вас тут не видела. Быстро отсюда оба.
В общем и целом, я счел разумным именно так и поступить. Взяв девушку под руку, я пошел прочь предоставив Теофила его судьбе.
– О сэр, – сказала юная дама, – как это было храбро с вашей стороны и как находчиво. Если бы не вы, не избежать бы мне синяков и царапин.
– Это был бы стыд и позор, – галантно ответил я, – потому что такое тело, как ваше, создано не для царапин. И не для синяков. Кстати, вы упомянули турецкую баню. Давайте поищем ее вместе. У меня в квартире есть нечто в этом роде – американская, правда и ванна, но это, в сущности, то же самое.
В конце концов, трофеи – победителю.