Дмитрий Биленкин
Пустая книга
* * *
Тишь, да гладь, да неторопливые о том о сём разговорчики под стопочку, под закусочку — таким был вечер. Так он, вернее, начался.
— Гениальных изобретателей-одиночек в литературе куда больше, чем в жизни, — заметил Мелков, цепляя на вилку щуплый грибочек. — Все же они встречаются.
Я кивнул. Действительно, если бы в жизни не было ничего похожего, откуда бы этот образ взялся в литературе?
— Так что же? — спросил я.
— Таким гением был мой дядя. — Мелков с сумрачным видом наполнил стопки. — Я никогда о нем не рассказывал? Нет, конечно. Он, видишь ли, изобрёл машину времени. Твоё здоровье!
Я чуть не поперхнулся. Малоосведомленные люди полагают, что для писателя-фантаста нет ничего интересней разговора о “тарелочках” и тому подобном, тогда как для нас все это столь же увлекательно, значительно и свежо, как для математика школьное упражнение по алгебре. Не будь Мелков моим давним приятелем, я бы просто отмолчался, ибо что может быть глупее попытки выдать за правду давно уценённый сюжет с гением-одиночкой, который тишком сварганил машину времени? Но тут взглядом пришлось изобразить лёгкое подобие вопроса. Однако угрюмо-красивое лицо Мелкова если что и выразило в ответ, так колебание — налить ли сразу по новой или чуточку подождать?
— Ну, как же, как же, — сказал я с энтузиазмом воробья, которого пытаются провести на мякине. — Остальное известно. Создав машину, твой дядя прокатился в энный век, затем скоропостижно умер, а так как он не оставил ни чертежей, ни доказательств, то с ним вместе, увы, погиб секрет великой тайны.
— Верно, — подтвердил Мелков. — Выпьем за его упокой! Все верно, за исключением одного: доказательство он оставил.
— Разумеется, разумеется, — согласился я, в свою очередь поддевая медузоподобный маслёнок, с которого капала мутноватая жидкость. — Ещё я слышал, что по воскресеньям рыба в Москве-реке ловится на голый крючок.
— Феноменально. — Мелков чуть-чуть усмехнулся. — Нам уши прожужжали, что литература отражает жизнь, каковая тем не менее богаче любого вымысла… Ты убедительнейшим образом подтвердил первое. Интересно, сколько в тебя надо влить, чтобы ты согласился и со вторым?
— Нисколько, — отрезал я. — Сегодня не первое апреля. И вообще я уважаю мнение науки, а также предпочитаю не смешивать фантазию с реальностью.
— Здорово. — Мелков потёр руки, но я игнорировал и этот жест. — Правильная позиция: сказочный ковёр-самолёт, само собой, никак не предшествовал воздушному лайнеру, и вообще фантазия ничего предвосхитить не может. Выпьем за это!
— Ты что-то стал слишком много пить, — сказал я.
— Потому что не хочу и не желаю.
— Чего?
— Хотя бы машин. Путешествий в будущее. Его кукишей…
— Кукишей?
— А ты думал! Вероятно, это и довело дядюшку до инфаркта. Надо же, получить от обожаемого будущего такую смачную дулю!
— Слушай, ты пьян…
— А ты, дорогой фантаст, попался! На собственный, заметь, крючок. Ладно, не сердись — много ли у нас веселья? Вообще тут не до смеха… Сейчас я тебе кое-что покажу.
Он нетвёрдо двинулся к письменному столу, выдвинул ящик, помедлив, зачем-то провёл рукой по лицу. Я не тронулся с места. Реальная машина времени? Нет, слишком невероятно! Дело не в самой её фантастичности; наоборот, все подлинно новое и должно быть таким. Но не так. Все новое, ошеломляющее не возникает мгновенно, тем более под выпивку, под грибочки и трёп, от которого за версту разит розыгрышем. Я был уверен, что при малейшем моем доверии к сказанному Мелков зальётся смехом. Как в детстве: “Обманули дурака на четыре кулака!” Уэллсу такая эволюция его идеи, разумеется, и не снилась… Хотя непонятно, зачем Мелкову все это было нужно.
— Сначала пре-амбула, — опуская руку к ящику, медленно проговорил он. — Амбула после. Мой дядя был настоящим изобретателем, то есть одержимым, который плодит новое, как крольчиха кроликов. Многое внедрялось, так что средства он имел… Впрочем, не это главное. Изобретать для таких людей так же естественно и необходимо, как для нас дышать. Но, сужу по дяде, в них бродит и другая закваска: бескорыстная — в этом их честолюбие — жажда осчастливить мир своими придумками…
“Да он совершенно трезв!” — подумал я с удивлением.
— …И само собой, они совершенно уверены — это тоже секрет их успеха, — что в мире нет ничего невозможного, для них непосильного, что даже запретом выставленные перед ними законы природы придуманы скучными людьми… То есть не сами законы, а их истолкование. Ну, ты понимаешь, о чем я! Словом, стремление осчастливить людей, помноженное на технический гений… и его узость. Конечно, узость. Кому, кроме дяди, могло прийти в голову такое? Его взволновало, об этом… — не о дяде, конечно! — трезвонят сейчас все журналы: экологическая ситуация обостряется, наши знания отстают от событий, и этот разрыв чреват опасностями. Дальнейший ход мыслей дядюшки мне известен, он мне сам рассказывал. “Не с того бока берутся! — кричал он. — Каким должен быть идеальный результат? Все необходимые знания есть сейчас! Тогда справимся. А где эти знания? В будущем. Значит, что? Значит, нужна машина времени”. — “Дядя, опомнись, это невозможно!” — “Дурак! Невозможность — это первый признак осуществимости. А почему? Потому что нет машины, о которой заранее не твердили бы, что она невозможна. Кроме того… В фантастике машина времени есть? Есть. Фантастика сбывается? Сбывается. Причина? Да проще простого! Природа бесконечна в пространстве и времени, а коли так, в ней возможно все, что не противоречит краеугольным законам природы. Ну-с, назови мне закон, который бы запрещал путешествие в будущее? То-то… Наоборот, в теории относительности есть подсказка, и не одна. Просто никто не брался за дело, а я примусь. Природу и самих себя надо спасать”. И он, бедняга, взялся…
— Почему “бедняга”? — Мне стало уже не до самолюбия.
— Так ведь литература отражает жизнь… Ничего не зная, ты уже почти все рассказал. Машина времени… Ух, как невероятно, как сложно! Это с какой точки зрения… Ракета “Фау” лет сорок назад была вершинным, невероятно сложным достижением техники; в действительности это такая простая штука, что сейчас её спроектирует любой грамотный студент соответствующего факультета. Ну а подлинный изобретатель опережает время иногда на десятилетия. Короче, дядюшка и машину создал, и в будущее спутешествовал… Затем инфаркт. Боюсь, что свою роль тут сыграло разочарование. Впрочем, кто его знает! Все имущество досталось дочке, для которой отец был лишь не умеющим жить чудаком, а машина времени просто металлическим, загромождающим жилплощадь хламом. Когда я вернулся из экспедиции и узнал о кончине дяди, квартира уже блистала чистотой, а все, что не выглядело документом, было загнано в макулатуру. Но одну вещь эта дура все же оставила, вот тогда я и понял, что дядюшкина затея удалась. Пришлось пожертвовать десяткой, чтобы выкупить… Вот что дядя извлёк из будущего, смотри!
— Книга?! — вырвалось у меня.
— Конечно! Дядюшка отправился за знаниями, а где они, как не в книгах?
Я с трепетом принял книгу. На ощупь переплёт оставлял впечатление сафьяна, но то была не кожа, какой-то иной дивный материал, которым можно было залюбоваться, как видом полуотчетливых в голубой дымке снежных вершин. Именно такой образ возникал при взгляде на переплёт, хотя никакого рисунка там не было, только надпись “Компакт” вверху и слово “Эра” в обрамлении семилучевой звезды снизу. Сама книга имела карманный размер.
Я жадно раскрыл её. И меня будто стукнули по башке!
Книга была пуста. Девственно, вызывающе пуста — ничего, кроме чистых страниц…
Я оторопело взглянул на Мелкова. Тот мрачно усмехнулся:
— Дошло, наконец? Будущее, о котором мы так мечтаем, преподнесло нам фигу. Кукиш с маслом… Вершина мудрости — пустая книга!
— Но должен же быть секрет! — вскричал я.
— Что ж, поищи…
Я снова принялся лихорадочно листать страницы. Прекрасная тончайшая бумага. И на ней ничего. Ни единой буковки или цифры. Впрочем, нет. На последней странице, там, где в наши дни помещаются выходные данные, стояло: “Издательство “Эра”, 2080 год”. Больше ничего, ни указаний на тираж, ни слова об объёме, ничего.
Компакт. Компакт чего? Пустоты? Непонятного нам развлечения? Снобизма? Чего-то ещё, совсем нам неведомого? Компакт… Может быть, и само слово уже не имело ничего общего с нашим понятием компактности?
— Во всяком случае, это не розыгрыш, не шуточка наших потомков, — телепатически подхватил мою мысль Мелков. — Дядюшке нужен был свод знаний, научная энциклопедия или что-то в этом роде. Остальное догадки. Он ли их неправильно понял, сам ли растерялся в странном с его точки зрения мире, факт тот, что он ухватил это… Сразу ли раскрыл, по возвращении — кто знает? Но, полагаю, удар был жестоким. Хотя наверняка никто никогда ничего не узнает.
— Муляж… — прошептал я. — Муляж книги! Но это бессмыслица!…
— Ты держишь её в руках. И почему бессмыслица? Нечто подобное, я читал, выпускают на Западе. Декоративные, для престижа и убранства квартиры, книги. Кто скажет, что возможно, а что невозможно в будущем?
Я покачал головой. Конечно, высокий технический уровень — “книга” явно о нем свидетельствовала — сам по себе не гарантирует высокую культуру. Мало ли тому теперешних свидетельств! Но… Технический, в отрыве от всего другого, взлёт не может длиться долго. Общество не выдержит напряжений разрыва.
Может быть, все-таки подделка? Необычный материал переплёта… Ну, много мы знаем о новейших материалах! Бумага прекрасная, но, в общем, самая обычная. Незнакомый шрифт “выходных данных” ни о чем не говорит, шрифты тоже меняются. Конечно, непонятно, зачем это сделано, неясно кем, с какой целью, хотя, с другой стороны, нет человека, который был бы сейчас в курсе всех товарных новинок, а сами эти новинки — и да чего среди них только нет!
Тем более… Вот именно: по мнению многих авторитетных специалистов, книга сейчас доживает последние десятилетия своего существования. Скоро не хватит лесов, чтобы удовлетворить спрос. Бумага из нефти, газа или базальта, над чем уже ведутся небезуспешные опыты? Увы, это не избавит книгу от главного её порока: от объёма, который она занимает, и веса. Не меня одного книги теснят из квартиры! Нет места… Перспектива, утверждают специалисты, все равно за электронными средствами записи, компактными кристаллами-книгами, считывающими устройствами и тому подобным.
К сожалению, эти прогнозы неплохо аргументированы. Но если специалисты правы, книге нет места в отдалённом будущем. Разве что в качестве раритета. Грустно, а что поделаешь? “Бразды пушистые взрывая, летит кибитка удалая…” — прекрасное, должно быть, ощущение, только дорогами давно уже владеет автомобиль.
— Слишком похоже на современное изделие. — Я осторожно положил “книгу” на стол. — Через сто лет…
Мелков тяжело вздохнул.
— Удивительно, до чего одинаково мы все мыслим… Даже фантасты! По-твоему, это бумага?
— Конечно.
— Попробуй разорви любую страницу.
— Ну?
— Я пробовал рвать, жечь, травить кислотами. Заметён ли хоть след моих усилий?
Человек так устроен, что, даже веря словам, он жаждет все потрогать своими руками. Фантаст не исключение.
— К черту! — воскликнул я после долгих и тщетных попыток хотя бы смять лист загадочной книги. — Вот так сюрпризец!…
— То-то, — удовлетворённо кивнул Мелков и потянулся к бутылке. — Фига — она фига и есть…
— Нет, подожди, я так легко не сдамся! Все неверно! Будем исходить из известного. Из психологии твоего дядюшки. Умный человек? Да! Упорный? Да! И он, не разобравшись, схватил муляж, подделку? Чепуха! Это книга. Не в обычном смысле этого слова. Но её можно читать, для чего необходимо ещё какое-то, очевидно, тоже карманное устройство. Конечно, дядюшка его прихватил и умер он вовсе не от разочарования. А дочка это устройство выкинула вместе с прочим “хламом”.
Мелков покачал головой.
— Красивая гипотеза, но я её разобью вдребезги. Устройство для чтения — этакая маленькая, очевидно, изящная вещица. Во всяком случае, ВЕЩЬ. И чтобы её, заводскую, фирменную, дочка выкинула? Ты плохо её знаешь.
— Она могла продать, подарить…
— Сомнительно. Она бы призналась — чего скрывать? И второе, главное. По виду так, книжечка, но в ней — какова “бумага”? — около тысячи страниц. К чему тут скрытое изображение, зачем какая-то дополнительная техника, все это нелепо, проще напечатать…
Мелков был прав, я не нашёлся что возразить и мрачно уставился на книгу, которая лежала теперь по соседству с грязными тарелками, стопками, водочной бутылкой. Меня это вдруг поразило. Не своим контрастом, наоборот. Поразило и напугало. Все меняется, даже сам принцип изменения! До сих пор вся, казалось бы, невероятная, человеческими руками сотворённая фантастика загодя предупреждала о своём появлении, входила в жизнь исподволь, давала время привыкнуть, как это было с самолётами, телевидением и всем прочим. Теперь… Вот она, вещь из будущего, никем не предвиденная, менее понятная, чем пульсар, покоится на обыкновенном столе в обыденной квартире самого обычного человека. И мы стоим перед ней ошеломлённые, выбитые из колеи, не знающие, что делать.
— Но надо же что-то делать! — вскричал я. — Ты хоть показывал её специалистам?!
— Да. Тебе.
— Позволь, какой же я…
— Ты фантаст. Я думал, что вы лучше других подготовлены к восприятию и правильной оценке таких штучек. Оказалось… Тогда к чему специалисты по физике, химии? Ах, да не в этом дело! Ты представляешь, какое недоверие надо прошибить?
Я представил. Я очень живо это себе представил. Уму непостижимо, сколько людей обивает пороги с рукописями “всеобщих теорий”, которые объясняют все на свете, с “точнейшими сведениями” о фактах появления инопланетян на Земле и даже с проектами вечных двигателей! Несут, требуют признания, жалуются… Ни у кого нет ни времени, ни желания искать в этой галиматье жемчужные зёрна, тут бесплодные телефонные звонки, записи на приём, секретарши светил, которые смотрят на посетителя, как на докучливую помеху, шепотки в затылок: “Ещё один “чайник” пожаловал…” И стыд, стыд уважающего себя человека, который должен куда-то пробиваться, просить, доказывать, что он не мистификатор, не ловкач, не параноик…
— Да. — Мелков все прочитал по моему лицу. — Я морально не способен ходить по кабинетам, меня тошнит от одного вида приёмных, а уж выглядеть шизиком… Нет. Я и геологом стал, чтобы подольше не вылезать из экспедиций, где я сам себе хозяин. И плевать мне на перспективу появления новых феноменальных машин и материалов! К будущему у меня только один вопрос — будут ли там канцелярии?
Он жадно, не закусывая, выпил.
— На, — протянул он мне книгу. — Бери!
— Ты что?! — Я отпрянул.
— Все, это подарок. И ни-ка-ких благодарностей! Кому владеть книгой из будущего, как не фантасту? По шее и хомут, ха-ха… Твоё здоровье!
Слегка пошатываясь, он вышел за мной в переднюю, с сумрачной мефистофельской улыбкой отомкнул замок.
— Что, кончилась твоя уютная и привычная жизнь, а? Так стоит ли тем же одаривать человечество, ты подумай…
Не помню, как я дошёл до дому.
Стрелка часов перевалила за полночь, и благоразумней всего было бы завалиться спать, но я твёрдо знал, что эта ночь обернётся бессонницей. Не оставалось ничего другого, как заварить кофе и усесться перед пустой книгой.
Так я и сделал. Но прежде пришлось запахнуть окно, потому что, несмотря на летнюю теплынь, мне было зябко. Холодок притаился где-то внутри, назойливый, как неотступная забота. С минуту я постоял у окна. Обычный городской шум стих, лишь изредка с подвывом проносился запоздалый троллейбус. “Странно, — подумал я, — почему его называют бесшумным транспортом? Автобус тише”.
Поймав себя на этом размышлении, я понял, что боюсь думать о главном. О пустой, можно сказать, вызывающе пустой книге, чья обложка таинственно и голубовато мерцала в свете настольной лампы. Теперь я все мог разглядеть внимательно и вскоре убедился, что первое впечатление было обманчивым. Не снежные горы чудились за голубоватым мерцанием материала иного века; скрытый рисунок, если, конечно, то был рисунок, будил фантазию. В нем угадывалась глубина смутных миров, многоликих форм, красок, может быть, звуков, намёк на их присутствие. Намёк, не более, воображение могло чем угодно наполнять это мерцание или глухо молчать. Тот, кто делал обложку, менее всего стремился к однозначности.
Что ж, это отвечало духу книги. Подлинной книги, будь то замечательный роман или научная монография, ибо природа тоже многозначна, каждый в ней видит своё, и в этом прелесть гениального труда, — он не только объясняет мир, но и увлекает его безбрежностью.
Так что же передо мной — игрушка, муляж, предмет глупого снобизма? Решительно все восстало во мне против этой мысли. Нам очень хочется видеть будущее прекрасным, очень, и тут легко впасть в ошибку. Но куда горшая ошибка видеть даль в чёрном свете; тогда и настоящее погружается в безысходный мрак. Я держал в руках технический шедевр конца двадцать первого века, шедевр, понятно, с нашей точки зрения, потому что в своём времени он скорей всего был самым расхожим заурядом. Говорило ли это о чем-нибудь? Безусловно. Высокий интеллект и высокий вкус. Без первого будущее обойтись никак не могло, иначе все грозные проблемы настоящего остались бы неразрешёнными и под их тяжестью рухнула бы сама цивилизация. Но книга свидетельствовала ещё и о вкусе.
Она не могла быть муляжом.
Но и книгой она не могла быть тоже. Только неразумное общество стало бы вкладывать труд в такую бессмыслицу, как чистые страницы издания. Да и прогнозы специалистов, которые предвещали книге скорый конец, не были высосаны из пальца. Специалисты тоже читатели, им тоже грустно расставаться с книгой, но выхода, судя по всему, они не видели.
Возможно, я бы не стал так мучительно ломать голову над загадкой, если бы не позорный провал у Мелкова. Так растеряться! А ещё фантаст…
Кроме личного самолюбия, есть профессиональное. Я отхлебнул остывший кофе, в сотый, может быть, тысячный раз перелистал пустые страницы.
Нечто имеющее форму книги. Памятник усопшей культуре?
Возможно, в будущем есть и такой. Но туда, в будущее, отправился мой современник, вот из чего надо исходить. Как он себя почувствовал в грядущем? Представить это так же трудно, как оторопь человека пушкинских времён, перенесённого в теперешний мир. И не надо представлять, сейчас это не входит в мою задачу. Важно, что дяде были нужны знания двадцать первого века. Не отдельная монография, не что попадётся под руку, тем более не памятник книге, а научная в максимальном объёме литература.
Вот он узнает, что книг больше нет. Вместо них… Что вместо них?
То, что он привёз, то, что я теперь держу в руках. Иначе все бессмысленно! Иначе это уже не логика поступков, не поведение нормального человека, а акулий бред и птичий сон.
А как же тогда возражения Мелкова? Не впадаю ли я в ошибку, доверяя законам психологии?
Что ж, проверим вывод иначе. Главное ли в книге сама книга, то есть вещь некоего размера, веса и материала? Нет. Главное — содержание. В сущности, идеальная книга — это такая книга, которая не занимает места, но содержит в себе литературу всех времён и народов.
То есть нечто похожее на Компакт. Вот она, Книга Будущего, вернее, то, что заменило книгу! Ёмкость — пустяки. Даже для нас очевидно, что все знания человечества можно сконцентрировать в объёме этого, а то и меньшего “томика”. В принципе это и сейчас не проблема. Все сходится!
Я удовлетворённо потёр руки. Нет, дорогие вы наши потомки, мы тоже не лыком шиты! Передо мной не “вещь в себе”, не чудо неведомой технологии, а сложное, но, в общем, понятное устройство для хранения и воспроизводства знаний. Его внешний вид… Ну, это, возможно, сентиментальная дань прошлому, вроде теперешних свечей, электрокаминов и тому подобного. Ясно, что страницы не предназначены для чтения, это молекулярные, атомарные или какие-нибудь там нейтридные вместилища томов, может быть, целых библиотек. И (чушь я тогда сказал!) никаких отдельных для воспроизведения устройств; это и неудобно (могут потеряться), и нерационально; все нужное, конечно же, скрыто в переплёте, надо лишь знать, как им пользоваться.
Хорошенькое дело! Разобрался бы Фарадей в устройстве телевизора? Вряд ли. Но включить его он бы смог. Питекантроп — и тот бы смог.
А вот я не могу включить Компакт. Даже подхода не вижу. Нигде ни намёка на какие-нибудь кнопки, контакты или что-то похожее. Гладкий “переплёт”, гладкая “бумага” и гадостное при взгляде на все это самочувствие тупицы, а может быть, обезьяны, от которой подъёмным (догадайся как) стеклом прикрыли вожделенный банан.
Так вот что испытал Мелков! Злость унижения. То же самое, не исключено, почувствовал дядюшка, если он расспросами побоялся выдать свою чуждость другому веку и, заполучив Компакт, тут же ринулся обратно в расчёте, что сообразительность его не подведёт и он как-нибудь сам во всем разберётся. Какой удар для самолюбия, когда он убедился в обратном! Тут, увы, были все условия для инфаркта…
Вот чем это могло обернуться!
А чем, каким потрясением может стать разгадка самой “книги”, с какой непредставимой силой ударит по нам её содержание?! Мгновенный обвал на психику целого столетия, палящая вспышка грандиозных достижений и бурь, аннигиляция всего привычного — кто выдержит такое?!
“Что, кончилась твоя уютная и привычная жизнь, а? — отчётливо послышался голос Мелкова. — Так стоит ли тем же одаривать человечество, ты подумай…”
Я вздрогнул. Вот почему он уступил книгу мне! Он боялся, дико боялся. А я разве нет?
Тишину прорезал воющий звук ночного троллейбуса. Судорожным движением я оттолкнул “книгу”. Нет!
Не хочу! Зачем ещё потрясения?! Будущее принадлежит будущему, и отстаньте от меня, отстаньте!
Руки тряслись, квадрат окна смотрел слепым пятном мрака, то был пещерный страх перед неведомым, но в глубине души я уже знал, что лгу сам себе. Потому что человек ещё никогда не отказывался ни от какого знания. Как бы он ни сопротивлялся новому, как бы ни отталкивал его от себя, он в конечном счёте поступает подобно первому в мире парашютисту — бросается в неизведанное. А не было бы этого, так и самого человека не было бы.
И все, и точка, приступим к делу…
Я снова придвинул “книгу”.
Что в будущем заменило чтение? Спрашивать себя об этом я мог с тем же успехом, с каким извозчика середины прошлого века о перспективах моторизации. Не из этого надо было исходить в догадках. Компакт, надо думать, был расхожей вещью, им должны и могли пользоваться все, даже дети. Но если так, секрет его включения скорей всего прост. Настолько прост, что это-то и сбивает нас с толку. Мы ищем привычное, всякие там кнопочки, стерженьки, но раз этого нет, то… Тогда фантастика, а это уже по моей части.
Что может быть удобней мысленного приказа?!
Я поспешно раскрыл Компакт. Догадки лихорадочно опережали друг друга. Если дядя искал в будущем Свод Знаний, то вернуться он мог только с ним, а если так, надо пожелать…
“Хочу знать все о физике двадцать первого века!” — мысленно воскликнул я и замер в ожидании.
Однако ничего не произошло. Заключённые в Компакте знания ни зрительно, ни акустически, ни телепатически не передались мне.
Собственно, этого и следовало ожидать. Мыслеприказ, конечно, удобен, мы, фантасты, часто вводим его в свои повествования. Дело, однако, в том, что он может возникнуть непроизвольно, помимо желания человека (мало ли смутных мыслей проносится в сознании!). Чтобы не возникало накладок, должна быть простая, короткая, но чёткая последовательность команд, некий код, который бы заставлял тот же Компакт работать. Но тогда это безнадёжное дело. Принятый в будущем код может быть каким угодно, тут миллионы вариантов, никакой жизни не хватит, чтобы их перебрать.
“Ну и все, — подумал я с разочарованием и вместе с тем с облегчением. — Знания будущего не для нас, можно спокойно идти спать. Пустяк, но какой! Нам неизвестен и, верно, не станет известен волшебный “сезам, откройся!”, который только и может поведать о той же физике…”
Я не успел моргнуть, как с чистых было страниц на меня в упор глянули слова и формулы!
Я с воплем вскочил.
Видение не исчезло. Передо мной были самые обычные на вид, типографским способом отпечатанные страницы…
И вместе с тем совершенно невероятные.
Я прикоснулся к ним, как к пылающим углям. Под пальцами замелькали страницы, в глазах зарябило от незнакомых слов, разноцветных формул, объёмных схем и рисунков; вся тысяча листов была о физике — и какой! Я был близок к обмороку, ноги не держали, свет лампы то мутнел, то вспыхивал сухим блеском, но меня влекло дальше, дальше, ещё дальше… “Хочу о генной инженерии, сезам, откройся! Хочу о… Хочу…”
И все открывалось, по мановению мысли тут же менялся весь текст.
Так просто! “Сезам, откройся!”, принятые как код слова наивной сказки, древняя мечта-команда, и все, и ничего больше, и… И только ли наука?
“Хочу “Таинственный остров” Жюля Верна, сезам, откройся!” — выкрикнул я, и тут же передо мной возникли с детства знакомые слова:
“— Мы поднимаемся?
— Нет! Напротив! Мы опускаемся!
— …Все тяжёлое за борт! Все!…”
Значит, вот оно как. Наши далёкие потомки не смогли, не захотели расстаться с давним и верным спутником человечества — с книгой. То, что я держал в руках, было ею, и даже большим — то была Книга.
Книга всех книг, если на то пошло.
Впрочем, это можно было предвидеть. Кто же по доброй воле расстаётся со старыми друзьями?
— Гениальных изобретателей-одиночек в литературе куда больше, чем в жизни, — заметил Мелков, цепляя на вилку щуплый грибочек. — Все же они встречаются.
Я кивнул. Действительно, если бы в жизни не было ничего похожего, откуда бы этот образ взялся в литературе?
— Так что же? — спросил я.
— Таким гением был мой дядя. — Мелков с сумрачным видом наполнил стопки. — Я никогда о нем не рассказывал? Нет, конечно. Он, видишь ли, изобрёл машину времени. Твоё здоровье!
Я чуть не поперхнулся. Малоосведомленные люди полагают, что для писателя-фантаста нет ничего интересней разговора о “тарелочках” и тому подобном, тогда как для нас все это столь же увлекательно, значительно и свежо, как для математика школьное упражнение по алгебре. Не будь Мелков моим давним приятелем, я бы просто отмолчался, ибо что может быть глупее попытки выдать за правду давно уценённый сюжет с гением-одиночкой, который тишком сварганил машину времени? Но тут взглядом пришлось изобразить лёгкое подобие вопроса. Однако угрюмо-красивое лицо Мелкова если что и выразило в ответ, так колебание — налить ли сразу по новой или чуточку подождать?
— Ну, как же, как же, — сказал я с энтузиазмом воробья, которого пытаются провести на мякине. — Остальное известно. Создав машину, твой дядя прокатился в энный век, затем скоропостижно умер, а так как он не оставил ни чертежей, ни доказательств, то с ним вместе, увы, погиб секрет великой тайны.
— Верно, — подтвердил Мелков. — Выпьем за его упокой! Все верно, за исключением одного: доказательство он оставил.
— Разумеется, разумеется, — согласился я, в свою очередь поддевая медузоподобный маслёнок, с которого капала мутноватая жидкость. — Ещё я слышал, что по воскресеньям рыба в Москве-реке ловится на голый крючок.
— Феноменально. — Мелков чуть-чуть усмехнулся. — Нам уши прожужжали, что литература отражает жизнь, каковая тем не менее богаче любого вымысла… Ты убедительнейшим образом подтвердил первое. Интересно, сколько в тебя надо влить, чтобы ты согласился и со вторым?
— Нисколько, — отрезал я. — Сегодня не первое апреля. И вообще я уважаю мнение науки, а также предпочитаю не смешивать фантазию с реальностью.
— Здорово. — Мелков потёр руки, но я игнорировал и этот жест. — Правильная позиция: сказочный ковёр-самолёт, само собой, никак не предшествовал воздушному лайнеру, и вообще фантазия ничего предвосхитить не может. Выпьем за это!
— Ты что-то стал слишком много пить, — сказал я.
— Потому что не хочу и не желаю.
— Чего?
— Хотя бы машин. Путешествий в будущее. Его кукишей…
— Кукишей?
— А ты думал! Вероятно, это и довело дядюшку до инфаркта. Надо же, получить от обожаемого будущего такую смачную дулю!
— Слушай, ты пьян…
— А ты, дорогой фантаст, попался! На собственный, заметь, крючок. Ладно, не сердись — много ли у нас веселья? Вообще тут не до смеха… Сейчас я тебе кое-что покажу.
Он нетвёрдо двинулся к письменному столу, выдвинул ящик, помедлив, зачем-то провёл рукой по лицу. Я не тронулся с места. Реальная машина времени? Нет, слишком невероятно! Дело не в самой её фантастичности; наоборот, все подлинно новое и должно быть таким. Но не так. Все новое, ошеломляющее не возникает мгновенно, тем более под выпивку, под грибочки и трёп, от которого за версту разит розыгрышем. Я был уверен, что при малейшем моем доверии к сказанному Мелков зальётся смехом. Как в детстве: “Обманули дурака на четыре кулака!” Уэллсу такая эволюция его идеи, разумеется, и не снилась… Хотя непонятно, зачем Мелкову все это было нужно.
— Сначала пре-амбула, — опуская руку к ящику, медленно проговорил он. — Амбула после. Мой дядя был настоящим изобретателем, то есть одержимым, который плодит новое, как крольчиха кроликов. Многое внедрялось, так что средства он имел… Впрочем, не это главное. Изобретать для таких людей так же естественно и необходимо, как для нас дышать. Но, сужу по дяде, в них бродит и другая закваска: бескорыстная — в этом их честолюбие — жажда осчастливить мир своими придумками…
“Да он совершенно трезв!” — подумал я с удивлением.
— …И само собой, они совершенно уверены — это тоже секрет их успеха, — что в мире нет ничего невозможного, для них непосильного, что даже запретом выставленные перед ними законы природы придуманы скучными людьми… То есть не сами законы, а их истолкование. Ну, ты понимаешь, о чем я! Словом, стремление осчастливить людей, помноженное на технический гений… и его узость. Конечно, узость. Кому, кроме дяди, могло прийти в голову такое? Его взволновало, об этом… — не о дяде, конечно! — трезвонят сейчас все журналы: экологическая ситуация обостряется, наши знания отстают от событий, и этот разрыв чреват опасностями. Дальнейший ход мыслей дядюшки мне известен, он мне сам рассказывал. “Не с того бока берутся! — кричал он. — Каким должен быть идеальный результат? Все необходимые знания есть сейчас! Тогда справимся. А где эти знания? В будущем. Значит, что? Значит, нужна машина времени”. — “Дядя, опомнись, это невозможно!” — “Дурак! Невозможность — это первый признак осуществимости. А почему? Потому что нет машины, о которой заранее не твердили бы, что она невозможна. Кроме того… В фантастике машина времени есть? Есть. Фантастика сбывается? Сбывается. Причина? Да проще простого! Природа бесконечна в пространстве и времени, а коли так, в ней возможно все, что не противоречит краеугольным законам природы. Ну-с, назови мне закон, который бы запрещал путешествие в будущее? То-то… Наоборот, в теории относительности есть подсказка, и не одна. Просто никто не брался за дело, а я примусь. Природу и самих себя надо спасать”. И он, бедняга, взялся…
— Почему “бедняга”? — Мне стало уже не до самолюбия.
— Так ведь литература отражает жизнь… Ничего не зная, ты уже почти все рассказал. Машина времени… Ух, как невероятно, как сложно! Это с какой точки зрения… Ракета “Фау” лет сорок назад была вершинным, невероятно сложным достижением техники; в действительности это такая простая штука, что сейчас её спроектирует любой грамотный студент соответствующего факультета. Ну а подлинный изобретатель опережает время иногда на десятилетия. Короче, дядюшка и машину создал, и в будущее спутешествовал… Затем инфаркт. Боюсь, что свою роль тут сыграло разочарование. Впрочем, кто его знает! Все имущество досталось дочке, для которой отец был лишь не умеющим жить чудаком, а машина времени просто металлическим, загромождающим жилплощадь хламом. Когда я вернулся из экспедиции и узнал о кончине дяди, квартира уже блистала чистотой, а все, что не выглядело документом, было загнано в макулатуру. Но одну вещь эта дура все же оставила, вот тогда я и понял, что дядюшкина затея удалась. Пришлось пожертвовать десяткой, чтобы выкупить… Вот что дядя извлёк из будущего, смотри!
— Книга?! — вырвалось у меня.
— Конечно! Дядюшка отправился за знаниями, а где они, как не в книгах?
Я с трепетом принял книгу. На ощупь переплёт оставлял впечатление сафьяна, но то была не кожа, какой-то иной дивный материал, которым можно было залюбоваться, как видом полуотчетливых в голубой дымке снежных вершин. Именно такой образ возникал при взгляде на переплёт, хотя никакого рисунка там не было, только надпись “Компакт” вверху и слово “Эра” в обрамлении семилучевой звезды снизу. Сама книга имела карманный размер.
Я жадно раскрыл её. И меня будто стукнули по башке!
Книга была пуста. Девственно, вызывающе пуста — ничего, кроме чистых страниц…
Я оторопело взглянул на Мелкова. Тот мрачно усмехнулся:
— Дошло, наконец? Будущее, о котором мы так мечтаем, преподнесло нам фигу. Кукиш с маслом… Вершина мудрости — пустая книга!
— Но должен же быть секрет! — вскричал я.
— Что ж, поищи…
Я снова принялся лихорадочно листать страницы. Прекрасная тончайшая бумага. И на ней ничего. Ни единой буковки или цифры. Впрочем, нет. На последней странице, там, где в наши дни помещаются выходные данные, стояло: “Издательство “Эра”, 2080 год”. Больше ничего, ни указаний на тираж, ни слова об объёме, ничего.
Компакт. Компакт чего? Пустоты? Непонятного нам развлечения? Снобизма? Чего-то ещё, совсем нам неведомого? Компакт… Может быть, и само слово уже не имело ничего общего с нашим понятием компактности?
— Во всяком случае, это не розыгрыш, не шуточка наших потомков, — телепатически подхватил мою мысль Мелков. — Дядюшке нужен был свод знаний, научная энциклопедия или что-то в этом роде. Остальное догадки. Он ли их неправильно понял, сам ли растерялся в странном с его точки зрения мире, факт тот, что он ухватил это… Сразу ли раскрыл, по возвращении — кто знает? Но, полагаю, удар был жестоким. Хотя наверняка никто никогда ничего не узнает.
— Муляж… — прошептал я. — Муляж книги! Но это бессмыслица!…
— Ты держишь её в руках. И почему бессмыслица? Нечто подобное, я читал, выпускают на Западе. Декоративные, для престижа и убранства квартиры, книги. Кто скажет, что возможно, а что невозможно в будущем?
Я покачал головой. Конечно, высокий технический уровень — “книга” явно о нем свидетельствовала — сам по себе не гарантирует высокую культуру. Мало ли тому теперешних свидетельств! Но… Технический, в отрыве от всего другого, взлёт не может длиться долго. Общество не выдержит напряжений разрыва.
Может быть, все-таки подделка? Необычный материал переплёта… Ну, много мы знаем о новейших материалах! Бумага прекрасная, но, в общем, самая обычная. Незнакомый шрифт “выходных данных” ни о чем не говорит, шрифты тоже меняются. Конечно, непонятно, зачем это сделано, неясно кем, с какой целью, хотя, с другой стороны, нет человека, который был бы сейчас в курсе всех товарных новинок, а сами эти новинки — и да чего среди них только нет!
Тем более… Вот именно: по мнению многих авторитетных специалистов, книга сейчас доживает последние десятилетия своего существования. Скоро не хватит лесов, чтобы удовлетворить спрос. Бумага из нефти, газа или базальта, над чем уже ведутся небезуспешные опыты? Увы, это не избавит книгу от главного её порока: от объёма, который она занимает, и веса. Не меня одного книги теснят из квартиры! Нет места… Перспектива, утверждают специалисты, все равно за электронными средствами записи, компактными кристаллами-книгами, считывающими устройствами и тому подобным.
К сожалению, эти прогнозы неплохо аргументированы. Но если специалисты правы, книге нет места в отдалённом будущем. Разве что в качестве раритета. Грустно, а что поделаешь? “Бразды пушистые взрывая, летит кибитка удалая…” — прекрасное, должно быть, ощущение, только дорогами давно уже владеет автомобиль.
— Слишком похоже на современное изделие. — Я осторожно положил “книгу” на стол. — Через сто лет…
Мелков тяжело вздохнул.
— Удивительно, до чего одинаково мы все мыслим… Даже фантасты! По-твоему, это бумага?
— Конечно.
— Попробуй разорви любую страницу.
— Ну?
— Я пробовал рвать, жечь, травить кислотами. Заметён ли хоть след моих усилий?
Человек так устроен, что, даже веря словам, он жаждет все потрогать своими руками. Фантаст не исключение.
— К черту! — воскликнул я после долгих и тщетных попыток хотя бы смять лист загадочной книги. — Вот так сюрпризец!…
— То-то, — удовлетворённо кивнул Мелков и потянулся к бутылке. — Фига — она фига и есть…
— Нет, подожди, я так легко не сдамся! Все неверно! Будем исходить из известного. Из психологии твоего дядюшки. Умный человек? Да! Упорный? Да! И он, не разобравшись, схватил муляж, подделку? Чепуха! Это книга. Не в обычном смысле этого слова. Но её можно читать, для чего необходимо ещё какое-то, очевидно, тоже карманное устройство. Конечно, дядюшка его прихватил и умер он вовсе не от разочарования. А дочка это устройство выкинула вместе с прочим “хламом”.
Мелков покачал головой.
— Красивая гипотеза, но я её разобью вдребезги. Устройство для чтения — этакая маленькая, очевидно, изящная вещица. Во всяком случае, ВЕЩЬ. И чтобы её, заводскую, фирменную, дочка выкинула? Ты плохо её знаешь.
— Она могла продать, подарить…
— Сомнительно. Она бы призналась — чего скрывать? И второе, главное. По виду так, книжечка, но в ней — какова “бумага”? — около тысячи страниц. К чему тут скрытое изображение, зачем какая-то дополнительная техника, все это нелепо, проще напечатать…
Мелков был прав, я не нашёлся что возразить и мрачно уставился на книгу, которая лежала теперь по соседству с грязными тарелками, стопками, водочной бутылкой. Меня это вдруг поразило. Не своим контрастом, наоборот. Поразило и напугало. Все меняется, даже сам принцип изменения! До сих пор вся, казалось бы, невероятная, человеческими руками сотворённая фантастика загодя предупреждала о своём появлении, входила в жизнь исподволь, давала время привыкнуть, как это было с самолётами, телевидением и всем прочим. Теперь… Вот она, вещь из будущего, никем не предвиденная, менее понятная, чем пульсар, покоится на обыкновенном столе в обыденной квартире самого обычного человека. И мы стоим перед ней ошеломлённые, выбитые из колеи, не знающие, что делать.
— Но надо же что-то делать! — вскричал я. — Ты хоть показывал её специалистам?!
— Да. Тебе.
— Позволь, какой же я…
— Ты фантаст. Я думал, что вы лучше других подготовлены к восприятию и правильной оценке таких штучек. Оказалось… Тогда к чему специалисты по физике, химии? Ах, да не в этом дело! Ты представляешь, какое недоверие надо прошибить?
Я представил. Я очень живо это себе представил. Уму непостижимо, сколько людей обивает пороги с рукописями “всеобщих теорий”, которые объясняют все на свете, с “точнейшими сведениями” о фактах появления инопланетян на Земле и даже с проектами вечных двигателей! Несут, требуют признания, жалуются… Ни у кого нет ни времени, ни желания искать в этой галиматье жемчужные зёрна, тут бесплодные телефонные звонки, записи на приём, секретарши светил, которые смотрят на посетителя, как на докучливую помеху, шепотки в затылок: “Ещё один “чайник” пожаловал…” И стыд, стыд уважающего себя человека, который должен куда-то пробиваться, просить, доказывать, что он не мистификатор, не ловкач, не параноик…
— Да. — Мелков все прочитал по моему лицу. — Я морально не способен ходить по кабинетам, меня тошнит от одного вида приёмных, а уж выглядеть шизиком… Нет. Я и геологом стал, чтобы подольше не вылезать из экспедиций, где я сам себе хозяин. И плевать мне на перспективу появления новых феноменальных машин и материалов! К будущему у меня только один вопрос — будут ли там канцелярии?
Он жадно, не закусывая, выпил.
— На, — протянул он мне книгу. — Бери!
— Ты что?! — Я отпрянул.
— Все, это подарок. И ни-ка-ких благодарностей! Кому владеть книгой из будущего, как не фантасту? По шее и хомут, ха-ха… Твоё здоровье!
Слегка пошатываясь, он вышел за мной в переднюю, с сумрачной мефистофельской улыбкой отомкнул замок.
— Что, кончилась твоя уютная и привычная жизнь, а? Так стоит ли тем же одаривать человечество, ты подумай…
Не помню, как я дошёл до дому.
Стрелка часов перевалила за полночь, и благоразумней всего было бы завалиться спать, но я твёрдо знал, что эта ночь обернётся бессонницей. Не оставалось ничего другого, как заварить кофе и усесться перед пустой книгой.
Так я и сделал. Но прежде пришлось запахнуть окно, потому что, несмотря на летнюю теплынь, мне было зябко. Холодок притаился где-то внутри, назойливый, как неотступная забота. С минуту я постоял у окна. Обычный городской шум стих, лишь изредка с подвывом проносился запоздалый троллейбус. “Странно, — подумал я, — почему его называют бесшумным транспортом? Автобус тише”.
Поймав себя на этом размышлении, я понял, что боюсь думать о главном. О пустой, можно сказать, вызывающе пустой книге, чья обложка таинственно и голубовато мерцала в свете настольной лампы. Теперь я все мог разглядеть внимательно и вскоре убедился, что первое впечатление было обманчивым. Не снежные горы чудились за голубоватым мерцанием материала иного века; скрытый рисунок, если, конечно, то был рисунок, будил фантазию. В нем угадывалась глубина смутных миров, многоликих форм, красок, может быть, звуков, намёк на их присутствие. Намёк, не более, воображение могло чем угодно наполнять это мерцание или глухо молчать. Тот, кто делал обложку, менее всего стремился к однозначности.
Что ж, это отвечало духу книги. Подлинной книги, будь то замечательный роман или научная монография, ибо природа тоже многозначна, каждый в ней видит своё, и в этом прелесть гениального труда, — он не только объясняет мир, но и увлекает его безбрежностью.
Так что же передо мной — игрушка, муляж, предмет глупого снобизма? Решительно все восстало во мне против этой мысли. Нам очень хочется видеть будущее прекрасным, очень, и тут легко впасть в ошибку. Но куда горшая ошибка видеть даль в чёрном свете; тогда и настоящее погружается в безысходный мрак. Я держал в руках технический шедевр конца двадцать первого века, шедевр, понятно, с нашей точки зрения, потому что в своём времени он скорей всего был самым расхожим заурядом. Говорило ли это о чем-нибудь? Безусловно. Высокий интеллект и высокий вкус. Без первого будущее обойтись никак не могло, иначе все грозные проблемы настоящего остались бы неразрешёнными и под их тяжестью рухнула бы сама цивилизация. Но книга свидетельствовала ещё и о вкусе.
Она не могла быть муляжом.
Но и книгой она не могла быть тоже. Только неразумное общество стало бы вкладывать труд в такую бессмыслицу, как чистые страницы издания. Да и прогнозы специалистов, которые предвещали книге скорый конец, не были высосаны из пальца. Специалисты тоже читатели, им тоже грустно расставаться с книгой, но выхода, судя по всему, они не видели.
Возможно, я бы не стал так мучительно ломать голову над загадкой, если бы не позорный провал у Мелкова. Так растеряться! А ещё фантаст…
Кроме личного самолюбия, есть профессиональное. Я отхлебнул остывший кофе, в сотый, может быть, тысячный раз перелистал пустые страницы.
Нечто имеющее форму книги. Памятник усопшей культуре?
Возможно, в будущем есть и такой. Но туда, в будущее, отправился мой современник, вот из чего надо исходить. Как он себя почувствовал в грядущем? Представить это так же трудно, как оторопь человека пушкинских времён, перенесённого в теперешний мир. И не надо представлять, сейчас это не входит в мою задачу. Важно, что дяде были нужны знания двадцать первого века. Не отдельная монография, не что попадётся под руку, тем более не памятник книге, а научная в максимальном объёме литература.
Вот он узнает, что книг больше нет. Вместо них… Что вместо них?
То, что он привёз, то, что я теперь держу в руках. Иначе все бессмысленно! Иначе это уже не логика поступков, не поведение нормального человека, а акулий бред и птичий сон.
А как же тогда возражения Мелкова? Не впадаю ли я в ошибку, доверяя законам психологии?
Что ж, проверим вывод иначе. Главное ли в книге сама книга, то есть вещь некоего размера, веса и материала? Нет. Главное — содержание. В сущности, идеальная книга — это такая книга, которая не занимает места, но содержит в себе литературу всех времён и народов.
То есть нечто похожее на Компакт. Вот она, Книга Будущего, вернее, то, что заменило книгу! Ёмкость — пустяки. Даже для нас очевидно, что все знания человечества можно сконцентрировать в объёме этого, а то и меньшего “томика”. В принципе это и сейчас не проблема. Все сходится!
Я удовлетворённо потёр руки. Нет, дорогие вы наши потомки, мы тоже не лыком шиты! Передо мной не “вещь в себе”, не чудо неведомой технологии, а сложное, но, в общем, понятное устройство для хранения и воспроизводства знаний. Его внешний вид… Ну, это, возможно, сентиментальная дань прошлому, вроде теперешних свечей, электрокаминов и тому подобного. Ясно, что страницы не предназначены для чтения, это молекулярные, атомарные или какие-нибудь там нейтридные вместилища томов, может быть, целых библиотек. И (чушь я тогда сказал!) никаких отдельных для воспроизведения устройств; это и неудобно (могут потеряться), и нерационально; все нужное, конечно же, скрыто в переплёте, надо лишь знать, как им пользоваться.
Хорошенькое дело! Разобрался бы Фарадей в устройстве телевизора? Вряд ли. Но включить его он бы смог. Питекантроп — и тот бы смог.
А вот я не могу включить Компакт. Даже подхода не вижу. Нигде ни намёка на какие-нибудь кнопки, контакты или что-то похожее. Гладкий “переплёт”, гладкая “бумага” и гадостное при взгляде на все это самочувствие тупицы, а может быть, обезьяны, от которой подъёмным (догадайся как) стеклом прикрыли вожделенный банан.
Так вот что испытал Мелков! Злость унижения. То же самое, не исключено, почувствовал дядюшка, если он расспросами побоялся выдать свою чуждость другому веку и, заполучив Компакт, тут же ринулся обратно в расчёте, что сообразительность его не подведёт и он как-нибудь сам во всем разберётся. Какой удар для самолюбия, когда он убедился в обратном! Тут, увы, были все условия для инфаркта…
Вот чем это могло обернуться!
А чем, каким потрясением может стать разгадка самой “книги”, с какой непредставимой силой ударит по нам её содержание?! Мгновенный обвал на психику целого столетия, палящая вспышка грандиозных достижений и бурь, аннигиляция всего привычного — кто выдержит такое?!
“Что, кончилась твоя уютная и привычная жизнь, а? — отчётливо послышался голос Мелкова. — Так стоит ли тем же одаривать человечество, ты подумай…”
Я вздрогнул. Вот почему он уступил книгу мне! Он боялся, дико боялся. А я разве нет?
Тишину прорезал воющий звук ночного троллейбуса. Судорожным движением я оттолкнул “книгу”. Нет!
Не хочу! Зачем ещё потрясения?! Будущее принадлежит будущему, и отстаньте от меня, отстаньте!
Руки тряслись, квадрат окна смотрел слепым пятном мрака, то был пещерный страх перед неведомым, но в глубине души я уже знал, что лгу сам себе. Потому что человек ещё никогда не отказывался ни от какого знания. Как бы он ни сопротивлялся новому, как бы ни отталкивал его от себя, он в конечном счёте поступает подобно первому в мире парашютисту — бросается в неизведанное. А не было бы этого, так и самого человека не было бы.
И все, и точка, приступим к делу…
Я снова придвинул “книгу”.
Что в будущем заменило чтение? Спрашивать себя об этом я мог с тем же успехом, с каким извозчика середины прошлого века о перспективах моторизации. Не из этого надо было исходить в догадках. Компакт, надо думать, был расхожей вещью, им должны и могли пользоваться все, даже дети. Но если так, секрет его включения скорей всего прост. Настолько прост, что это-то и сбивает нас с толку. Мы ищем привычное, всякие там кнопочки, стерженьки, но раз этого нет, то… Тогда фантастика, а это уже по моей части.
Что может быть удобней мысленного приказа?!
Я поспешно раскрыл Компакт. Догадки лихорадочно опережали друг друга. Если дядя искал в будущем Свод Знаний, то вернуться он мог только с ним, а если так, надо пожелать…
“Хочу знать все о физике двадцать первого века!” — мысленно воскликнул я и замер в ожидании.
Однако ничего не произошло. Заключённые в Компакте знания ни зрительно, ни акустически, ни телепатически не передались мне.
Собственно, этого и следовало ожидать. Мыслеприказ, конечно, удобен, мы, фантасты, часто вводим его в свои повествования. Дело, однако, в том, что он может возникнуть непроизвольно, помимо желания человека (мало ли смутных мыслей проносится в сознании!). Чтобы не возникало накладок, должна быть простая, короткая, но чёткая последовательность команд, некий код, который бы заставлял тот же Компакт работать. Но тогда это безнадёжное дело. Принятый в будущем код может быть каким угодно, тут миллионы вариантов, никакой жизни не хватит, чтобы их перебрать.
“Ну и все, — подумал я с разочарованием и вместе с тем с облегчением. — Знания будущего не для нас, можно спокойно идти спать. Пустяк, но какой! Нам неизвестен и, верно, не станет известен волшебный “сезам, откройся!”, который только и может поведать о той же физике…”
Я не успел моргнуть, как с чистых было страниц на меня в упор глянули слова и формулы!
Я с воплем вскочил.
Видение не исчезло. Передо мной были самые обычные на вид, типографским способом отпечатанные страницы…
И вместе с тем совершенно невероятные.
Я прикоснулся к ним, как к пылающим углям. Под пальцами замелькали страницы, в глазах зарябило от незнакомых слов, разноцветных формул, объёмных схем и рисунков; вся тысяча листов была о физике — и какой! Я был близок к обмороку, ноги не держали, свет лампы то мутнел, то вспыхивал сухим блеском, но меня влекло дальше, дальше, ещё дальше… “Хочу о генной инженерии, сезам, откройся! Хочу о… Хочу…”
И все открывалось, по мановению мысли тут же менялся весь текст.
Так просто! “Сезам, откройся!”, принятые как код слова наивной сказки, древняя мечта-команда, и все, и ничего больше, и… И только ли наука?
“Хочу “Таинственный остров” Жюля Верна, сезам, откройся!” — выкрикнул я, и тут же передо мной возникли с детства знакомые слова:
“— Мы поднимаемся?
— Нет! Напротив! Мы опускаемся!
— …Все тяжёлое за борт! Все!…”
Значит, вот оно как. Наши далёкие потомки не смогли, не захотели расстаться с давним и верным спутником человечества — с книгой. То, что я держал в руках, было ею, и даже большим — то была Книга.
Книга всех книг, если на то пошло.
Впрочем, это можно было предвидеть. Кто же по доброй воле расстаётся со старыми друзьями?