Блоцкий Олег Михайлович
На войне у каждого своя правда
Олег Блоцкий
На войне у каждого своя правда
Бойцы информационного фронта
Путь любого московского журналиста в Чечню на передовые позиции российских частей начинается с Моздока, где находится штаб Объединенной группировки войск (ОГВ) на Северном Кавказе и при котором действует временный пресс-центр. Попав туда, журналист тщательно, под обязательную роспись, инструктируется местными полковниками, что ему можно делать, а что нельзя. Из объяснений выходит, что, в принципе, нельзя ничего, и тем более попасть на передовую.
Аккредитованных в Моздоке журналистов время от времени вывозят организованными стайками на вертолетах на какой-либо командный пункт на пару-тройку часов, где они рассыпаются веером в пределах видимости контролирующих штабных офицеров и интервьюируют по очереди генерала или же двух каких-либо специально заинструктированных для подобного мероприятия солдат.
По утрам журналистов потчуют информационными сводками, которые "пекутся" даже не в Моздоке, а в пресс-центре Минобороны и затем аккуратно выдаются по телефону засекреченной связи в штаб ОГВ.
Практически пять лет назад, в декабре 1994 года в том же Моздоке и на территории того же самого штаба у меня произошел следующий диалог с полковником тогдашнего пресс-центра.
- Что вы можете рассказать о сегодняшнем дне в войсках, которые находятся в Чечне, о потерях?
- Ничего.
- А где я могу это узнать?
- В пресс-центре Минобороны, в Москве.
- Какой смысл мне находиться здесь и получать информацию из столицы.
- Да, не горячись ты так, - лениво успокаивал полковник, - я тоже ее оттуда получаю...
Ничего не изменилось в подходах работы военного ведомства с того времени: постоянная оглядка на Москву, страх за собственную должность и беспрерывная ложь.
В январе 1995 года, уже после того, как обществу стало ясно, что армия несет огромные потери в Грозном, мне позвонил тогдашний высокопоставленный генерал Минобороны, который отвечал, в том числе и за работу со СМИ.
- Почему, почему все московские журналисты на чеченской стороне? Почему их нет в наших частях?
- Да потому что именно Минобороны сделало все, чтобы их там не было. Ваши офицеры не пускали, запрещали, лгали, выгоняли из пресс-центра, вышвыривали с территории армейских баз. Ребята искренне хотели рассказать о проблемах армии, а ваши подчиненные не желали, чтобы репортажи с мест не были не похожими на их победные сводки начальству, в том числе и вам. Они же сообщали, что было приятно слышать, а не то, что есть на самом деле.
Генерал, зло выругав "этих лизоблюдов и усердных идиотов, который страшнее врагов", положил трубку.
Уверен, что сейчас уже другой генерал, радостно докладывая более высокому начальству "об успешной работе с журналюгами", не подозревает, что подобной "работой" он копает яму в первую очередь армии на передовой, у которой, как всегда, множество проблем, и о которых даже штабное начальство в Моздоке не всегда подозревает.
Как правило, генералы проявляют бдительность совершенно не там, где она необходима.
Бдительность - наше оружие
Журналист, получая аккредитацию в пресс-центре, не получает специальный пропуск для прохода на обширную территорию штаба ОГВ. Пройти без него через КПП, которое охраняется вооруженными солдатами, нельзя. Однако не было случая, чтобы в штаб мы не попали.
Иногда действовали объяснения, что бумажка с надписью "Регистрационное удостоверение" и есть наш пропуск. Но самым действенным оружием являлись сигареты. На подходе к любой части, в том числе и самой охраняемой уже на территории штаба ОГВ, достаешь пачку сигарет и тащишь одну из них, якобы закуривая. Дежурный солдат делает охотничью стойку и просит закурить. Угощаешь его, говоря при этом на всякий случай: "К полковнику Смирнову из оперативного управления." Хотя никакого Смирнова, естественно, не знаешь. Боец кивает головой и открывает ворота.
В январе 95-го вернулся в Моздок из Грозного. На КПП дежурный никак не хотел пускать за вещами, оставленными в пресс-центре. Тогда я подошел к часовому и, протягивая пачку сигарет, сказал: "К брату приехал, он на аэродроме служит. Где здесь штатная дыра в заборе, через которую все проходят, чтобы путь срезать?" Солдат участливо показал направление, прибавив, что он мне ничего не говорил.
На территории штаба ОГВ все засекречено. Любые расспросы вызывают подозрения. Попытка разговориться с каким-либо местным офицером считается чуть ли не шпионской акцией. Вопросы по делу и по существу даже к полковникам из пресс-службы вызывают у них скрытое раздражение. Ну, а упоминание о частях различных фронтов и их передислокации, встречаются в откровенные штыки. Короче говоря, все - сплошная военная тайна.
Однако, прекрасную информацию о ходе боев на фронтах в Чечне, ранениях и погибших, передислокации и замене сводных батальонов на передовых можно легко получить, абсолютно не прилагая никаких к этому усилий, в самом центре Моздока в одном из наиболее популярных в этом осетинском городке мест "Почта, телеграф, телефон".
С раннего утра и до самого комендантского часа толпятся у кабинок, ожидая своей очереди, пехотинцы, летчики, омоновцы, милиционеры, спецназовцы, специально приехавшие позвонить не только с блокпостов, но и из самой Чечни. Как правило, звонящие всегда спрашивают: "Это Элиста?", "Волгоград?", "Владикавказ?". Связь, как водится, хреновая. Офицерам приходится орать, перекрывая помехи: "Нет, заменят только к первому ноября!!", "Да, перебрасывают сейчас под Асиновскую!", " Да какой, к хренам, отпуск. Скоро в наступление пойдем..."
Удивительно, но многие офицеры приходят на переговорный пункт, чтобы позвонить не только родным и сослуживцам, но... и в свои полковые и дивизионные штабы, которые находятся по всей России. Это не преступная халатность, а самое простое решение насущной проблемы. Полк стоит в Чечне. Офицер вырвался с колонной всего на пару часов в Моздок. Штабные дают ему наказ дозвониться до "места постоянной дислокации" и сообщить, что полку требуется следующее... Вот он и сообщает.
"Что же вы от нас таитесь, - спросил я у вменяемых офицеров пресс-центра, - когда на телеграфе можно за час узнать столько, сколько вы все вместе здесь за неделю не узнаете?" И рассказал офицерам об увиденном.
Внезапно вошедший незнакомец со стальными глазами, выдававшие в нем армейского "контрика", все выслушал, а затем резко спросил, как отрезал: "Надеюсь, что об этом писать не будете?"
- А вы считаете чеченцев идиотами?
- Мы работаем в этом направлении, - глубокомысленно заявил "контрик", хотя по всему было видно, что работу он хотел начать немедленно и именно с того, чтобы записать мою фамилию и название издания, которое я представляю.
Впрочем, он сделал это позже и за моей спиной. Судя по тому, что на телеграфе во все остальные дни до нашего отъезда по-прежнему неистовствовали в желании рассказать всю правду о своем житье-бытье далеким собеседникам офицеры с фронтов, дальше этого работа у "контриков" не пошла. Хотя, казалось бы, чего проще - перебрось пару линий междугородней связи в штаб и ограничь доступ офицеров на общедоступный телеграф.
"Слово предоставляется Хусейну"
Если в прошлую войну офицеры в разговорах с журналистами не называли своих фамилий, опасаясь мести чеченцев, то теперь им на последних глубоко наплевать, а боятся они исключительно "оргвыводов" за сказанную правду со стороны штабного московского руководства.
В пресс-центре Минобороны самым тщательнейшим образом отслеживают всю информацию СМИ по Вооруженным силам вообще и по Чечне в частности. Фамилии "правдолюбцев" в погонах немедленно сообщаются их руководству в округе, где собственно и начинается необходимый "откат" на уровне дивизия-полк-батальон. Яснее ясного, что за правду-матку орденов не дают, а напротив...
Чем дальше от Моздока - тем откровеннее в своих выводах и оценках офицеры. Скатившись с самых вершин ОГВ к выносному посту взвода на Тереке, пройдя последовательно командные пункты дивизии, штаба, батальона, пролетев на вертолетах и проехав на боевых машинах пехоты и тяжелых грузовиках, можем свидетельствовать: самые откровенные ребята были именно на передовых рубежах. Но и эти офицеры и солдаты просили не называть их фамилий.
- Вчера чеченцев выбивал с этой высотки, под пулями почти в открытую шел, а сейчас свою фамилию назвать боишься?
- Да не боюсь я, - краснел старлей,- Просто "контрики" мордастые, которые уже от водки опухли, объяснительными замучают. А мне чего бояться? До конца войны из армии все-равно не уволят. Воевать же кому-то надо.
К слову сказать, когда мы вернулись на командный пункт дивизии с Терека, к нам подбежал офицер и попросил, чтобы мы зашли в палатку к особистам, мол, поговорить с нами хотят.
- На "вертушку" опаздываем, - честно сказал я, - километрах в шести "вертушка" села в районе артполка, надо постараться успеть, пока не разгрузилась.
- Ну, им очень надо, - говорил майор, торопясь вслед за нами.
- Да, зачем мы им? Мы не террористы.
Забавное это было зрелище: мы почти бежим по склонам и холмам, за нами - майор, а за ним, все ускоряя шаг, плечом к плечу, два особиста. Затем они отстали, видимо посчитав ниже своего достоинства гоняться за журналистам по пересеченной местности на глазах у многочисленных офицеров и солдат.
Вернувшись с фронта в одну из станиц под Моздоком, мы совершенно случайно попали на свадьбу, которую устраивал местный чеченец, переселившийся в Осетию в незапамятные времена. Подавляющее большинство гостей - были чеченцы из Грозного. Съехались на праздник, так сказать. Свадьба удалась. Тостовали и танцевали. Стреляли из пистолетов в промозглый ночной воздух. А приглашенный сосед с видеокамерой шнырял по помещению, запечатлевая лица для истории.
"Слово предоставляется Хусейну, - закричал вошедший в раж тамада, Хусейну из Грозного!" Палец мужика пополз в сторону Хусейна. Туда же потянулось и круглое рыльце видеокамеры. Странное дело, но Хусейн вдруг стал необычайно скромным, слова не сказал, а лицо спрятал. Точно так же поступили несколько молодых крепких ребят рядом с ним. А потом они вообще переместились в крытый дворик.
Яснее ясного, что это были боевики, которые не хотели "оставлять на память фотографию" даже молодоженам. Удивительно другое, даже после стрельбы никто не пришел в дом из нарядов федеральных войск, которые были расквартированы в этой же станице.
Товар - деньги - товар
Помнится, во время, когда российские войска стояли в Грозном, наш водитель-чеченец обязательно заезжал к какому-нибудь блокпосту и покупал там у солдат бензин. "Русский", как он его называл, прибавляя, что местный "самогон" (то есть тот, который делают на подпольных мини-заводиках) качества отвратительнейшего и лишь "убивает" машину.
Сейчас в Моздоке и Владикавказе можно купить и "самогон", и "солдатский" бензин. Первый все тот же, который нелегально доставляют бензовозами из Чечни, а второй - армейский. На вопрос - откуда "самогон", ведь граница перекрыта, водители смеются и резонно замечают: "Для кого закрыта, а для кого нет." В Осетии существуют целые авто заправки, которые полностью торгуют "самогоном". Определить "самогонщиков" просто: цены, которые вывешены перед заправками, на рубль, а то и два - ниже.
"Солдатский" бензин пока еще в открытую не заливают в резервуары заправок, но активно торгуют "из под полы". Цены, естественно, дешевле. Незадолго до нашего отъезда шустрые ребята-военные, не мудрствуя лукаво, подогнали бензовоз на один из центральных перекрестков Моздока и "толкнули" казенное топливо в мгновение ока. Четыре тонны бензина ушло в народ "на ура".
"И тушенки прибавилось, - радостно сообщают местные, - Смотри какое изобилие в магазинах. Скоро мыло пойдет, обмундирование, обувь".
Сказать, что это необходимо армии - ничего не сказать. Но у войны свои законы - тыл всегда жирел исключительно за счет фронта и тех, кто на передовой, привычно не дополучают им положенного.
Впрочем, количество награжденных орденами и представленных досрочно к очередному воинскому званию офицеров в тылах всегда значительно превышает число тех, кто кровью и потом кует победу на фронте.
"Да что о них говорить, о крысах штабных, - вяло махали руками офицеры на передовой, - Они не наши проблемы там решают, а свои личные. Мы им до лампочки".
А офицеры из пресс-центра ОГВ получают очередную телефонограмму из Москвы, мол, завтра прибудет генерал с гуманитарной помощью и его, этого генерала, необходимо не только встретить, но "и организовать работу корреспондентов центральных СМИ". И полковники их пресс-центра организовывают...
- Что же вы, корреспонденты, к нам не приезжаете? - спросили нас офицеры одной из мотострелковых рот, вышедшей к Тереку.
- Мы же приехали...
- Случайность, - заключили офицеры и прибавили, - А мы бы многое могли рассказать.
Расскажем, ребята, обязательно расскажем...
(Владикавказ - Прохладное - Моздок - Северный фронт (Чечня))
На войне у каждого своя правда
Бойцы информационного фронта
Путь любого московского журналиста в Чечню на передовые позиции российских частей начинается с Моздока, где находится штаб Объединенной группировки войск (ОГВ) на Северном Кавказе и при котором действует временный пресс-центр. Попав туда, журналист тщательно, под обязательную роспись, инструктируется местными полковниками, что ему можно делать, а что нельзя. Из объяснений выходит, что, в принципе, нельзя ничего, и тем более попасть на передовую.
Аккредитованных в Моздоке журналистов время от времени вывозят организованными стайками на вертолетах на какой-либо командный пункт на пару-тройку часов, где они рассыпаются веером в пределах видимости контролирующих штабных офицеров и интервьюируют по очереди генерала или же двух каких-либо специально заинструктированных для подобного мероприятия солдат.
По утрам журналистов потчуют информационными сводками, которые "пекутся" даже не в Моздоке, а в пресс-центре Минобороны и затем аккуратно выдаются по телефону засекреченной связи в штаб ОГВ.
Практически пять лет назад, в декабре 1994 года в том же Моздоке и на территории того же самого штаба у меня произошел следующий диалог с полковником тогдашнего пресс-центра.
- Что вы можете рассказать о сегодняшнем дне в войсках, которые находятся в Чечне, о потерях?
- Ничего.
- А где я могу это узнать?
- В пресс-центре Минобороны, в Москве.
- Какой смысл мне находиться здесь и получать информацию из столицы.
- Да, не горячись ты так, - лениво успокаивал полковник, - я тоже ее оттуда получаю...
Ничего не изменилось в подходах работы военного ведомства с того времени: постоянная оглядка на Москву, страх за собственную должность и беспрерывная ложь.
В январе 1995 года, уже после того, как обществу стало ясно, что армия несет огромные потери в Грозном, мне позвонил тогдашний высокопоставленный генерал Минобороны, который отвечал, в том числе и за работу со СМИ.
- Почему, почему все московские журналисты на чеченской стороне? Почему их нет в наших частях?
- Да потому что именно Минобороны сделало все, чтобы их там не было. Ваши офицеры не пускали, запрещали, лгали, выгоняли из пресс-центра, вышвыривали с территории армейских баз. Ребята искренне хотели рассказать о проблемах армии, а ваши подчиненные не желали, чтобы репортажи с мест не были не похожими на их победные сводки начальству, в том числе и вам. Они же сообщали, что было приятно слышать, а не то, что есть на самом деле.
Генерал, зло выругав "этих лизоблюдов и усердных идиотов, который страшнее врагов", положил трубку.
Уверен, что сейчас уже другой генерал, радостно докладывая более высокому начальству "об успешной работе с журналюгами", не подозревает, что подобной "работой" он копает яму в первую очередь армии на передовой, у которой, как всегда, множество проблем, и о которых даже штабное начальство в Моздоке не всегда подозревает.
Как правило, генералы проявляют бдительность совершенно не там, где она необходима.
Бдительность - наше оружие
Журналист, получая аккредитацию в пресс-центре, не получает специальный пропуск для прохода на обширную территорию штаба ОГВ. Пройти без него через КПП, которое охраняется вооруженными солдатами, нельзя. Однако не было случая, чтобы в штаб мы не попали.
Иногда действовали объяснения, что бумажка с надписью "Регистрационное удостоверение" и есть наш пропуск. Но самым действенным оружием являлись сигареты. На подходе к любой части, в том числе и самой охраняемой уже на территории штаба ОГВ, достаешь пачку сигарет и тащишь одну из них, якобы закуривая. Дежурный солдат делает охотничью стойку и просит закурить. Угощаешь его, говоря при этом на всякий случай: "К полковнику Смирнову из оперативного управления." Хотя никакого Смирнова, естественно, не знаешь. Боец кивает головой и открывает ворота.
В январе 95-го вернулся в Моздок из Грозного. На КПП дежурный никак не хотел пускать за вещами, оставленными в пресс-центре. Тогда я подошел к часовому и, протягивая пачку сигарет, сказал: "К брату приехал, он на аэродроме служит. Где здесь штатная дыра в заборе, через которую все проходят, чтобы путь срезать?" Солдат участливо показал направление, прибавив, что он мне ничего не говорил.
На территории штаба ОГВ все засекречено. Любые расспросы вызывают подозрения. Попытка разговориться с каким-либо местным офицером считается чуть ли не шпионской акцией. Вопросы по делу и по существу даже к полковникам из пресс-службы вызывают у них скрытое раздражение. Ну, а упоминание о частях различных фронтов и их передислокации, встречаются в откровенные штыки. Короче говоря, все - сплошная военная тайна.
Однако, прекрасную информацию о ходе боев на фронтах в Чечне, ранениях и погибших, передислокации и замене сводных батальонов на передовых можно легко получить, абсолютно не прилагая никаких к этому усилий, в самом центре Моздока в одном из наиболее популярных в этом осетинском городке мест "Почта, телеграф, телефон".
С раннего утра и до самого комендантского часа толпятся у кабинок, ожидая своей очереди, пехотинцы, летчики, омоновцы, милиционеры, спецназовцы, специально приехавшие позвонить не только с блокпостов, но и из самой Чечни. Как правило, звонящие всегда спрашивают: "Это Элиста?", "Волгоград?", "Владикавказ?". Связь, как водится, хреновая. Офицерам приходится орать, перекрывая помехи: "Нет, заменят только к первому ноября!!", "Да, перебрасывают сейчас под Асиновскую!", " Да какой, к хренам, отпуск. Скоро в наступление пойдем..."
Удивительно, но многие офицеры приходят на переговорный пункт, чтобы позвонить не только родным и сослуживцам, но... и в свои полковые и дивизионные штабы, которые находятся по всей России. Это не преступная халатность, а самое простое решение насущной проблемы. Полк стоит в Чечне. Офицер вырвался с колонной всего на пару часов в Моздок. Штабные дают ему наказ дозвониться до "места постоянной дислокации" и сообщить, что полку требуется следующее... Вот он и сообщает.
"Что же вы от нас таитесь, - спросил я у вменяемых офицеров пресс-центра, - когда на телеграфе можно за час узнать столько, сколько вы все вместе здесь за неделю не узнаете?" И рассказал офицерам об увиденном.
Внезапно вошедший незнакомец со стальными глазами, выдававшие в нем армейского "контрика", все выслушал, а затем резко спросил, как отрезал: "Надеюсь, что об этом писать не будете?"
- А вы считаете чеченцев идиотами?
- Мы работаем в этом направлении, - глубокомысленно заявил "контрик", хотя по всему было видно, что работу он хотел начать немедленно и именно с того, чтобы записать мою фамилию и название издания, которое я представляю.
Впрочем, он сделал это позже и за моей спиной. Судя по тому, что на телеграфе во все остальные дни до нашего отъезда по-прежнему неистовствовали в желании рассказать всю правду о своем житье-бытье далеким собеседникам офицеры с фронтов, дальше этого работа у "контриков" не пошла. Хотя, казалось бы, чего проще - перебрось пару линий междугородней связи в штаб и ограничь доступ офицеров на общедоступный телеграф.
"Слово предоставляется Хусейну"
Если в прошлую войну офицеры в разговорах с журналистами не называли своих фамилий, опасаясь мести чеченцев, то теперь им на последних глубоко наплевать, а боятся они исключительно "оргвыводов" за сказанную правду со стороны штабного московского руководства.
В пресс-центре Минобороны самым тщательнейшим образом отслеживают всю информацию СМИ по Вооруженным силам вообще и по Чечне в частности. Фамилии "правдолюбцев" в погонах немедленно сообщаются их руководству в округе, где собственно и начинается необходимый "откат" на уровне дивизия-полк-батальон. Яснее ясного, что за правду-матку орденов не дают, а напротив...
Чем дальше от Моздока - тем откровеннее в своих выводах и оценках офицеры. Скатившись с самых вершин ОГВ к выносному посту взвода на Тереке, пройдя последовательно командные пункты дивизии, штаба, батальона, пролетев на вертолетах и проехав на боевых машинах пехоты и тяжелых грузовиках, можем свидетельствовать: самые откровенные ребята были именно на передовых рубежах. Но и эти офицеры и солдаты просили не называть их фамилий.
- Вчера чеченцев выбивал с этой высотки, под пулями почти в открытую шел, а сейчас свою фамилию назвать боишься?
- Да не боюсь я, - краснел старлей,- Просто "контрики" мордастые, которые уже от водки опухли, объяснительными замучают. А мне чего бояться? До конца войны из армии все-равно не уволят. Воевать же кому-то надо.
К слову сказать, когда мы вернулись на командный пункт дивизии с Терека, к нам подбежал офицер и попросил, чтобы мы зашли в палатку к особистам, мол, поговорить с нами хотят.
- На "вертушку" опаздываем, - честно сказал я, - километрах в шести "вертушка" села в районе артполка, надо постараться успеть, пока не разгрузилась.
- Ну, им очень надо, - говорил майор, торопясь вслед за нами.
- Да, зачем мы им? Мы не террористы.
Забавное это было зрелище: мы почти бежим по склонам и холмам, за нами - майор, а за ним, все ускоряя шаг, плечом к плечу, два особиста. Затем они отстали, видимо посчитав ниже своего достоинства гоняться за журналистам по пересеченной местности на глазах у многочисленных офицеров и солдат.
Вернувшись с фронта в одну из станиц под Моздоком, мы совершенно случайно попали на свадьбу, которую устраивал местный чеченец, переселившийся в Осетию в незапамятные времена. Подавляющее большинство гостей - были чеченцы из Грозного. Съехались на праздник, так сказать. Свадьба удалась. Тостовали и танцевали. Стреляли из пистолетов в промозглый ночной воздух. А приглашенный сосед с видеокамерой шнырял по помещению, запечатлевая лица для истории.
"Слово предоставляется Хусейну, - закричал вошедший в раж тамада, Хусейну из Грозного!" Палец мужика пополз в сторону Хусейна. Туда же потянулось и круглое рыльце видеокамеры. Странное дело, но Хусейн вдруг стал необычайно скромным, слова не сказал, а лицо спрятал. Точно так же поступили несколько молодых крепких ребят рядом с ним. А потом они вообще переместились в крытый дворик.
Яснее ясного, что это были боевики, которые не хотели "оставлять на память фотографию" даже молодоженам. Удивительно другое, даже после стрельбы никто не пришел в дом из нарядов федеральных войск, которые были расквартированы в этой же станице.
Товар - деньги - товар
Помнится, во время, когда российские войска стояли в Грозном, наш водитель-чеченец обязательно заезжал к какому-нибудь блокпосту и покупал там у солдат бензин. "Русский", как он его называл, прибавляя, что местный "самогон" (то есть тот, который делают на подпольных мини-заводиках) качества отвратительнейшего и лишь "убивает" машину.
Сейчас в Моздоке и Владикавказе можно купить и "самогон", и "солдатский" бензин. Первый все тот же, который нелегально доставляют бензовозами из Чечни, а второй - армейский. На вопрос - откуда "самогон", ведь граница перекрыта, водители смеются и резонно замечают: "Для кого закрыта, а для кого нет." В Осетии существуют целые авто заправки, которые полностью торгуют "самогоном". Определить "самогонщиков" просто: цены, которые вывешены перед заправками, на рубль, а то и два - ниже.
"Солдатский" бензин пока еще в открытую не заливают в резервуары заправок, но активно торгуют "из под полы". Цены, естественно, дешевле. Незадолго до нашего отъезда шустрые ребята-военные, не мудрствуя лукаво, подогнали бензовоз на один из центральных перекрестков Моздока и "толкнули" казенное топливо в мгновение ока. Четыре тонны бензина ушло в народ "на ура".
"И тушенки прибавилось, - радостно сообщают местные, - Смотри какое изобилие в магазинах. Скоро мыло пойдет, обмундирование, обувь".
Сказать, что это необходимо армии - ничего не сказать. Но у войны свои законы - тыл всегда жирел исключительно за счет фронта и тех, кто на передовой, привычно не дополучают им положенного.
Впрочем, количество награжденных орденами и представленных досрочно к очередному воинскому званию офицеров в тылах всегда значительно превышает число тех, кто кровью и потом кует победу на фронте.
"Да что о них говорить, о крысах штабных, - вяло махали руками офицеры на передовой, - Они не наши проблемы там решают, а свои личные. Мы им до лампочки".
А офицеры из пресс-центра ОГВ получают очередную телефонограмму из Москвы, мол, завтра прибудет генерал с гуманитарной помощью и его, этого генерала, необходимо не только встретить, но "и организовать работу корреспондентов центральных СМИ". И полковники их пресс-центра организовывают...
- Что же вы, корреспонденты, к нам не приезжаете? - спросили нас офицеры одной из мотострелковых рот, вышедшей к Тереку.
- Мы же приехали...
- Случайность, - заключили офицеры и прибавили, - А мы бы многое могли рассказать.
Расскажем, ребята, обязательно расскажем...
(Владикавказ - Прохладное - Моздок - Северный фронт (Чечня))