Борис Бобак
Рассказы
5 июля 1960 года осчастливил своим появлением на свет совхоз Бараккульский. (Теперь это Казахстан).
Попил крови всей семье до полного своего восемнадцатилетия.
Потом — Северный флот, машинист-трюмный в Видяево-1.
С 1981 года в качестве мичмана попал на Камчатку.
Служил на СКРе «Разумный». Нездоровая романтика и неуемный кураж помогли дослужиться до старшего мичмана.
Ранен в голову пролетающим напильником.
Теперь пишет. Мало.
Попил крови всей семье до полного своего восемнадцатилетия.
Потом — Северный флот, машинист-трюмный в Видяево-1.
С 1981 года в качестве мичмана попал на Камчатку.
Служил на СКРе «Разумный». Нездоровая романтика и неуемный кураж помогли дослужиться до старшего мичмана.
Ранен в голову пролетающим напильником.
Теперь пишет. Мало.
ЛИЧНОЕ
СКР «Разумный». Покраска камбуза белой польской эмалью.
Меры безопасности: отдраены двери, аварийный люк и иллюминаторы.
Участники: молодой матрос Абжалбеков (республика Таджикистан) и прочие.
Прочие только что ушли покурить, проинструктировав юношу: «Если что ни так, так мы только щас ушли покурить, понял?»
Ответ: «Ест, пониял!»
Абжанбекову нравится красить. Собственно, ему на корабле ничего не доверяют, потому как он только что из кишлака, но вот, наконец, ему доверили кисть, и он рад — красит, старательно высовывая кончик языка.
После нескольких удачных мазков он впадает в печаль по родному дому, вздыхает, потом лезет головой в иллюминатор, видит там стенку (белую) и рисует на ней кистью то, что обычно, от невыносимой тоски рисуют на стенках матросы.
Оказывается, это не совсем была стенка и не совсем белая.
Это был борт эсминца «Влиятельный», стоящего лагом — борт о борт — с СКРом «Разумным».
Так что когда на «Влиятельном» сыграли «приготовление к бою и походу» и он отвалил от «Разумного», на его борту можно было прочитать: «ДМБ-83. ДУШАНБЕ. ЁБАННЫЙ БЛЯД!»
Меры безопасности: отдраены двери, аварийный люк и иллюминаторы.
Участники: молодой матрос Абжалбеков (республика Таджикистан) и прочие.
Прочие только что ушли покурить, проинструктировав юношу: «Если что ни так, так мы только щас ушли покурить, понял?»
Ответ: «Ест, пониял!»
Абжанбекову нравится красить. Собственно, ему на корабле ничего не доверяют, потому как он только что из кишлака, но вот, наконец, ему доверили кисть, и он рад — красит, старательно высовывая кончик языка.
После нескольких удачных мазков он впадает в печаль по родному дому, вздыхает, потом лезет головой в иллюминатор, видит там стенку (белую) и рисует на ней кистью то, что обычно, от невыносимой тоски рисуют на стенках матросы.
Оказывается, это не совсем была стенка и не совсем белая.
Это был борт эсминца «Влиятельный», стоящего лагом — борт о борт — с СКРом «Разумным».
Так что когда на «Влиятельном» сыграли «приготовление к бою и походу» и он отвалил от «Разумного», на его борту можно было прочитать: «ДМБ-83. ДУШАНБЕ. ЁБАННЫЙ БЛЯД!»
ПЕРЕДЕЛАЛИ
Камчатский крейсер «Червона Украина» переделали в крейсер «Варяг», причем в гвардейский, и отправили его служить во Владивосток, в одночасье лишив всяких надбавок и двойного оклада, в результате чего все немедленно ощутили свою ущербность, покинутость и опрокинутость, а потом стали везде изобретать себе разные обидные прозвища. Где это везде? В боевых частях, группах, башнях, батареях. И только группа освещения воздушной надводной обстановки ничего себе не придумала, потому что сокращенно она и так «ГОВНО». Аббревиатура такая.
Теперь на строевых смотрах было чем шокировать проверяющих. Подходит проверяющий, а ты ему представляешься: «Командир ГОВНО гвардии капитан-лейтенант Клюев».
После этого строй внимательно наблюдал за реакцией проверяющего.
Многие просили расшифровать.
Теперь на строевых смотрах было чем шокировать проверяющих. Подходит проверяющий, а ты ему представляешься: «Командир ГОВНО гвардии капитан-лейтенант Клюев».
После этого строй внимательно наблюдал за реакцией проверяющего.
Многие просили расшифровать.
КОРАЛЛЫ
Теперь о кораллах. Стоим во Вьетнаме. Солнечный вьетнамский день. Командование организовало поход на катере за кораллами.
Ожидалась высокая московская комиссия. (А что еще дарить?)
После возвращения катера кораллы передавались с юта через тридцать третий тамбур в кормовой душ личного состава, где их намечалось помыть.
От юта и до душа было выставлено оцепление из офицеров и мичманов, чтобы ушлый матрос (бедный матрос) при выгрузке и доставке не стибрил чего-нибудь себе.
Начали заносить — пошел коралл... пошел, пошел и... и охрана дрогнула, потому что с движением коралла все как-то сразу поняли, что это практически единственный шанс привезти домой хоть что-нибудь на память.
Со словами напарнику: «Серега! Я сейчас, с них не убудет!» — первый же мичман схватил ветку проплывающего мимо коралла и помчался вскачь до боевого поста, лихорадочно рыща глазами, после чего оцепление сломалось: офицеры и мичмана, забирая кораллы у матросов, стыдливо прятали глаза и прыжками неслись, после чего исчезали в недрах корабля.
Командир корабля и флагманские специалисты стояли в это время на юте, смотрели вслед кораллам и думали, что все идет отлично и сейчас их где-то там помоют.
Матросы, пронося кораллы мимо офицеров и мичманов с совершенно ненормальными глазами, делали себе уставное лицо и, если кто-либо рвал из рук коралл, говорили: «Тащ-щщщ... нельзя брать... я скажу командиру...»
Проскальзывая этот обнаглевший кордон, матросы обретали заново резвость и тоже исчезали, растворялись в низах.
Лихорадка охватила весь экипаж, и только командир и его свита думали, что с кораллами все обстоит так, как надо.
Замкомбриг почуял недоброе и зашел в душ. На полу он нашел нечто грязное и корявое — это были те кораллы, которые отказались воровать все.
Старый заслуженный капитан первого ранга пригласил командира в душ и сказал, указывая на те водоросли, которые мог принять за кораллы только тупой:
— У тебя не экипаж. У тебя стая облезлых крыс. Не удивлюсь, если в коридоре встречу крысу с погонами или крысу с кортиком.
Командир построил всех и сказал:
— Суки! Навуходоносоры! Сарданапалы! Гниды копеечные!
Потом он поручил старпому организовать поиск и возвращение кораллов, потом он ушел к себе, заглотив валидолину.
Ожидалась высокая московская комиссия. (А что еще дарить?)
После возвращения катера кораллы передавались с юта через тридцать третий тамбур в кормовой душ личного состава, где их намечалось помыть.
От юта и до душа было выставлено оцепление из офицеров и мичманов, чтобы ушлый матрос (бедный матрос) при выгрузке и доставке не стибрил чего-нибудь себе.
Начали заносить — пошел коралл... пошел, пошел и... и охрана дрогнула, потому что с движением коралла все как-то сразу поняли, что это практически единственный шанс привезти домой хоть что-нибудь на память.
Со словами напарнику: «Серега! Я сейчас, с них не убудет!» — первый же мичман схватил ветку проплывающего мимо коралла и помчался вскачь до боевого поста, лихорадочно рыща глазами, после чего оцепление сломалось: офицеры и мичмана, забирая кораллы у матросов, стыдливо прятали глаза и прыжками неслись, после чего исчезали в недрах корабля.
Командир корабля и флагманские специалисты стояли в это время на юте, смотрели вслед кораллам и думали, что все идет отлично и сейчас их где-то там помоют.
Матросы, пронося кораллы мимо офицеров и мичманов с совершенно ненормальными глазами, делали себе уставное лицо и, если кто-либо рвал из рук коралл, говорили: «Тащ-щщщ... нельзя брать... я скажу командиру...»
Проскальзывая этот обнаглевший кордон, матросы обретали заново резвость и тоже исчезали, растворялись в низах.
Лихорадка охватила весь экипаж, и только командир и его свита думали, что с кораллами все обстоит так, как надо.
Замкомбриг почуял недоброе и зашел в душ. На полу он нашел нечто грязное и корявое — это были те кораллы, которые отказались воровать все.
Старый заслуженный капитан первого ранга пригласил командира в душ и сказал, указывая на те водоросли, которые мог принять за кораллы только тупой:
— У тебя не экипаж. У тебя стая облезлых крыс. Не удивлюсь, если в коридоре встречу крысу с погонами или крысу с кортиком.
Командир построил всех и сказал:
— Суки! Навуходоносоры! Сарданапалы! Гниды копеечные!
Потом он поручил старпому организовать поиск и возвращение кораллов, потом он ушел к себе, заглотив валидолину.
ЖУРНАЛ БОЕВОГО ЗАМЕСТИТЕЛЬСТВА
Было бы несправедливо забыть про этот журнал.
Все по порядку: с кораблей нас спускают.
Не понять, что я только что сказал, могут только глубоко гражданские люди, поэтому для них еще раз: спускают нас.
Не часто. Спускают только если корабль, конечно же, у пирса, и еще если нет штормовой готовности номер один, два, три, потом, если корабль не в дежурстве по... (по ПВО, ПДО, КПУГ и прочее), если на нем не оргпериод, не сдача задачи, не подготовка к встрече, не «устранение замечаний по задаче и встрече», если нет замечаний по материальной части и еще по всему... запамятовал, что-то было еще... вот ведь, что жизнь с нами делает, а? Перестаешь помнить элементарные вещи... что-то еще... нет... не помню... в общем, да... спускают нас... многие говорят: «Как говно», — но я с этим не согласен... спускают...
А куда спускают? Да на берег же! Е-мое! К мамкам! В постель! ИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ!!!
Но только в том случае, если тебя нет в СМЕНЕ БОЕВОГО ЗАМЕСТИТЕЛЬСТВА.
Вот! Для того и нужен журнал. Боевого заместительства. Это когда на корабле должно, независимо ни от чего, находиться тридцать процентов всего личного состава каждой боевой части.
Как правило, сидит не тридцать, а пятьдесят процентов. На всякий случай.
Рубка дежурного ломится от всевозможных журналов, проверок, обходов, телефонограмм, замечаний.
Там же лежит и журнал «Смены боевого заместительства».
Вечером старший на борту расписывает в этом журнале народ для особых ночных проверок несения дежурно-вахтенной службы. То есть, один народ служит, как и положено, по ночам, а другой народ из состава оставленного без схода народа проверяет, как он — тот первый народ — несет свою службу.
Вам уже кажется, что мы все придурки?
Мне так не кажется.
Ночь разбита на часы, в течение которых несчастные — их для этого будят — должны обойти дозором других несчастных и записать: «тамбур 33: не опломбирован ОУ-5 (БЧ-2), кубрик номер три: не отмаркировано АСИ (БЧ-3), дозорный по живучести старший матрос Кутак слабо знает статью 324 КУ ВМФ (БЧ-5)...» — и так далее.
Замечания обязательно должны быть, иначе тебя оставят еще раз «обеспечивать», но написать надо такие замечания, чтобы в течение дня их можно было устранить заведующими этих замечаний, а то потом они тебе такое напишут, когда сами сидеть останутся, что ты за всю оставшуюся жизнь не устранишь.
Обычно с вечера, когда рассыльный с приговором пофамильно обходит каюты офицеров и мичманов и предупреждает их во сколько и кому вставать ночью, начинается подкуп рассыльного. Например, за пачку сигарет он не будет будить тебя ночью, а сам впишет заранее данные ему тобой замечания или принесет журнал после подъема, утром, где в оставленном окне между записями других несчастных ты впишешь свое.
Вам все еще кажется, что все мы идиоты? Да бросьте вы!
Мичман Устинов — ленивый, толстый, грубый — ненавидел матросов, а они ненавидели его. Из-за этой самой ненависти с мичманом Устиновым никто не договаривался, и он, будучи в журнале, вставал фактически, или только пытался встать, о чем речь пойдет гораздо ниже.
Есть на корабле заведование механиков: HMO , KMO , ПУДХ, КГБ, БАБАБА, ТРАТАТА — половина корабля. Одних только КВП (коридоров гребных валов) аж четыре и, спустившись глубоко, по ним полночи можно на карачках ползать.
Корабль пришел с моря. Мичман Устинов не был на жене девять дней. После швартовки он с надеждой животного глянул в график боевого заместительства, повешенный перед каютой старпома — увы!
Насчет законного схода фортуна показала ему свою полную жопу.
Командир группы, вызвав Устинова, с сочувствием всучил ему пузырь со спиртом и выразил надежду, что тот его всосет завтра на берегу.
Во время вечернего чая, пожелав «приятного...», с нескрываемым злорадством, рассыльный вручил Устинову журнал на подпись. В журнале значилось, что он — Устинов — должен был обойти все помещения БЧ-5, которые мы выше попытались перечислить, с трех до четырех ночи.
После вечерней поверки старпом оставил на юте офицеров и мичманов, измотанных недельным выходом (в Охотском опять штормило), на инструктаж.
После инструктажа Устинов сейчас же выпил все до последней капли и упал в койку.
В три часа ночи чудовищным стуком в дверь, после чего в том коридоре уже все спали чутко, Устинов был разбужен и в нос ему был сунут журнал.
И, после нецензурных стонов, Устинов записал в нем по пьяной диагонали, что он обошел, е-мое, все НМО и это ебанное КМО и везде, слышь ты, везде — замечаний нет.
Мы же вам говорили, что замечания должны быть!!!
Утром командир прочитал его ерунду и оставил Устинова служить еще раз.
— Сам виноват! — сказал ему оттраханный за него же командир БЧ, — Будет тебе урок! Думать надо! Желательно не жопой!
Но, глядя на убитого горем мичмана, добавил:
— Твое счастье, что трехсменка. Завтра сойдешь.
«Завтра» пришел циклон, готовность номер один и корабль выгнали на рейд. На неделю. Потом пошли обеспечивать стрельбы подводникам.
Потом надводникам. Потом береговикам.
Пришли — вечером оргпериод. Потом — опять циклон, рейд, стрельбы, рейд, стрельбы...
Вы думаете, что мы того, ебнутые? Нет, уверяю вас!
Наконец, пришли (блядь!). Наконец, ошвартовались!
Устинов побежал!
Нет, Устинов помчался к каюте старпома в надежде, что теперь-то... что вот!..
Увы! Он был в графике! На ночь! НМО вместе с КМО!
Почерневший Устинов впал в прострацию. Он сидел в каюте и не слышал команд и сигналов «Большого Сбора», он вообще ничего не слышал.
Из прострации его вывел сослуживец, бредущий по коридору. Он весело заглянул в каюту и воскликнул: «Слышь, Андрюха! Зам сказал, что для плавсостава открыта льготная подписка на журнал „Огонек“ и на журнал (тут он, сволочь, подмигнул) „Смены боевого заместительства“...
Устинов бежал за ним, пока ноги несли...
Все мечтал убить...
Все по порядку: с кораблей нас спускают.
Не понять, что я только что сказал, могут только глубоко гражданские люди, поэтому для них еще раз: спускают нас.
Не часто. Спускают только если корабль, конечно же, у пирса, и еще если нет штормовой готовности номер один, два, три, потом, если корабль не в дежурстве по... (по ПВО, ПДО, КПУГ и прочее), если на нем не оргпериод, не сдача задачи, не подготовка к встрече, не «устранение замечаний по задаче и встрече», если нет замечаний по материальной части и еще по всему... запамятовал, что-то было еще... вот ведь, что жизнь с нами делает, а? Перестаешь помнить элементарные вещи... что-то еще... нет... не помню... в общем, да... спускают нас... многие говорят: «Как говно», — но я с этим не согласен... спускают...
А куда спускают? Да на берег же! Е-мое! К мамкам! В постель! ИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ!!!
Но только в том случае, если тебя нет в СМЕНЕ БОЕВОГО ЗАМЕСТИТЕЛЬСТВА.
Вот! Для того и нужен журнал. Боевого заместительства. Это когда на корабле должно, независимо ни от чего, находиться тридцать процентов всего личного состава каждой боевой части.
Как правило, сидит не тридцать, а пятьдесят процентов. На всякий случай.
Рубка дежурного ломится от всевозможных журналов, проверок, обходов, телефонограмм, замечаний.
Там же лежит и журнал «Смены боевого заместительства».
Вечером старший на борту расписывает в этом журнале народ для особых ночных проверок несения дежурно-вахтенной службы. То есть, один народ служит, как и положено, по ночам, а другой народ из состава оставленного без схода народа проверяет, как он — тот первый народ — несет свою службу.
Вам уже кажется, что мы все придурки?
Мне так не кажется.
Ночь разбита на часы, в течение которых несчастные — их для этого будят — должны обойти дозором других несчастных и записать: «тамбур 33: не опломбирован ОУ-5 (БЧ-2), кубрик номер три: не отмаркировано АСИ (БЧ-3), дозорный по живучести старший матрос Кутак слабо знает статью 324 КУ ВМФ (БЧ-5)...» — и так далее.
Замечания обязательно должны быть, иначе тебя оставят еще раз «обеспечивать», но написать надо такие замечания, чтобы в течение дня их можно было устранить заведующими этих замечаний, а то потом они тебе такое напишут, когда сами сидеть останутся, что ты за всю оставшуюся жизнь не устранишь.
Обычно с вечера, когда рассыльный с приговором пофамильно обходит каюты офицеров и мичманов и предупреждает их во сколько и кому вставать ночью, начинается подкуп рассыльного. Например, за пачку сигарет он не будет будить тебя ночью, а сам впишет заранее данные ему тобой замечания или принесет журнал после подъема, утром, где в оставленном окне между записями других несчастных ты впишешь свое.
Вам все еще кажется, что все мы идиоты? Да бросьте вы!
Мичман Устинов — ленивый, толстый, грубый — ненавидел матросов, а они ненавидели его. Из-за этой самой ненависти с мичманом Устиновым никто не договаривался, и он, будучи в журнале, вставал фактически, или только пытался встать, о чем речь пойдет гораздо ниже.
Есть на корабле заведование механиков: HMO , KMO , ПУДХ, КГБ, БАБАБА, ТРАТАТА — половина корабля. Одних только КВП (коридоров гребных валов) аж четыре и, спустившись глубоко, по ним полночи можно на карачках ползать.
Корабль пришел с моря. Мичман Устинов не был на жене девять дней. После швартовки он с надеждой животного глянул в график боевого заместительства, повешенный перед каютой старпома — увы!
Насчет законного схода фортуна показала ему свою полную жопу.
Командир группы, вызвав Устинова, с сочувствием всучил ему пузырь со спиртом и выразил надежду, что тот его всосет завтра на берегу.
Во время вечернего чая, пожелав «приятного...», с нескрываемым злорадством, рассыльный вручил Устинову журнал на подпись. В журнале значилось, что он — Устинов — должен был обойти все помещения БЧ-5, которые мы выше попытались перечислить, с трех до четырех ночи.
После вечерней поверки старпом оставил на юте офицеров и мичманов, измотанных недельным выходом (в Охотском опять штормило), на инструктаж.
После инструктажа Устинов сейчас же выпил все до последней капли и упал в койку.
В три часа ночи чудовищным стуком в дверь, после чего в том коридоре уже все спали чутко, Устинов был разбужен и в нос ему был сунут журнал.
И, после нецензурных стонов, Устинов записал в нем по пьяной диагонали, что он обошел, е-мое, все НМО и это ебанное КМО и везде, слышь ты, везде — замечаний нет.
Мы же вам говорили, что замечания должны быть!!!
Утром командир прочитал его ерунду и оставил Устинова служить еще раз.
— Сам виноват! — сказал ему оттраханный за него же командир БЧ, — Будет тебе урок! Думать надо! Желательно не жопой!
Но, глядя на убитого горем мичмана, добавил:
— Твое счастье, что трехсменка. Завтра сойдешь.
«Завтра» пришел циклон, готовность номер один и корабль выгнали на рейд. На неделю. Потом пошли обеспечивать стрельбы подводникам.
Потом надводникам. Потом береговикам.
Пришли — вечером оргпериод. Потом — опять циклон, рейд, стрельбы, рейд, стрельбы...
Вы думаете, что мы того, ебнутые? Нет, уверяю вас!
Наконец, пришли (блядь!). Наконец, ошвартовались!
Устинов побежал!
Нет, Устинов помчался к каюте старпома в надежде, что теперь-то... что вот!..
Увы! Он был в графике! На ночь! НМО вместе с КМО!
Почерневший Устинов впал в прострацию. Он сидел в каюте и не слышал команд и сигналов «Большого Сбора», он вообще ничего не слышал.
Из прострации его вывел сослуживец, бредущий по коридору. Он весело заглянул в каюту и воскликнул: «Слышь, Андрюха! Зам сказал, что для плавсостава открыта льготная подписка на журнал „Огонек“ и на журнал (тут он, сволочь, подмигнул) „Смены боевого заместительства“...
Устинов бежал за ним, пока ноги несли...
Все мечтал убить...
НА КОРОЛЕВСКОМ ФЛОТЕ
Черноморский флот у нас считался королевским.
Почему? Потому что все на нем ритуально и мануально.
Эту историю мне рассказал мичман Степчук, прибывший на Камчатку за пенсией и деньгами.
История такая: Черноморский флот. Подготовка ко Дню ВМФ. Святая святых. Корабли за неделю на рейде. Готовятся. Все лижется, драится, красится. Борт корабля номер такой-то. За сутки до праздника с ужасом обнаруживается, что сильно испорчены флаги расцвечивания. То ли крысы, то ли вода на них попала. Бог знает. Вообще, беда.
Командир по УКВ связывается со службой тыла и, снарядив командирский катер, отправляет туда наиответственнейшего лейтенанта. За флагами. Суббота.
Заведующая складом, тетка, вызванная оперативным через рассыльного с аварийным лицом, чтоб оказать экстренную помощь кораблю в беде, весь свой выходной день проторчала у склада. Вечером плюнула и ушла.
А лейтенант, оказавшись в Севастополе и глотнув свободы первый раз в полгода, просто загулял, в нетрезвом состоянии был задержан патрулем и доставлен в комендатуру.
Уж вечер близится, а флагов все нет.
Командир нервничает, потом он не выдерживает, идет в радиорубку. Происходит активнейший радиообмен с берегом, в ходе которого все и выясняется: флагов нет, лейтенант — в тюрьме. Командир даже застонал, предвкушая, как он будет резать лейтенанта на куски.
С помощью своего однокашника — оперативного дежурного Черноморского флота — командир договаривается о вызволении лейтенанта из плена.
Заключительная часть. Все та же суббота. После вечернего чая продолжение аврала. Весь экипаж на верхней палубе — наносит последние штрихи.
Подходит катер с бедолагой лейтенантом.
Командир на мостике с микрофоном корабельной трансляции:
— А-а-а... леееей-те-нант!!! ССЫТЕ НА НЕГО!!! По правому борту встать к борту! Захождение! ССЫТЕ!..
Все. Амба.
Почему? Потому что все на нем ритуально и мануально.
Эту историю мне рассказал мичман Степчук, прибывший на Камчатку за пенсией и деньгами.
История такая: Черноморский флот. Подготовка ко Дню ВМФ. Святая святых. Корабли за неделю на рейде. Готовятся. Все лижется, драится, красится. Борт корабля номер такой-то. За сутки до праздника с ужасом обнаруживается, что сильно испорчены флаги расцвечивания. То ли крысы, то ли вода на них попала. Бог знает. Вообще, беда.
Командир по УКВ связывается со службой тыла и, снарядив командирский катер, отправляет туда наиответственнейшего лейтенанта. За флагами. Суббота.
Заведующая складом, тетка, вызванная оперативным через рассыльного с аварийным лицом, чтоб оказать экстренную помощь кораблю в беде, весь свой выходной день проторчала у склада. Вечером плюнула и ушла.
А лейтенант, оказавшись в Севастополе и глотнув свободы первый раз в полгода, просто загулял, в нетрезвом состоянии был задержан патрулем и доставлен в комендатуру.
Уж вечер близится, а флагов все нет.
Командир нервничает, потом он не выдерживает, идет в радиорубку. Происходит активнейший радиообмен с берегом, в ходе которого все и выясняется: флагов нет, лейтенант — в тюрьме. Командир даже застонал, предвкушая, как он будет резать лейтенанта на куски.
С помощью своего однокашника — оперативного дежурного Черноморского флота — командир договаривается о вызволении лейтенанта из плена.
Заключительная часть. Все та же суббота. После вечернего чая продолжение аврала. Весь экипаж на верхней палубе — наносит последние штрихи.
Подходит катер с бедолагой лейтенантом.
Командир на мостике с микрофоном корабельной трансляции:
— А-а-а... леееей-те-нант!!! ССЫТЕ НА НЕГО!!! По правому борту встать к борту! Захождение! ССЫТЕ!..
Все. Амба.
МАКАРЕНКО
Старпом Твердохлебов решительно объявил войну матерщинникам.
Раздобыл где-то слова великого педагога Макаренко о том, что «... не все понимают простую очевидную истину: МАТЕРНОЕ СЛОВО — есть слово не прекращенное, мелкое, бедное, дешевое. Гадость. Признак первобытной культуры. Глубокое и полное отрицание человеческой красоты...»
Старпом написал это все старательно на специальной картонке и покрыл лаком.
После этого он начал бороться.
Отловив матерящегося моряка, старпом ставил его рядом со своей каютой, давал в руки эту карточку и заставлял учить наизусть.
То есть, все шло как по маслу.
И тут старпома вызывает командир:
— Владимир Петрович! У нас ЧП. Только что позвонили с комендатуры. Уф!!! Начальник патруля мичман Занавескин — вы должны знать этого мудака — оставил своих помощников у кинотеатра «Океан» «на пять минут». Зашел, предупредив их, в буфет «Океана» попить минералки.
Помощники, естественно матросы — два ублюдка — зная мичмана, его «пять минут» и его «минералку», сняли повязки, купили в ларьке водку в алюминиевых банках и «Сникерс», после чего они спрятались за кинотеатром, где все это и сожрали.
За этим занятием их обнаружил не кто-нибудь, а помощник коменданта гарнизона!!! Конечно же, уже доложили на флотилию!
После этого командир заорал:
— Старпом! Чем вы заняты? Вы заняты хуй знает чем! Мы боремся за звание «отличный корабль» и я, к примеру, скоро стану импотентом! Вы ЛИЧНО инструктировали патруль? ПОЧЕМУ ИЗ-ЗА ВАШЕЙ ЕБАННОЙ ПОДГОТОВКИ ПАТРУЛЯ Я ДОЛЖЕН ЛОЖИТЬСЯ ПОД КОМБРИГА?!! А?!! ХОРОШИЙ КОРАБЛЬ — ЭТО ХОРОШИЙ КОМАНДИР! ПЛОХОЙ КОРАБЛЬ — ЭТО ПЛОХОЙ СТАРПОМ!!! — ну, и так далее...
Через полчаса отодранный старпом увидел у своей каюты двух матросов.
Те были оставлены им учить слова Макаренко.
— Выучили?
— Никак нет, товарищ капитан-лейтенант! Что-то никак не лезет в голову!
— В голову? Да у вас не голова! У вас хуй знает что! Как туда может хоть что-то залезть? Как? Господи! Хоть бы вы все сдохли! Пиздюки и пиздюшата! Марш к боцману, и пусть он вам даст самую наихуевейшую работу! А потом ко мне! Оба! До утра учить Макаренко!..
Раздобыл где-то слова великого педагога Макаренко о том, что «... не все понимают простую очевидную истину: МАТЕРНОЕ СЛОВО — есть слово не прекращенное, мелкое, бедное, дешевое. Гадость. Признак первобытной культуры. Глубокое и полное отрицание человеческой красоты...»
Старпом написал это все старательно на специальной картонке и покрыл лаком.
После этого он начал бороться.
Отловив матерящегося моряка, старпом ставил его рядом со своей каютой, давал в руки эту карточку и заставлял учить наизусть.
То есть, все шло как по маслу.
И тут старпома вызывает командир:
— Владимир Петрович! У нас ЧП. Только что позвонили с комендатуры. Уф!!! Начальник патруля мичман Занавескин — вы должны знать этого мудака — оставил своих помощников у кинотеатра «Океан» «на пять минут». Зашел, предупредив их, в буфет «Океана» попить минералки.
Помощники, естественно матросы — два ублюдка — зная мичмана, его «пять минут» и его «минералку», сняли повязки, купили в ларьке водку в алюминиевых банках и «Сникерс», после чего они спрятались за кинотеатром, где все это и сожрали.
За этим занятием их обнаружил не кто-нибудь, а помощник коменданта гарнизона!!! Конечно же, уже доложили на флотилию!
После этого командир заорал:
— Старпом! Чем вы заняты? Вы заняты хуй знает чем! Мы боремся за звание «отличный корабль» и я, к примеру, скоро стану импотентом! Вы ЛИЧНО инструктировали патруль? ПОЧЕМУ ИЗ-ЗА ВАШЕЙ ЕБАННОЙ ПОДГОТОВКИ ПАТРУЛЯ Я ДОЛЖЕН ЛОЖИТЬСЯ ПОД КОМБРИГА?!! А?!! ХОРОШИЙ КОРАБЛЬ — ЭТО ХОРОШИЙ КОМАНДИР! ПЛОХОЙ КОРАБЛЬ — ЭТО ПЛОХОЙ СТАРПОМ!!! — ну, и так далее...
Через полчаса отодранный старпом увидел у своей каюты двух матросов.
Те были оставлены им учить слова Макаренко.
— Выучили?
— Никак нет, товарищ капитан-лейтенант! Что-то никак не лезет в голову!
— В голову? Да у вас не голова! У вас хуй знает что! Как туда может хоть что-то залезть? Как? Господи! Хоть бы вы все сдохли! Пиздюки и пиздюшата! Марш к боцману, и пусть он вам даст самую наихуевейшую работу! А потом ко мне! Оба! До утра учить Макаренко!..