Борис Пильняк
Наследники
I
С Соколовой горы, говорит предание, пришел Стенька Разин, – и уже в книгах есть о том, что оттуда же подступал Емельян Пугачев. Соколова гора стоит над Волгою и степями, хмуро оборвалась в Волгу, разбойную реку. Стоит город над Волгою. У Глебычева оврага, около Старого собора (стоит у Старого собора пушка, Пугачевым оставленная), в старом городе, на взвозе от Волги, застряв от позапрошлого века, стоит старый дом с колоннами по фасаду, окрашенный охрой. Некогда в доме давались балы и жил именитый дворянский род Расторовых. Последние двадцать лет в доме, вместе с домом, умирала старая хозяйка его, Ксения Давыдовна, старая дева. В тысяча девятьсот семнадцатом октябре она умерла, и в доме, сыром, холодном, разваливающемся, раскраденном, жили – наследники. Разметались было по лицу России, строили свою жизнь в Петербурге, Москве и Париже, двадцать лет дом пустовал, умирая, – пришла революция, взметнулась народная вольница: сородичи Расторовского рода собрались в свое гнездо, – от революции, от голода.
Над степью, Волгой и городом творились метели, скакали снежные кони, – творилась революция, вольная вольница. Комнаты в доме были стары, темны, сыры, холодны. За окнами был Старый собор и под взвозом лежала Волга, в белых снегах, с замерзшими пароходами у пристаней, в семь верст шириною.
Сначала в доме жили коммуною. Но, верно, коммунизм слишком несовершенен для генералов – разгородились, окопались каждый в своей комнате, каждый со своим горшком и самоваром. Живут в доме злобно, скучно, мелочно, ненужно, проклиная революцию и жизнь, живут оторванные от жизни, вне жизни, обернувшись к старому.
Над степью, Волгой и городом творились метели, скакали снежные кони, – творилась революция, вольная вольница. Комнаты в доме были стары, темны, сыры, холодны. За окнами был Старый собор и под взвозом лежала Волга, в белых снегах, с замерзшими пароходами у пристаней, в семь верст шириною.
Сначала в доме жили коммуною. Но, верно, коммунизм слишком несовершенен для генералов – разгородились, окопались каждый в своей комнате, каждый со своим горшком и самоваром. Живут в доме злобно, скучно, мелочно, ненужно, проклиная революцию и жизнь, живут оторванные от жизни, вне жизни, обернувшись к старому.
II
В семь часов, когда еще синяя муть, просыпается генерал Кирилл Львович, надевает бухарский халат с кистями и, запалив свечку от лампады, идет в нужник. В нужнике холодно, клубит пар, на стульчаке, как в трактирах, грязь и ледяные глетчеры, генерал хрипит строго, зажимает нос, затем будит жену и шипит:
– Анна! Это черт знает. Этто ччерт… Спроси у твоих родственников, кто так портит ватер? – ведь у нас прислуги нет!
В комнате тесно наставлены вещи. Это и спальня, и гостиная, и столовая. В приземистые оконца, в тяжелых шторах, идет синяя муть.
– Ведь у нас прислуги нет! Ччерт. Сегодня ставить самовар твоя очередь. Гильз нет? – Генерал ходит по комнате с руками назад, пальцы его в бриллиантах.
– А тебе идти в районку за хлебом, – говорит Анна Андреевна.
– Знаю. Оставь, пожалуйста. В доме живет четыре семьи и не могут сорганизовать, чтобы по очереди ходили за хлебом. Дай лист бумаги, чернила и кнопки.
Генерал садится к столу и пишет:
– Черт знает. Сергей с семьей занимает три комнаты, а мы одну. Я уеду отсюда. А еще родственники. Гильз нет?
– Анна! Это черт знает. Этто ччерт… Спроси у твоих родственников, кто так портит ватер? – ведь у нас прислуги нет!
В комнате тесно наставлены вещи. Это и спальня, и гостиная, и столовая. В приземистые оконца, в тяжелых шторах, идет синяя муть.
– Ведь у нас прислуги нет! Ччерт. Сегодня ставить самовар твоя очередь. Гильз нет? – Генерал ходит по комнате с руками назад, пальцы его в бриллиантах.
– А тебе идти в районку за хлебом, – говорит Анна Андреевна.
– Знаю. Оставь, пожалуйста. В доме живет четыре семьи и не могут сорганизовать, чтобы по очереди ходили за хлебом. Дай лист бумаги, чернила и кнопки.
Генерал садится к столу и пишет:
«Господа! У насъ нђтъ прислуги, мы сами должны убирать за собою. Не всякiй можетъ садиться орломъ, и потому прошу быть аккуратнђе.Кирилл Львович – не наследник, из рода Расторовых его жена, он приехал с нею. Кирилл Львович берет свое объявление и вешает его у дверей нужника. Затем опять ходит по комнате, поблескивая бриллиантами, и говорит ворчливо:
Кириллъ Лежневъ.»
– Черт знает. Сергей с семьей занимает три комнаты, а мы одну. Я уеду отсюда. А еще родственники. Гильз нет?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента