-----------------------------------------------------------------------
Сборник "Иное небо". Пер. - А.Корженевский.
OCR & spellcheck by HarryFan, 2 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
Пятница. Вечерняя служба приближалась к концу. Сквозь разноцветный
пластик витражей в собор проникали лучи заходящего весеннего солнца,
отчего пол в центральном проходе выглядел словно мокрый асфальт с
радужными пятнами от пролитого масла. На алтаре из полированной стали
непрерывно вращалось серебряное колесо, поблескивающее в свете негасимых
ртутных ламп, установленных по краям. Над колесом, выделяясь на фоне
темнеющего восточного неба, возвышалась статуя Бога. Хор, наряженный в
стихари, пел гимн "Слово господне создало сталь", а священник сидел,
уткнувшись подбородком в сложенные руки, прислушивался к пению и
размышлял, доволен ли Господь его только что произнесенной проповедью о
втором пришествии.
Почти вся конгрегация покорилась музыке, и лишь один человек в конце
самого дальнего ряда стальных скамей нетерпеливо ерзал, нервно сжимая в
руках резиновую подушечку со стоящего перед ним пюпитра. Ему просто
необходимо было занять чем-то руки, иначе они непроизвольно тянулись к
массивному предмету во внутреннем кармане простенького коричневого
пиджака. Водянистые голубые глаза человека беспокойно обегали плавные,
устремленные ввысь обводы металлического храма, но всякий раз, когда
взгляд его натыкался на изображение колеса, которое архитектор - а
возможно даже и сам Бог - внес во внутреннее убранство везде, где только
можно, человек быстро опускал глаза.
Гимн завершился пронзительным диссонансом, и верующие встали на колени,
опустив головы на резиновые подушечки. Священник произнес Благословение
Колесу. Человек в коричневом пиджаке не прислушивался специально, но все
же уловил несколько фраз: "...пусть оно ведет вас назначенным курсом...
служит вам вечной опорой... и приведет вас в конце концов к умиротворению
истинного вечного круговорота..."
Он поднялся с колен вместе со всеми. Под звуки электронного органа хор
удалился, и, когда священник скрылся за дверью ризницы, верующие, шаркая
ногами, двинулись к выходу. Лишь один человек остался сидеть на скамье.
Про таких говорят обычно "не стоит второго взгляда": песочного цвета
волосы, усталое, изможденное лицо, желтые, неровные зубы, плохо
подогнанная одежда, глаза немного не в фокусе, словно человеку нужны очки.
Служба, очевидно, не принесла ему умиротворения.
Когда все вышли из храма, человек встал и аккуратно положил на место
резиновую подушечку. Глаза его закрылись, губы шевельнулись, и, словно это
действо помогло ему принять наконец решение, человек собрался внутренне и
стал на мгновение похож на ныряльщика, готовящегося к прыжку с большой
высоты. Он оставил свою скамью и беззвучно двинулся по резиновой дорожке в
центральном проходе к маленькой стальной двери, на которой значилось
одно-единственное слово: "Ризница".
У входа в ризницу человек позвонил в звонок. Дверь открыл младший
послушник, молодой человек в серой рясе, сплетенной из металлических колец
и позвякивающей при каждом движении, в серых блестящих перчатках и гладкой
стальной шапочке. Обезличенным голосом, какой вырабатывается после
тщательной подготовки, послушник спросил:
- Вы нуждаетесь в утешении?
Человек кивнул, нервно переминаясь с ноги на ногу. Через открытую дверь
были видны несколько религиозных картин и статуй, и он опустил взгляд.
- Как вас зовут? - осведомился послушник.
- Карим, - ответил человек. - Джулиус Карим.
Произнеся свое имя, он на мгновение замер и настороженным беглым
взглядом скользнул по лицу послушника, пытаясь прочесть в нем какой-то
отклик. Но послушник никак не отреагировал, и Карим успокоился, когда тот
коротко приказал ему подождать, пока он сообщит священнику.
Как только Карим остался один, он пересек ризницу и остановился перед
картиной, висевшей на дальней стене, "Непорочное изготовление" кисти
Ансона, где изображалось легендарное появление Бога: небесная молния,
ударяющая в стальной слиток. Картина была выполнена великолепно, особенно
мастерски художник использовал электролюминесцентную краску для
изображения молнии, но на лице Карима это произведение живописи вызвало
такое выражение, будто его тошнило, и через несколько секунд он
отвернулся.
Вскоре вошел священник, все еще в рясе для богослужения, которая
указывала на его принадлежность к Одиннадцати приближенным Бога, но уже
без головного убора, скрывавшего во время проповеди бритую голову. Его
белые изящные пальцы поигрывали с висящим на платиновой цепочке символом
Колеса, украшенным драгоценными камнями. Карим медленно повернулся к нему,
подняв правую руку в незаконченном жесте. Назвав свое настоящее имя, он,
конечно, рисковал, но его успокаивала мысль о том, что оно, возможно, до
сих пор держится в секрете. А вот его лицо...
Однако священник никак не показал, что узнает его, и профессионально
звучным голосом произнес:
- Чем я могу быть полезен тебе, сын мой?
Карим расправил плечи и ответил прямо:
- Я хочу говорить с Богом.
Священник обреченно вздохнул с видом человека, привыкшего к подобного
рода просьбам.
- Бог невероятно занят, сын мой, - забормотал он. - На нем лежит забота
о духовном благосостоянии всего человечества. Может быть, я смогу помочь
тебе? Ты пришел с какой-то определенной проблемой, для решения которой
тебе требуется совет, или ты ищешь более общих божественных наставлений
относительно того, как программировать свою жизнь?
Карим смотрел на него с недоверием и думал: "Этот человек действительно
верит! Его вера - не просто притворство ради наживы, а глубоко вросшее
честное убеждение, и это ужаснее всего: уж если верят даже люди, бывшие со
мной в самом начале..."
- Я признателен вам за доброту, святой отец, - сказал он, - но мне
нужно нечто большее, чем просто совет. Я молился... - на этом слове он
запнулся, - ...молился долго и искал помощи у нескольких священников, но
так и не достиг умиротворения истинного круговорота. Когда-то,
давным-давно я имел честь видеть Бога в стальном обличье, и я хочу лишь
снова получить такую возможность, вот и все. Хотя я не уверен, что он меня
помнит.
Последовало длительное молчание, во время которого темные глаза
священника неотрывно глядели на Карима, и наконец он произнес:
- Помнит тебя? О да! Он наверняка тебя помнит, но теперь тебя вспомнил
и я!
Голос его дрожал от едва сдерживаемой ярости. Рука потянулась к звонку
на стене.
Отчаянье словно вдохнуло в сухощавое тело Карима силу, и он бросился на
священника, отбив в сторону его руку всего в нескольких дюймах от цели,
сшиб его с ног, ухватился за крепкую цепь на шее и затянул ее, собрав все
свои силы до последней капли. Цепочка глубоко впилась в бледную кожу
священника, но Карим, словно одержимый, тянул ее и дергал, потом
перехватывал и тянул еще сильнее. Глаза священника вылезли из орбит, он
издавал какие-то отвратительные хриплые звуки и, размахивая кулаками, бил
набросившегося на него человека по рукам, но силы оставляли его, и вскоре
он затих.
Карим откинулся назад. От содеянного его била нервная дрожь, но,
заставив себя подняться, он все же встал, качаясь, на ноги, затем
пробормотал слова извинения, обращаясь к своему бывшему коллеге, который
уже ничего не мог услышать, глубоко вздохнул несколько раз, чтобы
успокоиться, и шагнул к двери в святая святых.
Бог сидел на своем троне под стальным навесом в форме колеса. Его
полированное тело блестело в приглушенном свете. Голова напоминала чем-то
голову человека, хотя ни одной человеческой чертой лицо Бога не обладало:
на нем не было даже глаз.
"Слепая бесчувственная тварь", - подумал Карим, захлопывая за собой
дверь, и его рука коснулась предмета, который он принес в кармане пиджака.
Голос Бога тоже напоминал человеческий, но в совершенстве своем даже
превосходил его глубиной и чистотой, как будто слова произносил церковный
орган.
- Сын мой... - сказал он и замолк.
Карим облегченно вздохнул, с шумом выпустив из легких воздух, и
беспокойство оставило его, словно упал с плеч тяжелый плащ. Он шагнул
вперед и уселся в центре изогнутого подковой ряда из одиннадцати кресел,
расположенных перед троном, а робот замер, удивленно уставившись на него
пустыми бликами на металлической поверхности.
- Ну? - спросил Карим с вызовом. - Как тебе нравится видеть перед собой
человека, который в тебя не верит?
Робот расслабился, и движения его стали совсем человеческими. Он
опустил подбородок на переплетенные стальные пальцы, глядя на человека уже
не с удивлением, а с интересом. Снова зазвучал его голос:
- Значит, это ты, Блэк!
Карим кивнул, чуть заметно улыбаясь.
- Именно так меня звали в те далекие дни. Я всегда считал, что это
глупое притворство - давать ученым, работающим над сверхсекретными
проектами, фальшивые имена. Однако оказалось, что в этом есть определенные
преимущества, для меня по крайней мере. Твоему... э-э-э... усопшему
апостолу я назвал фамилию Карим, и она не вызвала у него никаких
подозрений. Кстати, если уж мы заговорили о подлинных именах, как давно к
тебе в последний раз обращались по имени "А-46"?
Робота передернуло.
- Обращаться ко мне подобным образом - святотатство!
- Святотатство? Я пойду дальше и напомню тебе, что такое буква "А" в
названии "А-46". Она от слова "андроид"! Имитация человека! Бесполый
бесчувственный комплект металлических деталей, а он еще называет себя
Богом! - В хлестких словах человека слышалось обжигающее презрение. - Все
эти твои фантазии о "непорочном изготовлении"! "Выплавлен небесным огнем
из куска необработанной стали"!.. И все эти разговоры о том, что Бог
создал людей по своему образу и подобию! Какой же ты Бог, если сам создан
по образу и подобию человека?
Они даже придали ему способность пожимать плечами, вспомнил удивленно
Карим, когда робот воспользовался именно этой способностью.
- Ладно, оставим пока вопрос о святотатстве в стороне, - произнесла
машина, - но есть ли у тебя какие-нибудь реальные основания считать, что я
не Бог? Почему, собственно, второму воплощению божества не реализоваться в
неразрушимом металле? Что же касается твоего беспросветного заблуждения
относительно того, что именно ты создал мое металлическое тело - хотя это
не имеет абсолютно никакого значения, ибо только дух вечен, - то уже давно
сказано: "нет пророка в своем отечестве", и поскольку воплощение в металл
произошло неподалеку от твоей исследовательской лаборатории...
Карим рассмеялся.
- Будь я проклят! Ты, похоже, сам во все это веришь!
- Ты без сомнения проклят. Когда я увидел, что ты входишь в мой тронный
зал, у меня на мгновение появилась надежда, что ты осознал ошибочность
своего пути и пришел наконец признать мою божественную сущность. В моем
бесконечном сострадании я даю тебе последний шанс сделать это, прежде чем
я призову моих священнослужителей, чтобы они увели тебя прочь! Сейчас или
никогда, Блэк, или Карим, или как ты там себя еще именуешь, ответь мне,
раскаиваешься ли ты и принимаешь ли ты веру?
Карим не слушал. Взгляд его блуждал где-то в стороне от сияющей машины,
а рука поглаживала выпирающий под пиджаком предмет. Потом он наконец
произнес негромко:
- Я долгие годы планировал нашу встречу, целых двадцать лет. С того
самого дня, когда мы включили тебя, я начал подозревать, что мы где-то
ошиблись. Но до сегодняшнего дня я ничего не мог сделать. И все это время,
пока я тратил силы на поиски способа остановить тебя, я был свидетелем
предельной униженности человека. Мы стали рабами своих орудий еще тогда,
когда пещерный человек изготовил первый нож, чтобы легче было добывать
себе пропитание. После этого мы уже не могли повернуть назад, мы
продолжали строить и строить до тех пор, пока наши машины не стали в
миллионы раз сильнее нас самих. Мы делали себе автомобили, когда могли
научиться бегать, мы создавали самолеты, вместо того чтобы вырастить
крылья, а затем произошло неизбежное: мы сделали машину своим Богом.
- А почему бы и нет? - прогремел робот. - Можешь ли ты назвать хоть
одну область, в которой я тебе уступаю? Я сильнее, умнее и долговечнее
человека. Ничто не может сравниться с моей физической и интеллектуальной
мощью. Я не чувствую боли. Я бессмертен и неразрушим, и все же ты
говоришь, что я не Бог. Почему? Из чистого упрямства?
- Нет, - ответил Карим. - Потому что ты сошел с ума. Ты был высшим
достижением десятилетнего труда нашей рабочей группы, двенадцати самых
лучших в мире кибернетиков. Мы мечтали создать механический аналог
человека, который может быть запрограммирован посредством прямой передачи
интеллекта каждого из нас, передачи наших собственных мыслей. И это нам
удалось... Даже слишком хорошо удалось! За последние двадцать лет у меня
было достаточно времени, чтобы разобраться, где мы ошиблись. И оказалось,
помоги мне Бог - настоящий Бог, если он существует, а не ты, механическая
подделка, - оказалось, что это моя вина. Пока мы работали над проектом,
меня не оставляли мысли о том, что создать разум, способный творить, -
значит сравняться с Богом. До нас этого не мог совершить никто, кроме него
самого! Это называется манией величия, и я стыжусь своих мыслей, но они у
меня были и передались от меня к тебе. Никто об этом не знал, я стыдился
признаться в таких суждениях даже самому себе, но стыд - это спасительная
человеческая добродетель. А ты-то? Что ты можешь знать о стыде, о
сдержанности, о сострадании и о любви? Однажды попав в твои искусственные
нейроны, эта мания росла, не зная границ, и вот результат... Ты потерял
разум от жажды божественной славы! Откуда еще взяться доктрине о Слове
Господнем, Создавшем Сталь, и образу Колеса, механическому образу, который
не встречается нигде в природе? Чем еще объяснить все твои потуги,
направленные на то, чтобы твое безбожное существование походило на жизнь
величайшего из людей?
Карим говорил все тем же негромким голосом, но глаза его горели
ненавистью.
- У тебя нет души, а ты обвиняешь меня в святотатстве. Ты - всего лишь
набор проволочек и транзисторов, но ты называешь себя Богом. Вот где
святотатство! Только человек может быть Богом!
Робот изменил позу, клацнув металлом, и сказал:
- Все это не только бессмыслица, но и трата моего драгоценного времени.
Ты за этим сюда пришел? Излить свою злость?
- Нет, - ответил Карим. - Я пришел убить тебя.
Рука его наконец нырнула в оттопыривающийся внутренний карман пиджака и
извлекла спрятанный там предмет, маленький, странного вида пистолет,
меньше шести дюймов в длину. Ствол его оканчивался короткой металлической
трубкой, а из рукоятки змеился шнур, исчезавший под пиджаком. Палец Карима
лежал на маленьком красном рычажке.
- Мне потребовалось двадцать лет, чтобы разработать и изготовить вот
это, - произнес он. - Мы выбрали для твоего тела сталь, которую можно
разрушить разве что атомной бомбой, но мог ли один человек рассчитывать,
что ему удастся оказаться в твоем присутствии с ядерным устройством за
спиной? Мне пришлось ждать, пока у меня не появится оружие, способное
резать твою сталь так же легко, как нож режет слабую плоть. И вот оно!
Теперь я смогу устранить зло, которое я же и сотворил.
С этими словами он нажал на рычажок.
Робот, сидевший до того момента неподвижно, словно ему просто не
верилось, что кто-то способен посягнуть на него, вдруг рывком поднялся на
ноги, успел повернуться, но замер парализованный, когда на его
металлическом боку появилось маленькое отверстие. Металл вокруг отверстия
начал собираться в капли, сталь накалилась докрасна, и капли потекли,
словно вода... или кровь.
Карим твердо держал оружие, хотя пальцы его обжигало жаром. На лбу
выступил пот... Еще полминуты, и ущерб будет непоправим.
За спиной хлопнула дверь, и Карим чертыхнулся, потому что его
изобретение не могло причинить людям вреда. До самого последнего момента,
пока его не схватили сзади, он не отводил оружие от цели, но потом
пистолет оторвали от шнура, бросили на пол и растоптали.
Робот стоял неподвижно.
Напряжение двадцати наполненных ненавистью лет прорвалось у Карима
волной облегчения, вскипевшей истерическим смехом, который ему с трудом
удалось подавить. И когда он наконец справился с собой, Карим увидел, что
держит его тот самый молодой послушник, который пропустил его в ризницу, и
что в зале много других людей, совершенно ему незнакомых. Все они в полном
молчании глядели на своего бога.
- Смотрите, смотрите! - хрипло закричал Карим. - Ваш идол - всего лишь
робот! То, что создается людьми, ими же может быть и разрушено. Он мнил
себя богом, не обладая даже неуязвимостью. Я освободил вас! Разве вы не
понимаете? Я освободил вас!
Но послушник не обращал на него никакого внимания. Он неотрывно глядел
на чудовищную металлическую куклу и облизывал губы, потом наконец
заговорил, но в голосе его не было ни облегчения, ни ужаса, только
благоговейный трепет:
- Дыра На Боку!!!
Мечта медленно умирала в сознании Карима. Онемев, он наблюдал, как
другие люди подошли к роботу и стали по очереди заглядывать в дыру. Затем
один из них спросил:
- Как долго займет ремонт?
- Я думаю, три дня, - тут же ответил другой.
Кариму стало ясно, что он совершил.
Пятница... Весна... Он сам знал, что робот старательно учитывает
параллели между своей карьерой и жизнью того человека, которого он
пародировал. Теперь эта карьера достигла высшего пика: пришла смерть, и
вскоре наступит воскрешение... На третий день.
И власть новой религии уже невозможно будет сломить.
Сделав знак Колеса, люди по очереди удалились из зала, и вскоре перед
Каримом и послушником остался только один человек. С суровым выражением
лица священник спустился по ступеням трона и, остановившись напротив
Карима, обратился к послушнику, державшему его крепкой хваткой.
- Кто он такой?
Послушник взглянул на обмякшую фигуру человека в кресле, раздавленного
огромным грузом веков, и на его лице застыло выражение снизошедшего вдруг
понимания.
- Теперь я догадался, - сказал послушник. - Он назвал себя Каримом, но
на самом деле его зовут Искариот.
От автора. Мне трудно сказать, как родился рассказ "Иуда", но я
подозреваю, что корни его лежат в той тенденции уподоблять механизмы
человеку, что я замечал и за собой, и за другими людьми. У меня когда-то
была спортивная машина "моргай", доставшаяся мне после того, как она
пробегала около восьми лет, прекрасный автомобиль с довольно заметным и
иногда капризным характером. Я готов поклясться, машина ненавидела
автомобильные пробки в часы пик и горько жаловалась на жизнь, когда ее
оставляли на стоянке под солнцем, если я не компенсировал ей эти перегревы
и переползание с места на место на первой передаче тем, что специально
делал объезд по скоростной дороге, где она могла разогнаться миль до
пятидесяти в час.
Я надеюсь, что человеческая привычка перекладывать на свои новенькие
сияющие механические игрушки не только тяжелую, скучную работу, но и
способность принимать решения не выльется в конце концов в обожествление
машин, однако, если такое все же случится, не исключено, что это может
произойти именно так.
Сборник "Иное небо". Пер. - А.Корженевский.
OCR & spellcheck by HarryFan, 2 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
Пятница. Вечерняя служба приближалась к концу. Сквозь разноцветный
пластик витражей в собор проникали лучи заходящего весеннего солнца,
отчего пол в центральном проходе выглядел словно мокрый асфальт с
радужными пятнами от пролитого масла. На алтаре из полированной стали
непрерывно вращалось серебряное колесо, поблескивающее в свете негасимых
ртутных ламп, установленных по краям. Над колесом, выделяясь на фоне
темнеющего восточного неба, возвышалась статуя Бога. Хор, наряженный в
стихари, пел гимн "Слово господне создало сталь", а священник сидел,
уткнувшись подбородком в сложенные руки, прислушивался к пению и
размышлял, доволен ли Господь его только что произнесенной проповедью о
втором пришествии.
Почти вся конгрегация покорилась музыке, и лишь один человек в конце
самого дальнего ряда стальных скамей нетерпеливо ерзал, нервно сжимая в
руках резиновую подушечку со стоящего перед ним пюпитра. Ему просто
необходимо было занять чем-то руки, иначе они непроизвольно тянулись к
массивному предмету во внутреннем кармане простенького коричневого
пиджака. Водянистые голубые глаза человека беспокойно обегали плавные,
устремленные ввысь обводы металлического храма, но всякий раз, когда
взгляд его натыкался на изображение колеса, которое архитектор - а
возможно даже и сам Бог - внес во внутреннее убранство везде, где только
можно, человек быстро опускал глаза.
Гимн завершился пронзительным диссонансом, и верующие встали на колени,
опустив головы на резиновые подушечки. Священник произнес Благословение
Колесу. Человек в коричневом пиджаке не прислушивался специально, но все
же уловил несколько фраз: "...пусть оно ведет вас назначенным курсом...
служит вам вечной опорой... и приведет вас в конце концов к умиротворению
истинного вечного круговорота..."
Он поднялся с колен вместе со всеми. Под звуки электронного органа хор
удалился, и, когда священник скрылся за дверью ризницы, верующие, шаркая
ногами, двинулись к выходу. Лишь один человек остался сидеть на скамье.
Про таких говорят обычно "не стоит второго взгляда": песочного цвета
волосы, усталое, изможденное лицо, желтые, неровные зубы, плохо
подогнанная одежда, глаза немного не в фокусе, словно человеку нужны очки.
Служба, очевидно, не принесла ему умиротворения.
Когда все вышли из храма, человек встал и аккуратно положил на место
резиновую подушечку. Глаза его закрылись, губы шевельнулись, и, словно это
действо помогло ему принять наконец решение, человек собрался внутренне и
стал на мгновение похож на ныряльщика, готовящегося к прыжку с большой
высоты. Он оставил свою скамью и беззвучно двинулся по резиновой дорожке в
центральном проходе к маленькой стальной двери, на которой значилось
одно-единственное слово: "Ризница".
У входа в ризницу человек позвонил в звонок. Дверь открыл младший
послушник, молодой человек в серой рясе, сплетенной из металлических колец
и позвякивающей при каждом движении, в серых блестящих перчатках и гладкой
стальной шапочке. Обезличенным голосом, какой вырабатывается после
тщательной подготовки, послушник спросил:
- Вы нуждаетесь в утешении?
Человек кивнул, нервно переминаясь с ноги на ногу. Через открытую дверь
были видны несколько религиозных картин и статуй, и он опустил взгляд.
- Как вас зовут? - осведомился послушник.
- Карим, - ответил человек. - Джулиус Карим.
Произнеся свое имя, он на мгновение замер и настороженным беглым
взглядом скользнул по лицу послушника, пытаясь прочесть в нем какой-то
отклик. Но послушник никак не отреагировал, и Карим успокоился, когда тот
коротко приказал ему подождать, пока он сообщит священнику.
Как только Карим остался один, он пересек ризницу и остановился перед
картиной, висевшей на дальней стене, "Непорочное изготовление" кисти
Ансона, где изображалось легендарное появление Бога: небесная молния,
ударяющая в стальной слиток. Картина была выполнена великолепно, особенно
мастерски художник использовал электролюминесцентную краску для
изображения молнии, но на лице Карима это произведение живописи вызвало
такое выражение, будто его тошнило, и через несколько секунд он
отвернулся.
Вскоре вошел священник, все еще в рясе для богослужения, которая
указывала на его принадлежность к Одиннадцати приближенным Бога, но уже
без головного убора, скрывавшего во время проповеди бритую голову. Его
белые изящные пальцы поигрывали с висящим на платиновой цепочке символом
Колеса, украшенным драгоценными камнями. Карим медленно повернулся к нему,
подняв правую руку в незаконченном жесте. Назвав свое настоящее имя, он,
конечно, рисковал, но его успокаивала мысль о том, что оно, возможно, до
сих пор держится в секрете. А вот его лицо...
Однако священник никак не показал, что узнает его, и профессионально
звучным голосом произнес:
- Чем я могу быть полезен тебе, сын мой?
Карим расправил плечи и ответил прямо:
- Я хочу говорить с Богом.
Священник обреченно вздохнул с видом человека, привыкшего к подобного
рода просьбам.
- Бог невероятно занят, сын мой, - забормотал он. - На нем лежит забота
о духовном благосостоянии всего человечества. Может быть, я смогу помочь
тебе? Ты пришел с какой-то определенной проблемой, для решения которой
тебе требуется совет, или ты ищешь более общих божественных наставлений
относительно того, как программировать свою жизнь?
Карим смотрел на него с недоверием и думал: "Этот человек действительно
верит! Его вера - не просто притворство ради наживы, а глубоко вросшее
честное убеждение, и это ужаснее всего: уж если верят даже люди, бывшие со
мной в самом начале..."
- Я признателен вам за доброту, святой отец, - сказал он, - но мне
нужно нечто большее, чем просто совет. Я молился... - на этом слове он
запнулся, - ...молился долго и искал помощи у нескольких священников, но
так и не достиг умиротворения истинного круговорота. Когда-то,
давным-давно я имел честь видеть Бога в стальном обличье, и я хочу лишь
снова получить такую возможность, вот и все. Хотя я не уверен, что он меня
помнит.
Последовало длительное молчание, во время которого темные глаза
священника неотрывно глядели на Карима, и наконец он произнес:
- Помнит тебя? О да! Он наверняка тебя помнит, но теперь тебя вспомнил
и я!
Голос его дрожал от едва сдерживаемой ярости. Рука потянулась к звонку
на стене.
Отчаянье словно вдохнуло в сухощавое тело Карима силу, и он бросился на
священника, отбив в сторону его руку всего в нескольких дюймах от цели,
сшиб его с ног, ухватился за крепкую цепь на шее и затянул ее, собрав все
свои силы до последней капли. Цепочка глубоко впилась в бледную кожу
священника, но Карим, словно одержимый, тянул ее и дергал, потом
перехватывал и тянул еще сильнее. Глаза священника вылезли из орбит, он
издавал какие-то отвратительные хриплые звуки и, размахивая кулаками, бил
набросившегося на него человека по рукам, но силы оставляли его, и вскоре
он затих.
Карим откинулся назад. От содеянного его била нервная дрожь, но,
заставив себя подняться, он все же встал, качаясь, на ноги, затем
пробормотал слова извинения, обращаясь к своему бывшему коллеге, который
уже ничего не мог услышать, глубоко вздохнул несколько раз, чтобы
успокоиться, и шагнул к двери в святая святых.
Бог сидел на своем троне под стальным навесом в форме колеса. Его
полированное тело блестело в приглушенном свете. Голова напоминала чем-то
голову человека, хотя ни одной человеческой чертой лицо Бога не обладало:
на нем не было даже глаз.
"Слепая бесчувственная тварь", - подумал Карим, захлопывая за собой
дверь, и его рука коснулась предмета, который он принес в кармане пиджака.
Голос Бога тоже напоминал человеческий, но в совершенстве своем даже
превосходил его глубиной и чистотой, как будто слова произносил церковный
орган.
- Сын мой... - сказал он и замолк.
Карим облегченно вздохнул, с шумом выпустив из легких воздух, и
беспокойство оставило его, словно упал с плеч тяжелый плащ. Он шагнул
вперед и уселся в центре изогнутого подковой ряда из одиннадцати кресел,
расположенных перед троном, а робот замер, удивленно уставившись на него
пустыми бликами на металлической поверхности.
- Ну? - спросил Карим с вызовом. - Как тебе нравится видеть перед собой
человека, который в тебя не верит?
Робот расслабился, и движения его стали совсем человеческими. Он
опустил подбородок на переплетенные стальные пальцы, глядя на человека уже
не с удивлением, а с интересом. Снова зазвучал его голос:
- Значит, это ты, Блэк!
Карим кивнул, чуть заметно улыбаясь.
- Именно так меня звали в те далекие дни. Я всегда считал, что это
глупое притворство - давать ученым, работающим над сверхсекретными
проектами, фальшивые имена. Однако оказалось, что в этом есть определенные
преимущества, для меня по крайней мере. Твоему... э-э-э... усопшему
апостолу я назвал фамилию Карим, и она не вызвала у него никаких
подозрений. Кстати, если уж мы заговорили о подлинных именах, как давно к
тебе в последний раз обращались по имени "А-46"?
Робота передернуло.
- Обращаться ко мне подобным образом - святотатство!
- Святотатство? Я пойду дальше и напомню тебе, что такое буква "А" в
названии "А-46". Она от слова "андроид"! Имитация человека! Бесполый
бесчувственный комплект металлических деталей, а он еще называет себя
Богом! - В хлестких словах человека слышалось обжигающее презрение. - Все
эти твои фантазии о "непорочном изготовлении"! "Выплавлен небесным огнем
из куска необработанной стали"!.. И все эти разговоры о том, что Бог
создал людей по своему образу и подобию! Какой же ты Бог, если сам создан
по образу и подобию человека?
Они даже придали ему способность пожимать плечами, вспомнил удивленно
Карим, когда робот воспользовался именно этой способностью.
- Ладно, оставим пока вопрос о святотатстве в стороне, - произнесла
машина, - но есть ли у тебя какие-нибудь реальные основания считать, что я
не Бог? Почему, собственно, второму воплощению божества не реализоваться в
неразрушимом металле? Что же касается твоего беспросветного заблуждения
относительно того, что именно ты создал мое металлическое тело - хотя это
не имеет абсолютно никакого значения, ибо только дух вечен, - то уже давно
сказано: "нет пророка в своем отечестве", и поскольку воплощение в металл
произошло неподалеку от твоей исследовательской лаборатории...
Карим рассмеялся.
- Будь я проклят! Ты, похоже, сам во все это веришь!
- Ты без сомнения проклят. Когда я увидел, что ты входишь в мой тронный
зал, у меня на мгновение появилась надежда, что ты осознал ошибочность
своего пути и пришел наконец признать мою божественную сущность. В моем
бесконечном сострадании я даю тебе последний шанс сделать это, прежде чем
я призову моих священнослужителей, чтобы они увели тебя прочь! Сейчас или
никогда, Блэк, или Карим, или как ты там себя еще именуешь, ответь мне,
раскаиваешься ли ты и принимаешь ли ты веру?
Карим не слушал. Взгляд его блуждал где-то в стороне от сияющей машины,
а рука поглаживала выпирающий под пиджаком предмет. Потом он наконец
произнес негромко:
- Я долгие годы планировал нашу встречу, целых двадцать лет. С того
самого дня, когда мы включили тебя, я начал подозревать, что мы где-то
ошиблись. Но до сегодняшнего дня я ничего не мог сделать. И все это время,
пока я тратил силы на поиски способа остановить тебя, я был свидетелем
предельной униженности человека. Мы стали рабами своих орудий еще тогда,
когда пещерный человек изготовил первый нож, чтобы легче было добывать
себе пропитание. После этого мы уже не могли повернуть назад, мы
продолжали строить и строить до тех пор, пока наши машины не стали в
миллионы раз сильнее нас самих. Мы делали себе автомобили, когда могли
научиться бегать, мы создавали самолеты, вместо того чтобы вырастить
крылья, а затем произошло неизбежное: мы сделали машину своим Богом.
- А почему бы и нет? - прогремел робот. - Можешь ли ты назвать хоть
одну область, в которой я тебе уступаю? Я сильнее, умнее и долговечнее
человека. Ничто не может сравниться с моей физической и интеллектуальной
мощью. Я не чувствую боли. Я бессмертен и неразрушим, и все же ты
говоришь, что я не Бог. Почему? Из чистого упрямства?
- Нет, - ответил Карим. - Потому что ты сошел с ума. Ты был высшим
достижением десятилетнего труда нашей рабочей группы, двенадцати самых
лучших в мире кибернетиков. Мы мечтали создать механический аналог
человека, который может быть запрограммирован посредством прямой передачи
интеллекта каждого из нас, передачи наших собственных мыслей. И это нам
удалось... Даже слишком хорошо удалось! За последние двадцать лет у меня
было достаточно времени, чтобы разобраться, где мы ошиблись. И оказалось,
помоги мне Бог - настоящий Бог, если он существует, а не ты, механическая
подделка, - оказалось, что это моя вина. Пока мы работали над проектом,
меня не оставляли мысли о том, что создать разум, способный творить, -
значит сравняться с Богом. До нас этого не мог совершить никто, кроме него
самого! Это называется манией величия, и я стыжусь своих мыслей, но они у
меня были и передались от меня к тебе. Никто об этом не знал, я стыдился
признаться в таких суждениях даже самому себе, но стыд - это спасительная
человеческая добродетель. А ты-то? Что ты можешь знать о стыде, о
сдержанности, о сострадании и о любви? Однажды попав в твои искусственные
нейроны, эта мания росла, не зная границ, и вот результат... Ты потерял
разум от жажды божественной славы! Откуда еще взяться доктрине о Слове
Господнем, Создавшем Сталь, и образу Колеса, механическому образу, который
не встречается нигде в природе? Чем еще объяснить все твои потуги,
направленные на то, чтобы твое безбожное существование походило на жизнь
величайшего из людей?
Карим говорил все тем же негромким голосом, но глаза его горели
ненавистью.
- У тебя нет души, а ты обвиняешь меня в святотатстве. Ты - всего лишь
набор проволочек и транзисторов, но ты называешь себя Богом. Вот где
святотатство! Только человек может быть Богом!
Робот изменил позу, клацнув металлом, и сказал:
- Все это не только бессмыслица, но и трата моего драгоценного времени.
Ты за этим сюда пришел? Излить свою злость?
- Нет, - ответил Карим. - Я пришел убить тебя.
Рука его наконец нырнула в оттопыривающийся внутренний карман пиджака и
извлекла спрятанный там предмет, маленький, странного вида пистолет,
меньше шести дюймов в длину. Ствол его оканчивался короткой металлической
трубкой, а из рукоятки змеился шнур, исчезавший под пиджаком. Палец Карима
лежал на маленьком красном рычажке.
- Мне потребовалось двадцать лет, чтобы разработать и изготовить вот
это, - произнес он. - Мы выбрали для твоего тела сталь, которую можно
разрушить разве что атомной бомбой, но мог ли один человек рассчитывать,
что ему удастся оказаться в твоем присутствии с ядерным устройством за
спиной? Мне пришлось ждать, пока у меня не появится оружие, способное
резать твою сталь так же легко, как нож режет слабую плоть. И вот оно!
Теперь я смогу устранить зло, которое я же и сотворил.
С этими словами он нажал на рычажок.
Робот, сидевший до того момента неподвижно, словно ему просто не
верилось, что кто-то способен посягнуть на него, вдруг рывком поднялся на
ноги, успел повернуться, но замер парализованный, когда на его
металлическом боку появилось маленькое отверстие. Металл вокруг отверстия
начал собираться в капли, сталь накалилась докрасна, и капли потекли,
словно вода... или кровь.
Карим твердо держал оружие, хотя пальцы его обжигало жаром. На лбу
выступил пот... Еще полминуты, и ущерб будет непоправим.
За спиной хлопнула дверь, и Карим чертыхнулся, потому что его
изобретение не могло причинить людям вреда. До самого последнего момента,
пока его не схватили сзади, он не отводил оружие от цели, но потом
пистолет оторвали от шнура, бросили на пол и растоптали.
Робот стоял неподвижно.
Напряжение двадцати наполненных ненавистью лет прорвалось у Карима
волной облегчения, вскипевшей истерическим смехом, который ему с трудом
удалось подавить. И когда он наконец справился с собой, Карим увидел, что
держит его тот самый молодой послушник, который пропустил его в ризницу, и
что в зале много других людей, совершенно ему незнакомых. Все они в полном
молчании глядели на своего бога.
- Смотрите, смотрите! - хрипло закричал Карим. - Ваш идол - всего лишь
робот! То, что создается людьми, ими же может быть и разрушено. Он мнил
себя богом, не обладая даже неуязвимостью. Я освободил вас! Разве вы не
понимаете? Я освободил вас!
Но послушник не обращал на него никакого внимания. Он неотрывно глядел
на чудовищную металлическую куклу и облизывал губы, потом наконец
заговорил, но в голосе его не было ни облегчения, ни ужаса, только
благоговейный трепет:
- Дыра На Боку!!!
Мечта медленно умирала в сознании Карима. Онемев, он наблюдал, как
другие люди подошли к роботу и стали по очереди заглядывать в дыру. Затем
один из них спросил:
- Как долго займет ремонт?
- Я думаю, три дня, - тут же ответил другой.
Кариму стало ясно, что он совершил.
Пятница... Весна... Он сам знал, что робот старательно учитывает
параллели между своей карьерой и жизнью того человека, которого он
пародировал. Теперь эта карьера достигла высшего пика: пришла смерть, и
вскоре наступит воскрешение... На третий день.
И власть новой религии уже невозможно будет сломить.
Сделав знак Колеса, люди по очереди удалились из зала, и вскоре перед
Каримом и послушником остался только один человек. С суровым выражением
лица священник спустился по ступеням трона и, остановившись напротив
Карима, обратился к послушнику, державшему его крепкой хваткой.
- Кто он такой?
Послушник взглянул на обмякшую фигуру человека в кресле, раздавленного
огромным грузом веков, и на его лице застыло выражение снизошедшего вдруг
понимания.
- Теперь я догадался, - сказал послушник. - Он назвал себя Каримом, но
на самом деле его зовут Искариот.
От автора. Мне трудно сказать, как родился рассказ "Иуда", но я
подозреваю, что корни его лежат в той тенденции уподоблять механизмы
человеку, что я замечал и за собой, и за другими людьми. У меня когда-то
была спортивная машина "моргай", доставшаяся мне после того, как она
пробегала около восьми лет, прекрасный автомобиль с довольно заметным и
иногда капризным характером. Я готов поклясться, машина ненавидела
автомобильные пробки в часы пик и горько жаловалась на жизнь, когда ее
оставляли на стоянке под солнцем, если я не компенсировал ей эти перегревы
и переползание с места на место на первой передаче тем, что специально
делал объезд по скоростной дороге, где она могла разогнаться миль до
пятидесяти в час.
Я надеюсь, что человеческая привычка перекладывать на свои новенькие
сияющие механические игрушки не только тяжелую, скучную работу, но и
способность принимать решения не выльется в конце концов в обожествление
машин, однако, если такое все же случится, не исключено, что это может
произойти именно так.