Юрий БРАЙДЕР, Николай ЧАДОВИЧ
ЛЕС КСАНФЫ
Едва Сергей доложил о своем прибытии, как его немедленно проводили в кабинет директора – не через приемную, где уныло дожидались своей очереди пять или шесть посетителей, а через какие-то пустые и полутемные комнаты.
Директор, заложив руки за спину, стоял у окна – маленький и сгорбленный, но грозный, похожий на седого, взъерошенного коршуна.
– Да-а, время летит… – задумчиво сказал он, глядя поверх мокрых крыш на серые, сиреневые и розовые громады облаков, сгоняемые ветром в сторону заката. – Давно ли ты был первокурсником. Шесть лет назад. А как будто вчера… Все экзамены сданы, дипломная работа зачтена… Осталась одна небольшая формальность.
– Заключительное испытание?
– Заключительное испытание, – слегка прихрамывая, директор пересек кабинет и уселся за совершенно пустой письменный стол. – По этому поводу ходит много легенд, но почти все они – вымысел. Никто не собирается ставить перед вами заведомо невыполнимые задачи. Вас не бросят без пищи и снаряжения на пол. Все гораздо проще. Каждому выпускнику будет поручено конкретное задание, подобранное с учетом его индивидуальности. Ну, например, те, кто не отличался силой воли, столкнутся с проблемами, для решения которых нужны не только знания, но и инициатива, характер…
– Да, я знаю.
– Теперь о самом задании. Ты, конечно, слышал о планете Ксанфа. Аборигены называют ее Страна деревьев, а себя детьми деревьев, или древесниками. Земляне никогда не встречались с ними. Наши звездолеты еще не летают так далеко, а древесники не любят покидать родную планету. Все, что известно об этом народе, дошло к нам через третьи руки. Лет десять назад алетяне доставили на Землю несколько семян того самого растения, которое образует знаменитые леса Ксанфы.
– Я помню. Тогда еще было много споров… Одни предлагали высадить семена где-нибудь в Сахаре, другие возражали…
– Да. С этими растениями связывались большие надежды. Ведь они способны существовать практически в любых условиях, была бы только опора для корней, солнечный свет, да углекислый газ. Но и опасений было немало… В конце концов одно зерно все же посеяли на Марсе, вблизи экватора. Теперь там огромный лес. Содержание кислорода в марсианской атмосфере повысилось почти на целый порядок, а среднегодовая температура – на полградуса. До недавнего времени все шло как нельзя лучше…
– Шло?
– …Позавчера там произошла катастрофа. На, прочти… Пока об этом знают немногие, – он протянул Сергею листок бумаги с машинописным текстом.
Это был рапорт одного из членов Административного Совета Марса председателю комиссии по внеземной экологии – своему непосредственному начальству. Сухо и немногословно сообщалось, что в таком-то часу, такого-то числа, в самом центре Леса (биологического объекта внеземного происхождения) зародился ураган (аномальное атмосферное явление) небывалой разрушительной силы, следствием которого явилось полное разрушение исследовательской станции и гибель цитолога Тахтаджяна, находившегося в этот момент в Лесу. Ураган бушевал целые сутки, но человеческих жертв, к счастью, больше не было. Считается доказанным, что причиной его возникновения является именно Лес, а не какие-нибудь другие причины.
– Комиссия по внеземной экологии предложила заняться этой проблемой одному из наших выпускников…
Как ни коротка была пауза, Сергей успел удивиться: очень уж серьезна, не по масштабам заключительного испытания, оказалась проблема, которой ему предлагали заняться. Дальнейшие слова профессора, однако, заставили его удивиться еще больше и забыть все здравые рассуждения.
– Поскольку задание связано с определенным риском, тебе разрешено взять напарника. Желательно эколога-ботаника. Кого бы это выбрать… Ну, скажем, Виктория Бармина, – директор посмотрел прямо в глаза Сергея. – Она, кажется, из вашей группы? Не возражаешь?
– Нет, – едва слышно ответил Сергей.
Во всей Вселенной был только один эколог-ботаник, с которым Сергей мечтал бы очутиться на Марсе и где угодно. Вика.
– Ну и прекрасно. План работы и всю документацию получишь в секретариате. Отлет завтра в 22:00. Сразу по прибытии разворачивай новую станцию. Бармина вылетит следующим рейсом. Все понятно?
– Да. Можно идти?
– Нет… Постой. – Директор в явном смущении колебался, не решаясь что-то сказать или спросить. – Если все будет хорошо, а я в этом почти не сомневаюсь, – он снова остановился в затруднении. – Возможно, мы больше не увидимся. Рано или поздно придет время, когда в твоем распоряжении окажутся люди, много людей. Зачастую их судьбы и даже жизни будут зависеть от тебя. В мире нет более тяжкой ответственности, поверь. И, быть может, тогда ты вспомнишь меня… и поймешь. Теперь иди. Будь осторожен. И Марс и Лес оба чужие нам. Но Марс мертвый, а Лес – живой…
…Самый первый на Марсе лес тихо, но явственно шумел, словно шепелявые детские рты, нашептывали что-то молодые растущие побеги. В чаще скрипели и похрустывали роющие корни, могучие, как бурильные установки. Шуршали, пробиваясь сквозь песок, кочующие побеги. Ветви, на опушке красноватые и глянцевые, ближе к центру Леса приобретали бурый оттенок и лохматились бесчисленными жесткими чешуйками, а дальше – в самой глухомани, росли черные, толстые, как столетние дубы, закрученные в спирали материнские побеги – удивительно твердые и, если верить слухам, почти разумные.
Еще в полете Сергей занялся изучением полученной документации. Она состояла из трех папок, первая из которых касалась Ксанфы, вторая – Леса, а третья, самая тощая, – Тахтаджяна. Очень скоро он убедился, что понять биологию Леса можно только во взаимосвязи с образом жизни и мировоззрением разумных существ, уже многие миллионы лет находившихся с ним в симбиозе. Поэтому Сергей вначале взялся за язык древесников. Большая часть его словаря была так или иначе связана с Лесом. Древесники не создали технологической цивилизации, да, очевидно, в ней и не нуждались. Лес поил, кормил и одевал их, давал приют, защищал от врагов и даже лечил. Была в этих взаимоотношениях еще какая-то весьма немаловажная, но трудно понятная для человека деталь, которую Сергей пока угадывал инстинктивно.
Сейчас, стоя под Лесом впервые в жизни, он уже знал, что крошечная, только что проклюнувшаяся веточка называется «вис» и ее нельзя ни срывать, ни трогать руками, что через пару недель, разбухнув на конце и немного удлинившись, она превратится в «сайл», и тогда каждый древесник, по какой-то причине покидающий родной Лес, должен взять ее с собой в качестве талисмана, что из коры воздушного корня «тарта» добывается пряжа, а сердцевина его съедобна, что смола «кафан», стекающая по зрелым стволам, помогает почти от любой болезни.
Что-то вечное, умиротворяющее и почти сказочное было в глухом шепоте Леса, в светло-оранжевых бесконечных дюнах, в глубоком блекло-фиолетовом небе с редкими звездочками вокруг неяркого солнца. Такое чувство Сергей уже испытывал однажды, тихим и ясным осенним днем, стоя совершенно один среди седых от мха мегалитов Стоунхенджа. Лес навевал покой и сладкую грусть, он словно связывал между собой прошлое и будущее, хотелось прилечь в его тени и задремать, но Сергей ни на минуту не забывал, что совсем недавно здесь погиб человек.
Ночь он провел в кабине вездехода. Ему снились зеленые леса Земли и полные влаги облака над ними. Еще ему снилась Вика.
Утром Сергей распаковал ящики со строительными материалами и занялся возведением станции. Одни автоматы штамповали металлоконструкции нужных профилей, другие готовили надувную крышу. Как только какой-нибудь из автоматов заканчивал свою работу, остальные тут же разбирали его, превращая в болты, гайки и опоры. Незадолго до полудня последний автомат склепал из самого себя переходный тамбур – и работа закончилась. Можно было со спокойным сердцем отправляться в Лес.
Тропинки, некогда прорубленные в подлеске, заросли так густо, что Сергею пришлось двинуть впереди себя рослого робота-андроида, вооруженного двумя дисковыми пилами. Налево и направо валились поверженные древесные стволы. Брызгал липкий, красный, как кровь, сок. Так они прошли метров пятьдесят, и макушка робота уже скрылась в густой чаще, когда по всему массиву Леса прошло движение, подобное сильному порыву ветра. Десятки гибких ветвей обвили андроида и безо всякого труда перевернули ногами вверх. Лишенный чувства самосохранения, робот и в этом положении продолжал размеренно и сноровисто рубить все, до чего только мог дотянуться, но держащие его щупальца скручивались все туже и туже. Что-то натужно хрустнуло, и металлическая голова, блеснув линзой телеобъектива, отлетела далеко в сторону. Свободная нога еще продолжала дергаться, словно раздражаемая электрическим током препарированная лягушачья мышца. Впустую визжали пилы.
Несколько минут Сергей стоял с тревожно колотившимся сердцем, ожидая нападения. Заросли вокруг сомкнулись, и лишь капли алого сока напоминали о том, что здесь только что прошел робот. Сергей осторожно двинулся назад.
Ветки слабо трепетали, мотались из стороны в сторону, словно гусиные шеи, и расступались одна за одной, давая дорогу. Деревья ощущали присутствие человека! Это было что-то новое.
Облепив электронными датчиками несколько приглянувшихся ему на опушке леса стволов и взяв образцы для анализа, Сергей без новых приключений вернулся на станцию.
Остаток дня он посвятил изучению материалов о Тахтаджяне. Начал с того, что несколько раз внимательно прочитал медицинское заключение о причинах смерти. Оказалось, цитолог погиб от нарушения герметичности скафандра еще до того, как разгул стихии достиг апогея. Все ушибы и переломы носили посмертный характер. Один из экспертов допускал даже, что Тахтаджян сам вырвал патрубок кислородного шланга из дыхательной маски. Зачем? Впрочем, в остальных предположениях можно было обнаружить не больше смысла и логики.
Полистав бумаги, Сергей нашел анкету. Сколько же ему было лет? Ага, сорок три. На фото самое обыкновенное, немного усталое лицо. Глубокие залысины, крупный рот, чуть-чуть асимметрично расположенные глаза. Сын Андрей учится во втором классе Ярцевской школы-интерната. Жена – Ирина Ковач – астрохимик… Где-то, кажется, Сергей уже слышал это имя. Что тут еще? Автобиография, медицинская карта, копии рапортов, приказы о поощрениях. Все. Никакой зацепки.
…Вика прибыла на пятый день под вечер. К станции ее доставил на вездеходе здоровенный чернокудрый детина, что несколько подпортило настроение Сергея, уже успевшего извлечь из контейнера с аргоном букет гвоздик. Брюнет вел себя так, будто совсем не собирался обратно, громко говорил и по каждому поводу отпускал дурацкие, по мнению Сергея, шуточки.
Воспользовавшись моментом, когда Вика оставила их наедине, Сергей спросил незваного гостя, входит ли в функции "водителя обязанность развлекать сотрудников научных станций или же это личная, не получившая пока одобрения у начальства, инициатива брюнета? Чернявый водитель высокомерно усмехнулся и, не вступая в пререкания, удалился, прихватив с собой самую пышную из гвоздик.
Пока Вика принимала с дороги душ, Сергей разогрел праздничный ужин и испек (вернее – сжег) яблочный пирог.
– Ну, как наши делишки? – спросила Вика, усаживаясь за стол. – Жуткие тайны Марса уже разгаданы?
– Нет еще. Пока собираю данные, – ответил Сергей излишне серьезно. Присутствие Вики почему-то всегда лишало его чувства юмора. – У Леса очень сложная биология. Это какое-то полурастение, полуживотное. И… он сильно изменился в последнее время.
– Ну, например?
– Он знает о нас. Ты заметила, как все вокруг заросло?
– Да. Я еще удивилась, почему ты поставил станцию так близко к Лесу.
– Это еще не Лес. Это кочующие побеги. Но за ними придет и Лес. Через несколько месяцев мы можем оказаться в самой его чаще.
По-моему, ничего странного. Собака тоже ходит за человеком. И корова, если ее вовремя не подоить.
– Лес не корова. От древесников он зависит гораздо меньше, чем они от него.
– Ты думаешь, что это важно?
– А почему бы и нет?
– Ты забыл, для чего мы здесь. Нам нужно выявить причину возникновения урагана, вот и все!
– У меня есть одна гипотеза. Древесники жили в лесах так долго, что, возможно, стали частью их организма. Поэтому всякая распря среди них в первую очередь угрожала Лесу. Кстати, таких понятий, как «корысть» и «жадность» в языке древесников не существует, так же как и «горе», «зло», «ненависть». Представь, что твои руки начнут враждовать с головой или ногами. Кому это понравится?
– Симбиоз, биоценоз, фотосинтез, хлоропласт, – сказала Вика. – Мне они еще в училище надоели! Давай хоть сегодня не будем об этом думать.
– Давай, – обиделся Сергей.
– А ты знаешь, мне Марс не понравился. Та же Сахара. Камни да песок.
– А Лес! Можно прямо сейчас сходить!
– Сходи один, пожалуй. Я так сильно устала. Вот эти штучки прикрепи к веткам, а эти – зарой под корни. Только не перепутай. Я тебя за это поцелую. Но только не сейчас, а когда вернешься.
Когда Сергей вернулся, она уже крепко спала в своей комнате.
Наутро у Сергея была запланирована экспедиция в самую чащу Леса, туда, где погиб Тахтаджян. Так и не дождавшись, когда проснется Вика, он отправился один. Кочующие побеги за последнюю ночь сильно подросли, да и в самом Лесу чувствовалось какое-то оживление, похожее на то, что бывает ранней весной в земных лесах, когда соки начинают двигаться по древесным сосудам. В лесной чащобе было сумрачно от плотного переплетения ветвей. Материнские побеги, все как один штопором закрученные вправо, напоминали чугунные опоры какого-то фантастического моста. Корни и грунт вокруг них были залиты остекленевшей смолой. Если у Леса имелось что-то похожее на мозг или центральный нервный узел, то он находился именно здесь. Обычный инструмент не брал кору материнских побегов, и Сергею пришлось прибегнуть к помощи лазерного манипулятора (боли Лес не ощущал, в иные годы лесовики выедали до трети его биомассы и еще столько же тратилось на другие нужды). Взяв пробы, он в образовавшиеся отверстия вставил датчики.
Чувство неуверенности, которое Сергей до этого гнал от себя, надеясь, что с приездом Вики что-то обязательно изменится, все сильнее овладевало им. Множество разных, часто противоречивых данных, не складывались в целостную, законченную картину. Бесспорным можно было считать лишь одно – между Лесом и человеком существовала какая-то связь. Лес, несомненно, нуждался в присутствии людей, как до того нуждался в присутствии лесовиков. Но вот только для чего? Для поддержания экологического баланса? Для расселения семян? Для удобрения почвы продуктами жизнедеятельности? А может, этому странному древообразному существу, как и земной росянке, необходим животный белок? Может быть, Лес гетеротрофен, чужеяден? Да тут целая лаборатория и за год не разберется! Почему послали именно их, двух недопеченных специалистов?.. А вдруг это совсем не мои мысли? Здесь ничему нельзя верить! Правильно говорил директор: Лес чужой, чужой…
Вернувшись на станцию, он застал Вику перед зеркалом, со щеткой для волос в руках. Она была так хороша в цветастом купальном халате, так по-домашнему женственна, что у Сергея язык не повернулся сказать, что на Марсе во всех временных сооружениях запрещено находиться без спецкостюма.
– Доброе утро, – сказала Вика. – Надо стучаться, когда входишь. Хотела завтрак приготовить, да у тебя ничего не найдешь.
– Я сам все сделаю, – сказал Сергей.
Допив кофе, он, наконец, собрался с духом:
– А за тобой должок.
– Какой? – рассеянно спросила Вика.
– Поцелуй. Ты вчера обещала.
– Так то вчера! Мало ли что может обещать измученная дорогой женщина, – она вздохнула и в упор посмотрела на Сергея. – И вообще, нам надо серьезно поговорить.
– О чем? – спросил Сергей, внимательно разглядывая узоры кофейной гущи у себя в чашке.
– Через месяц у меня свадьба.
С минуту Сергей молчал, потом очень спокойным голосом сказал:
– Поздравляю. А кто жених?
– Ты его не знаешь. Мы познакомились весной… в спортивном лагере. Хочешь еще кофе?
– Нет, спасибо. Пойду. Пора проверять приборы.
– Только не дуйся, пожалуйста. Ведь мы останемся друзьями, да? – она быстро наклонилась через стол и уголком рта коснулась щеки Сергея. Как обожгла.
…На пороге станции он споткнулся и чуть не упал. В наступающих сумерках Лес казался темной и глухой стеной. Над головой пылали красные перистые облака, размазанные через весь небосвод, – пыль, неделю назад выброшенная ураганом в верхние слои атмосферы. Сергей вспомнил волосы – густые, светлые, чуть влажные после купания – причесываясь, она Наклонила голову и следила за ним искоса. Широкий рукав халата опустился, обнажая тонкую, чистую руку с гребнем. И взгляд. Спокойный, ясный. Так смотрят на пустое место, на чужого, неинтересного человека.
Дурак, с болезненной отчетливостью подумал Сергей, ох, какой же я дурак! На что я мог надеяться!
Он шел сквозь Лес, ветви беспорядочно раскачивались вокруг. Они уже не были послушны и предупредительны, как прежде, и временами даже цеплялись за скафандр, словно пытаясь остановить человека. Вершины материнских побегов шатались от ветра. Где-то с хрустом рухнул перезрелый ствол. В воздухе стремительно закружился песок.
Ураган, как будто сквозь сон подумал Сергей. Ну, конечно! Этого следовало ожидать. Лес не злой и не добрый, он рациональный, как сама природа. Смерть неудачникам! Дорогу сильным и нахальным! Может быть и Тахтаджяна бросила любимая. Как же ее звали?.. Ирина Ковач, кажется.
И Сергей вспомнил.
Ирина Ковач – ну, конечно! Это именно она доказала биологическую природу Большого Красного Пятна на Юпитере. Потом участвовала в экспедиции «Галилей-12»… Что-то там у них случилось. Экспедиция погибла. Точно! В тот же день погиб Тахтаджян. Конечно же, он любил эту женщину. Лес улавливает эмоции любого разумного существа. Страх, гнев, горе совершенно неведомы жителям Ксанфы, и, столкнувшись с ними здесь, Лес, наверное, испытал нечто вроде стресса. Отсюда огромное выделение энергии. Вот она, причина урагана! Тахтаджян! Вика!
Внезапно его словно пронзило – «Станция! Вика!» Станция будет разрушена!
Ветер валил с ног. Сергей невольно опустился на колени. Вырванные с корнем побеги уносились ввысь. В двух шагах уже ничего не было видно. Это его горе породило бурю. Тоска превратилась в ревущий ветер, боль – в песчаный вихрь, обида – в грохот и стон ломающихся деревьев.
Тахтаджян погиб, когда понял, что он единственная причина бури.
Неужели уже ничего нельзя сделать? Усилием воли блокировать сознание? Вряд ли сейчас получится. Уснуть, выключиться? Хоть бы какой-нибудь наркотик! Ничего нет. Тахтаджян нашел выход. Но он не успел. Какой неподатливый клапан в маске… Скорее, скорее! Щелчок! Пронзительное шипение. Тесно в костюме! Душно! Запрокидывается в пропасть голова…
Очнувшись, Сергей увидел склонившегося над ним брюнета.
– Это моя вина, – торопливо сказал брюнет. – Целиком моя вина. Я хочу, чтобы ты это сразу понял. Раз и навсегда.
Слова доходили до сознания с трудом, словно набор звуков, лишенный смысла и человеческих эмоций.
– О чем вы? – безучастно сказал Сергей.
Кроме брюнета вокруг стояли, склонившись к нему, еще несколько человек. Кто-то поддерживал его под голову. Вики нигде не было видно.
– Ну, понимаешь, – продолжал брюнет, – первоначально в условия эксперимента это не входило…
– Какого эксперимента?
– …В общем, мы уже подозревали, что причиной урагана были эмоции Тахтаджяна, но только подозревали…
– Значит, мы с Викой…
– Нет, нет! Ты не должен так думать! Просто требовались три условия, трудно выполнимые, если брать их все вместе: нужен был специалист, достаточно неустойчивая психика и незнание того, что отрицательные эмоции могут вызвать ураган. Специально для эксперимента не разбудишь ведь в себе злобу или там зависть, ревность, не станешь стонать от горя. У меня, например, – я главный специалист проекта Постников, – всегда были на редкость положительные эмоции.
– Вроде… как у сытого питона, – Сергей сел, давясь мучительным кашлем.
Брюнет нисколько не обиделся и, кажется, даже воспрянул духом, обнаружив в пострадавшем явственные признаки жизни.
– Это уже потом, когда привез Викторию, мне пришла в голову дурацкая идея попросить ее разыграть сценку… Если бы она не согласилась так сразу… Да нет, что тут – не прощу себе! Когда мы увидели, что начинается ураган, бросились за тобой в лес. Рация твоя почему-то не работала, кажется, ты просто забыл ее подключить. И вот – не успели.
– Где Вика?
– Ее сразу пришлось увезти. Эмоции такие, что возможен был новый ураган. Повторяет только, что любит.
– Кого?
– Как кого? Тебя, конечно… Скверно получилось, но может быть ты учтешь, что…
Не дослушав, Сергей поднялся и, пошатываясь, пошел прочь сквозь покорно расступающиеся заросли.
Директор, заложив руки за спину, стоял у окна – маленький и сгорбленный, но грозный, похожий на седого, взъерошенного коршуна.
– Да-а, время летит… – задумчиво сказал он, глядя поверх мокрых крыш на серые, сиреневые и розовые громады облаков, сгоняемые ветром в сторону заката. – Давно ли ты был первокурсником. Шесть лет назад. А как будто вчера… Все экзамены сданы, дипломная работа зачтена… Осталась одна небольшая формальность.
– Заключительное испытание?
– Заключительное испытание, – слегка прихрамывая, директор пересек кабинет и уселся за совершенно пустой письменный стол. – По этому поводу ходит много легенд, но почти все они – вымысел. Никто не собирается ставить перед вами заведомо невыполнимые задачи. Вас не бросят без пищи и снаряжения на пол. Все гораздо проще. Каждому выпускнику будет поручено конкретное задание, подобранное с учетом его индивидуальности. Ну, например, те, кто не отличался силой воли, столкнутся с проблемами, для решения которых нужны не только знания, но и инициатива, характер…
– Да, я знаю.
– Теперь о самом задании. Ты, конечно, слышал о планете Ксанфа. Аборигены называют ее Страна деревьев, а себя детьми деревьев, или древесниками. Земляне никогда не встречались с ними. Наши звездолеты еще не летают так далеко, а древесники не любят покидать родную планету. Все, что известно об этом народе, дошло к нам через третьи руки. Лет десять назад алетяне доставили на Землю несколько семян того самого растения, которое образует знаменитые леса Ксанфы.
– Я помню. Тогда еще было много споров… Одни предлагали высадить семена где-нибудь в Сахаре, другие возражали…
– Да. С этими растениями связывались большие надежды. Ведь они способны существовать практически в любых условиях, была бы только опора для корней, солнечный свет, да углекислый газ. Но и опасений было немало… В конце концов одно зерно все же посеяли на Марсе, вблизи экватора. Теперь там огромный лес. Содержание кислорода в марсианской атмосфере повысилось почти на целый порядок, а среднегодовая температура – на полградуса. До недавнего времени все шло как нельзя лучше…
– Шло?
– …Позавчера там произошла катастрофа. На, прочти… Пока об этом знают немногие, – он протянул Сергею листок бумаги с машинописным текстом.
Это был рапорт одного из членов Административного Совета Марса председателю комиссии по внеземной экологии – своему непосредственному начальству. Сухо и немногословно сообщалось, что в таком-то часу, такого-то числа, в самом центре Леса (биологического объекта внеземного происхождения) зародился ураган (аномальное атмосферное явление) небывалой разрушительной силы, следствием которого явилось полное разрушение исследовательской станции и гибель цитолога Тахтаджяна, находившегося в этот момент в Лесу. Ураган бушевал целые сутки, но человеческих жертв, к счастью, больше не было. Считается доказанным, что причиной его возникновения является именно Лес, а не какие-нибудь другие причины.
– Комиссия по внеземной экологии предложила заняться этой проблемой одному из наших выпускников…
Как ни коротка была пауза, Сергей успел удивиться: очень уж серьезна, не по масштабам заключительного испытания, оказалась проблема, которой ему предлагали заняться. Дальнейшие слова профессора, однако, заставили его удивиться еще больше и забыть все здравые рассуждения.
– Поскольку задание связано с определенным риском, тебе разрешено взять напарника. Желательно эколога-ботаника. Кого бы это выбрать… Ну, скажем, Виктория Бармина, – директор посмотрел прямо в глаза Сергея. – Она, кажется, из вашей группы? Не возражаешь?
– Нет, – едва слышно ответил Сергей.
Во всей Вселенной был только один эколог-ботаник, с которым Сергей мечтал бы очутиться на Марсе и где угодно. Вика.
– Ну и прекрасно. План работы и всю документацию получишь в секретариате. Отлет завтра в 22:00. Сразу по прибытии разворачивай новую станцию. Бармина вылетит следующим рейсом. Все понятно?
– Да. Можно идти?
– Нет… Постой. – Директор в явном смущении колебался, не решаясь что-то сказать или спросить. – Если все будет хорошо, а я в этом почти не сомневаюсь, – он снова остановился в затруднении. – Возможно, мы больше не увидимся. Рано или поздно придет время, когда в твоем распоряжении окажутся люди, много людей. Зачастую их судьбы и даже жизни будут зависеть от тебя. В мире нет более тяжкой ответственности, поверь. И, быть может, тогда ты вспомнишь меня… и поймешь. Теперь иди. Будь осторожен. И Марс и Лес оба чужие нам. Но Марс мертвый, а Лес – живой…
…Самый первый на Марсе лес тихо, но явственно шумел, словно шепелявые детские рты, нашептывали что-то молодые растущие побеги. В чаще скрипели и похрустывали роющие корни, могучие, как бурильные установки. Шуршали, пробиваясь сквозь песок, кочующие побеги. Ветви, на опушке красноватые и глянцевые, ближе к центру Леса приобретали бурый оттенок и лохматились бесчисленными жесткими чешуйками, а дальше – в самой глухомани, росли черные, толстые, как столетние дубы, закрученные в спирали материнские побеги – удивительно твердые и, если верить слухам, почти разумные.
Еще в полете Сергей занялся изучением полученной документации. Она состояла из трех папок, первая из которых касалась Ксанфы, вторая – Леса, а третья, самая тощая, – Тахтаджяна. Очень скоро он убедился, что понять биологию Леса можно только во взаимосвязи с образом жизни и мировоззрением разумных существ, уже многие миллионы лет находившихся с ним в симбиозе. Поэтому Сергей вначале взялся за язык древесников. Большая часть его словаря была так или иначе связана с Лесом. Древесники не создали технологической цивилизации, да, очевидно, в ней и не нуждались. Лес поил, кормил и одевал их, давал приют, защищал от врагов и даже лечил. Была в этих взаимоотношениях еще какая-то весьма немаловажная, но трудно понятная для человека деталь, которую Сергей пока угадывал инстинктивно.
Сейчас, стоя под Лесом впервые в жизни, он уже знал, что крошечная, только что проклюнувшаяся веточка называется «вис» и ее нельзя ни срывать, ни трогать руками, что через пару недель, разбухнув на конце и немного удлинившись, она превратится в «сайл», и тогда каждый древесник, по какой-то причине покидающий родной Лес, должен взять ее с собой в качестве талисмана, что из коры воздушного корня «тарта» добывается пряжа, а сердцевина его съедобна, что смола «кафан», стекающая по зрелым стволам, помогает почти от любой болезни.
Что-то вечное, умиротворяющее и почти сказочное было в глухом шепоте Леса, в светло-оранжевых бесконечных дюнах, в глубоком блекло-фиолетовом небе с редкими звездочками вокруг неяркого солнца. Такое чувство Сергей уже испытывал однажды, тихим и ясным осенним днем, стоя совершенно один среди седых от мха мегалитов Стоунхенджа. Лес навевал покой и сладкую грусть, он словно связывал между собой прошлое и будущее, хотелось прилечь в его тени и задремать, но Сергей ни на минуту не забывал, что совсем недавно здесь погиб человек.
Ночь он провел в кабине вездехода. Ему снились зеленые леса Земли и полные влаги облака над ними. Еще ему снилась Вика.
Утром Сергей распаковал ящики со строительными материалами и занялся возведением станции. Одни автоматы штамповали металлоконструкции нужных профилей, другие готовили надувную крышу. Как только какой-нибудь из автоматов заканчивал свою работу, остальные тут же разбирали его, превращая в болты, гайки и опоры. Незадолго до полудня последний автомат склепал из самого себя переходный тамбур – и работа закончилась. Можно было со спокойным сердцем отправляться в Лес.
Тропинки, некогда прорубленные в подлеске, заросли так густо, что Сергею пришлось двинуть впереди себя рослого робота-андроида, вооруженного двумя дисковыми пилами. Налево и направо валились поверженные древесные стволы. Брызгал липкий, красный, как кровь, сок. Так они прошли метров пятьдесят, и макушка робота уже скрылась в густой чаще, когда по всему массиву Леса прошло движение, подобное сильному порыву ветра. Десятки гибких ветвей обвили андроида и безо всякого труда перевернули ногами вверх. Лишенный чувства самосохранения, робот и в этом положении продолжал размеренно и сноровисто рубить все, до чего только мог дотянуться, но держащие его щупальца скручивались все туже и туже. Что-то натужно хрустнуло, и металлическая голова, блеснув линзой телеобъектива, отлетела далеко в сторону. Свободная нога еще продолжала дергаться, словно раздражаемая электрическим током препарированная лягушачья мышца. Впустую визжали пилы.
Несколько минут Сергей стоял с тревожно колотившимся сердцем, ожидая нападения. Заросли вокруг сомкнулись, и лишь капли алого сока напоминали о том, что здесь только что прошел робот. Сергей осторожно двинулся назад.
Ветки слабо трепетали, мотались из стороны в сторону, словно гусиные шеи, и расступались одна за одной, давая дорогу. Деревья ощущали присутствие человека! Это было что-то новое.
Облепив электронными датчиками несколько приглянувшихся ему на опушке леса стволов и взяв образцы для анализа, Сергей без новых приключений вернулся на станцию.
Остаток дня он посвятил изучению материалов о Тахтаджяне. Начал с того, что несколько раз внимательно прочитал медицинское заключение о причинах смерти. Оказалось, цитолог погиб от нарушения герметичности скафандра еще до того, как разгул стихии достиг апогея. Все ушибы и переломы носили посмертный характер. Один из экспертов допускал даже, что Тахтаджян сам вырвал патрубок кислородного шланга из дыхательной маски. Зачем? Впрочем, в остальных предположениях можно было обнаружить не больше смысла и логики.
Полистав бумаги, Сергей нашел анкету. Сколько же ему было лет? Ага, сорок три. На фото самое обыкновенное, немного усталое лицо. Глубокие залысины, крупный рот, чуть-чуть асимметрично расположенные глаза. Сын Андрей учится во втором классе Ярцевской школы-интерната. Жена – Ирина Ковач – астрохимик… Где-то, кажется, Сергей уже слышал это имя. Что тут еще? Автобиография, медицинская карта, копии рапортов, приказы о поощрениях. Все. Никакой зацепки.
…Вика прибыла на пятый день под вечер. К станции ее доставил на вездеходе здоровенный чернокудрый детина, что несколько подпортило настроение Сергея, уже успевшего извлечь из контейнера с аргоном букет гвоздик. Брюнет вел себя так, будто совсем не собирался обратно, громко говорил и по каждому поводу отпускал дурацкие, по мнению Сергея, шуточки.
Воспользовавшись моментом, когда Вика оставила их наедине, Сергей спросил незваного гостя, входит ли в функции "водителя обязанность развлекать сотрудников научных станций или же это личная, не получившая пока одобрения у начальства, инициатива брюнета? Чернявый водитель высокомерно усмехнулся и, не вступая в пререкания, удалился, прихватив с собой самую пышную из гвоздик.
Пока Вика принимала с дороги душ, Сергей разогрел праздничный ужин и испек (вернее – сжег) яблочный пирог.
– Ну, как наши делишки? – спросила Вика, усаживаясь за стол. – Жуткие тайны Марса уже разгаданы?
– Нет еще. Пока собираю данные, – ответил Сергей излишне серьезно. Присутствие Вики почему-то всегда лишало его чувства юмора. – У Леса очень сложная биология. Это какое-то полурастение, полуживотное. И… он сильно изменился в последнее время.
– Ну, например?
– Он знает о нас. Ты заметила, как все вокруг заросло?
– Да. Я еще удивилась, почему ты поставил станцию так близко к Лесу.
– Это еще не Лес. Это кочующие побеги. Но за ними придет и Лес. Через несколько месяцев мы можем оказаться в самой его чаще.
По-моему, ничего странного. Собака тоже ходит за человеком. И корова, если ее вовремя не подоить.
– Лес не корова. От древесников он зависит гораздо меньше, чем они от него.
– Ты думаешь, что это важно?
– А почему бы и нет?
– Ты забыл, для чего мы здесь. Нам нужно выявить причину возникновения урагана, вот и все!
– У меня есть одна гипотеза. Древесники жили в лесах так долго, что, возможно, стали частью их организма. Поэтому всякая распря среди них в первую очередь угрожала Лесу. Кстати, таких понятий, как «корысть» и «жадность» в языке древесников не существует, так же как и «горе», «зло», «ненависть». Представь, что твои руки начнут враждовать с головой или ногами. Кому это понравится?
– Симбиоз, биоценоз, фотосинтез, хлоропласт, – сказала Вика. – Мне они еще в училище надоели! Давай хоть сегодня не будем об этом думать.
– Давай, – обиделся Сергей.
– А ты знаешь, мне Марс не понравился. Та же Сахара. Камни да песок.
– А Лес! Можно прямо сейчас сходить!
– Сходи один, пожалуй. Я так сильно устала. Вот эти штучки прикрепи к веткам, а эти – зарой под корни. Только не перепутай. Я тебя за это поцелую. Но только не сейчас, а когда вернешься.
Когда Сергей вернулся, она уже крепко спала в своей комнате.
Наутро у Сергея была запланирована экспедиция в самую чащу Леса, туда, где погиб Тахтаджян. Так и не дождавшись, когда проснется Вика, он отправился один. Кочующие побеги за последнюю ночь сильно подросли, да и в самом Лесу чувствовалось какое-то оживление, похожее на то, что бывает ранней весной в земных лесах, когда соки начинают двигаться по древесным сосудам. В лесной чащобе было сумрачно от плотного переплетения ветвей. Материнские побеги, все как один штопором закрученные вправо, напоминали чугунные опоры какого-то фантастического моста. Корни и грунт вокруг них были залиты остекленевшей смолой. Если у Леса имелось что-то похожее на мозг или центральный нервный узел, то он находился именно здесь. Обычный инструмент не брал кору материнских побегов, и Сергею пришлось прибегнуть к помощи лазерного манипулятора (боли Лес не ощущал, в иные годы лесовики выедали до трети его биомассы и еще столько же тратилось на другие нужды). Взяв пробы, он в образовавшиеся отверстия вставил датчики.
Чувство неуверенности, которое Сергей до этого гнал от себя, надеясь, что с приездом Вики что-то обязательно изменится, все сильнее овладевало им. Множество разных, часто противоречивых данных, не складывались в целостную, законченную картину. Бесспорным можно было считать лишь одно – между Лесом и человеком существовала какая-то связь. Лес, несомненно, нуждался в присутствии людей, как до того нуждался в присутствии лесовиков. Но вот только для чего? Для поддержания экологического баланса? Для расселения семян? Для удобрения почвы продуктами жизнедеятельности? А может, этому странному древообразному существу, как и земной росянке, необходим животный белок? Может быть, Лес гетеротрофен, чужеяден? Да тут целая лаборатория и за год не разберется! Почему послали именно их, двух недопеченных специалистов?.. А вдруг это совсем не мои мысли? Здесь ничему нельзя верить! Правильно говорил директор: Лес чужой, чужой…
Вернувшись на станцию, он застал Вику перед зеркалом, со щеткой для волос в руках. Она была так хороша в цветастом купальном халате, так по-домашнему женственна, что у Сергея язык не повернулся сказать, что на Марсе во всех временных сооружениях запрещено находиться без спецкостюма.
– Доброе утро, – сказала Вика. – Надо стучаться, когда входишь. Хотела завтрак приготовить, да у тебя ничего не найдешь.
– Я сам все сделаю, – сказал Сергей.
Допив кофе, он, наконец, собрался с духом:
– А за тобой должок.
– Какой? – рассеянно спросила Вика.
– Поцелуй. Ты вчера обещала.
– Так то вчера! Мало ли что может обещать измученная дорогой женщина, – она вздохнула и в упор посмотрела на Сергея. – И вообще, нам надо серьезно поговорить.
– О чем? – спросил Сергей, внимательно разглядывая узоры кофейной гущи у себя в чашке.
– Через месяц у меня свадьба.
С минуту Сергей молчал, потом очень спокойным голосом сказал:
– Поздравляю. А кто жених?
– Ты его не знаешь. Мы познакомились весной… в спортивном лагере. Хочешь еще кофе?
– Нет, спасибо. Пойду. Пора проверять приборы.
– Только не дуйся, пожалуйста. Ведь мы останемся друзьями, да? – она быстро наклонилась через стол и уголком рта коснулась щеки Сергея. Как обожгла.
…На пороге станции он споткнулся и чуть не упал. В наступающих сумерках Лес казался темной и глухой стеной. Над головой пылали красные перистые облака, размазанные через весь небосвод, – пыль, неделю назад выброшенная ураганом в верхние слои атмосферы. Сергей вспомнил волосы – густые, светлые, чуть влажные после купания – причесываясь, она Наклонила голову и следила за ним искоса. Широкий рукав халата опустился, обнажая тонкую, чистую руку с гребнем. И взгляд. Спокойный, ясный. Так смотрят на пустое место, на чужого, неинтересного человека.
Дурак, с болезненной отчетливостью подумал Сергей, ох, какой же я дурак! На что я мог надеяться!
Он шел сквозь Лес, ветви беспорядочно раскачивались вокруг. Они уже не были послушны и предупредительны, как прежде, и временами даже цеплялись за скафандр, словно пытаясь остановить человека. Вершины материнских побегов шатались от ветра. Где-то с хрустом рухнул перезрелый ствол. В воздухе стремительно закружился песок.
Ураган, как будто сквозь сон подумал Сергей. Ну, конечно! Этого следовало ожидать. Лес не злой и не добрый, он рациональный, как сама природа. Смерть неудачникам! Дорогу сильным и нахальным! Может быть и Тахтаджяна бросила любимая. Как же ее звали?.. Ирина Ковач, кажется.
И Сергей вспомнил.
Ирина Ковач – ну, конечно! Это именно она доказала биологическую природу Большого Красного Пятна на Юпитере. Потом участвовала в экспедиции «Галилей-12»… Что-то там у них случилось. Экспедиция погибла. Точно! В тот же день погиб Тахтаджян. Конечно же, он любил эту женщину. Лес улавливает эмоции любого разумного существа. Страх, гнев, горе совершенно неведомы жителям Ксанфы, и, столкнувшись с ними здесь, Лес, наверное, испытал нечто вроде стресса. Отсюда огромное выделение энергии. Вот она, причина урагана! Тахтаджян! Вика!
Внезапно его словно пронзило – «Станция! Вика!» Станция будет разрушена!
Ветер валил с ног. Сергей невольно опустился на колени. Вырванные с корнем побеги уносились ввысь. В двух шагах уже ничего не было видно. Это его горе породило бурю. Тоска превратилась в ревущий ветер, боль – в песчаный вихрь, обида – в грохот и стон ломающихся деревьев.
Тахтаджян погиб, когда понял, что он единственная причина бури.
Неужели уже ничего нельзя сделать? Усилием воли блокировать сознание? Вряд ли сейчас получится. Уснуть, выключиться? Хоть бы какой-нибудь наркотик! Ничего нет. Тахтаджян нашел выход. Но он не успел. Какой неподатливый клапан в маске… Скорее, скорее! Щелчок! Пронзительное шипение. Тесно в костюме! Душно! Запрокидывается в пропасть голова…
Очнувшись, Сергей увидел склонившегося над ним брюнета.
– Это моя вина, – торопливо сказал брюнет. – Целиком моя вина. Я хочу, чтобы ты это сразу понял. Раз и навсегда.
Слова доходили до сознания с трудом, словно набор звуков, лишенный смысла и человеческих эмоций.
– О чем вы? – безучастно сказал Сергей.
Кроме брюнета вокруг стояли, склонившись к нему, еще несколько человек. Кто-то поддерживал его под голову. Вики нигде не было видно.
– Ну, понимаешь, – продолжал брюнет, – первоначально в условия эксперимента это не входило…
– Какого эксперимента?
– …В общем, мы уже подозревали, что причиной урагана были эмоции Тахтаджяна, но только подозревали…
– Значит, мы с Викой…
– Нет, нет! Ты не должен так думать! Просто требовались три условия, трудно выполнимые, если брать их все вместе: нужен был специалист, достаточно неустойчивая психика и незнание того, что отрицательные эмоции могут вызвать ураган. Специально для эксперимента не разбудишь ведь в себе злобу или там зависть, ревность, не станешь стонать от горя. У меня, например, – я главный специалист проекта Постников, – всегда были на редкость положительные эмоции.
– Вроде… как у сытого питона, – Сергей сел, давясь мучительным кашлем.
Брюнет нисколько не обиделся и, кажется, даже воспрянул духом, обнаружив в пострадавшем явственные признаки жизни.
– Это уже потом, когда привез Викторию, мне пришла в голову дурацкая идея попросить ее разыграть сценку… Если бы она не согласилась так сразу… Да нет, что тут – не прощу себе! Когда мы увидели, что начинается ураган, бросились за тобой в лес. Рация твоя почему-то не работала, кажется, ты просто забыл ее подключить. И вот – не успели.
– Где Вика?
– Ее сразу пришлось увезти. Эмоции такие, что возможен был новый ураган. Повторяет только, что любит.
– Кого?
– Как кого? Тебя, конечно… Скверно получилось, но может быть ты учтешь, что…
Не дослушав, Сергей поднялся и, пошатываясь, пошел прочь сквозь покорно расступающиеся заросли.