Рэй Брэдбери
Звери
За обедом Смит и Конуэй неведомо почему заговорили о невинности и о зле.
– В тебя когда-нибудь ударяла молния? – спросил Смит.
– Нет, – ответил Конуэй.
– А в кого-нибудь из твоих знакомых?
– Нет.
– И тем не менее такие люди существуют. Ежегодно это происходит со ста тысячами человек, и только тысяча из них погибают, денежки плавятся прямо у них в карманах. Каждый из нас полагает, что в него-то молния уж всяко не ударит. Мы-то, мол, подлинные христиане и исполнены множества всяческих добродетелей.
– Но какое отношение все это имеет к теме нашего разговора? – спросил Конуэй.
– Самое непосредственное. – Смит прикурил от зажигалки и уставился в ее пламя. – Ты отказываешься согласиться с тем, что в этом мире преобладает зло. А я, напомнив тебе о молнии, которая бьет в кого попало, пытаюсь тебя переубедить.
– Зла без добра не существует.
– С этим я спорить не стану. Но если люди не будут признавать обе эти вещи, мир провалится в преисподнюю. Прежде всего мы должны понять, что ни один добропорядочный человек не свободен от греха и любому грешнику ведомо хоть что-то доброе. Когда мы относим человека к той или иной категории, мы грешим против истины. Мы не должны видеть в нем ни праведника, ни грешника, ибо он несет в себе черты обоих. Швейцер[1] кажется нам едва ли не святым только лишь потому, что ему удалось уморить или посадить на цепь жившего в его душе бесенка. Гитлер представляется нам самим Люцифером, но разве он не боролся с жившим в его душе светлым началом? Мы же единственно развешиваем ярлыки…
– Говори покороче, – перебил собеседника Конуэй.
– Хорошо, – усмехнулся Смит. – Возьмем, к примеру, тебя. Внешне ты похож на белый свадебный торт, украшенный сахарной глазурью. Все белым-бело. Но где-то в глубинах твоей души стучит и черное сердце. Там живет Зверь. Если ты не поймешь этого, он тебя проглотит.
Конуэй расхохотался.
– Смех, да и только! – воскликнул он. – Забавно, ничего не скажешь!
– Скорее печально, а не забавно.
– Ты уж меня прости, – фыркнул Конуэй. – Я не хочу тебя обижать, но ты…
– Ты обижаешь не меня, а себя и вредишь собственной душе.
– Умоляю тебя! – вновь захохотал Конуэй. – Я не хочу выслушивать все эти глупости!
Кровь бросилась в лицо Смиту. Он поднялся из-за стола.
– И все-таки ты обиделся, – тут же пришел в себя Конуэй. – Прошу тебя, не уходи.
– Я не обиделся.
– Ты говоришь какие-то, ну, скажем, ужасно старомодные вещи.
– Новое нередко представляется старым, – вздохнул Смит. – Мы скользим по поверхности вещей и полагаем, что проницаем глуби.
– Ты опять за свое, – взмолился Конуэй. – Все эти твои теории…
– Это вовсе не теории! Я смотрю, ты вообще ничего не понимаешь!
– Что поделаешь. Мне некогда думать о подобных вещах. Работа, сам понимаешь.
– И церковь по воскресеньям, так? Или, быть может, проповедник, который отведет тебя на небеса? Хочешь, я окажу тебе одну неоценимую услугу? Я открою тебе глаза. Телефон пэ-эл-восемь девяносто семь семьдесят пять.
– Не понимаю.
– Позвони по этому телефону сегодня вечером, завтра и послезавтра. Встретимся здесь же в пятницу.
– В пятницу?
– Не забудь позвонить.
– Но кто мне ответит?
– Звери, – ответил Смит с улыбкой. И ушел.
Конуэй рассмеялся, оплатил счет и вышел на улицу.
– Пэ-эл-восемь девяносто семь семьдесят пять? И что же я им скажу? Привет, Звери?
Пока Конуэй ужинал со своей супругой Нормой, он забыл не только номер телефона, но и сам давешний разговор. Пожелав жене спокойной ночи, он взял с полки очередной боевик и углубился в чтение. Ровно в полночь зазвонил телефон.
– Я сразу понял, что это ты, – сказал он.
– Смотри, какой догадливый!
– Ты хотел узнать, звонил ли я по телефону пэ-эл-восемь девяносто семь семьдесят пять?
– Я чувствую по твоему голосу, что молния тебя еще не ударила. Позвони по этому номеру, слышишь?
«Позвони, – подумал он. – Еще чего не хватало! Не буду я никуда звонить!»
В час ночи вновь раздался телефонный звонок. «Кто бы это мог быть?» – подумал он. Телефон продолжал звонить. Так поздно? Телефон. Господи, что за напасть? Сна ни в одном глазу. Телефон казался ему теперь огромным жужжащим насекомым. Он не сводил с него глаз. Снял трубку, но почему-то не стал подносить ее к уху. Шепот. Все яснее и яснее. Шепот. Яснее некуда. Шепот. Отчетливо и ясно. Щелчок. Он бросил трубку. Да нет же, конечно, он ничего не слышал. И все-таки… Шепот.
Конуэй швырнул телефонный аппарат на ковер.
Господи, что со мною происходит? Зачем я это сделал?
Он направился к кровати, оставив телефон на полу.
Тот продолжал издавать какие-то жужжащие протестующие звуки. Он вновь поднялся с постели и положил трубку.
Тут же установилась тишина. Может быть, все это ему только примерещилось? Впрочем, нет… Ему действительно кто-то звонил. Смит? Он выключил свет. Почему же он слышал разом несколько голосов? Бред какой-то. Нет!
Он посмотрел на двери гостиной.
Телефон молчал.
«Слава богу!» – подумал он.
И все-таки он что-то слышал.
Он так и лежал, не смыкая глаз.
Каминные часы пробили три раза. Три часа утра. Полночь души. Чаще всего люди умирают именно в это время…
К дьяволу!
Он поднялся с постели и направился к треклятому аппарату.
Часы показывали уже три пятнадцать. Конуэй поднял телефон с пола, уселся на кресло и, поставив аппарат на колени, медленно набрал номер.
– В тебя когда-нибудь ударяла молния? – спросил Смит.
– Нет, – ответил Конуэй.
– А в кого-нибудь из твоих знакомых?
– Нет.
– И тем не менее такие люди существуют. Ежегодно это происходит со ста тысячами человек, и только тысяча из них погибают, денежки плавятся прямо у них в карманах. Каждый из нас полагает, что в него-то молния уж всяко не ударит. Мы-то, мол, подлинные христиане и исполнены множества всяческих добродетелей.
– Но какое отношение все это имеет к теме нашего разговора? – спросил Конуэй.
– Самое непосредственное. – Смит прикурил от зажигалки и уставился в ее пламя. – Ты отказываешься согласиться с тем, что в этом мире преобладает зло. А я, напомнив тебе о молнии, которая бьет в кого попало, пытаюсь тебя переубедить.
– Зла без добра не существует.
– С этим я спорить не стану. Но если люди не будут признавать обе эти вещи, мир провалится в преисподнюю. Прежде всего мы должны понять, что ни один добропорядочный человек не свободен от греха и любому грешнику ведомо хоть что-то доброе. Когда мы относим человека к той или иной категории, мы грешим против истины. Мы не должны видеть в нем ни праведника, ни грешника, ибо он несет в себе черты обоих. Швейцер[1] кажется нам едва ли не святым только лишь потому, что ему удалось уморить или посадить на цепь жившего в его душе бесенка. Гитлер представляется нам самим Люцифером, но разве он не боролся с жившим в его душе светлым началом? Мы же единственно развешиваем ярлыки…
– Говори покороче, – перебил собеседника Конуэй.
– Хорошо, – усмехнулся Смит. – Возьмем, к примеру, тебя. Внешне ты похож на белый свадебный торт, украшенный сахарной глазурью. Все белым-бело. Но где-то в глубинах твоей души стучит и черное сердце. Там живет Зверь. Если ты не поймешь этого, он тебя проглотит.
Конуэй расхохотался.
– Смех, да и только! – воскликнул он. – Забавно, ничего не скажешь!
– Скорее печально, а не забавно.
– Ты уж меня прости, – фыркнул Конуэй. – Я не хочу тебя обижать, но ты…
– Ты обижаешь не меня, а себя и вредишь собственной душе.
– Умоляю тебя! – вновь захохотал Конуэй. – Я не хочу выслушивать все эти глупости!
Кровь бросилась в лицо Смиту. Он поднялся из-за стола.
– И все-таки ты обиделся, – тут же пришел в себя Конуэй. – Прошу тебя, не уходи.
– Я не обиделся.
– Ты говоришь какие-то, ну, скажем, ужасно старомодные вещи.
– Новое нередко представляется старым, – вздохнул Смит. – Мы скользим по поверхности вещей и полагаем, что проницаем глуби.
– Ты опять за свое, – взмолился Конуэй. – Все эти твои теории…
– Это вовсе не теории! Я смотрю, ты вообще ничего не понимаешь!
– Что поделаешь. Мне некогда думать о подобных вещах. Работа, сам понимаешь.
– И церковь по воскресеньям, так? Или, быть может, проповедник, который отведет тебя на небеса? Хочешь, я окажу тебе одну неоценимую услугу? Я открою тебе глаза. Телефон пэ-эл-восемь девяносто семь семьдесят пять.
– Не понимаю.
– Позвони по этому телефону сегодня вечером, завтра и послезавтра. Встретимся здесь же в пятницу.
– В пятницу?
– Не забудь позвонить.
– Но кто мне ответит?
– Звери, – ответил Смит с улыбкой. И ушел.
Конуэй рассмеялся, оплатил счет и вышел на улицу.
– Пэ-эл-восемь девяносто семь семьдесят пять? И что же я им скажу? Привет, Звери?
Пока Конуэй ужинал со своей супругой Нормой, он забыл не только номер телефона, но и сам давешний разговор. Пожелав жене спокойной ночи, он взял с полки очередной боевик и углубился в чтение. Ровно в полночь зазвонил телефон.
– Я сразу понял, что это ты, – сказал он.
– Смотри, какой догадливый!
– Ты хотел узнать, звонил ли я по телефону пэ-эл-восемь девяносто семь семьдесят пять?
– Я чувствую по твоему голосу, что молния тебя еще не ударила. Позвони по этому номеру, слышишь?
«Позвони, – подумал он. – Еще чего не хватало! Не буду я никуда звонить!»
В час ночи вновь раздался телефонный звонок. «Кто бы это мог быть?» – подумал он. Телефон продолжал звонить. Так поздно? Телефон. Господи, что за напасть? Сна ни в одном глазу. Телефон казался ему теперь огромным жужжащим насекомым. Он не сводил с него глаз. Снял трубку, но почему-то не стал подносить ее к уху. Шепот. Все яснее и яснее. Шепот. Яснее некуда. Шепот. Отчетливо и ясно. Щелчок. Он бросил трубку. Да нет же, конечно, он ничего не слышал. И все-таки… Шепот.
Конуэй швырнул телефонный аппарат на ковер.
Господи, что со мною происходит? Зачем я это сделал?
Он направился к кровати, оставив телефон на полу.
Тот продолжал издавать какие-то жужжащие протестующие звуки. Он вновь поднялся с постели и положил трубку.
Тут же установилась тишина. Может быть, все это ему только примерещилось? Впрочем, нет… Ему действительно кто-то звонил. Смит? Он выключил свет. Почему же он слышал разом несколько голосов? Бред какой-то. Нет!
Он посмотрел на двери гостиной.
Телефон молчал.
«Слава богу!» – подумал он.
И все-таки он что-то слышал.
Он так и лежал, не смыкая глаз.
Каминные часы пробили три раза. Три часа утра. Полночь души. Чаще всего люди умирают именно в это время…
К дьяволу!
Он поднялся с постели и направился к треклятому аппарату.
Часы показывали уже три пятнадцать. Конуэй поднял телефон с пола, уселся на кресло и, поставив аппарат на колени, медленно набрал номер.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента