Брэдбери Рэй
Марсианский затерянный город
Рэй Брэдбери
Марсианский затерянный город
Огромное око плыло в пространстве. А где-то за ним, среди металла и механизмов, пряталось маленькое, человечье: человек смотрел и не мог насмотреться на скопища звезд, на пятнышки света, то вспыхивающие, то затухающие там, в миллиардах миллиардов миль.
Маленькое око устало и закрылось. Капитан Джон Уайлдер постоял, опершись о стойку телескопа, что день за днем без устали ощупывал Вселенную, и наконец шепнул:
- Которая же?
- Выбирайте сами, - сказал астроном, стоявший рядом.
- Хотел бы я, чтобы все и вправду было так просто. - Уайлдер открыл глаза. - Что известно об этой звезде?
- Альфа Лебедя II. Размеры и характеристики как у нашего Солнца. Возможно существование планетной системы...
- Возможность еще не факт. Выберем не ту звезду - и ни одно божество не поможет тем, кого мы отправим в путешествие сроком на двести лет искать планету, которой, может, там никогда и не было... Да нет, никто не поможет мне, потому что последнее слово за мной, и я сам вполне могу отправиться вместе со всеми. Как же удостовериться?
- Никак. Выберем как сумеем, отправим звездолет и станем молиться...
- То-то и оно. Не слишком все это весело. Устал я... Уайлдер тронул кнопку, и теперь закрылось большое око. Вынесенные в космос линзы, направляемые ракетными двигателями, многие дни бесстрастно пялились в бездну, видели непомерно много, а знали мало, - а теперь не знали и вообще ничего. Обсерватория висела незрячая в бесконечной ночи.
- Домой! - приказал капитан. - Полетели домой!.. И слепой нищий, протянувший руку за звездами, развернулся на огненном веере и убрался восвояси.
С высоты города-колонии на Марсе казались очень хороши. Идя на посадку, Уайлдер увидел неоновые огни средь голубых гор и подумал: "Мы зажжем огни и на тех мирах, в миллиардах миль отсюда, зажжем, и дети тех, кто живет под этим неоном, станут бессмертными. Именно так - если мы добьемся успеха, они будут жить вечно..."
Жить вечно. Ракета села. Жить вечно!..
Ветер, налетевший со стороны города, доносил запах машинного масла. Где-то скрежетал алюминиевыми челюстями музыкальный автомат. Рядом с ракетодромом ржавела свалка. Старые газеты плясали на бетонированной дорожке.
Уайлдер застыл на верхней площадке лифта причальной мачты. Ему захотелось остаться здесь и никуда не спускаться. Огни воплотились в людей - раньше это были слова, слова казались великими, и с ними было так легко управляться...
Он вздохнул. Груз - люди - слишком тяжек. До звезд слишком далеко.
- Капитан! - позвал кто-то.
Он сделал шаг. Лифт провалился. С беззвучным воем они понеслись вниз, навстречу подлинной тверди под ногами и подлинным людям, ожидающим, чтобы он совершил свой выбор.
В полночь приемник для срочных депеш зашипел и выстрелил патроном-сообщением. Уайлдер сидел у стола в окружении магнитных пленок и перфокарт и долго не притрагивался к цилиндрику. Наконец он вытащил сообщение, пробежал его глазами, скатал в тугой шарик, но нет-развернул опять, разгладил, перечитал:
"Заполнение каналов водой завершается через восемь дней. Приглашаю на прогулку на яхте. Избранное общество. Четверо суток в поисках затерянного города. Сообщите согласие. И.В. Эронсон".
Уайлдер прищурился и тихо рассмеялся. Смял бумажку снова и снова остановился, поднял телефонную трубку, сказал:
- Телеграмма И.В. Эронсону, Марс-сити, один. Приглашение принимаю. Сам не знаю зачем, но принимаю.
Повесил трубку. И долго сидел, глядя в ночь, укрывшую в своей тени орду перешептывающихся, тикающих, вращающихся машин.
Высохший канал ждал.
Двадцать тысяч лет он ждал, но видел лишь призрачные приливы всепроникающей пыли.
А теперь донесся шелест.
И шелест превратился в поток, в блистающую стену воды.
Словно некий огромный кулак ударил по скалам, и хлопнул по воздуху клич: "Чудо!.." И стена воды, гордая и высокая, двинулась по каналам, распласталась на ложе, истомившемся от жажды, достигла древних иссохших пустынь, ошеломила старые пристани и подняла скелеты кораблей, покинутых тридцать веков назад, когда та былая вода выкипела до дна.
Прилив обогнул мыс и вознес на своем гребне яхту, новенькую, как самое утро, со свежеотчеканенными серебряными винтами, латунными поручнями и яркими, вывезенными с Земли флагами. Яхта, причаленная к берегу, носила имя "Эронсон-1".
На борту ее был человек, носивший то же имя, и он улыбнулся. Мистер Эронсон прислушивался к тому, как струится вода под килем его корабля.
И сквозь журчание воды прорвался гул - это прибыл аппарат на воздушной подушке - и треск - это подкатил мотоцикл, - а из поднебесья, как по волшебству, привлеченные блеском воды в старом канале, через горы слетались люди-оводы с реактивными двигателями за плечами и зависали на месте, будто усомнившись, что столько жизней могли столкнуться здесь по воле одного богача.
А богач с хмурой усмешкой обратился к ним, своим чадам, предлагая укрытие от жары, еду и питье:
- Капитан Уайлдер! Мистер Паркхилл! Мистер Бьюмонт!..
Уайлдер посадил свой аппарат.
Сэм Паркхилл бросил свой мотоцикл - он увидел яхту и тут же влюбился в нее.
- Черт возьми! - воскликнул Бьюмонт, профессиональный актер, один из стайки людей в небе, порхавших, как пчелы на ветру. - Я не рассчитал свой выход. Я явился слишком рано. Нет публики!..
- Призываю вас аплодисментами! - крикнул в ответ богатый старик и захлопал в ладоши. Затем добавил: - Мистер Эйкенс!..
- Эйкенс? - переспросил Паркхилл. - Знаменитый охотник?
-А кто же еще!..
И Эйкенс спикировал вниз, словно намереваясь схватить их всех хищными когтями. Он и сам себе казался похожим на ястреба. Жизнь, полная приключений, отточила его и выправила, как бритву. Падая, он будто разрезал воздух, грозным, неотвратимым возмездием обрушивался на людей, не причинивших ему ни малейшего зла. Но за мгновение до катастрофы он резко затормозил и с легким свистом, преодолев себя, коснулся мраморной пристани. Узкую его талию стягивал патронташ. Карманы у него топорщились, как у мальчишки, совершившего набег на кондитерскую. Не составляло труда догадаться, что он весь начинен сладостями-пулями и деликатесами-гранатами. Своевольный ребенок, он сжимал в руках диковинную винтовку, казалось, только что оброненную Зевсом-громовержцем, однако с маркой "Сделано в США". Лицо его загорело до черноты, а глаза, зеленовато-синие кристаллы на морщинистой от солнца коже, светились сдержанным любопытством. Выпуклые мускулы африканца обрамляли белую фарфоровую улыбку. Планета едва не застонала, когда он дотронулся до нее.
И два новых мотылька, два нелепых создания, затрепетали опасливо на ветру.
Богач был вне себя от восторга:
- Гарри Харпуэлл!..
- Воззрите на ангела Господня, пришедшего с благовестом! - продолжал парящий в небе.
- Он опять пьян, - прокомментировала женщина. Она летела впереди и не оглядывалась.
- Мигэн Харпуэлл, - произнес богач тоном антрепренера, представляющего свою труппу.
- Поэт, - сказал Уайлдер.
- И акула, жена поэта, - пробормотал Паркхилл.
- Я не пьян! - крикнул поэт ветру. - Я просто весел... И тут он низвергнул ливень смеха, и все, кто был внизу, чуть не подняли руки, заслоняясь от потопа.
Поэт снизился, как толстый надувной змей, и, жужжа, пронесся над яхтой. Жена поэта поджала губы, а он сделал движение, будто благословил всех, и подмигнул Уайлдеру и Паркхиллу.
- Харпуэлл! - воскликнул он. - Это ли не имя, достойное величайшего из поэтов нашей эпохи! [Harpwе11- примерно сладкозвучный родник (англ.)] Поэта, которому она тесна и который всей душой в прошлом таскает кости из гробниц великих писателей, но летает на этой самоновейшей кофейной мельнице, на этом чертовом ветрососе, и призывает сонеты на ваши головы... Мне жаль наших прежних простодушных святых - у них ведь не было таких вот невидимых крыльев, на которых они взвивались бы ввысь, кружили и реяли с псалмами или проклятьями. Бедные бескрылые пташки, обреченные прозябать на земле! Только гений их мог воспарить. Только муза могла познать сладкие муки воздушной болезни...
- Гарри! - позвала жена с причала, закрыв глаза.
- Охотник! - вскричал поэт. - Эйкенс!.. Вот вам самая крупная дичь на свете - летающий поэт. Я обнажаю грудь. Сбрось меня наземь, как Икара, пусть в стволе твоего ружья зажжется солнечный луч! Запали пожар, чтоб небо перевернулось и хлеб, воск и ладан в единый миг обратились в деготь... Внимание, целься, пли!..
Охотник в шутку поднял винтовку.
Тогда поэт рассмеялся еще мощнее и действительно обнажил грудь, рванув рубаху.
Но в эту секунду на канал спустилась тишина.
Показалась женщина. За ней шла служанка. И нигде не видно было никакого экипажа, и почти верилось, что они долго-долго брели с марсианских гор и только сейчас приостановились.
Сама тишина приковывала внимание к Каре Корелли, придавала особое достоинство ее появлению.
Поэт прервал свои излияния и приземлился.
Вся компания смотрела на Кару Корелли - и та смотрела на них, но не видела их. Одета она была в черный облегающий костюм в тон волосам. Походка ее доказывала, что эту женщину всю жизнь понимали с полуслова, и с тем же спокойствием, с каким шла, она остановилась к ним лицом, будто ожидая, кто первый шевельнется без приказа. Ветер играл ее волосами, ниспадающими на плечи.
Поразительнее всего была бледность ее лица. Казалось, именно эта бледность, а не глаза сверлит их в упор.
Затем, не проронив ни звука, женщина спустилась на яхту и села впереди, как носовое украшение, знающее себе цену и место.
Минута тишины миновала.
Эронсон пробежал пальцами по отпечатанному списку гостей.
- Актер, красивая женщина - и тоже актриса, охотник, поэт, жена поэта, командир звездолета, бывший инженер... Все на борт!
На кормовой палубе просторного своего корабля Эронсон развернул связку карт.
- Леди и джентльмены! - сказал он. - Нам предстоит нечто большее, чем пикник, увеселительная прогулка или экскурсия. Нам предстоит Поиск!..
Он выждал, чтобы они успели выразить на лицах соответствующие чувства и обратили взоры к картам, потом продолжал:
- Мы ищем легендарный затерянный город, называвшийся некогда Диа-Сао. Было у него и другое название - "Город Рока". Что-то зловещее связано с этим городом. Жители бежали оттуда, как от чумы, и он опустел. Он пуст и теперь, много веков спустя...
Марсианский затерянный город
Огромное око плыло в пространстве. А где-то за ним, среди металла и механизмов, пряталось маленькое, человечье: человек смотрел и не мог насмотреться на скопища звезд, на пятнышки света, то вспыхивающие, то затухающие там, в миллиардах миллиардов миль.
Маленькое око устало и закрылось. Капитан Джон Уайлдер постоял, опершись о стойку телескопа, что день за днем без устали ощупывал Вселенную, и наконец шепнул:
- Которая же?
- Выбирайте сами, - сказал астроном, стоявший рядом.
- Хотел бы я, чтобы все и вправду было так просто. - Уайлдер открыл глаза. - Что известно об этой звезде?
- Альфа Лебедя II. Размеры и характеристики как у нашего Солнца. Возможно существование планетной системы...
- Возможность еще не факт. Выберем не ту звезду - и ни одно божество не поможет тем, кого мы отправим в путешествие сроком на двести лет искать планету, которой, может, там никогда и не было... Да нет, никто не поможет мне, потому что последнее слово за мной, и я сам вполне могу отправиться вместе со всеми. Как же удостовериться?
- Никак. Выберем как сумеем, отправим звездолет и станем молиться...
- То-то и оно. Не слишком все это весело. Устал я... Уайлдер тронул кнопку, и теперь закрылось большое око. Вынесенные в космос линзы, направляемые ракетными двигателями, многие дни бесстрастно пялились в бездну, видели непомерно много, а знали мало, - а теперь не знали и вообще ничего. Обсерватория висела незрячая в бесконечной ночи.
- Домой! - приказал капитан. - Полетели домой!.. И слепой нищий, протянувший руку за звездами, развернулся на огненном веере и убрался восвояси.
С высоты города-колонии на Марсе казались очень хороши. Идя на посадку, Уайлдер увидел неоновые огни средь голубых гор и подумал: "Мы зажжем огни и на тех мирах, в миллиардах миль отсюда, зажжем, и дети тех, кто живет под этим неоном, станут бессмертными. Именно так - если мы добьемся успеха, они будут жить вечно..."
Жить вечно. Ракета села. Жить вечно!..
Ветер, налетевший со стороны города, доносил запах машинного масла. Где-то скрежетал алюминиевыми челюстями музыкальный автомат. Рядом с ракетодромом ржавела свалка. Старые газеты плясали на бетонированной дорожке.
Уайлдер застыл на верхней площадке лифта причальной мачты. Ему захотелось остаться здесь и никуда не спускаться. Огни воплотились в людей - раньше это были слова, слова казались великими, и с ними было так легко управляться...
Он вздохнул. Груз - люди - слишком тяжек. До звезд слишком далеко.
- Капитан! - позвал кто-то.
Он сделал шаг. Лифт провалился. С беззвучным воем они понеслись вниз, навстречу подлинной тверди под ногами и подлинным людям, ожидающим, чтобы он совершил свой выбор.
В полночь приемник для срочных депеш зашипел и выстрелил патроном-сообщением. Уайлдер сидел у стола в окружении магнитных пленок и перфокарт и долго не притрагивался к цилиндрику. Наконец он вытащил сообщение, пробежал его глазами, скатал в тугой шарик, но нет-развернул опять, разгладил, перечитал:
"Заполнение каналов водой завершается через восемь дней. Приглашаю на прогулку на яхте. Избранное общество. Четверо суток в поисках затерянного города. Сообщите согласие. И.В. Эронсон".
Уайлдер прищурился и тихо рассмеялся. Смял бумажку снова и снова остановился, поднял телефонную трубку, сказал:
- Телеграмма И.В. Эронсону, Марс-сити, один. Приглашение принимаю. Сам не знаю зачем, но принимаю.
Повесил трубку. И долго сидел, глядя в ночь, укрывшую в своей тени орду перешептывающихся, тикающих, вращающихся машин.
Высохший канал ждал.
Двадцать тысяч лет он ждал, но видел лишь призрачные приливы всепроникающей пыли.
А теперь донесся шелест.
И шелест превратился в поток, в блистающую стену воды.
Словно некий огромный кулак ударил по скалам, и хлопнул по воздуху клич: "Чудо!.." И стена воды, гордая и высокая, двинулась по каналам, распласталась на ложе, истомившемся от жажды, достигла древних иссохших пустынь, ошеломила старые пристани и подняла скелеты кораблей, покинутых тридцать веков назад, когда та былая вода выкипела до дна.
Прилив обогнул мыс и вознес на своем гребне яхту, новенькую, как самое утро, со свежеотчеканенными серебряными винтами, латунными поручнями и яркими, вывезенными с Земли флагами. Яхта, причаленная к берегу, носила имя "Эронсон-1".
На борту ее был человек, носивший то же имя, и он улыбнулся. Мистер Эронсон прислушивался к тому, как струится вода под килем его корабля.
И сквозь журчание воды прорвался гул - это прибыл аппарат на воздушной подушке - и треск - это подкатил мотоцикл, - а из поднебесья, как по волшебству, привлеченные блеском воды в старом канале, через горы слетались люди-оводы с реактивными двигателями за плечами и зависали на месте, будто усомнившись, что столько жизней могли столкнуться здесь по воле одного богача.
А богач с хмурой усмешкой обратился к ним, своим чадам, предлагая укрытие от жары, еду и питье:
- Капитан Уайлдер! Мистер Паркхилл! Мистер Бьюмонт!..
Уайлдер посадил свой аппарат.
Сэм Паркхилл бросил свой мотоцикл - он увидел яхту и тут же влюбился в нее.
- Черт возьми! - воскликнул Бьюмонт, профессиональный актер, один из стайки людей в небе, порхавших, как пчелы на ветру. - Я не рассчитал свой выход. Я явился слишком рано. Нет публики!..
- Призываю вас аплодисментами! - крикнул в ответ богатый старик и захлопал в ладоши. Затем добавил: - Мистер Эйкенс!..
- Эйкенс? - переспросил Паркхилл. - Знаменитый охотник?
-А кто же еще!..
И Эйкенс спикировал вниз, словно намереваясь схватить их всех хищными когтями. Он и сам себе казался похожим на ястреба. Жизнь, полная приключений, отточила его и выправила, как бритву. Падая, он будто разрезал воздух, грозным, неотвратимым возмездием обрушивался на людей, не причинивших ему ни малейшего зла. Но за мгновение до катастрофы он резко затормозил и с легким свистом, преодолев себя, коснулся мраморной пристани. Узкую его талию стягивал патронташ. Карманы у него топорщились, как у мальчишки, совершившего набег на кондитерскую. Не составляло труда догадаться, что он весь начинен сладостями-пулями и деликатесами-гранатами. Своевольный ребенок, он сжимал в руках диковинную винтовку, казалось, только что оброненную Зевсом-громовержцем, однако с маркой "Сделано в США". Лицо его загорело до черноты, а глаза, зеленовато-синие кристаллы на морщинистой от солнца коже, светились сдержанным любопытством. Выпуклые мускулы африканца обрамляли белую фарфоровую улыбку. Планета едва не застонала, когда он дотронулся до нее.
И два новых мотылька, два нелепых создания, затрепетали опасливо на ветру.
Богач был вне себя от восторга:
- Гарри Харпуэлл!..
- Воззрите на ангела Господня, пришедшего с благовестом! - продолжал парящий в небе.
- Он опять пьян, - прокомментировала женщина. Она летела впереди и не оглядывалась.
- Мигэн Харпуэлл, - произнес богач тоном антрепренера, представляющего свою труппу.
- Поэт, - сказал Уайлдер.
- И акула, жена поэта, - пробормотал Паркхилл.
- Я не пьян! - крикнул поэт ветру. - Я просто весел... И тут он низвергнул ливень смеха, и все, кто был внизу, чуть не подняли руки, заслоняясь от потопа.
Поэт снизился, как толстый надувной змей, и, жужжа, пронесся над яхтой. Жена поэта поджала губы, а он сделал движение, будто благословил всех, и подмигнул Уайлдеру и Паркхиллу.
- Харпуэлл! - воскликнул он. - Это ли не имя, достойное величайшего из поэтов нашей эпохи! [Harpwе11- примерно сладкозвучный родник (англ.)] Поэта, которому она тесна и который всей душой в прошлом таскает кости из гробниц великих писателей, но летает на этой самоновейшей кофейной мельнице, на этом чертовом ветрососе, и призывает сонеты на ваши головы... Мне жаль наших прежних простодушных святых - у них ведь не было таких вот невидимых крыльев, на которых они взвивались бы ввысь, кружили и реяли с псалмами или проклятьями. Бедные бескрылые пташки, обреченные прозябать на земле! Только гений их мог воспарить. Только муза могла познать сладкие муки воздушной болезни...
- Гарри! - позвала жена с причала, закрыв глаза.
- Охотник! - вскричал поэт. - Эйкенс!.. Вот вам самая крупная дичь на свете - летающий поэт. Я обнажаю грудь. Сбрось меня наземь, как Икара, пусть в стволе твоего ружья зажжется солнечный луч! Запали пожар, чтоб небо перевернулось и хлеб, воск и ладан в единый миг обратились в деготь... Внимание, целься, пли!..
Охотник в шутку поднял винтовку.
Тогда поэт рассмеялся еще мощнее и действительно обнажил грудь, рванув рубаху.
Но в эту секунду на канал спустилась тишина.
Показалась женщина. За ней шла служанка. И нигде не видно было никакого экипажа, и почти верилось, что они долго-долго брели с марсианских гор и только сейчас приостановились.
Сама тишина приковывала внимание к Каре Корелли, придавала особое достоинство ее появлению.
Поэт прервал свои излияния и приземлился.
Вся компания смотрела на Кару Корелли - и та смотрела на них, но не видела их. Одета она была в черный облегающий костюм в тон волосам. Походка ее доказывала, что эту женщину всю жизнь понимали с полуслова, и с тем же спокойствием, с каким шла, она остановилась к ним лицом, будто ожидая, кто первый шевельнется без приказа. Ветер играл ее волосами, ниспадающими на плечи.
Поразительнее всего была бледность ее лица. Казалось, именно эта бледность, а не глаза сверлит их в упор.
Затем, не проронив ни звука, женщина спустилась на яхту и села впереди, как носовое украшение, знающее себе цену и место.
Минута тишины миновала.
Эронсон пробежал пальцами по отпечатанному списку гостей.
- Актер, красивая женщина - и тоже актриса, охотник, поэт, жена поэта, командир звездолета, бывший инженер... Все на борт!
На кормовой палубе просторного своего корабля Эронсон развернул связку карт.
- Леди и джентльмены! - сказал он. - Нам предстоит нечто большее, чем пикник, увеселительная прогулка или экскурсия. Нам предстоит Поиск!..
Он выждал, чтобы они успели выразить на лицах соответствующие чувства и обратили взоры к картам, потом продолжал:
- Мы ищем легендарный затерянный город, называвшийся некогда Диа-Сао. Было у него и другое название - "Город Рока". Что-то зловещее связано с этим городом. Жители бежали оттуда, как от чумы, и он опустел. Он пуст и теперь, много веков спустя...
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента