Бровкин Владимир Николаевич
Лодка
Владимир Николаевич Бровкин
ЛОДКА
Чюлюкин - умный мужик. До всего дотошный. А главное - мастеровой. В свое время лодку как-то смастерил.
Прс-о-ри-ги-наль-нейшую. Какую еще никто никогда в жизни не видывал. В селе его. В Пунькино.
Смотрят все на лодку, удивляются - это же надо таку башку иметь. Аи да Чюлюкин! Аи да Чюлюкин!
И уж не помню, кто, но кто-то надоумил его отвезти ту лодку в район. И там ее показать - дескать, вот у нас какие люди. В Пунькино.
Тот послушался.
Выбрал свободное время, заявляется в соответствующее районное учреждение. Дескать, так и так, я такой-то и такой, вот смастерил лодку, не изволите ли ее рассмотреть и резолюцию мне на нее дать.
- Изволим, - отвечают те. - Только критики-то не боишься?
- Не боюсь, - отвечает Чюлюкин.
А чего ему бояться - вон какая лодка добрая. Все в Пунькино это подтвердят - на такой хоть в Тихни океан.
- Ну тогда, - говорят они ему, - жди, мы вот тут комиссию соберем.
Чюлюкин ждет.
Те собрались, неспешно стали лодку осматривать,
Затем стали на лодку критику наводить.
- Только, - предупреждают, - наперед условие - не обижаться. Мы обидчивых не любим.
Первый говорит:
- Хороший самолет. Но, по-моему, не пойму - нет у него пропеллера?
Второй ему возражает:
- С чего вы взяли (и навеличивает первого), что это самолет? Это, заявляю авторитетно и ответственно, прежде всего - автомобиль. Только почему, - и уже обращается непосредственно к Чюлюкину, - мы не видим у вашего автомобиля колес?
- Нет, нет, - перечит первым двум третий, - это паровоз...
За третьим - следующие со своим мнением.
Вытаращил Чюлюкин глаза на комиссию и не поймет что зa обструкция? Сказано ведь русским языком - перед вами лодка.
- Нет, нет, - кричит очередной член комиссии, распалясь, - это вертолет. Только ответьте мне, почему лопасти у винта такие маленькие и сам винт расположен не там, где ему положено быть, сверху, но снизу и в таком неудобном месте?
Тут уж Чюлюкин осерчать захотел - что за чушь, тем более, вот и надпись. Но затем вспомнил, кто он да где он, застеснялся и передумал.
- Так это, - говорит, - не самолет, не грузовик, не пароиоз, ну п. естественно, не вертолет. Честное слово. Лодка это.
- Ну-ну, - понимающе усмехается в ответ ему первый (дескать, на чем-на чем, но на этой-то мякинке ты, дорогой друг, нас не проведешь), - лодки такие не бывают.
- А я, - говорит второй, - настаиваю на том, что это паровоз. Скажите-ка на милость, где вы видели такие лодки?
Но Чюлюкин не сдается.
- Лодка это, - стоит на своем Чюлюкин. - Она плавала у нас в Пунькино. В озере.
- Знаем, - отвечают. - Но вот то, что ты нам показываешь, за лодку, извини, признать не можем
Стоит Чюлюкин перед ними, пот со лба вытирает, не возьмет никак в толк, какой же еще ему довод применить, чтобы убедить тех в том, что сделанная им лодка - лодка.
А те свое:
- Нет, нет - какая ж это лодка? Уж ты поверь нашему опыту...
И с подковыркой далее:
- Образование-то у вас какое?
Видит Чюлюкин - крыть нечем, да в другую тогда крайность.
- А хочeте, - говорит, - я продемонстрирую, как она плавает.
На такой дешевке хотел купить их.
Да не тут-то было. Не на тех нарвался. Это кого другого бы испугал. Народ-то в комиссии тертый.
- О каком плавании речь вы ведете? - те ему. -- И так наперед видно плавать она не будет. Так что вы уж тут бросьте нам сказки-то свои рассказывать.
Видит Чюлюкин, что более с ними сейчас ни о чем не договоришься, ругнулся про себя кучеряво и вышел.
Вышел, конечно, не без обиды - понятное дело, рефлексия разная в голову лезет.
- Что за чушь и парадокс: ты им - брито, они тебе - стрижено.
Понятное дело, рефлексия не только злая, но местами также и доброжелательная.
- Конечно, - рассуждает, - в чем-то они правы. Самолет без пропеллера - не самолет. Автомобиль без колес - не автомобиль. Паровоз без... (Хотя, к примеру, тот же самолет может быть и без пропеллера.) Но ведь делал-то я, если я еще в своем уме и насколько мне помнится, лодку.
И теперь уже так подумает и так - что же он делал?
А то, может быть, и в самом деле - не лодку.
Да нет - лодку делал.
Лод-ку!
С тем бы Чюлюкин, наверное, и сел. (Дяди у Чюлюкина в районе нет, по физкультурной части и характером Чюлюкин тоже слаб. Да и куда сильно-то в районе со своей городушкой разбежишься.) Да надоумил его кто то тут снова сходить к одному большого якобы сердоболия товарищу и попросить у него содействии.
Тот слыл в районе первым по части компетентности, -л главное, очень уж славился своей чуткостью.
Смелость день-другой подкопив, Чюлюкин к нему: войдите в положение, имею со всех сторон непонимание, но в вас вижу надежду.
- Понятно, - тот ему. - Но прислушиваться к мнению людей все же надо. Да - надо.
- Не возражаю, - ему Чюлюкин. - Только ведь смотря к чему прислушиваться.
- Тем не менее, тем не менее, - гнет тот свое. - Да и не может быть такого, чтобы абсолютно все говорили не по существу.
- А если говорят?
- Такого быть не может.
- А если такое есть?
- Нет, нет, так не бывает.
Не бывает так, да и все тут - вот ты тут с ним и подискутируй.
Поговорил с ним Чюлюкин, поговорил и вежливости, какая в нем была, как не бывало, видит - с ним не договориться.
- Курва ты! - говорит тому.
На прощанье.
Только и слов нашел. Остальные куда-то все улетучились.
И без всяких извинений дверью снова - хлоп, и был таков.
Подостывши, как человек умный и рассудительный, так решил, обмозговывая происшедшее: "Все, завязываю раз и навсегда, и окончательно в эту дурочку играть; чтобы я так-то вот ходил, а все бы мне голову морочили... Да что мне, делать больше нечего?" И так бы нерушимым оставил свое слово.
Да тут снова его кто-то надоумил: дескать, под лежачий камень вода не течет, а борьба - она двигатель прогресса, а поскольку ты за прогресс, то тогда вставай и двигай его.
Чюлюкин - снова по инстанциям. Да в переписку ударился.
Говорят, инстанций двадцать за каких-то там полгода обхлестал...
Правда, что то за учреждения, того я не знаю - меня в ту пору там не было, но только знаю я доподлинно теперь. что большую часть своей зарплаты тратит он ныне на элениум да прочие там всякие успокоительного действия и свойства микстуры.
Теперь несколько слов про мораль. Кaк известии, всякому рассказу желательно в самом конце иметь мораль.
Чтобы читатель не вынес из рассказа, упаси бог, чего худого. Чтобы он понял сказанное правильно. Но не превратно.
Так вот тут, и я тоже заявляю об этом ответственно и авторитетно, нет никакой морали. Лодка - есть. Есть башковитый мужик Чюлюкин. Есть микстуры и элениум.
А морали, как и внедрения, - нет. Нет - вот и вся туг мораль.
Что же до лодки, надо и о ней теперь сообщить, то та - рассохшаяся и ржавая, нынче никому не нужная, в лопухах за баней у него лежит.
И ее он, и всего прочего изобретательства теперь уже не касается.
Почему? А потому что вовремя понял, как человек умный, что важнее здоровья на белом свете ничего нет и не может быть.
Правда, в последнее время разработал он самостоятельно весьма оригинальную методику лечения неврозов, Успешно применяет ее на себе. Но поедет ли он с ней в район - сомнительно.
P. S. А в соседнем районе, говорят, некто кандидат каких-то там наук (фамилию его точно не помню - нетоНанырии, не то Болдырин) недавно точно такую лодку изобрел. Я о нем большую статью с фотографией в нашей Веселовской газете как-то читал. Эффект, пишут, - невообразимый. Главное, пишут, - изобретение актуально.
И страшно ко времени. Так из района нашего, я слышал, экстренно в тот район обстоятельную депутацию уже отрядили. Из представителей того самого учреждения, куда Чюлюкин заходил. Отрядили опыт перенимать.
ЛОДКА
Чюлюкин - умный мужик. До всего дотошный. А главное - мастеровой. В свое время лодку как-то смастерил.
Прс-о-ри-ги-наль-нейшую. Какую еще никто никогда в жизни не видывал. В селе его. В Пунькино.
Смотрят все на лодку, удивляются - это же надо таку башку иметь. Аи да Чюлюкин! Аи да Чюлюкин!
И уж не помню, кто, но кто-то надоумил его отвезти ту лодку в район. И там ее показать - дескать, вот у нас какие люди. В Пунькино.
Тот послушался.
Выбрал свободное время, заявляется в соответствующее районное учреждение. Дескать, так и так, я такой-то и такой, вот смастерил лодку, не изволите ли ее рассмотреть и резолюцию мне на нее дать.
- Изволим, - отвечают те. - Только критики-то не боишься?
- Не боюсь, - отвечает Чюлюкин.
А чего ему бояться - вон какая лодка добрая. Все в Пунькино это подтвердят - на такой хоть в Тихни океан.
- Ну тогда, - говорят они ему, - жди, мы вот тут комиссию соберем.
Чюлюкин ждет.
Те собрались, неспешно стали лодку осматривать,
Затем стали на лодку критику наводить.
- Только, - предупреждают, - наперед условие - не обижаться. Мы обидчивых не любим.
Первый говорит:
- Хороший самолет. Но, по-моему, не пойму - нет у него пропеллера?
Второй ему возражает:
- С чего вы взяли (и навеличивает первого), что это самолет? Это, заявляю авторитетно и ответственно, прежде всего - автомобиль. Только почему, - и уже обращается непосредственно к Чюлюкину, - мы не видим у вашего автомобиля колес?
- Нет, нет, - перечит первым двум третий, - это паровоз...
За третьим - следующие со своим мнением.
Вытаращил Чюлюкин глаза на комиссию и не поймет что зa обструкция? Сказано ведь русским языком - перед вами лодка.
- Нет, нет, - кричит очередной член комиссии, распалясь, - это вертолет. Только ответьте мне, почему лопасти у винта такие маленькие и сам винт расположен не там, где ему положено быть, сверху, но снизу и в таком неудобном месте?
Тут уж Чюлюкин осерчать захотел - что за чушь, тем более, вот и надпись. Но затем вспомнил, кто он да где он, застеснялся и передумал.
- Так это, - говорит, - не самолет, не грузовик, не пароиоз, ну п. естественно, не вертолет. Честное слово. Лодка это.
- Ну-ну, - понимающе усмехается в ответ ему первый (дескать, на чем-на чем, но на этой-то мякинке ты, дорогой друг, нас не проведешь), - лодки такие не бывают.
- А я, - говорит второй, - настаиваю на том, что это паровоз. Скажите-ка на милость, где вы видели такие лодки?
Но Чюлюкин не сдается.
- Лодка это, - стоит на своем Чюлюкин. - Она плавала у нас в Пунькино. В озере.
- Знаем, - отвечают. - Но вот то, что ты нам показываешь, за лодку, извини, признать не можем
Стоит Чюлюкин перед ними, пот со лба вытирает, не возьмет никак в толк, какой же еще ему довод применить, чтобы убедить тех в том, что сделанная им лодка - лодка.
А те свое:
- Нет, нет - какая ж это лодка? Уж ты поверь нашему опыту...
И с подковыркой далее:
- Образование-то у вас какое?
Видит Чюлюкин - крыть нечем, да в другую тогда крайность.
- А хочeте, - говорит, - я продемонстрирую, как она плавает.
На такой дешевке хотел купить их.
Да не тут-то было. Не на тех нарвался. Это кого другого бы испугал. Народ-то в комиссии тертый.
- О каком плавании речь вы ведете? - те ему. -- И так наперед видно плавать она не будет. Так что вы уж тут бросьте нам сказки-то свои рассказывать.
Видит Чюлюкин, что более с ними сейчас ни о чем не договоришься, ругнулся про себя кучеряво и вышел.
Вышел, конечно, не без обиды - понятное дело, рефлексия разная в голову лезет.
- Что за чушь и парадокс: ты им - брито, они тебе - стрижено.
Понятное дело, рефлексия не только злая, но местами также и доброжелательная.
- Конечно, - рассуждает, - в чем-то они правы. Самолет без пропеллера - не самолет. Автомобиль без колес - не автомобиль. Паровоз без... (Хотя, к примеру, тот же самолет может быть и без пропеллера.) Но ведь делал-то я, если я еще в своем уме и насколько мне помнится, лодку.
И теперь уже так подумает и так - что же он делал?
А то, может быть, и в самом деле - не лодку.
Да нет - лодку делал.
Лод-ку!
С тем бы Чюлюкин, наверное, и сел. (Дяди у Чюлюкина в районе нет, по физкультурной части и характером Чюлюкин тоже слаб. Да и куда сильно-то в районе со своей городушкой разбежишься.) Да надоумил его кто то тут снова сходить к одному большого якобы сердоболия товарищу и попросить у него содействии.
Тот слыл в районе первым по части компетентности, -л главное, очень уж славился своей чуткостью.
Смелость день-другой подкопив, Чюлюкин к нему: войдите в положение, имею со всех сторон непонимание, но в вас вижу надежду.
- Понятно, - тот ему. - Но прислушиваться к мнению людей все же надо. Да - надо.
- Не возражаю, - ему Чюлюкин. - Только ведь смотря к чему прислушиваться.
- Тем не менее, тем не менее, - гнет тот свое. - Да и не может быть такого, чтобы абсолютно все говорили не по существу.
- А если говорят?
- Такого быть не может.
- А если такое есть?
- Нет, нет, так не бывает.
Не бывает так, да и все тут - вот ты тут с ним и подискутируй.
Поговорил с ним Чюлюкин, поговорил и вежливости, какая в нем была, как не бывало, видит - с ним не договориться.
- Курва ты! - говорит тому.
На прощанье.
Только и слов нашел. Остальные куда-то все улетучились.
И без всяких извинений дверью снова - хлоп, и был таков.
Подостывши, как человек умный и рассудительный, так решил, обмозговывая происшедшее: "Все, завязываю раз и навсегда, и окончательно в эту дурочку играть; чтобы я так-то вот ходил, а все бы мне голову морочили... Да что мне, делать больше нечего?" И так бы нерушимым оставил свое слово.
Да тут снова его кто-то надоумил: дескать, под лежачий камень вода не течет, а борьба - она двигатель прогресса, а поскольку ты за прогресс, то тогда вставай и двигай его.
Чюлюкин - снова по инстанциям. Да в переписку ударился.
Говорят, инстанций двадцать за каких-то там полгода обхлестал...
Правда, что то за учреждения, того я не знаю - меня в ту пору там не было, но только знаю я доподлинно теперь. что большую часть своей зарплаты тратит он ныне на элениум да прочие там всякие успокоительного действия и свойства микстуры.
Теперь несколько слов про мораль. Кaк известии, всякому рассказу желательно в самом конце иметь мораль.
Чтобы читатель не вынес из рассказа, упаси бог, чего худого. Чтобы он понял сказанное правильно. Но не превратно.
Так вот тут, и я тоже заявляю об этом ответственно и авторитетно, нет никакой морали. Лодка - есть. Есть башковитый мужик Чюлюкин. Есть микстуры и элениум.
А морали, как и внедрения, - нет. Нет - вот и вся туг мораль.
Что же до лодки, надо и о ней теперь сообщить, то та - рассохшаяся и ржавая, нынче никому не нужная, в лопухах за баней у него лежит.
И ее он, и всего прочего изобретательства теперь уже не касается.
Почему? А потому что вовремя понял, как человек умный, что важнее здоровья на белом свете ничего нет и не может быть.
Правда, в последнее время разработал он самостоятельно весьма оригинальную методику лечения неврозов, Успешно применяет ее на себе. Но поедет ли он с ней в район - сомнительно.
P. S. А в соседнем районе, говорят, некто кандидат каких-то там наук (фамилию его точно не помню - нетоНанырии, не то Болдырин) недавно точно такую лодку изобрел. Я о нем большую статью с фотографией в нашей Веселовской газете как-то читал. Эффект, пишут, - невообразимый. Главное, пишут, - изобретение актуально.
И страшно ко времени. Так из района нашего, я слышал, экстренно в тот район обстоятельную депутацию уже отрядили. Из представителей того самого учреждения, куда Чюлюкин заходил. Отрядили опыт перенимать.