Кир Булычев
Кому это нужно?
— И кому это нужно? — спросил вежливо Николай.
С Волги тянуло свежестью, из-за леса выполз в ожерельях огней пароход. С него доносилась музыка, под тентом на корме танцевали.
— В первую очередь науке, — ответила я. Ответ был не так уж хорош, но лучшего я не придумала. Ничего не нужно просто науке. Наука — это один из способов нашего общения с миром наравне с поэзией. Следовательно… но эту мысль я развивать не стала. Николаю приятен был сам факт беседы со мной, женщиной-ученым из Москвы. Из клуба шли соседи, только что кончилось кино. Проходя мимо нашей лавочки, они присматривались, некоторые здоровались с нами. Вот это было Николаю приятно.
— Науке, разумеется, нужно, — сказал Николай.
Любопытно, подумала я. Когда-то я прожила в этой деревне три года, ходила здесь в школу и была немного влюблена в Николая, он был старше меня лет на десять, уже вернулся из армии и работал шофером. Прошло двадцать лет, и я стала совсем взрослой, вернулась на неделю к себе в деревню, потому что некуда больше было сбежать из Москвы, и оказалось, что Николай куда моложе меня. И не только потому, что он почти не изменился, даже не женился. Главное — он с первых минут, как я вошла в дом к бабе Глаше, признал мое старшинство. А я приняла это признание как должное.
— И все-таки, — сказал Николай, стараясь говорить научно, — должны быть практические приложения.
— Было практическое применение, — сказала я. — Будут и другие
— Расскажи.
Я рассказала Николаю кратко, не в силах передать неловкого ощущения провалившегося фокуса, о той сессии в Литературном музее Зал был неполон, но это ничего не значило, потому что сливки литературоведческого мира были налицо Саня Добряк, мой ассистент, торжественно налаживал аппаратуру, а мне все казалось, что я одета неподходяще для такого торжественного случая. По физиономии Добряка я понимала, что волнуюсь, — он очень чуток к моим настроениям. Мне остро не хватало черного фрака с розой в петлице. Зрители глядели на меня доброжелательно, но с некоторой скукой во взорах. Я постаралась обойтись без формул и технических подробностей, я просто объяснила, что в работах графологов, хоть их и принято обвинять в шарлатанстве (не без оснований), есть зерно истины, почерк связан с характерам человека, душевным состоянием, воспитанием и так далее.
С Волги тянуло свежестью, из-за леса выполз в ожерельях огней пароход. С него доносилась музыка, под тентом на корме танцевали.
— В первую очередь науке, — ответила я. Ответ был не так уж хорош, но лучшего я не придумала. Ничего не нужно просто науке. Наука — это один из способов нашего общения с миром наравне с поэзией. Следовательно… но эту мысль я развивать не стала. Николаю приятен был сам факт беседы со мной, женщиной-ученым из Москвы. Из клуба шли соседи, только что кончилось кино. Проходя мимо нашей лавочки, они присматривались, некоторые здоровались с нами. Вот это было Николаю приятно.
— Науке, разумеется, нужно, — сказал Николай.
Любопытно, подумала я. Когда-то я прожила в этой деревне три года, ходила здесь в школу и была немного влюблена в Николая, он был старше меня лет на десять, уже вернулся из армии и работал шофером. Прошло двадцать лет, и я стала совсем взрослой, вернулась на неделю к себе в деревню, потому что некуда больше было сбежать из Москвы, и оказалось, что Николай куда моложе меня. И не только потому, что он почти не изменился, даже не женился. Главное — он с первых минут, как я вошла в дом к бабе Глаше, признал мое старшинство. А я приняла это признание как должное.
— И все-таки, — сказал Николай, стараясь говорить научно, — должны быть практические приложения.
— Было практическое применение, — сказала я. — Будут и другие
— Расскажи.
Я рассказала Николаю кратко, не в силах передать неловкого ощущения провалившегося фокуса, о той сессии в Литературном музее Зал был неполон, но это ничего не значило, потому что сливки литературоведческого мира были налицо Саня Добряк, мой ассистент, торжественно налаживал аппаратуру, а мне все казалось, что я одета неподходяще для такого торжественного случая. По физиономии Добряка я понимала, что волнуюсь, — он очень чуток к моим настроениям. Мне остро не хватало черного фрака с розой в петлице. Зрители глядели на меня доброжелательно, но с некоторой скукой во взорах. Я постаралась обойтись без формул и технических подробностей, я просто объяснила, что в работах графологов, хоть их и принято обвинять в шарлатанстве (не без оснований), есть зерно истины, почерк связан с характерам человека, душевным состоянием, воспитанием и так далее.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента