Кир Булычев


 
Так начинаются наводнения

(Мир странный, но добрый, Как начинаются наводнения)


   За окном плыли облака. Таких облаков я раньше не видел. Снизу, с изнанки, они были блестящими, гладкими и отражали весь город — крыши, зеленые и фиолетовые, с причудливыми резными коньками, кривые улочки, мощенные кварцевыми шестигранниками, людей в кирасах и цилиндрах, идущих по улочкам, старомодные автомобили и полицейских на перекрестках. В углу окна, у рамы, располагалось самое любимое из отражений — кусочек набережной, рыболовы с двойными удочками, влюбленные парочки, сидящие на парапете, женщины с малышами. И дома и люди на облаках были маленькими, и мне часто приходилось додумывать то, чего я никак не мог разглядеть.
   Доктор приходил после завтрака и садился на круглый табурет у моей постели. Он глубоко вздыхал и жаловался мне на свои многочисленные болезни. Наверно, он думал, что человеку, попавшему в мое положение, приятно узнать, что не он один страдает. Я сочувствовал доктору. Названия болезней часто были совсем непонятны и от этого могли показаться очень опасными. Даже удивительно, как это доктор еще живет и даже бегает по коридорам больницы, пристукивая высокими каблучками по лестницам. Всем своим видом доктор давал мне понять: разве у вас ожог? Вот у меня зуб болит, это да! Разве это доза — тысяча рентген? Вот у меня в коленке ломота… Разве это удивительно — тридцать два перелома? Вот у меня…
   Сначала я лежал без сознания. И это он выходил меня после первой клинической смерти. И после второй клинической смерти. Потом я пришел в себя и пожалел об этом. Правда, у них изумительные обезболивающие средства, но я ведь знал, что они все равно не справятся с тысячью рентген, — все это чистой воды филантропия. Не больше.
   — Сегодня на рассвете один старик поймал в реке большую рыбину, — говорю я, чтобы отвлечь доктора от его болезней.
   — Большую?
   — В руку.
   — Это вы в облаках рассмотрели?
   — В облаках. Почему они такие?
   — Долго объяснять. Да я и не смогу. Вот выздоровеете, поговорите со специалистами. Облака не круглый год. Месяца за два до вашего прилета было солнце. Тогда все меняется.
   — Что?
   — Наша жизнь меняется. Прилетают корабли. Но это ненадолго.
   — К вам редко кто прилетает?
   — Пассажирских рейсов нет. Да и откуда им быть? Расписания не составишь…
   «Почему?» — хотел спросить я, но пришла сестра. Вместо этого я сказал:
   — Доброе утро, мой милый палач.
   И сразу забыл о докторе. Сестра — значит, процедуры.
   Днем я заснул. Мне снова снилась катастрофа. Мне снилось, что я поседел. Но, наверно, мне никогда так и не узнать, поседел ли я на самом деле. Голова моя наглухо замотана — только глаза наружу.
   — С Землей связались, — сказал доктор, заглянув ко мне вечером.
   Он казался очень веселым, хотя мы оба знали, что с Земли лететь сюда почти полгода.
   — Ну-ну, — вежливо сказал я и стал смотреть в потолок.
   — Да вы послушайте. Нам сообщили, что «Колибри» заправляется на базе 12-45. Завтра стартует к нам. Это далеко?
   Я хотел бы успокоить доктора, но он все равно узнает правду. Я сказал:
   — Будут дней через сорок.
   — Замечательно, — ответил доктор, не переставая широко улыбаться. Но ему уже было невесело. Он тоже понимал, что и сорока дней мне не протянуть. Но он был доктором, и поэтому он должен был что-то сказать.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента