Кир Булычев
Отцы и дети

 
   Преимущества новой жизни в Великом Гусляре пожирала инфляция.
   — Словно черная пасть, — произнес Николай Белосельский, расхаживая по своему кабинету и не глядя на собеседников. — Мы подняли пенсию, и тут же подорожал хлеб. А что я могу поделать, если муку присылают из области по новым ценам?
   — Пенсионерам трудно, — сказал Удалов, которому скоро уже было пора на пенсию, а так хотелось еще пожить и даже съездить на Канарские острова. Не исключено, что, если дальше так будет продолжаться, закроют заграницу, как при Сталине, и прозеваешь жизненный шанс.
   — Вот мы и решили обратиться к вам, Лев Христофорович, — продолжал Белосельский, не услышав реплики Удалова. — Изобретите что-нибудь кардинальное.
   — Новую пищу? — спросил профессор Минц.
   — А из чего ее делать будете?
   — Из органики, — неуверенно ответил Минц и замолчал.
   — Это может пройти в больших городах, — сказал тогда умный Белосельский. — А у нас завтра все будут знать, откуда вы взяли эту самую органику.
   — Мы не космический корабль, где все оборачивается по сто раз, — поддержал Белосельского Удалов.
   Его пригласили на беседу Минца с Белосельским как представителя общественности и третейского судью, потому что трезвое мнение Корнелия Ивановича было важно для собеседников. Даже если он его не высказывал.
   — Что-то из ничего не бывает, — сказал Минц, будто был в том виноват. Хотя закон сохранения энергии и иных вещей придумали задолго до него.
   — Вы думайте, профессор, думайте! — приказал Белосельский. — Люди не могут поддерживать достойное существование.
   — Будем думать, — сказал профессор.
   Он был серьезен. Никогда в жизни перед ним еще не ставили такой глобальной проблемы — спасти государство от кризиса.
   — Майские праздники у нас с Пасхой совпадают — людям хочется сесть за стол и на свои средства досыта наесться и напиться, — закончил беседу Белосельский. Он надеялся на Минца. Не раз профессор находил парадоксальные выходы из безвыходных положений.
 
* * *
   Профессор Минц разбудил Удалова на следующую ночь, часа в три.
   Удалов открыл на нерешительный звонок, полагая спросонья, что сын Максим пришел с очередного приключения и боится потревожить маму. Но это был Минц в пижаме. Остатки волос торчали как крылышки над ушами, очки были забыты высоко на лбу.
   — Корнелий, прости, но надо поделиться, — громко прошептал Лев Христофорович.
   — Неужели «эврика»? — спросил тоже шепотом Удалов. — Неужели так скоро?
   — Вижу свет в конце туннеля, — сообщил Минц. — Спустись ко мне, а то на лестнице зябко.
   Когда они спустились к профессору, Минц поставил перед Удаловым лафитничек с фирменной настойкой сложного лесного состава и предложил глотнуть.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента