Кир Булычев
Вирусы не отстирываются

 
 
   У профессора Минца своеобразное чувство юмора. В прошлом году оно спасло Землю от страшной опасности, хотя с таким же успехом могло ее погубить. Началось все невинно, на стадионе.
   С недавнего времени Минц и его друг Корнелий Удалов зачастили на футбол. Начали болеть за команду «Речник», и сами посмеивались над своим увлечением, называя его старческой причудой.
   Ксения походы не одобряла. Несмотря на свой солидный возраст, она продолжала ревновать Корнелия. К тому же рыбалка и грибная охота приносили дому прибыль, а стадион — разорение.
   — Мы с тобой теперь на хозрасчете, — объяснила она свою позицию мужу. — Будем жить по замкнутому циклу. Что съел — возврати в хозяйство!
   Удалов был поражен такой житейской хваткой Ксении и скромно предложил:
   — Давай тогда туалет на дачу перевезем.
   — Зачем? — не поняла Ксения.
   — Ну не горшки же полные на автобусе возить! Если приспичило — едем на дачу…
   Развить свою мысль он не успел, потому что ему пришлось, прихрамывая от радикулита, бежать прочь из дома, спасаясь от скалки. Впрочем, и это входило в интересы хитроумного Удалова. Он попросил политического убежища в квартире Льва Христофоровича, откуда они вместе пошли на стадион.
   Именно там на профессора Минца, гениального изобретателя и без пяти минут лауреата Нобелевской премии, снизошло озарение.
   Озарение было вызвано туманом, опустившимся на трибуны, и хлопьями, плывущими над полем, так что некоторые игроки появлялись по пояс из белой гущи, а от других были видны только одни ноги.
   — Куда же бьет! — кричал рядом с ним Удалов. — Куда же он бьет, если ворот не видно?
   — Так и вратарь его не видит, — ответил разумный Саша Грубин, сидевший рядом с Удаловым. — Они равны. Но на уровне анекдота.
   И тут Минц воскликнул:
   — Вот так и поступим! То-то будет смешно!
   Закричал он громко, на стадионе так не высказываются. Туда приходят смотреть и кричать, а не выступать.
   Но ругаться на Минца не стали, люди здесь свои, обычные, приходят на стадион и в солнце, и в непогоду. Мест на «Речнике» всего две тысячи, да и половины не заполняется. Нет в Великом Гусляре достаточного увлечения футболом. То ли дело в пятидесятые годы!
   Люди оборачивались, видели, что это изгаляется лысый профессор с Пушкинской улицы. Ну и пусть себе изгаляется.
   — Ты чего? — спросил Удалов.
   — Нашел решение, — просто ответил Минц.
   — Тогда отложи его в мозжечок, — посоветовал Удалов. — Футбол кончится, тогда и займешься наукой. Каждому овощу свое время.
   Тут начал накрапывать сентябрьский дождик, зонтика у друзей не было, они растянули на троих плащ Грубина и смотрели из-под его козырька, как с правительственной трибуны. Слава богу, дождик прибил туман и стало видно, что происходит на поле и почему наши опять проигрывают.
   После матча они вышли со стадиона и медленно побрели толпой к выходу из парка, потом, так и не опуская плаща, до Пушкинской, до дома № 16. Дождь разошелся и приходилось перепрыгивать через свежие лужи. В такой обстановке не особенно поговоришь, так что дотерпели до дома, где Минц позвал друзей побаловаться чайком.
   Еще чай не закипел, как Удалов первым спросил:
   — Признавайся, Лев Христофорович, что ты на этот раз приготовил человечеству в подарок?
   — Нет, не в подарок, а в наказание! — ответил профессор и заразительно засмеялся, — они еще пожалеют, что хотели устроить у нас соревнование чекистов!
   — Проще, Лев Христофорович, — попросил Грубин. — А то мы, простые труженики, тебя не понимаем.
   — Куда уж проще! Савичей знаете?
   — Еще бы не знать!
   — Они меня рассмешили! Сначала приходит ко мне Ванда и просит знаете о чем? Просит установить на ее любимом муже подслушивающее устройство.
   — Это еще зачем?
   — А затем, что он по ее подозрениям, завел себе любовницу из числа продавщиц ее супермаркета и даже намеревается улететь с продавщицей на Багамские острова.
   — И в самом деле смешно, — сказал Грубин. — Савичу уже седьмой десяток…
   — Возраст не помеха, мой юный друг, — ответил Минц, и Удалов не сдержал улыбки, потому что Грубину тоже было не двадцать лет.
   — Так что же тебя так рассмешило? — настаивал Удалов.
   — А то, что муж Ванды Никита Савич побывал у меня на следующий день и спросил, не могу ли я установить на его жене подслушивающее устройство.
   — Неужели тоже взревновал?
   — Хуже ему не дает покоя ее богатство. Он уверен, что она заработанные в супермаркете деньги прячет от него и транжирит в оргиях разврата! Смешно?
   — Очень смешно, — согласился Удалов, но не засмеялся, а Грубин тоже смеяться не стал.
   Минц вздохнул и заметил:
   — Чувство юмора у вас плохо развито.
   — Не в этом дело, — сказал Грубин.
   — Мы их знаем практически с детства, — пояснил Удалов. — Я с Савичем в школу ходил.
   — Что вы мне хотите доказать? — удивился Минц. — Что люди не меняются или что все, кто ходил с тобой в школу, застрахован от ошибок и лишен недостатков?
   Удалов не стал спорить. Спор получился бы пустым. Из класса Удалова вышел один полковник, один секретарь обкома в Томске, а двое отсидели сроки. Это о чем-то говорит? Ни о чем.
   — Так какая идея посетила вас на стадионе? — спросил Саша Грубин.
   — Очень смешная, — признался Минц. — Чудесная идея. Я решил удовлетворить обе просьбы!
   — Два магнитофона поставишь? — спросил Удалов.
   — Что мы видели на стадионе? Мы видели недостаточно, — сказал Минц. Он стоял перед ними, выставив живот, сплетя пальцы рук за спиной и покачивая лысой головой. — Мы видели туман и части человеческих тел. И я вспомнил, что подобная картина привиделась мне сегодня утром в этом кабинете.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента