Булычев Кир. Жизнь за трицератопса

Кир Булычев
 
Жизнь за трицератопса

Глава 1

   Мне хочется внести ясность в историю, которая прогремела по всему миру и отозвалась (как всегда, лживо) в средствах массовой информации, что значительно повредило безукоризненной репутации города Великий Гусляр.
   Верно сказал Корнелий Иванович Удалов:
   — Лучше бы этих проклятых динозавров не было!
   Но раз динозавры были, о них надо говорить правду и только правду.
   Во-первых, не существует дикого горного хребта, на котором водятся белые медведи, как уверяла газета «Вашингтон пост». В окрестностях Великого Гусляра нет никаких горных хребтов, если не считать небольшого вулкана, который большую часть времени спит, а если и просыпается, то его извержения не представляют опасности для горожан.
   Во-вторых, заявление газеты «Монд», что крупнейший из динозавров достигал сорока метров в длину — наглая газетная утка. Известный по публикациям в «Огоньке» бронтозавр был молодой особью, вряд ли достигавшей тридцати метров.
   Также являются ложью утверждения о том, что русские ученые уже выводят динозавров из генетического материала, найденного в Великом Гусляре.
   Наконец, совсем уж беззастенчивой ложью пронизан репортаж английской коммунистической газеты «Морнинг стар»: некий динозавр напал на школьниц, возвращавшихся домой по главной улице.
   Во-первых, как известно, никогда ни один динозавр не ходил по главной, иначе Советской, улице Гусляра. Во-вторых, некому там было ходить.
   Теперь, когда автору удалось дать отпор некоторым наиболее нахальным заявлениям средств массовой информации, он хотел бы перейти к правдивому и последовательному изложению событий.
 

* * *

   Итак, на окраине города Великий Гусляр существует поросший соснами холм под названием Боярская Могила. Никакого боярина там не хоронили, но есть сведения, что у местного помещика Гулькина был любимый конь Боярин, которого возили на скачки в Вологду, там напоили портвейном, а на обратном пути он простудился и пал.
   Гулькин, который связывал с конем большие надежды, был в расстройстве и построил мавзолей на холме, возвышавшемся аккурат за его курятником. Мавзолей со временем провалился или обвалился — никто толком не помнит, тем более что произошла революция и с Гулькиными покончили.
   В холме есть пещеры, куда иногда пробираются ребята, но вообще-то лазить туда не положено, потому что своды пещеры могут рухнуть.
   На этот раз в пещеру попали совсем не ребята.
   К Синицкому приехал погостить племянник и влюбился в девушку, которая продавала мороженое возле рынка. Продавала она мороженое, чтобы заработать себе на высшее образование, в котором очень нуждалась, так как еще в школе побеждала на областных биологических олимпиадах. А один раз ее даже возили в Казань — в школу юного химика.
   При этом Марина обладала отличной фигурой, ладными ножками и прочими девичьими атрибутами, включая буйную копну рыжих косичек. Пройти мимо нее равнодушно мог только слепец.
   Но жила она в Гусляре без родителей, снимала угол у гражданки Свинюхиной и почти голодала.
   Когда племянник Синицкого Аркадий увидел Марину, торгующую мороженым, что-то в его груди перевернулось. Он даже не посмел приблизиться к ней, а пошел, расстроенный своей нерешительностью, домой и поведал о своей душевной боли тетке. Тетка предупредила его, что Марина — «девушка не нашего круга».
   Сама тетка когда-то приехала в Гусляр из Козлятина, где ее папа работал в милиции в чине сержанта.
   На следующий день Аркадий снова пошел на площадь Землепроходцев и купил поочередно шестнадцать порций мороженого. Семнадцатую Марина ему не продала, а сказала:
   — Вы обязательно простудитесь и будете меня проклинать.
   — Никогда!
   — Кроме того, вы не производите впечатления богатого человека.
   Аркадий не знал, обижаться на эти слова или нет, но Марина разрешила все его сомнения, сообщив:
   — Я через полчаса закончу.
   — И что? — осторожно спросил Аркадий.
   — Думайте, — предложила Марина и обернулась к следующему покупателю.
   В тот день Аркадий проводил Марину до дома, и они обнаружили много общего во вкусах, настроениях и даже отношении к жизни.
   На следующий день, не сказав тетке, что он встречается с «девушкой не нашего круга», Аркадий повел Марину в кино. Когда молодые люди сидели на набережной и говорили о жизни, оказалось, что их взгляды совпадают. Наверное, не было в истории таких похожих людей, хотя они и принадлежали к разным социальным кругам.
   В среду они пошли в лес. Благо, у Марины выдался выходной, а Аркадий был готов отменить все дела и заботы ради того, чтобы поговорить о ботанике и литературе.
   Далеко они не ушли, а поднялись на холм Боярская Могила, чтобы с его вершины сквозь сосновые ветви полюбоваться видом города и реки Гусь, протекающей мимо.
   Потом они немного посидели под сосной, и тут им захотелось целоваться, причем обоим, в чем они друг другу не посмели признаться.
   На их счастье пошел дождь.
   Надо было прятаться от дождя, и Аркадий вспомнил о том, что поблизости есть пещера, куда он лазил в детстве.
   Конечно, Марина очень боялась пещер, потому что в них бывает темно, но дождик был холодным, а под таким дождем целоваться совершенно невозможно.
   Аркадий не сразу нашел вход в пещеру — растительность вокруг изменилась, да и сам он вырос.
   Вход был похож на дыру, ведущую в берлогу, и Марина даже спросила:
   — А медведя там нет?
   — Наивный вопрос, — сказал Аркадий. — Медведей в наших местах давно уже нет. — И он первым полез в пещеру.
   Марина нагнулась, влезла в дыру, и ее подхватили сильные и нежные руки Аркадия.
   — Иди сюда, садись, — сказал он.
   — А змей здесь нет? — спросила Марина.
   — Уползли.
   — Я все равно боюсь, — прошептала девушка.
   — Я с тобой! — ответил Аркадий. — Дай мне руку.
   Ее пальцы нащупали в темноте его ладонь и замерли, потому что Марину ударило током.
   — Ой, — сказала девушка.
   Аркадий потянул ее за руку и привлек к себе.
   Раз было темно, то Марина не могла должным образом сопротивляться:
   она же не видела, с кем борется.
   — Только не целоваться, — прошептала она, как бы подсказывая Аркадию, что надо делать.
   — Конечно, — сказал он.
   Его губы совершенно нечаянно наткнулись на ее губы.
   И они целовались, пока шел дождь. Но так как они не видели, кончился дождик или нет, то целовались почти до вечера.
   Иногда, борясь больше с собой, чем с Аркадием, Марина шептала:
   — Только не это! Ты же все испортишь!
   Аркадий не совсем понимал, что он может испортить, но недостаток жизненного опыта и опасение обидеть девушку заставляли его остановиться. Однако ненадолго. Так что их отношения были похожи на морской берег. Ты видишь, как волна поднимается, несется к галечной полосе, но прибрежные камни останавливают, дробят ее и заставляют уползти обратно, поджав пенный хвост.
   Наконец Марина устала от борьбы, в которой ее поражение было неминуемым. Поэтому она нащупала на полу пещеры камень и шутливо сказала Аркадию:
   — Если мы сейчас не уйдем отсюда, я тебе нос разобью.
   К этому времени их глаза настолько привыкли к темноте, что молодой человек отлично разглядел камень в тонкой руке продавщицы мороженого.
   Он натужно засмеялся, но подчинился, потому что в извечной битве полов верх всегда берет мужчина, но женщина решает, когда ему предстоит победить.
   Держась за руки, они вылезли из пещеры и зажмурились.
   Заходящее солнце окрасило оранжевым светом стволы сосен, небо было почти белым, как десятикратно простиранная голубая рубашка, птицы уже угомонились.
   Под ногами мягко пружинило одеяло сосновых иголок. Раздвинув иголки, кое-где торчали скользкие шапки маслят.
   Молодые люди стали спускаться с холма. Чтобы отвлечь Аркадия от охвативших его печальных мыслей, Марина показала ему камень, который забыла выкинуть, и сказала:
   — Обрати внимание, что это такое?
   — Камень, — ответил Аркадий, все еще докипающий несбывшимися порывами.
   — Не просто камень, — сказала Марина, в круг интересов которой входила и минералогия. — Некогда в этой местности бушевали вулканы.
   — Где только они не бушевали…
   Они вышли на дорожку, Аркадий хотел было еще раз поцеловать свою возлюбленную, но навстречу, разумеется, шла тетка с пустыми ведрами.
   Скажите, что делать тетке с пустыми ведрами на окраине Великого Гусляра на рубеже тысячелетий?
   — Но я не знала, что Великий Гусляр входил в зону вулканической активности, — сказала Марина. — Я полагала, что весь этот регион покрыт толстым слоем осадочных пород.
   — Вот именно, — согласился Аркадий, проклиная тетку.
   Чуткая Марина заметила его душевное неудобство и правильно истолковала:
   — Ты меня совсем не слушаешь, Аркаша. Я не подозревала, что в твоем сердце есть место суевериям.
   — В моем сердце все есть, — ответил Аркаша.
   — Надо будет посоветоваться со Львом Христофоровичем, — сказала девушка. — Он наверняка знает.
   — Это еще кто такой? — спросил юноша.
   — Профессор Минц, — сказала Марина. — Без пяти минут лауреат Нобелевки. Живет у нас уже много лет.
   — Что делать в этой дыре без пяти минут лауреату?
   — В этой дыре ты меня встретил, — сказала Марина, обидевшись за Великий Гусляр.
   — Лучше бы я тебя в Москве встретил.
   — Разве в Москве ты отыскал бы такую пещеру? — рассмеялась Марина.
   Аркадий не ответил. Подобно всем влюбленным на раннем этапе этой болезни, он был подозрителен и склонен к пессимизму.
   На углу Пушкинской Марина попрощалась с Аркадием, и ему показалось, что она сделала это очень холодно.

Глава 2

   Расставшись с Аркадием, Марина отправилась к профессору Минцу и застала его во дворе. Новое поколение доминошников вбивало в землю крепкий старый стол, а профессор с Корнелием Удаловым смотрели на отчаянную схватку глазами знатоков и с трудом удерживались от советов.
   — Что за манера, — сказал Минц, увидев Марину и поцеловав ее в лобик, — заплетать негритянские косички. Неужели тебя из-за этого больше любят мальчишки?
   — Они меня не любят, — ответила Марина. — Они ко мне пристают.
   Марина отошла с пенсионерами к лавочке под кустом сирени и показала Минцу камень, подобранный в пещере.
   — Откуда это? — удивился Минц.
   — Так Маринка с Аркашкой Синицким в пещере от дождя прятались, — ответил за нее Удалов. — Мне старуха Ложкина говорила.
   — Вот это лишнее, Корнелий, — оборвал его профессор. — Не превращайся в старую сплетницу.
   Он покрутил камень в руках, понюхал его, поцарапал ногтем и сказал:
   — Примерно семьдесят миллионов лет назад этот камешек был лавой. Но так как я не знаю о выходах лавы в нашем районе… Где ты его нашла?
   — Я думаю, — ответил за девушку Удалов, — что там, в пещере и отколупнула.
   — Если вы, дядя Корнелий, будете вмешиваться!.. — рассердилась Марина и взмахнула головой так резко, что косички взлетели нимбом вокруг нее, как лучи солнышка.
   Марина давно уже раскаивалась в легкомысленном поступке — косички общим числом сорок три она заплела на спор с Эммой Кошкиной, своей злейшей подругой. Теперь Эмма носила прически от Кардена, а Марина, выиграв кассету Майкла Джексона, никак не могла решиться остричь косички, не имеющие ровным счетом никакого отношения к сюжету этой повести.
   Жизнь в маленьком городке имеет свои преимущества, но и не лишена недостатков. Человеку кажется, что он незаметно встретился с одной гражданкой, а оказывается, несколько пенсионерок разнесли об этом весть раньше, чем человек возвратился домой.
   — Когда-то, — задумчиво произнес профессор Минц, держа в руке камень, как принц Гамлет держал череп Йорика, — потоки расплавленной лавы неслись по улицам нашего городка, пожирая тела беспомощных динозавров.
   — Ну ты перебрал, — откликнулся Удалов. — Тогда нашего городка не было, хотя я не отрицаю его исторических заслуг.
   — Ты приземленный и скучный человек, — сказал Минц. Марина промолчала, но в душе согласилась с профессором.
   — Словно по улицам Помпеи, — продолжал Лев Христофорович. — Не оставляя на своем пути ни одной живой души. Даже комариной… Ты что, Мариша, хочешь, чтобы я отправил образец на анализ?
   — Зачем? Вы же с первого взгляда определили возраст образца и его происхождение.
   — Все же оставь камешек у меня, — сказал Минц. — Я займусь им на досуге. Каждому Гусляру нужны свои Помпеи.
   Марина двинулась домой, а Минц сказал ей вслед:
   — Сегодня его умиляют твои косички. Завтра, когда ваше чувство будет подвергнуто первым испытаниям, лучше показаться ему коротко, но элегантно постриженной.
   — Ничего вы не понимаете, дядя Лева, — сказала Марина.

Глава 3

   На следующий день они не смогли встретиться, потому что Марина сначала поехала на базу за товаром, а там была налоговая инспекция, так что ей пришлось задержаться до обеда. Аркадий три раза приходил к ее месту, а оно оказывалось пустым. Беда влюбленных заключалась в том, что они не знали друг друговых адресов и телефонов. Им казалось, что в Гусляре потеряться невозможно.
   Аркадий переживал больше, потому что бездельничал, а Марина переживала меньше, потому что сначала была занята на базе, а потом побежала в парикмахерскую и еще уговорила Алену постричь ее без записи. Марине хотелось сохранить хоть немножко волос, отделавшись от проклятых косичек. Ее беспокоило высказывание профессора об испытаниях, которым должно подвергнуться чувство.
   Когда Марина вышла из парикмахерской, то была неуверена в себе и готова приклеить косички обратно — ведь Аркаша полюбил ее с косичками! Она сомневалась, будет ли его чувство прежним без косичек. Ведь теперь она походила на мальчика.
   Она остановилась в нерешительности. Вечер еще не начался, день был влажным, предгрозовым. Сейчас бы в пещеру, спрятаться от грозы, подумала Марина и испугалась такой мысли. Ну что делать — порой мы думаем не совсем то, что надо думать.
   Мимо пробегал Максимка Удалов, внук Корнелия Ивановича.
   — Тебя Минц обыскался, — сообщил мальчик. — Что ты с собой сделала?
   — А что?
   — Сама на себя не похожа. Родная собака не узнает.
   — Нет у меня собаки! — огрызнулась девушка.
   Мальчик убежал, а она осталась посреди улицы, потому что если даже маленькие мальчики тебя осуждают, значит, Аркаша наверняка отвернется.
   Вот в таком настроении Марина отправилась к профессору.
   Профессор близоруко пригляделся к ней и сказал:
   — Хоть ты и не похожа сама на себя, но эффект скорее положительный, чем отрицательный.
   Этим он, конечно, ее не утешил.
   — Ты не спешишь? — спросил Минц.
   — Никуда я не спешу, — отозвалась скорбным голосом Марина.
   — Тогда погляди на свой камень под умеренным увеличением.
   Марина, которой совсем не хотелось глядеть на камни, все же склонилась к микроскопу. И увидела, что поверхность камня прорезана длинными редкими канавками и бугорками.
   — Видишь?
   — Вижу, — ответила Марина.
   И подумала: а что если купить парик? Поеду завтра с утра в Вологду, куплю парик, а если меня выгонят с работы, то бог с ней, с работой.
   — И что ты видишь?
   — Парик, — нечаянно ответила Марина. — Как вы думаете, в Вологде можно купить приличный парик?
   — Мода на них прошла уже в восемнадцатом веке, — ответил профессор.
   — Но сохранились некоторые лысые женщины, которые идут на такие ухищрения.
   — Я и есть такая женщина.
   — Ты глупый ребенок, — сказал профессор. — Смотри в микроскоп и докладывай мне, что ты видишь. А если твой молодой человек не дурак, он только обрадуется твоему возвращению в человеческий облик…
   Итак, что же мы видим на этой картинке?
   — Не знаю.
   — А попробуй представить, что это органика.
   — Не представляю.
   — Тогда я тебе скажу, — не выдержал Минц. — Мы с тобой видим отпечаток шкуры какого-то животного, оставленный в пещере много миллионов лет назад.
   — Так не бывает.
   — Конечно, малый клочок шкуры… а почему тебе это кажется невозможным?
   — Потому что глупо, — сказала Марина, имея в виду, конечно же, парик.
   — Если мы отыскали кусок породы с отпечатком шкуры динозавра, то наше открытие может оказаться эпохальным. Мы сейчас же идем с тобой к пещере. Ты не боишься?
   — Пойдемте, — сказала девушка равнодушно.
   Удалов в это время как раз вышел во двор поскучать, потому что у Ксении было дурное настроение. Он с удовольствием присоединился к экспедиции.
   — В истории палеонтологии открытия, подобные нашему, — рассуждал по дороге Лев Христофорович, — уже встречались. Однако чаще всего отпечатки живых организмов сохранялись в известняковых отложениях, и такая судьба ожидала животных, которые погибли, утонув в море.
   Вулканический туф, с которым мы имеем дело, — не лучший материал для сохранения отпечатков такого рода, как, например, известный всем нам отпечаток археоптерикса. Он имеет совершенно иную кристаллическую решетку…
   Марина несколько раз порывалась повернуть назад, но Минц брал ее за руку и стыдил. Гроза громыхала совсем близко и обрушилась на путников в тот момент, когда они стояли перед входом в пещеру.
   Минц, кряхтя, полез в пещеру, за ним последовала Марина, затем в пещеру влез и Корнелий.
   — Тесно, — сказал Удалов.
   Минц включил фонарь, и всем стало ясно, почему тут так тесно. В пещере оказался еще один человек. Аркадий Синицкий.
   — Ты чего тут делаешь? — удивился Удалов.
   Мариша попыталась выбраться под дождь, но Удалов ее удержал.
   Молодой человек закрывал глаза от света фонаря и ничего не видел.
   — Вы кто? — спросил он дрогнувшим голосом.
   — Известные вам лица, — сухо ответил Удалов. — Я, Лев Христофорович Минц и одна девушка.
   — Какая девушка? — голос Аркадия снова дрогнул.
   Марина не откликнулась. Ей хотелось спрятать голову между коленок.
   Но она не успела, потому что профессор Минц резко развернул фонарь и яркий луч его уперся в остриженную голову девушки.
   — Ой! — воскликнул Аркадий.
   — Не узнал? — спросил Минц.
   — Не то слово, — отозвался Аркадий. — Сами понимаете, она же изменилась… Стала еще лучше.
   — Ты в самом деле так думаешь? — с дрожью в голосе спросила Марина.
   Аркадий истово закивал.
   После перекрестного допроса выяснилось, что Аркадий сидит в пещере уже третий час, потому что решил, что если Марина не знает, где его встретить, то должна вспомнить, где они уже встречались.
   Минц направил луч фонаря на потолок и стены пещеры. Он возил лучом по неровным стенам, молодые люди молчали, затаив дыхание, а Удалов громко дышал. Ему хотелось дать совет, но он еще не знал какой.
   — Смотри! — строго приказал Минц своему другу. Удалов стал смотреть на стену. И ничего не увидел. Молодые люди начали шептаться. Они выясняли отношения. Минц сказал:
   — Боюсь, что это открытие мирового значения, но мы к нему еще не готовы.
   — Объясни, — попросил Удалов.
   — Ты внимательно смотри, — сказал Минц. — Вся эта стена покрыта канавками, царапинками и неровными бугорками. Что это такое?
   — Что же это такое?
   — Гигантский отпечаток вымершего животного, — провозгласил Минц. — Смотрите!
   Он провел лучом фонаря по стене и затем пошел вдоль нее по сужающемуся ходу. До тех пор пока ширина хода позволяла ему продвигаться вперед, луч света выхватывал ту же структуру нее — все тот же отпечаток шкуры.
   — А теперь смотрите! — воскликнул профессор и обратил луч себе под ноги. — Видите?
   — Видим, — сказал Удалов. — Другая картинка, но похожая.
   — А теперь вперед и чуть правее. Все посмотрели вперед и чуть правее. И увидели круглую яму. Неглубокую.
   Минц посветил внутрь ямы, а Удалов вытащил оттуда пивную банку — видно, кто-то не очень давно посещал пещеру.
   — Это не мы, — сказала Марина.
   — Знаю, — сказал Минц. — Смотрите налево. Слева тоже было отверстие.
   Тоже яма.
   — Вы все еще не догадались? — спросил Минц.
   Они еще не догадались. Они ждали, что скажет профессор.
   — Много лет назад, — начал Минц, — в Помпее стали находить странные полости в окаменевшем пепле, который когда-то засыпал этот город шестиметровым слоем и погубил все живое. Одному из археологов пришла в голову мысль: а что будет, если заполнить такую полость гипсом?
   Принесли гипс, залили полость, а когда окаменевший пепел убрали, оказалось, что это был полный и точный отпечаток погибшего человека.
   Пеплу не удалось заполнить отпечаток, потому что телу потребовалось время, чтобы сгореть. Человек сгорел, а пепел затвердел. И получился как бы негатив человека — пустота на том месте, где он был. Таких негативов в Помпее десятки: люди и животные.
   Минц замолчал. Луч фонарика уткнулся в стену и замер.
   Все смотрели на круг света.
   Неужели много миллионов лет назад на этом самом месте заживо сгорел динозавр? Громадное и добродушное существо, которое совсем не собиралось вымирать. Ему бы жить и жить, яйца откладывать, жевать папоротники — а тут вулкан, землетрясение, наводнение…
   — Так что же получается? — спросил Аркадий, который первым пришел в себя. — Выходит, мы сидим в динозавре?
   — Не исключено, — ответил Минц. — Вопрос лишь в том, как проверить нашу теорию.
   — Проще простого, — сказал Удалов. — Надо налить в пещеру гипса, потом раздолбать холм, а что останется, то и будет динозавром!
   — Ой… — прошептала Марина. — Это же первый в мире динозавр, которого человечество увидит воочию.
   — Вам нравится такой вариант? — спросил Минц у Аркадия, а может быть, у самого себя. — Мне он категорически не нравится. Мы с вами совершенно не знаем, что скрывает в себе этот холм. А вдруг динозавр не одинок? А вдруг тут, за стенкой, скрывается другой динозавр? Мне кажется, что я когда-то слышал, что в холме есть пещеры. Не пещера, а пещеры.
   — Ты прав, Лев, — согласился с ним Удалов. — Я в детстве даже лазил сюда, только не в эту пещеру, а в другую.
   — Значит, первым делом мы должны обеспечить изучение пустот.
   Изучение, а не уничтожение.

Глава 4

   Возвращались в город двумя парами.
   Первыми шли Удалов и Минц. Они обменивались идеями, которые рождались в их беспокойных головах.
   Позади следовали Аркадий с Мариной.
   Они не говорили о динозаврах, как будто не понимали значения этой находки. Их разговор состоял из вопросов. Ответы подразумевались.
   — Ты в самом деле из-за меня сюда пришел?
   — А зачем ты постриглась?
   — Ты меня искал?
   — Как ты догадалась?
   А тем временем темнота опускалась на город, но посетить Лебедянского никогда не поздно.
   Лебедянский стал мэром города совсем недавно, победив в отчаянной борьбе шестерых кандидатов, потому что был честным и обещал таковым оставаться навечно.
   Еще подростком он возглавил организацию «Орленок», которая совершала походы по местам боевой славы. Правда, боевая слава давно уже обходила Великий Гусляр, но именно Толе Лебедянскому принадлежит честь открытия в гуслярских лесах братской могилы польских интервентов, замороженных там с помощью гуслярских проводников в начале XVII века. Еще в десятом классе средней школы Толя Лебедянский добился приезда в Гусляр делегации из Зеленой Гуры, откуда и были родом те самые ляхи.
   Затем шустрый подросток пытался добиться слияния Великого Гусляра и Зеленой Гуры в один город-побратим, трижды ездил с этой целью в Польшу и