Юлий Буркин
Хозяин мира
Тано проснулся в девять с мелочью. Уютная, навевающая ощущение детства «перламутровая спальня» была освещена ярким утренним солнцем, и овальные стены комнаты играли неярким разноцветьем. Тано потянулся, вдохнул струю свежего воздуха, напоенного его любимым запахом – запахом олеандра… И вскочил на ноги, переполняемый радостным возбуждением. Он вспомнил вдруг, что сегодня – не обычный, а самый главный день в его жизни. Сегодня ему исполняется четырнадцать, и он наконец-то вступит в свои законные наследные права.
Впрочем, он вовсе не жаждал власти. Но он был истинным сыном своего отца, и он понимал, что это неправильно, когда мир уже столько лет управляется не подлинным властителем, отпрыском верховной династии Диас, а регентом. Достойнейшим, умнейшим, внимательно прислушивающимся к парламенту и к мнениям придворных экспертов… Но – регентом, чья власть не овеяна вековыми традициями и не дарована его предкам сияющей дланью верховного божества.
Раздался тихий перезвон колокольчиков. Это кто-то из придворных явился будить его.
– Да?! – крикнул Тано.
Дверь отворилась, и в комнату вошел не «кто-то», а самый, наверное, любимый Тано человек – регент, герцог Беннэ. Впрочем, так официально Тано обращался к нему только на людях.
– Доброе утро, дядя Поль! – воскликнул Тано, стягивая пижаму.
– Воистину доброе, – отозвался герцог, улыбаясь. – Поспешите, мой друг, сегодня вас ждут великие дела. Потому время зарядки, умывания и завтрака сегодня сокращены вдвое. Вас ждет мир.
– Ур-ра! – восклинул Тано, уже облачившийся в тренировочный костюм и подпоясавшийся гравипоясом. – Значит, на зарядку у меня всего полчаса?
– Да. А посему, наследник Диас, поспешите. Дорога каждая минута. Инструктор ждет вас в тренажерном зале.
Но последние слова этой фразы были произнесены регентом уже вдогонку. Натянув кроссовки и схватив со стены плазмошпагу, Тано во весь дух несся по коридору.
– Явился! – воскликнул Уго – улыбчивый тренер-мулат, лучший фехтовальщик королевства в малом весе. Тано нравилось, что тот не выказывает к нему ни тени почтения, но в их ежедневной игре подразумевалось обратное:
– Как ты сказал, смерд?! – воскликнул он, выбрасывая вперед руку с оружием, и возникший тут же светящийся клинок, вытянувшись на предельную длину – около трех метров, едва не коснулся голой коричневой груди. – Где подобающее обращение?!
– Подобающее обращение ты, щенок, получишь, когда научишься фехтовать! – воскликнул Уго. – Зачем оно тебе в могиле?!
Он лишь слегка повернул кистью руки со своим оружием, как лезвие его шпаги ловко обвилось вокруг клинка Тано… Рывок! И наследник престола остался бы безоружным, окажись он чуть менее расторопен. Но его клинок втянулся в рукоять за полмига до того, как мулат дернул. Этот финт удался наследнику впервые, и тренер от неожиданности пошатнулся, сделав маленький шажок назад и чуть сейчас же не поплатившись за это исходом сражения.
– Джа!!! – хрипло выкрикнул Тано боевой клич рода и, ударив по ремню гравипояса, взмыл к потолку…
Но вот тут мастерства ему явно не хватило. Вместо того чтобы зависнуть строго над противником, юноша промчался над ним и оказался далеко позади, нелепо выставив клинок в пустоту под собой. Этого неверного движения инструктору хватило, чтобы уже вновь быть в полной боеготовности, и он зашелся обидным лающим смехом. Тано рухнул на пол, рассчитав угол падения таким образом, чтобы, приземлившись на бок, подкатиться к врагу, но Уго упредил его маневр, оказавшись в стороне и наступив наследнику на руку…
Бешеная схватка тянулась и тянулась без результата, и это злило Тано, так как он понимал, что тренер сильнее, но дает ему фору. Тот всегда дрался вничью ровно столько, сколько длилась тренировка, а на последней минуте делал смертельный выпад… Учитывая, что сегодня зарядка сокращена вдвое, до этого мгновения осталось минуты три.
«Зарядка сокращена потому, что я – властелин мира! – внезапно вспомнил Тано. – Сегодня я принимаю мир в свои руки!» И эта мысль придала ему новых сил и подстегнула к неожиданному, крайне рискованному тактическому решению. Улучив момент, когда Уго, презрительно усмехаясь, опустил руки, он, задав функцию «петля», швырнул рукоять в него. Шансов на то, что он все рассчитал верно, почти не было, но выиграть бой без этого не было шансов вообще…
Наверное, ему просто повезло, но рукоять шпаги настигла тренера в нужном месте и под нужным углом. Вынырнув из ниоткуда, холодное плазменное лезвие жестким кольцом обвилось вокруг мулата, прижав его руки к торсу.
– Проклятье! – взвыл тот. – Где ты этому научился, щенок?! Я не показывал тебе таких подлых, недостойных дворянина, трюков!
– Когда речь идет о защите мира или защите жизни его правителя, – ответил Тано, – недостойных приемов не бывает. – Он уже плавно парил над скованным тренером, так, чтобы тот не смог достать его ногами.
– Когда речь идет о защите мира, рисковать нельзя, – огрызнулся мулат.
– Это слова проигравшего, – усмехаясь, сказал Тано, вытянул руку и несильно щелкнул беззащитного тренера по лбу.
– Ты прав, щенок, – сказал Уго невероятно угрюмо. Но тут же сбросил с лица злобную маску, и они рассмеялись оба.
… В полдень, в окружении придворных, взволнованных друзей и улыбчивых фрейлин он шел по коридорам дворца к изумрудному вестибюлю, чтобы выйти оттуда на площадь, где уже собралась огромная праздничная толпа. На ходу Тано тихо, почти на ухо, задал герцогу вопрос, который мучил его давно. Он никак не решался задать его раньше, а если не задать сейчас, уже час спустя он не будет иметь никакого смысла.
– Я немного боюсь, – тихо сказал он. – Герцог… Дядя Поль, а тебе не жалко отдавать мне мир?
Герцог даже приостановился от неожиданности, но тут же двинулся дальше, откровенно расхохотавшись. Придворные, не слышавшие вопроса, с удивлением уставились на него. Таким они не видели его еще никогда.
– Мальчик мой, – сказал герцог, наконец, отсмеявшись, – ты удивишься, но мир всегда принадлежал только тебе, тебе одному. А вот ответственность тяжелым бременем лежала на мне долгих четырнадцать лет. Теперь же я передаю ее тебе, чему рад до чрезвычайности.
– А это не малодушие? – отозвался Тано.
– Мое плечо всегда к вашим услугам. И еще. Скажите, Ваше Высочество, достоин ли наш народ справедливой участи, достоин ли он быть счастливым?
– В высшей мере достоин! – без тени сомнения и даже немного запальчиво сказал юноша.
– И я считаю также. Ситуация, когда им правил регент, не унижала его только потому, что была временной. И если бы не сегодняшний день, наш народ был бы обманут и несчастен.
– Вы хотите сказать, что я делаю народ счастливым? – ощущая некоторую неловкость и в то же время приятную гордость, уточнил наследник Тано.
До инкрустированных изумрудами в серебре ворот осталось каких-то несколько шагов.
– Вы не представляете, наследник, насколько вы правы, – откликнулся герцог. – Дело обстоит именно так.
– В таком случае, – сказал Тано, – в таком случае, я – счастливейший из смертных.
Герцог внимательно посмотрел на него и сказал:
– И это бесспорно.
Юношу немного удивили эти слова. Он не понял, зачем они были сказаны. Ведь на самом деле, наверное, каждый человек чувствует себя самым счастливым на свете человеком хотя бы раз в жизни. Но он не придал им значения, так как внимание его полностью переключилось на медленно открывающиеся массивные каменные створки.
– Сла-ва Та-но! Император Ди-ас! – скандировали наружи. – Сла-ва Та-но! Император Ди-ас!
Чуть прищурившись от солнца и чувствуя легкую дрожь в коленях, наследник шагнул вперед.
… Когда отзвучали речи, отсверкали фейерверки, но не отгремели литавры и не отпели еще скрипки придворного бала, молодой император пожелал удалиться ко сну. Никогда еще он не был так счастлив, никогда не видел столько счастливых лиц вокруг. Этому дню радовались все – от старого адмирала, командующего космическим флотом Земли, до молоденькой дурнушки-молочницы из семьи, по какой-то давней традиции поставлявшей молоко двору…
– Что ж, Ваше Величество, – кивнул герцог Беннэ. – Спать так спать. Я провожу вас.
– Господа! – обратился новоиспеченный император, ко всем, кто мог его услышать, поднимая бокал с подноса в руках лакея. – Сегодня я прощаюсь с вами, а завтра всех нас ждут великие дела!
– О, да, – откликнулся кто-то. – Спокойной ночи…
Тано показалось, что лица присутствующих как-то сразу увяли. И даже лицо прелестной фрейлены Весты, которую тайно прочили ему в жены, и с которой сегодня они впервые обменялись короткими поцелуями.
«За что они так любят меня? – в который уже раз за этот вечер подумал Тано, уже идя в опочивальню. – Ну да, я, конечно, император… Но откуда такая искренняя любовь? Вот ведь я не люблю их всех также, как они меня, а ведь император без поданных не имеет смысла точно так же, как подданные без императора… Даже больше. Народ без императора останется народом, а кто такой император без народа?»
Он разделся, занятый этими несколько абстрактными, но приятными размышлениями и лег. А рядом, на обитую бархатом скамеечку присел герцог, так, как он уже делал до этого много-много раз в прошедшие годы.
– Вы счастливы, сударь? – спросил он.
– О, да! – не задумываясь, откликнулся император, укрывшись теплым пуховым одеялом до самого подбородка.
Герцог помолчал, а потом сказал:
– Ну, вот и все, Тано. Вот и все. Мне очень-очень жаль.
– Не понял, – удивленно откликнулся юноша, – чего вам жаль?.. – он хотел обратиться, как и раньше – «дядя Поль», но подумал, что теперь, наверное, это неуместно и начал: – Гер… – но тут же прервал себе, решив, что это смешно и малодушно, и твердо повторил: – Чего вам жаль, дядя Поль?
– Очень жаль, что придется тебе все рассказать. Но я должен… Впрочем, все эти эти слова – «жаль», «должен» – не имеют по отношению ко мне никакого смысла. И «Дядей» ты с тем же успехом, что и меня, можешь называть холодильник на дворцовой кухне.
Тано пригляделся:
– Вам нездоровится, герцог?
– Мне не может нездоровиться, Тано. Потому что я – киборг. И все остальные – тоже киборги. Ты – единственный живой человек на всей Земле.
– Что вы такое говорите? – сдавленно спросил Тано, выбираясь из под одеяла и садясь.
– Человечество погибло полторы тысячи лет назад, – сказал «герцог». – Его уничтожил безответственный эксперимент в области генетики. На всем свете остался один единственный человек. Ты. Точнее, твой прообраз. Ты – его клон. Уже сорок четвертый клон. И я в сорок третий раз рассказываю все это.
– Вы шутите… – прошептал Тано, остро осознавая, что «герцог» говорит правду. – Но зачем вам… Зачем вам я?
– Мы не живем, – отозвался тот. – У нас нет души, и выражение «смысл жизни» по отношению к нам некорректно… Но можно говорить о смысле нашего существования. Он есть, пока на свете есть хотя бы один человек. Ведь мы созданы для человека. В принципе, одного достаточно. Но если человека не будет, мы просто замрем и не сдвинемся больше с места. Для кого нам двигаться? Друг для друга? В нашем движении не будет никакого содержания. Как нет содержания и смысла в движении планет и во взрывах сверхновых, в ветре и в течении воды. В природе нет трагедий, нет катаклизмов и стихийных бедствий, все это существует только в сознании человека…
– А я… Как же я?.. – сказал Тано, чувствуя себя так, словно летит в холодную немую пропасть, выбраться из которой у него нет ни малейшего шанса.
– Ты будешь страдать от полного одиночества и однажды ты покончишь жизнь самоубийством. Но я должен был сказать тебе все это, иначе ты не создашь очередного клона. Иногда ты будешь стараться играть, как будто мы люди, как будто ты снова ничего не знаешь. Но долго не сможешь. Ты будешь кричать, угрожая, что убьешь себя, не оставив нам хозяина… Ты разрушишь много машин. Ты будешь разрушать себя наркотиками… Ведь твое существование без других людей даже более бессмысленно, чем наше. Ты будешь делать все то, что делал уже сорок три раза, как будто это ты, а не мы – запрограммированная машина. Но потом ты вспомнишь, как хорошо тебе было целых четырнадцать лет неведения и особенно, как счастлив ты был сегодня – в день коронации. И, прежде чем умереть, ты создашь новый клон.
– Но если вам так нравилось, что я счастлив…
– Нам не может нравится или не нравится. Мы – вещи.
– Но почему сейчас?
– А когда? – откликнулся герцог.
Он встал и вышел из комнаты, оставил Тано во тьме.
Впрочем, он вовсе не жаждал власти. Но он был истинным сыном своего отца, и он понимал, что это неправильно, когда мир уже столько лет управляется не подлинным властителем, отпрыском верховной династии Диас, а регентом. Достойнейшим, умнейшим, внимательно прислушивающимся к парламенту и к мнениям придворных экспертов… Но – регентом, чья власть не овеяна вековыми традициями и не дарована его предкам сияющей дланью верховного божества.
Раздался тихий перезвон колокольчиков. Это кто-то из придворных явился будить его.
– Да?! – крикнул Тано.
Дверь отворилась, и в комнату вошел не «кто-то», а самый, наверное, любимый Тано человек – регент, герцог Беннэ. Впрочем, так официально Тано обращался к нему только на людях.
– Доброе утро, дядя Поль! – воскликнул Тано, стягивая пижаму.
– Воистину доброе, – отозвался герцог, улыбаясь. – Поспешите, мой друг, сегодня вас ждут великие дела. Потому время зарядки, умывания и завтрака сегодня сокращены вдвое. Вас ждет мир.
– Ур-ра! – восклинул Тано, уже облачившийся в тренировочный костюм и подпоясавшийся гравипоясом. – Значит, на зарядку у меня всего полчаса?
– Да. А посему, наследник Диас, поспешите. Дорога каждая минута. Инструктор ждет вас в тренажерном зале.
Но последние слова этой фразы были произнесены регентом уже вдогонку. Натянув кроссовки и схватив со стены плазмошпагу, Тано во весь дух несся по коридору.
– Явился! – воскликнул Уго – улыбчивый тренер-мулат, лучший фехтовальщик королевства в малом весе. Тано нравилось, что тот не выказывает к нему ни тени почтения, но в их ежедневной игре подразумевалось обратное:
– Как ты сказал, смерд?! – воскликнул он, выбрасывая вперед руку с оружием, и возникший тут же светящийся клинок, вытянувшись на предельную длину – около трех метров, едва не коснулся голой коричневой груди. – Где подобающее обращение?!
– Подобающее обращение ты, щенок, получишь, когда научишься фехтовать! – воскликнул Уго. – Зачем оно тебе в могиле?!
Он лишь слегка повернул кистью руки со своим оружием, как лезвие его шпаги ловко обвилось вокруг клинка Тано… Рывок! И наследник престола остался бы безоружным, окажись он чуть менее расторопен. Но его клинок втянулся в рукоять за полмига до того, как мулат дернул. Этот финт удался наследнику впервые, и тренер от неожиданности пошатнулся, сделав маленький шажок назад и чуть сейчас же не поплатившись за это исходом сражения.
– Джа!!! – хрипло выкрикнул Тано боевой клич рода и, ударив по ремню гравипояса, взмыл к потолку…
Но вот тут мастерства ему явно не хватило. Вместо того чтобы зависнуть строго над противником, юноша промчался над ним и оказался далеко позади, нелепо выставив клинок в пустоту под собой. Этого неверного движения инструктору хватило, чтобы уже вновь быть в полной боеготовности, и он зашелся обидным лающим смехом. Тано рухнул на пол, рассчитав угол падения таким образом, чтобы, приземлившись на бок, подкатиться к врагу, но Уго упредил его маневр, оказавшись в стороне и наступив наследнику на руку…
Бешеная схватка тянулась и тянулась без результата, и это злило Тано, так как он понимал, что тренер сильнее, но дает ему фору. Тот всегда дрался вничью ровно столько, сколько длилась тренировка, а на последней минуте делал смертельный выпад… Учитывая, что сегодня зарядка сокращена вдвое, до этого мгновения осталось минуты три.
«Зарядка сокращена потому, что я – властелин мира! – внезапно вспомнил Тано. – Сегодня я принимаю мир в свои руки!» И эта мысль придала ему новых сил и подстегнула к неожиданному, крайне рискованному тактическому решению. Улучив момент, когда Уго, презрительно усмехаясь, опустил руки, он, задав функцию «петля», швырнул рукоять в него. Шансов на то, что он все рассчитал верно, почти не было, но выиграть бой без этого не было шансов вообще…
Наверное, ему просто повезло, но рукоять шпаги настигла тренера в нужном месте и под нужным углом. Вынырнув из ниоткуда, холодное плазменное лезвие жестким кольцом обвилось вокруг мулата, прижав его руки к торсу.
– Проклятье! – взвыл тот. – Где ты этому научился, щенок?! Я не показывал тебе таких подлых, недостойных дворянина, трюков!
– Когда речь идет о защите мира или защите жизни его правителя, – ответил Тано, – недостойных приемов не бывает. – Он уже плавно парил над скованным тренером, так, чтобы тот не смог достать его ногами.
– Когда речь идет о защите мира, рисковать нельзя, – огрызнулся мулат.
– Это слова проигравшего, – усмехаясь, сказал Тано, вытянул руку и несильно щелкнул беззащитного тренера по лбу.
– Ты прав, щенок, – сказал Уго невероятно угрюмо. Но тут же сбросил с лица злобную маску, и они рассмеялись оба.
… В полдень, в окружении придворных, взволнованных друзей и улыбчивых фрейлин он шел по коридорам дворца к изумрудному вестибюлю, чтобы выйти оттуда на площадь, где уже собралась огромная праздничная толпа. На ходу Тано тихо, почти на ухо, задал герцогу вопрос, который мучил его давно. Он никак не решался задать его раньше, а если не задать сейчас, уже час спустя он не будет иметь никакого смысла.
– Я немного боюсь, – тихо сказал он. – Герцог… Дядя Поль, а тебе не жалко отдавать мне мир?
Герцог даже приостановился от неожиданности, но тут же двинулся дальше, откровенно расхохотавшись. Придворные, не слышавшие вопроса, с удивлением уставились на него. Таким они не видели его еще никогда.
– Мальчик мой, – сказал герцог, наконец, отсмеявшись, – ты удивишься, но мир всегда принадлежал только тебе, тебе одному. А вот ответственность тяжелым бременем лежала на мне долгих четырнадцать лет. Теперь же я передаю ее тебе, чему рад до чрезвычайности.
– А это не малодушие? – отозвался Тано.
– Мое плечо всегда к вашим услугам. И еще. Скажите, Ваше Высочество, достоин ли наш народ справедливой участи, достоин ли он быть счастливым?
– В высшей мере достоин! – без тени сомнения и даже немного запальчиво сказал юноша.
– И я считаю также. Ситуация, когда им правил регент, не унижала его только потому, что была временной. И если бы не сегодняшний день, наш народ был бы обманут и несчастен.
– Вы хотите сказать, что я делаю народ счастливым? – ощущая некоторую неловкость и в то же время приятную гордость, уточнил наследник Тано.
До инкрустированных изумрудами в серебре ворот осталось каких-то несколько шагов.
– Вы не представляете, наследник, насколько вы правы, – откликнулся герцог. – Дело обстоит именно так.
– В таком случае, – сказал Тано, – в таком случае, я – счастливейший из смертных.
Герцог внимательно посмотрел на него и сказал:
– И это бесспорно.
Юношу немного удивили эти слова. Он не понял, зачем они были сказаны. Ведь на самом деле, наверное, каждый человек чувствует себя самым счастливым на свете человеком хотя бы раз в жизни. Но он не придал им значения, так как внимание его полностью переключилось на медленно открывающиеся массивные каменные створки.
– Сла-ва Та-но! Император Ди-ас! – скандировали наружи. – Сла-ва Та-но! Император Ди-ас!
Чуть прищурившись от солнца и чувствуя легкую дрожь в коленях, наследник шагнул вперед.
… Когда отзвучали речи, отсверкали фейерверки, но не отгремели литавры и не отпели еще скрипки придворного бала, молодой император пожелал удалиться ко сну. Никогда еще он не был так счастлив, никогда не видел столько счастливых лиц вокруг. Этому дню радовались все – от старого адмирала, командующего космическим флотом Земли, до молоденькой дурнушки-молочницы из семьи, по какой-то давней традиции поставлявшей молоко двору…
– Что ж, Ваше Величество, – кивнул герцог Беннэ. – Спать так спать. Я провожу вас.
– Господа! – обратился новоиспеченный император, ко всем, кто мог его услышать, поднимая бокал с подноса в руках лакея. – Сегодня я прощаюсь с вами, а завтра всех нас ждут великие дела!
– О, да, – откликнулся кто-то. – Спокойной ночи…
Тано показалось, что лица присутствующих как-то сразу увяли. И даже лицо прелестной фрейлены Весты, которую тайно прочили ему в жены, и с которой сегодня они впервые обменялись короткими поцелуями.
«За что они так любят меня? – в который уже раз за этот вечер подумал Тано, уже идя в опочивальню. – Ну да, я, конечно, император… Но откуда такая искренняя любовь? Вот ведь я не люблю их всех также, как они меня, а ведь император без поданных не имеет смысла точно так же, как подданные без императора… Даже больше. Народ без императора останется народом, а кто такой император без народа?»
Он разделся, занятый этими несколько абстрактными, но приятными размышлениями и лег. А рядом, на обитую бархатом скамеечку присел герцог, так, как он уже делал до этого много-много раз в прошедшие годы.
– Вы счастливы, сударь? – спросил он.
– О, да! – не задумываясь, откликнулся император, укрывшись теплым пуховым одеялом до самого подбородка.
Герцог помолчал, а потом сказал:
– Ну, вот и все, Тано. Вот и все. Мне очень-очень жаль.
– Не понял, – удивленно откликнулся юноша, – чего вам жаль?.. – он хотел обратиться, как и раньше – «дядя Поль», но подумал, что теперь, наверное, это неуместно и начал: – Гер… – но тут же прервал себе, решив, что это смешно и малодушно, и твердо повторил: – Чего вам жаль, дядя Поль?
– Очень жаль, что придется тебе все рассказать. Но я должен… Впрочем, все эти эти слова – «жаль», «должен» – не имеют по отношению ко мне никакого смысла. И «Дядей» ты с тем же успехом, что и меня, можешь называть холодильник на дворцовой кухне.
Тано пригляделся:
– Вам нездоровится, герцог?
– Мне не может нездоровиться, Тано. Потому что я – киборг. И все остальные – тоже киборги. Ты – единственный живой человек на всей Земле.
– Что вы такое говорите? – сдавленно спросил Тано, выбираясь из под одеяла и садясь.
– Человечество погибло полторы тысячи лет назад, – сказал «герцог». – Его уничтожил безответственный эксперимент в области генетики. На всем свете остался один единственный человек. Ты. Точнее, твой прообраз. Ты – его клон. Уже сорок четвертый клон. И я в сорок третий раз рассказываю все это.
– Вы шутите… – прошептал Тано, остро осознавая, что «герцог» говорит правду. – Но зачем вам… Зачем вам я?
– Мы не живем, – отозвался тот. – У нас нет души, и выражение «смысл жизни» по отношению к нам некорректно… Но можно говорить о смысле нашего существования. Он есть, пока на свете есть хотя бы один человек. Ведь мы созданы для человека. В принципе, одного достаточно. Но если человека не будет, мы просто замрем и не сдвинемся больше с места. Для кого нам двигаться? Друг для друга? В нашем движении не будет никакого содержания. Как нет содержания и смысла в движении планет и во взрывах сверхновых, в ветре и в течении воды. В природе нет трагедий, нет катаклизмов и стихийных бедствий, все это существует только в сознании человека…
– А я… Как же я?.. – сказал Тано, чувствуя себя так, словно летит в холодную немую пропасть, выбраться из которой у него нет ни малейшего шанса.
– Ты будешь страдать от полного одиночества и однажды ты покончишь жизнь самоубийством. Но я должен был сказать тебе все это, иначе ты не создашь очередного клона. Иногда ты будешь стараться играть, как будто мы люди, как будто ты снова ничего не знаешь. Но долго не сможешь. Ты будешь кричать, угрожая, что убьешь себя, не оставив нам хозяина… Ты разрушишь много машин. Ты будешь разрушать себя наркотиками… Ведь твое существование без других людей даже более бессмысленно, чем наше. Ты будешь делать все то, что делал уже сорок три раза, как будто это ты, а не мы – запрограммированная машина. Но потом ты вспомнишь, как хорошо тебе было целых четырнадцать лет неведения и особенно, как счастлив ты был сегодня – в день коронации. И, прежде чем умереть, ты создашь новый клон.
– Но если вам так нравилось, что я счастлив…
– Нам не может нравится или не нравится. Мы – вещи.
– Но почему сейчас?
– А когда? – откликнулся герцог.
Он встал и вышел из комнаты, оставил Тано во тьме.