Бушков Александр
Примостившийся на стенке гусар
Александр Бушков
Примостившийся на стенке гусар
А вскоре стали попадаться посты охраны внешнего кольца. Охранники стояли в настороженно-раскованных позах, прижав локтями к бокам коротенькие черные автоматы, они узнавали машину издали и во мгновение ока принимали уставную стойку, провожая глазами начальство, и Дереку было приятно проплывать мимо них в огромном черном лимузине, пусть и чужом, а еще чуточку грустно оттого, что для него самого такая машина пока что оставалась несбыточной мечтой. Но он верил в свою звезду. Всегда нужно верить. Он одернул латаный пиджачок, мятый и великоватый, встрепенулся, когда из приемника рванулись лихие позывные "Полуденного вестника": та-та-тири-та-та-та-та...
- Девятое сентября сорок четвертого года, - частил диктор акающей московской скороговоркой. - Вчера в Вальпараисо в возрасте пятидесяти пяти лет скончался Адольф Шикльгрубер, известный более как Гитлер. Молодым это имя ничего не говорит, но люди постарше хорошо помнят этого чрезвычайно шумного и скандального политикана, ухитрившегося некогда не на шутку взбаламутить Германию и едва не прорваться к власти. Увы, сик транзит, глория мунди... На похоронах герра Гитлера, державшего небольшую художественную мастерскую, присутствовали лишь его маляры и парочка зевак.
- Они когда-то и в самом деле едва не прорвались к власти, - сказал комиссар Голодный, пошевелился, и его черная кожаная куртка скрипнула. Гитлер, Рем, этот итальянец, как его, Бонито, кажется... Доходило до стрельбы и уличных выступлений.
- Да? - спросил Дерек вежливо-безразлично. Германия двадцатилетней давности его мало интересовала. - Меня более интересовало бы ваше мнение о возможности второй мировой войны. Португальцы настроены крайне решительно, газеты неистовствуют...
- Южная горячая кровь, - сказал комиссар Голодный. - Они чертовски любят шуметь на весь белый свет, но, что касается действий - весьма ленивы... Глупости. В конце концов та канонерка была виновата сама. Датчане выплатят компенсацию, и славный град Лиссабон успокоится. Конечно, сыщутся деятели, которые возжелают заработать на инциденте политический капитал, так всегда и бывает, однако говорить всерьез о новой мировой войне... Двадцатому столетию хватило одной. Это несерьезно, право - вторая мировая война...
Он сделал знак шоферу, и тот приглушил радио. Бесшумный лимузин плыл посреди нежаркой подмосковной осени, желтые листья бесшумно скользили к земле.
- Мы подъезжаем, - сказал комиссар, и Дерек с удивлением обнаружил, что не испытывает ни волнения, ни любопытства. Скорее всего, его ощущения были столь сложными, что казались полнейшим отсутствием таковых. Раньше все было гораздо проще.
Они прошли в высокие железные ворота. Охранник в кожаной куртке и буденовке с синей звездой вытянулся в струнку - он был совсем молод, и, по лицу видно, ему явно доставляло удовольствие играть в солдатики.
- Я очень на вас надеюсь, - сказал комиссар, не оборачиваясь, и Дерек кивнул, уставясь в его широкую чернокожаную спину, перекрещенную желтыми ремнями.
Бесшумно кружили листья, приятно пахло свежей осенью, почти неотличимой от оклахомского "индейского лета". Слева, в красном кирпичном флигеле с распахнутыми окнами, звенела гитара и доносился молодой голос:
Сколько дыма - облака, облака!
Завтра будет вентилятор, а пока
я чихаю - ведь щекочут мне нос
револьверные дымки папирос.
Курят мальчики, хоть мальчики малы,
и приклады раскурили стволы.
И лассо на пули длинное бросал
примостившийся на стенке гусар.
Он уселся на картонного коня,
он чертовски был похож на меня...
Комиссар недовольно дернул плечом, но промолчал. Молчал и Дерек. Они поднялись по бельм ступеням в вестибюль, где были встречены бравым начальником охраны - малиновые революционные галифе, блескучие шпоры, маузер в колодке - и благообразным врачом. Начальник охраны щелкнул каблуками, ухитрившись проделать это беззвучно, но вместе с тем красиво и лихо. А доктор, состроив стандартнейшую мину эскулапов всех времен и народов, люто стерегущих пациентов от внешнего мира, попросил почти страдальчески:
- Только недолго, умоляю, ну, право же, недолго... Возраст!
И перед ними распахнулась дверь. И они, конечно же, вошли. Старались ступать тихо. Впрочем, пушистые ковры все равно глушили любые звуки.
Старик тронул кнопку на подлокотнике, его высокое кресло бесшумно развернулось на сорок пять градусов и поехало от стола к гостям по огромному кабинету. Остановилось совсем рядом. На коленях у старика лежала свернутая пополам "Правда", и Дерек цепким профессиональным взглядом ухватил крупные заголовки: "Победная поступь пролетариата Бразилии!", "Агония подлых австралийских бело-плантаторов!", "Красной конницей занят Йоханнесбург!". Он спохватился и поднял взгляд на старика - огромный сократовский лоб, обрамленный седым венчиком волос, седая бородка клинышком, умные живые глаза. На миг Дереку стало неуютно, на миг ему показалось, что в представлении участвуют абсолютно все действующие лица...
- Вот, Владимир Ильич, - сказал комиссар Голодный. - Товарищ Дерек Рид, председатель оклахомского губисполкома, он же - глава Всеамериканской Чека. Молодой товарищ, но дельный, чрезвычайно...
Дерек неловко поклонился, отнюдь не играя эту неловкость.
- Пиджачок плох, батенька, плох, - сказал человек в кресле. - Вы бы что-нибудь подыскали, Петр Сергеич, а? Сами-то в коже... Надеюсь, покормили товарища? А то есть тут отличнейшая стерлядка, сормовские товарищи прислали. Неудобно, право, присылают, как барину в старые времена...
- Распорядимся - в детдом, - веско сказал комиссар.
- Пренепременнейше! Кстати, что это там поют, Петр Сергеич, на улице? Странные рифмы, да. Решительно не понимаю - какие-то ломаные строчки, сумбур вместо музыки... Нет, право, мелкобуржуазное что-то... (Комиссар молча изобразил на лице согласие и готовность урегулировать.) Ну-с, товарищ Рид... Сначала - об архиважном. Ваши успехи? Хлебную монополию установили?
- Можно говорить с уверенностью, - осторожно сказал Дерек.
- Прекрасно, батенька. Прекрасно. Главное - хлеб. Хлеб - вот оружие. Овладейте хлебом, и вы покончите с кулаком. И помните - оклахомский кулачок вам даром хлеб не отдаст. - Он значительно воздел палец. - Вся его натура хищника, собственника сопротивляется новым социалистическим отношениям на селе... - старик, утомленный длинной тирадой, отер лоб платком. - "Продавать" - вот магическое для кулачка слово. А мы возьмем, да-с! Что бы там ни твердили, как бы ни хныкали господа либеральствующие интеллигенты, мнящие себя мозгом нации. На деле они не мозг, а говно. Так что не бойтесь быть беспощадным. Отправляйте в деревню передовых пролетариев...
Бесшумно отошла правая половинка высокой двустворчатой двери. Лицо врача выражало крайнее неодобрение, и комиссар коснулся заштопанного локтя спутника:
- Товарищ Рид...
- Может быть, вы... - сказал Рид. - Несколько слов на память...
Старик весело кивнул, отъехал в кресле к столу, выбрал вечное перо из множества стоящих в золотом стакане с гербом императорского дома, размашисто написал на листке из блокнота несколько слов и, подъехав, отдал бумажку Дереку. Дерек бережно спрятал ее во внутренний карман. Врач стоял уже рядом, смотрел, набычившись. Дерек осторожно пожал тонкие слабые пальцы старика и, неловко поклонившись, вышел.
Начальник охраны, бравый усач в революционных галифе, бесшумно притворил за ними дверь и посмотрел грустно-понимающе. Дереку вдруг стало невыносимо стыдно и горько, он резко повернулся и почти бегом двинулся к выходу, размашисто шагая по бесконечной анфиладе комнат, пока не опомнился на улице, у подножия белых колонн. Комиссар, молча шагавший следом, так и не произнес ни слова, и Дерек был ему за это благодарен. Дереку показалось вдруг, что светлый прозрачный воздух этого утреннего парка - особенный, нелюдской, что это само Время притворяется безоблачной осенью перед тем, как застыть чудовищным янтарем, навечно впаяв в себя и обитателя белого особняка, и этих людей в кожаных куртках, и его, Дерека Рида, молодого преуспевающего репортера. Он дернулся, поборов мгновенно нахлынувший и столь же быстро растаявший панический страх.
- Вот так, - сказал комиссар с непроницаемым лицом. - Впервые на моей памяти старик вдруг решил дать кому-то автограф... Пойдемте?
И до самой дверцы черного лимузина он оставался красным комиссаром пока не расстегнул ремни и не стащил черную кожаную куртку. В огромный черный "Витязь-Рено" усаживался уже князь Голицын - золотое сверкание погон, Преображенский мундир, аксельбант флигель-адъютанта, ордена, в том числе золотой знак Ледяного Похода...
Машина бесшумно покатила мимо вытянувшихся в струнку юнкеров.
- Вы довольны? - спросил князь Голицын.
Дерек молчал, он пытался найти подходящие слова и понять, есть ли они вообще. Князь, видя волнение собеседника, не повторял вопроса, и какое-то время они чуточку скованно слушали радио.
- Сегодня Его Императорское Величество Государь Михаил Третий встретится в Петергофе с Королем Польским, Его Ясновельможностью Яном Четвертым Радзивиллом...
- Вторая попытка пилотируемого штурма заатмосферного пространства! При достижении ракетой "Сикорский-4" высоты в восемнадцать верст обнаружились неполадки, вынудившие штабс-капитана Белецкого и поручика Алимханова прибегнуть к аварийному катапультированию. Отважные ракетонавты благополучно достигли земли в сорока верстах юго-западнее Пишпека...
- Губернатор Аляски, действительный тайный советник Иваницкий, дал прием в честь участников Большого Ралли Колорадо-Юкон...
- Вы довольны? - спросил князь Голицын. - Я постарался сделать все, что было в моих силах. Наш... объект в общем-то практически забыт и в империи, и в остальном мире, и, получив из МИД вашу просьбу, я удивлен был, что по ту сторону океана еще помнят...
- Газетное дело, специфика... - сказал Дерек, глядя перед собой. - В редакции любой мало-мальски солидной газеты имеются досье на всех мало-мальски выдающихся деятелей, независимо от того, канули они в небытие или процветают. Пока они живы, за их судьбой следят и вносят дополнения. А вашему... объекту скоро исполнится семьдесят пять, круглая дата...
- Понятно. И все же, вы довольны?
- Если бы я знал, - сказал Дерек. - Если бы я знал...
Он оживился вдруг, отыскав надежную тропу, на которой вновь становился целеустремленным профессионалом. Вспомнил о магнитофоне. Поднял с сиденья и положил на колени черный чемоданчик "Лодыгин-Филипс":
- Князь, в преддверии юбилея вашего... подопечного я попросил бы вас сказать несколько слов для наших читателей. Вы правы, все забыли, как это начиналось, как было...
Нажал кнопку и с облегчением откинулся на упруго-мягкую спинку сиденья. Князь Голицын сосредоточенно и отрешенно смотрел вперед, на несущуюся под колеса черную автостраду, на полосатые верстовые столбы.
- Понимаете ли, виной всему неразбериха, - сказал он наконец, - и кое-какие свойства человеческой психики. Когда генерал Деникин взял Москву, а Колчак соединился с союзниками под Вологдой, с военной точки зрения все было кончено. Остальное было уже делом рук полиции и жандармерии. Даже Камо с Джугашвили, за которыми пришлось три года гоняться по горам Кавказа. Тогда, в первые дни... Видите ли, мистер Рид, даже у жажды мести есть свои пределы. Старика спасли парализованные ноги, следствие ранения. Не так уж трудно расстрелять у Кремлевской стены вопящих от ужаса бонапартиков и поднять на штыки ожесточенно отстреливающихся живорезов из чрезвычайки. Это война - и расплата. Но психологически гораздо сложнее вздернуть человека с парализованными ногами... Понимаете?
- Кажется, да.
- Наш подопечный уцелел в первые шалые дни. Врачи считали, что любые потрясения, в том числе, конечно же, информация о происшедших в стране изменениях, непременно убьют больного, находившегося в устойчивом полубреду. Решено было лечить - и ждать суда. Ради вящей скрупулезности новая охрана была переодета в совдеповскую форму. Ну, а потом... Стабилизация положения в стране, более важные, первоочередные задачи, коронация государя, программа экстренного выхода державы из кризиса, отмена военного положения, думские дебаты, амнистия инвалидам, выступления либералов... Мы очень добрые после драки, когда разожмутся кулаки и отойдут сердца. А закон есть закон. Амнистия инвалидам должна охватывать всех без исключения. И все как-то незаметно осталось по-прежнему. Никто не стал его разуверять. Можно сказать, закрутилась бюрократическая карусель. Номера уже несуществующих газет, сильная группа ученых и экспертов, сохраняющая у подопечного иллюзию, будто революция победила и жизнь всего мира подчинена полыханию красного пожара...
- Я знаю, - сказал Рид. - Это история. Перечень событий и дат. Но там нет главного - всеобъемлющих истин.
- Господи, а откуда им взяться в истории? Никаких всеобъемлющих истин в истории не бывает...
- И все же...
- Ах, ну да... - сказал князь. - Думаете, вы первый, кто пытался выяснить, что обо всем этом думаю лично я?
- Я надеюсь, что буду первым, кому вы ответите наконец...
- Так вот, я - привык...
- Спасибо, - сказал Рид. - Это хороший ответ.
- Будь это пыткой для объекта, садистским удовлетворением мстительных победителей, пытка очень скоро потеряла бы смысл и удовольствие для самых лютых палачей. Мы просто привыкли за четверть века, вот и все. Знаете, если бы всю правду узнал Старик, для него это наверняка было бы меньшим потрясением, чем для меня. Честное слово, я в этом уверен. Не могу объяснить, не умею... Кажется, я сам уже не мыслю мира без совдеповской России, уместившейся на территории Горок, иногда самому верится, что по Бразилии носится красная конница, а где-нибудь в Эфиопии или, вот абсурд, в Берлине сидят комиссары...
- И что же, он так ничего и не заподозрил за все эти годы?
- У меня работают не бесталанные люди, - бледно усмехнулся князь. Быть может, лучшие сценаристы мира, которые никогда не удостоятся премий. Ему давно объяснили, что с точки зрения высших интересов партии полупарализованному вождю не следует появляться перед массами и участвовать в работе съездов, были разработаны сложнейшие, логически непротиворечивые концепции и сценарии, в полной мере учитывавшие психологию этих... господ и их видение будущего... Впрочем, иногда, крайне редко, мы вывозим его на "митинги". И демонстрируем достижения мировой революции - например, вовсе нетрудно вмонтировать в снимки бразильского карнавала несколько красных знамен и лозунгов, объявив происходящее парадом в честь очередной годовщины революции... Ет цетера, ет цетера... Словом, я готов прозакладывать голову, что он никогда, ни за что... А-пропо, что он вам написал?
Дерек, развернул бумажку. И вздрогнул. Это длилось миг. Князь был, разумеется, светским человеком, и не стал заглядывать Дереку через плечо. Это помогло журналисту овладеть собой. Кажется, его голос звучал совершенно спокойно:
- Товарищу Дереку Риду - с коммунистическим приветом. И подпись.
- Ну да, конечно, - с оттенком скуки произнес князь.
Дерек повернулся к окну. За окном уже проплывали шумные московские улицы, и златоглавые купола храма Христа Спасителя возносились над одной из красивейших столиц мира. В кармане у Дерека лежал листок бумаги, на котором торопливым старческим почерком было написано: "Батенька, у вас добрые глаза, черкните записочку, и - молоком между строк! Кто меня здесь запер - Троцкий или Феликс? Напишите, Христом молю!"
Это была, если подумать, сенсация века. Непредставимой стоимости раритет. Пожалуй, Арманд Хаммер или люди из Гуверовского института без единого слова заполнили бы ему чек с полудюжиной нулей после единицы...
Если только он продаст.
Дереку вдруг показалось, что он, продав записку, расставшись с ней, так никогда и не ответит для себя самого на череду проклятых вопросов - что есть Истина? Где границы игры и есть ли они? Кто мы и куда идем? Что есть иллюзия и что есть счастье? И сколько еще нерешенных вопросов потянут за собой эти?
Странное дел? - Рид стал грустен.
Быть может, это означало лишь, что юность - закончилась.
1988
Примостившийся на стенке гусар
А вскоре стали попадаться посты охраны внешнего кольца. Охранники стояли в настороженно-раскованных позах, прижав локтями к бокам коротенькие черные автоматы, они узнавали машину издали и во мгновение ока принимали уставную стойку, провожая глазами начальство, и Дереку было приятно проплывать мимо них в огромном черном лимузине, пусть и чужом, а еще чуточку грустно оттого, что для него самого такая машина пока что оставалась несбыточной мечтой. Но он верил в свою звезду. Всегда нужно верить. Он одернул латаный пиджачок, мятый и великоватый, встрепенулся, когда из приемника рванулись лихие позывные "Полуденного вестника": та-та-тири-та-та-та-та...
- Девятое сентября сорок четвертого года, - частил диктор акающей московской скороговоркой. - Вчера в Вальпараисо в возрасте пятидесяти пяти лет скончался Адольф Шикльгрубер, известный более как Гитлер. Молодым это имя ничего не говорит, но люди постарше хорошо помнят этого чрезвычайно шумного и скандального политикана, ухитрившегося некогда не на шутку взбаламутить Германию и едва не прорваться к власти. Увы, сик транзит, глория мунди... На похоронах герра Гитлера, державшего небольшую художественную мастерскую, присутствовали лишь его маляры и парочка зевак.
- Они когда-то и в самом деле едва не прорвались к власти, - сказал комиссар Голодный, пошевелился, и его черная кожаная куртка скрипнула. Гитлер, Рем, этот итальянец, как его, Бонито, кажется... Доходило до стрельбы и уличных выступлений.
- Да? - спросил Дерек вежливо-безразлично. Германия двадцатилетней давности его мало интересовала. - Меня более интересовало бы ваше мнение о возможности второй мировой войны. Португальцы настроены крайне решительно, газеты неистовствуют...
- Южная горячая кровь, - сказал комиссар Голодный. - Они чертовски любят шуметь на весь белый свет, но, что касается действий - весьма ленивы... Глупости. В конце концов та канонерка была виновата сама. Датчане выплатят компенсацию, и славный град Лиссабон успокоится. Конечно, сыщутся деятели, которые возжелают заработать на инциденте политический капитал, так всегда и бывает, однако говорить всерьез о новой мировой войне... Двадцатому столетию хватило одной. Это несерьезно, право - вторая мировая война...
Он сделал знак шоферу, и тот приглушил радио. Бесшумный лимузин плыл посреди нежаркой подмосковной осени, желтые листья бесшумно скользили к земле.
- Мы подъезжаем, - сказал комиссар, и Дерек с удивлением обнаружил, что не испытывает ни волнения, ни любопытства. Скорее всего, его ощущения были столь сложными, что казались полнейшим отсутствием таковых. Раньше все было гораздо проще.
Они прошли в высокие железные ворота. Охранник в кожаной куртке и буденовке с синей звездой вытянулся в струнку - он был совсем молод, и, по лицу видно, ему явно доставляло удовольствие играть в солдатики.
- Я очень на вас надеюсь, - сказал комиссар, не оборачиваясь, и Дерек кивнул, уставясь в его широкую чернокожаную спину, перекрещенную желтыми ремнями.
Бесшумно кружили листья, приятно пахло свежей осенью, почти неотличимой от оклахомского "индейского лета". Слева, в красном кирпичном флигеле с распахнутыми окнами, звенела гитара и доносился молодой голос:
Сколько дыма - облака, облака!
Завтра будет вентилятор, а пока
я чихаю - ведь щекочут мне нос
револьверные дымки папирос.
Курят мальчики, хоть мальчики малы,
и приклады раскурили стволы.
И лассо на пули длинное бросал
примостившийся на стенке гусар.
Он уселся на картонного коня,
он чертовски был похож на меня...
Комиссар недовольно дернул плечом, но промолчал. Молчал и Дерек. Они поднялись по бельм ступеням в вестибюль, где были встречены бравым начальником охраны - малиновые революционные галифе, блескучие шпоры, маузер в колодке - и благообразным врачом. Начальник охраны щелкнул каблуками, ухитрившись проделать это беззвучно, но вместе с тем красиво и лихо. А доктор, состроив стандартнейшую мину эскулапов всех времен и народов, люто стерегущих пациентов от внешнего мира, попросил почти страдальчески:
- Только недолго, умоляю, ну, право же, недолго... Возраст!
И перед ними распахнулась дверь. И они, конечно же, вошли. Старались ступать тихо. Впрочем, пушистые ковры все равно глушили любые звуки.
Старик тронул кнопку на подлокотнике, его высокое кресло бесшумно развернулось на сорок пять градусов и поехало от стола к гостям по огромному кабинету. Остановилось совсем рядом. На коленях у старика лежала свернутая пополам "Правда", и Дерек цепким профессиональным взглядом ухватил крупные заголовки: "Победная поступь пролетариата Бразилии!", "Агония подлых австралийских бело-плантаторов!", "Красной конницей занят Йоханнесбург!". Он спохватился и поднял взгляд на старика - огромный сократовский лоб, обрамленный седым венчиком волос, седая бородка клинышком, умные живые глаза. На миг Дереку стало неуютно, на миг ему показалось, что в представлении участвуют абсолютно все действующие лица...
- Вот, Владимир Ильич, - сказал комиссар Голодный. - Товарищ Дерек Рид, председатель оклахомского губисполкома, он же - глава Всеамериканской Чека. Молодой товарищ, но дельный, чрезвычайно...
Дерек неловко поклонился, отнюдь не играя эту неловкость.
- Пиджачок плох, батенька, плох, - сказал человек в кресле. - Вы бы что-нибудь подыскали, Петр Сергеич, а? Сами-то в коже... Надеюсь, покормили товарища? А то есть тут отличнейшая стерлядка, сормовские товарищи прислали. Неудобно, право, присылают, как барину в старые времена...
- Распорядимся - в детдом, - веско сказал комиссар.
- Пренепременнейше! Кстати, что это там поют, Петр Сергеич, на улице? Странные рифмы, да. Решительно не понимаю - какие-то ломаные строчки, сумбур вместо музыки... Нет, право, мелкобуржуазное что-то... (Комиссар молча изобразил на лице согласие и готовность урегулировать.) Ну-с, товарищ Рид... Сначала - об архиважном. Ваши успехи? Хлебную монополию установили?
- Можно говорить с уверенностью, - осторожно сказал Дерек.
- Прекрасно, батенька. Прекрасно. Главное - хлеб. Хлеб - вот оружие. Овладейте хлебом, и вы покончите с кулаком. И помните - оклахомский кулачок вам даром хлеб не отдаст. - Он значительно воздел палец. - Вся его натура хищника, собственника сопротивляется новым социалистическим отношениям на селе... - старик, утомленный длинной тирадой, отер лоб платком. - "Продавать" - вот магическое для кулачка слово. А мы возьмем, да-с! Что бы там ни твердили, как бы ни хныкали господа либеральствующие интеллигенты, мнящие себя мозгом нации. На деле они не мозг, а говно. Так что не бойтесь быть беспощадным. Отправляйте в деревню передовых пролетариев...
Бесшумно отошла правая половинка высокой двустворчатой двери. Лицо врача выражало крайнее неодобрение, и комиссар коснулся заштопанного локтя спутника:
- Товарищ Рид...
- Может быть, вы... - сказал Рид. - Несколько слов на память...
Старик весело кивнул, отъехал в кресле к столу, выбрал вечное перо из множества стоящих в золотом стакане с гербом императорского дома, размашисто написал на листке из блокнота несколько слов и, подъехав, отдал бумажку Дереку. Дерек бережно спрятал ее во внутренний карман. Врач стоял уже рядом, смотрел, набычившись. Дерек осторожно пожал тонкие слабые пальцы старика и, неловко поклонившись, вышел.
Начальник охраны, бравый усач в революционных галифе, бесшумно притворил за ними дверь и посмотрел грустно-понимающе. Дереку вдруг стало невыносимо стыдно и горько, он резко повернулся и почти бегом двинулся к выходу, размашисто шагая по бесконечной анфиладе комнат, пока не опомнился на улице, у подножия белых колонн. Комиссар, молча шагавший следом, так и не произнес ни слова, и Дерек был ему за это благодарен. Дереку показалось вдруг, что светлый прозрачный воздух этого утреннего парка - особенный, нелюдской, что это само Время притворяется безоблачной осенью перед тем, как застыть чудовищным янтарем, навечно впаяв в себя и обитателя белого особняка, и этих людей в кожаных куртках, и его, Дерека Рида, молодого преуспевающего репортера. Он дернулся, поборов мгновенно нахлынувший и столь же быстро растаявший панический страх.
- Вот так, - сказал комиссар с непроницаемым лицом. - Впервые на моей памяти старик вдруг решил дать кому-то автограф... Пойдемте?
И до самой дверцы черного лимузина он оставался красным комиссаром пока не расстегнул ремни и не стащил черную кожаную куртку. В огромный черный "Витязь-Рено" усаживался уже князь Голицын - золотое сверкание погон, Преображенский мундир, аксельбант флигель-адъютанта, ордена, в том числе золотой знак Ледяного Похода...
Машина бесшумно покатила мимо вытянувшихся в струнку юнкеров.
- Вы довольны? - спросил князь Голицын.
Дерек молчал, он пытался найти подходящие слова и понять, есть ли они вообще. Князь, видя волнение собеседника, не повторял вопроса, и какое-то время они чуточку скованно слушали радио.
- Сегодня Его Императорское Величество Государь Михаил Третий встретится в Петергофе с Королем Польским, Его Ясновельможностью Яном Четвертым Радзивиллом...
- Вторая попытка пилотируемого штурма заатмосферного пространства! При достижении ракетой "Сикорский-4" высоты в восемнадцать верст обнаружились неполадки, вынудившие штабс-капитана Белецкого и поручика Алимханова прибегнуть к аварийному катапультированию. Отважные ракетонавты благополучно достигли земли в сорока верстах юго-западнее Пишпека...
- Губернатор Аляски, действительный тайный советник Иваницкий, дал прием в честь участников Большого Ралли Колорадо-Юкон...
- Вы довольны? - спросил князь Голицын. - Я постарался сделать все, что было в моих силах. Наш... объект в общем-то практически забыт и в империи, и в остальном мире, и, получив из МИД вашу просьбу, я удивлен был, что по ту сторону океана еще помнят...
- Газетное дело, специфика... - сказал Дерек, глядя перед собой. - В редакции любой мало-мальски солидной газеты имеются досье на всех мало-мальски выдающихся деятелей, независимо от того, канули они в небытие или процветают. Пока они живы, за их судьбой следят и вносят дополнения. А вашему... объекту скоро исполнится семьдесят пять, круглая дата...
- Понятно. И все же, вы довольны?
- Если бы я знал, - сказал Дерек. - Если бы я знал...
Он оживился вдруг, отыскав надежную тропу, на которой вновь становился целеустремленным профессионалом. Вспомнил о магнитофоне. Поднял с сиденья и положил на колени черный чемоданчик "Лодыгин-Филипс":
- Князь, в преддверии юбилея вашего... подопечного я попросил бы вас сказать несколько слов для наших читателей. Вы правы, все забыли, как это начиналось, как было...
Нажал кнопку и с облегчением откинулся на упруго-мягкую спинку сиденья. Князь Голицын сосредоточенно и отрешенно смотрел вперед, на несущуюся под колеса черную автостраду, на полосатые верстовые столбы.
- Понимаете ли, виной всему неразбериха, - сказал он наконец, - и кое-какие свойства человеческой психики. Когда генерал Деникин взял Москву, а Колчак соединился с союзниками под Вологдой, с военной точки зрения все было кончено. Остальное было уже делом рук полиции и жандармерии. Даже Камо с Джугашвили, за которыми пришлось три года гоняться по горам Кавказа. Тогда, в первые дни... Видите ли, мистер Рид, даже у жажды мести есть свои пределы. Старика спасли парализованные ноги, следствие ранения. Не так уж трудно расстрелять у Кремлевской стены вопящих от ужаса бонапартиков и поднять на штыки ожесточенно отстреливающихся живорезов из чрезвычайки. Это война - и расплата. Но психологически гораздо сложнее вздернуть человека с парализованными ногами... Понимаете?
- Кажется, да.
- Наш подопечный уцелел в первые шалые дни. Врачи считали, что любые потрясения, в том числе, конечно же, информация о происшедших в стране изменениях, непременно убьют больного, находившегося в устойчивом полубреду. Решено было лечить - и ждать суда. Ради вящей скрупулезности новая охрана была переодета в совдеповскую форму. Ну, а потом... Стабилизация положения в стране, более важные, первоочередные задачи, коронация государя, программа экстренного выхода державы из кризиса, отмена военного положения, думские дебаты, амнистия инвалидам, выступления либералов... Мы очень добрые после драки, когда разожмутся кулаки и отойдут сердца. А закон есть закон. Амнистия инвалидам должна охватывать всех без исключения. И все как-то незаметно осталось по-прежнему. Никто не стал его разуверять. Можно сказать, закрутилась бюрократическая карусель. Номера уже несуществующих газет, сильная группа ученых и экспертов, сохраняющая у подопечного иллюзию, будто революция победила и жизнь всего мира подчинена полыханию красного пожара...
- Я знаю, - сказал Рид. - Это история. Перечень событий и дат. Но там нет главного - всеобъемлющих истин.
- Господи, а откуда им взяться в истории? Никаких всеобъемлющих истин в истории не бывает...
- И все же...
- Ах, ну да... - сказал князь. - Думаете, вы первый, кто пытался выяснить, что обо всем этом думаю лично я?
- Я надеюсь, что буду первым, кому вы ответите наконец...
- Так вот, я - привык...
- Спасибо, - сказал Рид. - Это хороший ответ.
- Будь это пыткой для объекта, садистским удовлетворением мстительных победителей, пытка очень скоро потеряла бы смысл и удовольствие для самых лютых палачей. Мы просто привыкли за четверть века, вот и все. Знаете, если бы всю правду узнал Старик, для него это наверняка было бы меньшим потрясением, чем для меня. Честное слово, я в этом уверен. Не могу объяснить, не умею... Кажется, я сам уже не мыслю мира без совдеповской России, уместившейся на территории Горок, иногда самому верится, что по Бразилии носится красная конница, а где-нибудь в Эфиопии или, вот абсурд, в Берлине сидят комиссары...
- И что же, он так ничего и не заподозрил за все эти годы?
- У меня работают не бесталанные люди, - бледно усмехнулся князь. Быть может, лучшие сценаристы мира, которые никогда не удостоятся премий. Ему давно объяснили, что с точки зрения высших интересов партии полупарализованному вождю не следует появляться перед массами и участвовать в работе съездов, были разработаны сложнейшие, логически непротиворечивые концепции и сценарии, в полной мере учитывавшие психологию этих... господ и их видение будущего... Впрочем, иногда, крайне редко, мы вывозим его на "митинги". И демонстрируем достижения мировой революции - например, вовсе нетрудно вмонтировать в снимки бразильского карнавала несколько красных знамен и лозунгов, объявив происходящее парадом в честь очередной годовщины революции... Ет цетера, ет цетера... Словом, я готов прозакладывать голову, что он никогда, ни за что... А-пропо, что он вам написал?
Дерек, развернул бумажку. И вздрогнул. Это длилось миг. Князь был, разумеется, светским человеком, и не стал заглядывать Дереку через плечо. Это помогло журналисту овладеть собой. Кажется, его голос звучал совершенно спокойно:
- Товарищу Дереку Риду - с коммунистическим приветом. И подпись.
- Ну да, конечно, - с оттенком скуки произнес князь.
Дерек повернулся к окну. За окном уже проплывали шумные московские улицы, и златоглавые купола храма Христа Спасителя возносились над одной из красивейших столиц мира. В кармане у Дерека лежал листок бумаги, на котором торопливым старческим почерком было написано: "Батенька, у вас добрые глаза, черкните записочку, и - молоком между строк! Кто меня здесь запер - Троцкий или Феликс? Напишите, Христом молю!"
Это была, если подумать, сенсация века. Непредставимой стоимости раритет. Пожалуй, Арманд Хаммер или люди из Гуверовского института без единого слова заполнили бы ему чек с полудюжиной нулей после единицы...
Если только он продаст.
Дереку вдруг показалось, что он, продав записку, расставшись с ней, так никогда и не ответит для себя самого на череду проклятых вопросов - что есть Истина? Где границы игры и есть ли они? Кто мы и куда идем? Что есть иллюзия и что есть счастье? И сколько еще нерешенных вопросов потянут за собой эти?
Странное дел? - Рид стал грустен.
Быть может, это означало лишь, что юность - закончилась.
1988