Бутов Денис
Лекарство против морщин
Денис Бутов
ЛЕКАРСТВО ПРОТИВ МОРЩИН
День начался весело. Сразу после подъема прибежал взъерошенный Васька Сергачев и, скалясь до ушей, посоветовал прогуляться к уличному сортиру.
- А что там? - спросил я.
- Сходи, не пожалеешь!
В сортир я, честно говоря, не хотел (ночью сбегал), но все-таки пошел, потому что стало интересно. В принципе, даже без Сергачева было ясно, что возле сортира происходит что-то странное и, судя по дружному ржанью собравшейся толпы, веселое. Протиснувшись вперед, я увидел голову, торчавшую из очка. Голова принадлежала сержанту Распопину из третьей роты.
Сержант Распопин из третьей роты был редкостным бараном. Впервые он отличился в первом же своем карауле после учебки. Среди ночи начальник караула был разбужен грохотом, донесшимся из помещения бодрствующей смены. Грохот чрезвычайно напоминал звук выстрела. Ссыпавшись с койки, начкар метеором вылетел на место происшествия. Картина, представшая перед его глазами, была достойна кисти Петрова-Водкина: сержант (тогда еще младший) Распопин, с обалделым видом держащий между колен автомат, дыра в потолке и обваливающаяся оттуда же штукатурка. Как нам потом рассказывал начкар, присутствовавший на "разборе полета" у командира полка, Распопин заявил, что он хотел посмотреть, как пуля врезается в канал ствола. И успеть отдернуть голову, естественно.
От греха подальше Распопина заслали на месяц на стрельбище, копать траншеи для кабелей дистанционного управления мишенями. Работенка эта была совсем не из халявных, поэтому широко использовалась для перевоспитания трудом. На стрельбище отсылали залетчиков. В основном дембелей. Распопин, судя по всему, произвел соответствующее впечатление на дембелей-залетчиков, потому что приехал он еще более баранистым. По приезде Распопин сразу направился в санчасть, где тут же и отличился в очередной раз - попытался спереть банку с каким-то спиртовым раствором на глазах у санитара. Санитар, дембель по кличке Туша (крепенький паренек, надо сказать), приготовивший эту банку для себя, сделал Распопину выговор, после которого тот неделю отлеживался там, куда пришел, то есть в санчасти.
После этого у Распопина было еще немало подвигов, но по прошествии полугода, в честь какой-то знаменательной даты, ему кинули-таки еще одну лычку на погон.
Теперь сержант Распопин сидел во горло в сортирном очке и закатывал глаза с сосредоточенным видом. Вонь, идущая из очка, сшибала с ног.
- Что творится-то? - спросил я.
Сразу несколько бойцов стали наперебой объяснять, что Распопин пошел ночью погадить и умудрился при этом уронить в очко автомат. До утра он пытался вытащить автомат палкой. С наступлением утра он пошел и прибил к палке гвоздь, но даже с использованием этой хитроумной конструкции успеха не добился. Тогда Распопин героически разделся и сиганул в очко сам нашаривать автомат босой ногой. Уже полчаса нашаривает, - уточнил один из бойцов.
Я постоял, покурил, понаблюдал за этим представлением и пошел восвояси в роту. Сегодня мне предстоял выезд в поиск - надо было подготовиться. Ну там, стволы проверить, почистить, ленты тоже посмотреть и смазать. Короче, работы хватало. Одному мне работать было напряжно - и долго, и скучно, поэтому я взял в помощь молодого. Пожалел я об этом уже через полчаса, когда молодой сначала уронил гранату, а потом небрежно высыпал из коробки на пол ленту, снаряженную эмдэзэшными патронами. Я решил, что лучше быть уставшим и скучающим, но живым, и молодой отправился драить очки в ротном туалете. К обеду я закончил возиться с оружием, пошел доложить об этом ротному и узнал, что все мои усилия были напрасны - в поиск мы сегодня не едем. Уточнять почему, я не стал - какая нафиг разница. В общем-то, это было даже к лучшему - у Вовки Буйко сегодня день рождения, так что намечалась пьянка.
Пьянка, как оказалось, у нас не удалась. Часа в два ночи раздался громкий и настойчивый стук в дверь. Дежурный по роте, придремавший на своей койке, подскочил на метр, с размаху приложился головой о верхнюю перекладину, взвыл спросонья, побежал к двери, запутался в ногах, упал, наконец, добрался до двери, открыл, тут же получил плюху от злого ротного, опять упал... Кроче, водку мы убрать успели. Не успели убрать праздничный стол - табуретку с с банками тушенки, перловки и банкой маринованных огурцов, которую где-то надыбал Миня Дуров по прозвищу Еврей.
Еврей - это вообще отдельная песня. По национальности он на самом деле был чистокровный русак, но деловым его качествам позавидовал бы, я уверен, любой иудей. Будучи совсем еще молодым бойцом, он однажды ночью был разбужен дембелем Кузей, которому приспичило мороженого. В два часа ночи. Ну захотелось человеку мороженого. Меня однажды отправляли ночью за апельсином. Я, естественно, никакого апельсина искать не стал, спустился на этаж ниже, в третью роту, покурил полчаса с дневальным одного со мной призыва, потом вернулся к себе в роту, заявил, что апельсина я нигде не нашел, огреб положенную порцию колотушек и со спокойной душой и разбитым носом лег спать. Зато Еврей через пятнадцать минут явился с мороженым. Обалдевший Кузя даже сказал ему "спасибо". В следующий раз Еврей отличился, когда мы поехали на гарнизонную базу разгружать вагоны с луком. Путем обмена почти полвагона лука на сливочное масло и продажи этого самого масла Еврей наварил столько, что рота неделю курила исключительно "Мальборо". Подобные махинации Еврей проводил постоянно - были у него предпринимательские наклонности, были. Но венцом карьеры Еврея была продажа бэтээра одному наивному аварцу.
Аварец пришел к нам на КПП с шикарным предложением - продать ему БТР за пять тысяч долларов. На его беду, дежурным по КПП был Миня. Естественно, предложение было тут же принято. Аварцу пришлось еще и водку выставлять для закрепления договора. Вперед Миня взял тысячу, как он сказал аварцу для неофициального материального стимулирования должностных лиц полкового парка автобронетехники. Завороженный обилием умных слов, аварец, не сопротивляясь, отдал деньги, после чего Еврей пообещал подогнать бэтр ночью, когда все, мол, будут спать. Аварец пришел, как условились, в два часа ночи к воротам и прождал до семи. В семь часов ворота распахнулись и Еврей на бэтре гордо выехал из расположения части. За ним выехала колонна той самой автобронетехники и, во главе с Еврейским бэтээром, попылила на замену тактической группировки махачкалинской бригады. Аварец этого, конечно, не знал, поэтому, потеряв всяческое терпение, примерно к обеду начал беспокоить наряд по КПП с требованием подать ему честно купленный БТР к порогу. Ему наваляли чебуреков и выкинули на улицу. Неугомонный аварец дождался появления начальника штаба полка полковника Богомилова, которому и пожаловался на ненадлежащее выполнение деловых обязательств личным составом полка. Энша внимательно выслушал истца, после чего, по его же, энша, указанию, аварцу опять наваляли чебуреков и выкинули на улицу. Больше аварец не появлялся.
Ротный волком глянул на наш натюрморт и прорычал дневальному поднимать роту. Тот, видимо, с перепугу, заорал "Рота, сбор!" таким истошным голосом, что молодой Черпаченко навернулся с верхнего яруса. Это такой прикол у нашего ротного - как с женой поцапается, так с расстройства бегает до изнеможения. А так как одному бегать его, видимо, напрягает, то он берет с собой роту. Чтоб служба медом не казалась. Вот и сегодня - наверняка поругался с женой, поэтому нам предстоит увлекательная прогулка. Пешая. Или, точнее, бежая.
Вообще-то, нам не привыкать. "Разведчик должен стрелять как ковбой и бегать как его лошадь" - любимая поговорка начальника разведки полка майора Соловьева. Ротный эту поговорку принимает близко к сердцу, поэтому раза два-три в неделю мы бегаем на стрельбище, стреляем по мишеням и бежим обратно. До стрельбища восемнадцать километров. Когда я, буквально позавчера приехавший в полк и определенный в разведроту, первый раз побежал по этому маршруту, через пять километров я был твердо уверен - вот она, моя смерть пришла. Но ничего, выжил. А потом даже привык. Не то, чтобы нравиться стало, но и не напрягало особенно. Даже курить не бросил. Впрочем, у нас никто из тех, кто курил, не бросил. Зато многие некурящие закурили.
На этот раз ночная пробежка оказалась недолгой - ротный, уж сильно расстроенный размолвкой с женой, с такой энергией скакал впереди, что вывихнул ногу, попав ею в сусличью нору. После этого пробежка туда переросла в пробежку обратно с "раненым" ротным на руках. Отнесли его в санчасть, где он скомандовал "Рота, отбой". Ну, отбой так отбой. "Дембель стал на день короче, спи, старик, спокойной ночи". Спокойной ночи у нас все-таки не получилось, потому что оставалось еще много водки.
Утром я, неся на плечах свою многострадальную голову как индийские женщины носят кувшины с водой - плавно и не делая резких движений, укрылся подальше от глаз начальства - в парке. Со второй попытки залез в свой бэтр и прикемарил минут на двести. Проснулся очень вовремя - со стороны контрольно-технического пункта доносился рык подполковника Богомилова. Разобрать ПКТ и сделать вид, что очень занят приведением вверенного боевого оружия в идеальное состояние - дело десяти секунд. Или даже восьми. Впрочем, усилия оказались ненужными - Богомилов погрохотал-погрохотал, и голос его затих в направлении штаба. Спать уже не хотелось, зато хотелось пить. И даже не просто хотелось, а хотелось жутко. А так как фляжку с водой я с собой с утра прихватить не дотумкал, то пришлось плестись в роту.
Естественно, первый, на кого я наткнулся, войдя в расположение, был ротный. По выражению его лица я, не задумываясь, определил, что с женой он не помирился, все бабы - суки и вообще пошла она к такой-то матери. Вдобавок ко всему, как мне позже сообщил ротный писарь татарин по имени Мубарак (клички у него не было, потому что с таким именем она и не нужна), Богомилов громыхал именно на ротного из-за того, что до сих пор не организован разведпоиск. Да еще заболел гриппом старшина роты, который тоже должен был ехать. Правда, отмазка не прокатила, так что старшина, разбрызгивая сопли и бациллы, метался по роте, разыскивая свой спальник (который, надо заметить, Еврей продал еще третьего дня).
Выехали вечером, когда стемнело. Без приключений, естественно, не обошлось - гриппозный старшина забыл сухпай. Обнаружилось это уже под утро, когда мы подъезжали к омоновскому блокпосту, поэтому ротный решил заскочить на блок и занять у ментов пару коробок. Нам повезло - на блоке сидел уральский омон - мужики веселые и не жадные. Пока ротный договаривался с омоновцами, я залез на бэтр, свесил ноги по обе стороны капэвэтэшного ствола и закурил. Уже рассвело, задувал легкий ветерок...
Вот и дембель. "Уезжают в родные края дембеля, дембеля, дембеля..." Дембелей, вместе со мной, было 9 человек, все с Новосибирска, кроме меня. Трое суток ехать вместе. Трое суток мы не просыхали, поэтому особых подробностей о поездке я не помню. Ночь от Новосибирска до Красноярска я приходил в себя - валялся пластом на верхней полке и пил минералку. А вот и дом. Дома, наконец-то.
Устроился на работу, восстановился в институте, защитил диплом. Естественно, влюбился. А она влюбилась в меня, что вовсе не естественно. От родителей я ушел, стали снимать квартиру. Потом родился сын - веселый крепкий пацан...
Дальше домечтать я не успел, потому что снайпер, засевший в "зеленке", влепил мне пулю в горло, прямо над срезом бронежилета. Нелепо взмахнув руками, всей своей массой я навернулся с бэтра, ударившись голенью о раскрытый люк. Потом я умер.
ЛЕКАРСТВО ПРОТИВ МОРЩИН
День начался весело. Сразу после подъема прибежал взъерошенный Васька Сергачев и, скалясь до ушей, посоветовал прогуляться к уличному сортиру.
- А что там? - спросил я.
- Сходи, не пожалеешь!
В сортир я, честно говоря, не хотел (ночью сбегал), но все-таки пошел, потому что стало интересно. В принципе, даже без Сергачева было ясно, что возле сортира происходит что-то странное и, судя по дружному ржанью собравшейся толпы, веселое. Протиснувшись вперед, я увидел голову, торчавшую из очка. Голова принадлежала сержанту Распопину из третьей роты.
Сержант Распопин из третьей роты был редкостным бараном. Впервые он отличился в первом же своем карауле после учебки. Среди ночи начальник караула был разбужен грохотом, донесшимся из помещения бодрствующей смены. Грохот чрезвычайно напоминал звук выстрела. Ссыпавшись с койки, начкар метеором вылетел на место происшествия. Картина, представшая перед его глазами, была достойна кисти Петрова-Водкина: сержант (тогда еще младший) Распопин, с обалделым видом держащий между колен автомат, дыра в потолке и обваливающаяся оттуда же штукатурка. Как нам потом рассказывал начкар, присутствовавший на "разборе полета" у командира полка, Распопин заявил, что он хотел посмотреть, как пуля врезается в канал ствола. И успеть отдернуть голову, естественно.
От греха подальше Распопина заслали на месяц на стрельбище, копать траншеи для кабелей дистанционного управления мишенями. Работенка эта была совсем не из халявных, поэтому широко использовалась для перевоспитания трудом. На стрельбище отсылали залетчиков. В основном дембелей. Распопин, судя по всему, произвел соответствующее впечатление на дембелей-залетчиков, потому что приехал он еще более баранистым. По приезде Распопин сразу направился в санчасть, где тут же и отличился в очередной раз - попытался спереть банку с каким-то спиртовым раствором на глазах у санитара. Санитар, дембель по кличке Туша (крепенький паренек, надо сказать), приготовивший эту банку для себя, сделал Распопину выговор, после которого тот неделю отлеживался там, куда пришел, то есть в санчасти.
После этого у Распопина было еще немало подвигов, но по прошествии полугода, в честь какой-то знаменательной даты, ему кинули-таки еще одну лычку на погон.
Теперь сержант Распопин сидел во горло в сортирном очке и закатывал глаза с сосредоточенным видом. Вонь, идущая из очка, сшибала с ног.
- Что творится-то? - спросил я.
Сразу несколько бойцов стали наперебой объяснять, что Распопин пошел ночью погадить и умудрился при этом уронить в очко автомат. До утра он пытался вытащить автомат палкой. С наступлением утра он пошел и прибил к палке гвоздь, но даже с использованием этой хитроумной конструкции успеха не добился. Тогда Распопин героически разделся и сиганул в очко сам нашаривать автомат босой ногой. Уже полчаса нашаривает, - уточнил один из бойцов.
Я постоял, покурил, понаблюдал за этим представлением и пошел восвояси в роту. Сегодня мне предстоял выезд в поиск - надо было подготовиться. Ну там, стволы проверить, почистить, ленты тоже посмотреть и смазать. Короче, работы хватало. Одному мне работать было напряжно - и долго, и скучно, поэтому я взял в помощь молодого. Пожалел я об этом уже через полчаса, когда молодой сначала уронил гранату, а потом небрежно высыпал из коробки на пол ленту, снаряженную эмдэзэшными патронами. Я решил, что лучше быть уставшим и скучающим, но живым, и молодой отправился драить очки в ротном туалете. К обеду я закончил возиться с оружием, пошел доложить об этом ротному и узнал, что все мои усилия были напрасны - в поиск мы сегодня не едем. Уточнять почему, я не стал - какая нафиг разница. В общем-то, это было даже к лучшему - у Вовки Буйко сегодня день рождения, так что намечалась пьянка.
Пьянка, как оказалось, у нас не удалась. Часа в два ночи раздался громкий и настойчивый стук в дверь. Дежурный по роте, придремавший на своей койке, подскочил на метр, с размаху приложился головой о верхнюю перекладину, взвыл спросонья, побежал к двери, запутался в ногах, упал, наконец, добрался до двери, открыл, тут же получил плюху от злого ротного, опять упал... Кроче, водку мы убрать успели. Не успели убрать праздничный стол - табуретку с с банками тушенки, перловки и банкой маринованных огурцов, которую где-то надыбал Миня Дуров по прозвищу Еврей.
Еврей - это вообще отдельная песня. По национальности он на самом деле был чистокровный русак, но деловым его качествам позавидовал бы, я уверен, любой иудей. Будучи совсем еще молодым бойцом, он однажды ночью был разбужен дембелем Кузей, которому приспичило мороженого. В два часа ночи. Ну захотелось человеку мороженого. Меня однажды отправляли ночью за апельсином. Я, естественно, никакого апельсина искать не стал, спустился на этаж ниже, в третью роту, покурил полчаса с дневальным одного со мной призыва, потом вернулся к себе в роту, заявил, что апельсина я нигде не нашел, огреб положенную порцию колотушек и со спокойной душой и разбитым носом лег спать. Зато Еврей через пятнадцать минут явился с мороженым. Обалдевший Кузя даже сказал ему "спасибо". В следующий раз Еврей отличился, когда мы поехали на гарнизонную базу разгружать вагоны с луком. Путем обмена почти полвагона лука на сливочное масло и продажи этого самого масла Еврей наварил столько, что рота неделю курила исключительно "Мальборо". Подобные махинации Еврей проводил постоянно - были у него предпринимательские наклонности, были. Но венцом карьеры Еврея была продажа бэтээра одному наивному аварцу.
Аварец пришел к нам на КПП с шикарным предложением - продать ему БТР за пять тысяч долларов. На его беду, дежурным по КПП был Миня. Естественно, предложение было тут же принято. Аварцу пришлось еще и водку выставлять для закрепления договора. Вперед Миня взял тысячу, как он сказал аварцу для неофициального материального стимулирования должностных лиц полкового парка автобронетехники. Завороженный обилием умных слов, аварец, не сопротивляясь, отдал деньги, после чего Еврей пообещал подогнать бэтр ночью, когда все, мол, будут спать. Аварец пришел, как условились, в два часа ночи к воротам и прождал до семи. В семь часов ворота распахнулись и Еврей на бэтре гордо выехал из расположения части. За ним выехала колонна той самой автобронетехники и, во главе с Еврейским бэтээром, попылила на замену тактической группировки махачкалинской бригады. Аварец этого, конечно, не знал, поэтому, потеряв всяческое терпение, примерно к обеду начал беспокоить наряд по КПП с требованием подать ему честно купленный БТР к порогу. Ему наваляли чебуреков и выкинули на улицу. Неугомонный аварец дождался появления начальника штаба полка полковника Богомилова, которому и пожаловался на ненадлежащее выполнение деловых обязательств личным составом полка. Энша внимательно выслушал истца, после чего, по его же, энша, указанию, аварцу опять наваляли чебуреков и выкинули на улицу. Больше аварец не появлялся.
Ротный волком глянул на наш натюрморт и прорычал дневальному поднимать роту. Тот, видимо, с перепугу, заорал "Рота, сбор!" таким истошным голосом, что молодой Черпаченко навернулся с верхнего яруса. Это такой прикол у нашего ротного - как с женой поцапается, так с расстройства бегает до изнеможения. А так как одному бегать его, видимо, напрягает, то он берет с собой роту. Чтоб служба медом не казалась. Вот и сегодня - наверняка поругался с женой, поэтому нам предстоит увлекательная прогулка. Пешая. Или, точнее, бежая.
Вообще-то, нам не привыкать. "Разведчик должен стрелять как ковбой и бегать как его лошадь" - любимая поговорка начальника разведки полка майора Соловьева. Ротный эту поговорку принимает близко к сердцу, поэтому раза два-три в неделю мы бегаем на стрельбище, стреляем по мишеням и бежим обратно. До стрельбища восемнадцать километров. Когда я, буквально позавчера приехавший в полк и определенный в разведроту, первый раз побежал по этому маршруту, через пять километров я был твердо уверен - вот она, моя смерть пришла. Но ничего, выжил. А потом даже привык. Не то, чтобы нравиться стало, но и не напрягало особенно. Даже курить не бросил. Впрочем, у нас никто из тех, кто курил, не бросил. Зато многие некурящие закурили.
На этот раз ночная пробежка оказалась недолгой - ротный, уж сильно расстроенный размолвкой с женой, с такой энергией скакал впереди, что вывихнул ногу, попав ею в сусличью нору. После этого пробежка туда переросла в пробежку обратно с "раненым" ротным на руках. Отнесли его в санчасть, где он скомандовал "Рота, отбой". Ну, отбой так отбой. "Дембель стал на день короче, спи, старик, спокойной ночи". Спокойной ночи у нас все-таки не получилось, потому что оставалось еще много водки.
Утром я, неся на плечах свою многострадальную голову как индийские женщины носят кувшины с водой - плавно и не делая резких движений, укрылся подальше от глаз начальства - в парке. Со второй попытки залез в свой бэтр и прикемарил минут на двести. Проснулся очень вовремя - со стороны контрольно-технического пункта доносился рык подполковника Богомилова. Разобрать ПКТ и сделать вид, что очень занят приведением вверенного боевого оружия в идеальное состояние - дело десяти секунд. Или даже восьми. Впрочем, усилия оказались ненужными - Богомилов погрохотал-погрохотал, и голос его затих в направлении штаба. Спать уже не хотелось, зато хотелось пить. И даже не просто хотелось, а хотелось жутко. А так как фляжку с водой я с собой с утра прихватить не дотумкал, то пришлось плестись в роту.
Естественно, первый, на кого я наткнулся, войдя в расположение, был ротный. По выражению его лица я, не задумываясь, определил, что с женой он не помирился, все бабы - суки и вообще пошла она к такой-то матери. Вдобавок ко всему, как мне позже сообщил ротный писарь татарин по имени Мубарак (клички у него не было, потому что с таким именем она и не нужна), Богомилов громыхал именно на ротного из-за того, что до сих пор не организован разведпоиск. Да еще заболел гриппом старшина роты, который тоже должен был ехать. Правда, отмазка не прокатила, так что старшина, разбрызгивая сопли и бациллы, метался по роте, разыскивая свой спальник (который, надо заметить, Еврей продал еще третьего дня).
Выехали вечером, когда стемнело. Без приключений, естественно, не обошлось - гриппозный старшина забыл сухпай. Обнаружилось это уже под утро, когда мы подъезжали к омоновскому блокпосту, поэтому ротный решил заскочить на блок и занять у ментов пару коробок. Нам повезло - на блоке сидел уральский омон - мужики веселые и не жадные. Пока ротный договаривался с омоновцами, я залез на бэтр, свесил ноги по обе стороны капэвэтэшного ствола и закурил. Уже рассвело, задувал легкий ветерок...
Вот и дембель. "Уезжают в родные края дембеля, дембеля, дембеля..." Дембелей, вместе со мной, было 9 человек, все с Новосибирска, кроме меня. Трое суток ехать вместе. Трое суток мы не просыхали, поэтому особых подробностей о поездке я не помню. Ночь от Новосибирска до Красноярска я приходил в себя - валялся пластом на верхней полке и пил минералку. А вот и дом. Дома, наконец-то.
Устроился на работу, восстановился в институте, защитил диплом. Естественно, влюбился. А она влюбилась в меня, что вовсе не естественно. От родителей я ушел, стали снимать квартиру. Потом родился сын - веселый крепкий пацан...
Дальше домечтать я не успел, потому что снайпер, засевший в "зеленке", влепил мне пулю в горло, прямо над срезом бронежилета. Нелепо взмахнув руками, всей своей массой я навернулся с бэтра, ударившись голенью о раскрытый люк. Потом я умер.