Рэймонд Чандлер
Я буду ждать
Было около часа ночи, когда Карл, ночной портье отеля «Уиндермиер», начал гасить свет в холле. Голубой ковер сразу потемнел на несколько тонов; полумрак заполнил кресла призрачными тенями и подернул сумрачные углы паутиной воспоминаний.
Детектив Тони Резек зевнул. Склонив голову на плечо, он лениво прислушивался к тихой и волнующей музыке, доносившейся из музыкального салона. Внезапно раздался посторонний звук. Тони недовольно нахмурился. После часа ночи холл принадлежал только ему, и никто не мог отнять у него этого права. Но рыжеволосая девушка вносила элемент дисгармонии в привычный порядок.
Внезапно лицо его разгладилось, и в уголках губ появилось подобие улыбки.
Обладая вполне ординарной внешностью, будучи низкорослым, даже невзрачным, полноватым человеком слегка за тридцать, Тони, как ни странно, имел длинные тонкие пальцы и беспокойный характер.
Его пальцы были похожи на пальцы фокусника; нервные, чувствительные, с идеально отполированными ногтями, они как будто жили своей отдельной жизнью; то пробегали по воображаемой клавиатуре фортепиано, то замирали на лосином зубе, прикрепленном к цепочке его карманных часов. Прекрасные пальцы... Тони с удовольствием размял их, и в его зеленоватых глазах отразилась безмятежность.
Он снова нахмурился. Музыка начинала раздражать. С неожиданным проворством он резко подскочил, все так же держа пальцы на цепочке. Только что он спокойно сидел – и вот он уже на ногах; стоит, прислушиваясь, как будто перемена его положения в пространстве не более, чем оптическая иллюзия...
Едва слышно ступая по голубому ковру Тони устремился под арку, откуда доносилась музыка. Теперь в ее звуках слышалось что-то знойное и опьяняющее.
Рыжеволосая девушка, как завороженная, не сводила глаз с динамика, словно перед ней играл настоящий оркестр. Ее губы были сложены в загадочной полуулыбке.
Она сидела на софе, по-турецки поджав под себя ноги, среди огромного количества подушек, и выглядела букетиком на витрине цветочного магазина.
Девушка не обернулась. Сидела, не шелохнувшись, обхватив руками коленку цвета спелого персика. На ней был шелковый жакет, расшитый черными бутонами лотоса и украшенный лентами.
– Вам нравится Гудмэн, мисс Кресси? – спросил Тони Резек.
Девушка медленно повернула голову. Даже в сумерках ее глаза излучали фиолетовое сияние. Огромные глубокие глаза – без малейшего отблеска мысли. Классическое лицо, отсутствующий взгляд.
Она не проронила ни слова. Тони сжал и разжал пальцы.
– Вам нравится Гудмэн, мисс Кресси? – мягко повторил он вопрос.
– Не настолько, чтобы доводить меня до слез, – томно ответила девушка.
Тони покачался на каблуках и посмотрел ей в глаза: большие, глубокие, пустые. Он наклонился и выключил радио.
– Не поймите меня неправильно, – сказала девушка. – Гудмэн зарабатывает деньги, а в наше время человек, который зарабатывает деньги, не нарушая закона, заслуживает уважения. Но эта взвинченная музыка кажется мне холодной. Я предпочитаю что-нибудь гармоничное.
– Тогда Вам должен нравиться Моцарт, – сказал Тони.
– Ладно, продолжайте издеваться, – сказала девушка.
– Я совсем не издеваюсь, мисс Крещен. Я думаю, что Моцарт – величайший из людей, живших на свете, и Тосканини – пророк его.
– А я думаю, вы обычная ищейка. – Она положила голову на подушку и с интересом посмотрела на него сквозь длинные ресницы.
– Сделайте мне чуть-чуть этого Моцарта, – шутливо попросила она.
– Уже слишком поздно, – вздохнул Тони. – Я его не найду.
Она смерила его долгим, загадочным взглядом.
– Следишь за мной, шизик? – Она тихонько засмеялась. – Что я такого сделала?
Тони улыбнулся на весь рот, как клоун.
– Абсолютно ничего, мисс Кресси. Но Вам нужно на свежий воздух. Вы уже пять дней живете в этом отеле и ни разу не выходили на улицу. А номер у Вас на самом верху.
Она снова засмеялась.
– Ну, давай, расскажи что-нибудь такое, а то мне скучно.
– Как-то приехала сюда девушка. Целую неделю жила, совсем как вы. Я хочу сказать, не выходила никуда. Почти ни с кем не разговаривала. И как вы думаете, что она сделала?
Девушка внимательно посмотрела на Тони.
– Уехала, не заплатив по счету? Она вытянула руку и плавно покачала ею в воздухе, словно это была лодочка среди волн.
– Хорошо бы! Она попросила, чтобы ей прислали счет, заплатила. Потом велела посыльному зайти за чемоданами через полчаса. И вышла на балкон...
Девушка чуть наклонилась вперед, глаза ее стали серьезными, рука лежала на персиковом колене.
– Как ты сказал, тебя зовут?
– Тони Резек.
– Еврей?
– Да, – ответил Тони. – Польский.
– Рассказывай дальше, Тони.
– В каждом номере есть свой балкон, мисс Кресси. Слишком низкие перила для четырнадцатиэтажного здания. Ночь была темная. Как она прыгнула, никто не видел...
– Ты все придумал, Тони. – Ее голос перешел в сухой шепот.
Он снова улыбнулся, как клоун. В его спокойных зеленоватых глазах отражались волны ее волос.
– Ева Кресси, – задумчиво сказал он. – Имя, которое должно быть написано лучом света.
– А теперь она ждет высокого брюнета, ни на что не годного, Тони. И ты никогда не поймешь, какой в этом смысл. Когда-то я была за ним замужем. Может, это еще и не конец. За одну короткую жизнь можно совершить немало ошибок.
Пальцы ее руки, лежавшие на колене, разжались до предела, потом с силой сжались в кулак. Даже при этом неверном свете каждый сустав блестел, словно фигурка из слоновой кости.
– Я когда-то плохо с ним поступила. Обидела его, нечаянно. Тебе этого тоже знать не надо. Все дело в том, что я у него в долгу.
Тони нагнулся и включил радио. В теплом воздухе раздались звуки вальса. Какой-никакой, но вальс. Он сделал погромче. Из динамика брызнула мелодия, полная фальшивой грусти. С тех пор, как старой Вены уже нет, вальс всегда вызывает грусть.
Девушка наклонила голову набок, попыталась подпевать, но после нескольких тактов замерла с полуоткрытым ртом.
– Ева Кресси, – сказала она. – Это имя горело в небе. Над ночным клубом для бродяг. Над притоном. После облавы буквы погасли.
Он шутливо подмигнул ей.
– Какой же это был притон, если вы выступали там мисс Кресси. Оркестр всегда исполнял этот вальс, когда старый швейцар расхаживал взад-вперед перед входом в отель, позвякивая своими медалями. «Последняя улыбка». Эмиль Дженнингс. Это, конечно, Вам уже ничего не говорит, мисс Кресси.
Он сделал три шага к выходу, обернулся.
– Я должен проверить, все ли двери закрыты. Надеюсь, не очень вам помешал. Вам уже пора спать. Довольно поздно.
Вальс закончился, и раздался голос диктора. Девушка попыталась его перекричать.
– Насчет балкона ты все придумал? Он согласился:
– Возможно. Больше не буду.
– Вряд ли, Тони. – Ее улыбка была, как опавшая листва. – Подходи еще как-нибудь, поговори со мной. Рыженькие не выбрасываются из окон, Тони. Они ждут и стареют.
Он внимательно посмотрел на нее в последний раз и ушел по голубому ковру.
Под аркой, ведущей к главному холлу, стоял швейцар. Тони еще не смотрел туда, но уже знал, что там кто-то есть. Он всегда чувствовал, когда кто-то был рядом. Он слышал, как растет трава, словно осел из «Синей птицы». Швейцар сделал ему знак подбородком. Потное лицо над форменным воротничком выглядело возбужденным. Тони подошел к нему; они вместе прошли под аркой и вышли в темный холл.
– Есть проблемы? – устало спросил Тони.
– Там снаружи стоит какой-то тип, спрашивает тебя. Заходить не хочет. Я стою, протираю окна, вдруг он подходит, такой высокий... «Позови-ка сюда Тони», – говорит, а сам озирается.
– Понятно, – сказал Тони и пристально посмотрел в водянистые глаза швейцара. – Кто это был?
– Он сказал Эл.
Лицо Тони приняло ничего не значащее выражение.
– Хорошо.
Он двинулся к выходу. Швейцар схватил его за рукав.
– Слушай, Тони... У тебя есть враги? Тони вежливо улыбнулся, сохраняя все то же выражение лица.
– Слушай, Тони... – Швейцар не отпускал его руку. – Там стоит черная машина, огромная, за квартал отсюда, напротив пивной. Рядом с ней парень, сам снаружи, а ногу держит на педали. А тип, который тебя спрашивал, в таком плаще, большом, темном, воротник поднят до самых ушей. И шляпу надвинул. Лица и не видно... Говорит мне: «Позови-ка сюда Тони!» И озирается. У тебя точно нет врагов, а, Тони?
– Разве что в налоговой инспекции, – ответил Тони. – Исчезни!
Слева – три лифта, справа – конторка. Из трех лифтов работает один. У открытой двери молча стоит, скрестив руки на груди, ночной лифтер в чистенькой униформе с серебристыми галунами. Мексиканец по фамилии Гомес. Новенький, первую ночь работает.
С другой стороны – конторка. Розовый мрамор. Дежурный сидит, скучает. Розовощекий франтоватый малый с усиками. Дежурный посмотрел на Тони и подкрутил усы.
Тони погрозил ему пальцем. Дежурный отвернулся и, кажется, обиделся.
Тони миновал закрытый газетный киоск и, пройдя мимо аптеки, оказался у двери, с начищенными медными ручками и большими стеклами в никелированных рамах. Он чуть задержался перед своим отражением и, глубоко вздохнув, расправил плечи, толкнул дверь и вышел на влажный, холодный воздух.
На улице было темно и тихо. Шум с Уилшерского шоссе почти сюда не доносился. Слева у входа стояли два такси. Опершись на лобовое стекло, таксисты курили и о чем-то разговаривали. Тони пошел направо.
Черная машина стояла метрах в двадцати. Горели подфарники и слышалось слабое урчание мотора.
От машины отделилась высокая фигура. Держа руки в карманах, к нему приближался человек в плаще с поднятым воротником. В зубах тлел окурок, похожий на заплесневелый рубин.
На расстоянии двух шагов друг от друга оба остановились.
Человек в плаще сказал:
– Привет, Тони. Давно не виделись.
– Привет, Эл. Как делишки?
– Не жалуюсь.
Человек в плаще начал было вынимать руку из кармана, но остановился и принужденно засмеялся.
– Совсем забыл. Ты ведь, наверно, не подашь мне теперь руки...
– Это ни к чему не обязывает, – сказал Тони. – Подавать руку умеют и обезьяны. Чего ты хочешь, Эл?
– А ты все такой же толстячок, а, Тони?
– Похоже на то.
Тони как будто что-то попало в глаз. Он быстро заморгал, В горле образовался комок.
– И нравится тебе эта работа?
– Работа, как работа.
Эл снова тихонько засмеялся.
– Не суетись, Тони. Значит, работа, как работа. Ну и ладненько. Тут у тебя живет птичка одна, Ева Кресси. Порхала, порхала и залетела в твою спокойную ночлежку. Пускай она выйдет. Прямо сейчас и быстренько.
– А что случилось?
Человек в плаще оглянулся по сторонам. В машине кто-то кашлянул.
– Да так – живет не по правилам. Ничего мы ей не сделаем, а тебе будет хреново. Пускай выйдет. Даем тебе час.
– Ладно, – сказал Тони как-то неопределенно. Эл вытащил руку из кармана и легонько толкнул Тони в грудь.
– Я с тобой не шучу, толстячок. Пускай выходит!
– Ладно, – повторил Тони безо всякого выражения.
Человек в плаще потянулся к дверце машины, открыл ее и скрылся в салоне, словно длинная черная тень.
Изнутри послышались голоса. Человек снова вышел из машины. Он молча подошел к Тони. В его глазах отражался тусклый свет уличных фонарей.
– Слушай меня внимательно, Тони. Ты всегда хотел быть чистеньким. Да, братишка?
Тони промолчал.
Эл наклонился к нему совсем близко – теперь он действительно превратился в тень.
– Тут дело темное, Тони. Ребята не хотят, чтобы я все рассказывал, но, по-моему, тебе надо знать. Эта Ева была замужем за парнем по имени Джонни Ролле. На днях Джонни вышел из Сент-Квентина. Отбывал там срок за непреднамеренное убийство. Это из-за нее он сел. Как-то вечером ехал на машине, поддатый был. И она с ним. Сбил прохожего. И не остановился. Она ему говорит: иди, признавайся, а то сама пойду. Он не пошел. Ну, в общем, его
забрали.
– Сочувствую, – сказал Тони.
– Понял теперь? Ролсс всю дорогу хвастался, что когда выйдет, сразу двинет к своей мадемуазель. Вернусь, дескать, все прощу. Главное, чтобы ждала.
– Я-то тут при чем?
Голос Тони прозвучал хрипло, как треск рвущейся материи. Эл рассмеялся.
– Да это не все, Тони. Даже не главное. В общем, с ним хотят поговорить крутые ребята, У Джонни был прикол в одной хате. Он и еще один козел дернули от коллектива и забрали пятьдесят штук. Дружка его подкололи, теперь очередь за Джонни. Что-нибудь понимаешь? Его ждут здесь, возле его рыженькой. Теперь усек?
Тони нервно оглянулся. Один из таксистов докурил и бросил в сторону окурок. Тони проследил его траекторию, увидел, как он с шипением гаснет на мокром тротуаре. Мотор черной машины продолжал урчать.
– Я-то тут при чем? – сказал он. – Передам ей, чтобы вышла.
– Молодец, все понял. – Как там мама? Эл пошел обратно к машине. Остановился.
– Нормально, – сказал Тони. – Скажи ей, что я про нее спрашивал.
– Спрашивать – это еще не все, – сказал Тони.
Эл резко повернулся и сел в машину. Машина словно нехотя тронулась с места и стала набирать скорость. Фары осветили здание на углу; машина свернула в переулок и исчезла, оставив за собой запах выхлопных газов.
Тони смотрел ей вслед, о чем-то размышлял. Потом пожал плечами и пошел в отель.
Радиоприемник еще работал, но девушка уже ушла. Подушки, на которых она сидела, до сих пор сохраняли форму ее тела. Тони нагнулся и потрогал их. Они как будто до сих пор удерживали ее тепло. Тони выключил радио. Уходить не хотелось. Постоял около глиняной пепельницы с белым песком и пошел к лифту. Дежурный за конторкой изо всех сил боролся со сном. Воздух был густым и тяжелым.
Около лифтов тоже был полумрак. Табло высвечивало цифру «четырнадцать», значит, лифт на четырнадцатом этаже.
– Спать пошла, – пробормотал он про себя.
Дверь в комнатку портье открылась и оттуда вышел лифтер-мексиканец. Он уже снял форму. Его черные глаза встретились с глазами Тони.
– Спокойной ночи, начальник.
– Ага, – рассеянно бросил Тони.
Он достал из кармана пиджака сигару и понюхал ее. Покрутил ее перед глазами, внимательно изучая. Нашел трещинку. Нахмурился и спрятал сигару обратно в карман.
Сверху раздался звук закрывающейся двери. На табло замелькали цифры. Ярко освещенная кабина медленно опустилась на площадку. Открылась дверь, и из лифта вышел Карл.
Его глаза встретились с глазами Тони. Во взгляде чувствовалось едва уловимое замешательство. Верхняя губа влажно блестела.
– Слушай, Тони.,.
Тони ухватил его за руку и потащил в темноту холла. Горло сжимала неизвестно от чего возникшая спазма.
– Где?.. – Вопрос прозвучал бессмысленно. – Откуда ты?
Портье сунул руку в карман и вытащил доллар.
– Вот что мне дали. – Его глаза были как в тумане. За услуги. Имбирное пиво со льдом в два часа ночи.
– Не увиливай, – чуть не взвизгнул Тони.
– Парень из номера 14-Б, – сказал Карл.
– А ну, дыхни!
Портье подышал рядом с его носом.
– Напился, – констатировал Тони с отвращением.
– Ну, выпил глоточек. Этот парень и угостил. Тони поднес к глазам доллар.
– По моим сведениям, в номере 14-Б никто не живет.
– Теперь живут. – Карл облизал губы и несколько раз моргнул. – Высокий брюнет.
– Ладно, – в голосе Тони сквозило раздражение. – Хорошо. Значит, парень из номера 14-Б налил тебе стакан и дал доллар. И что теперь?
– Под мышкой у него пушка, – сказал Карл и снова моргнул.
Губы Тони сложились в улыбке, но в глазах появился безжизненный ледяной блеск.
– Ты проводил мисс Кресси в ее комнату? Карл отрицательно покачал головой.
– Гомес. Я видел, как они поднимались.
– Убирайся, – сквозь зубы процедил Тони. – И больше не пей с жильцами.
Он не двинулся с места, пока Карл не зашел к себе в комнатку рядом с лифтами и дверь за ним не закрылась. Тогда он направился к конторке. Плита из розового мрамора, чернильный прибор, регистрационный журнал в кожаном переплете. Он постучал ладонью по мраморной плите. Дежурный выскочил из-за матовой перегородки, как белка из своего дупла.
Тони достал из кармана список и положил его рядом с журналом.
– В номере 14-Б никто не живет, – произнес он строго.
Дежурный вежливо поправил галстук.
– Ты выходил, когда пришел этот парень?
– Кто именно?
– Тот, что приехал из Сан-Диего. Дежурный зевнул.
– Он ни про кого не спрашивал? Дежурный не закончил зевок и с изумлением посмотрел на Тони.
– Спросил... Спросил, играют ли у нас тут свинг по вечерам. А что?
– Все. Вежливо, точно, быстро. Так и надо работать, – сказал Тони.
Он записал что-то на листочке и положил его в карман.
– Пойду проверю, все ли двери заперты. Наверху есть четыре пустых номера. Не спи, парень.
– Да я не сплю, – пробормотал дежурный, снова зевая. – Приходи быстрее. Без тебя не знаю, что мне и делать.
– Можешь пока сбрить свои усы, – сказал Тони и пошел к лифтам.
Он включил свет в одной из кабинок, нажал кнопку четырнадцатого этажа. Когда лифт остановился, он выключил свет, вышел и закрыл дверь.
Вестибюль на этом этаже был самый маленький, не считая тринадцатого. На каждой двери золотистыми буквами был обозначен номер. Тони подошел к 14-А и приложил ухо к двери. Тихо. Ева Кресси, должно быть, или спит, или принимает ванну, или вышла на балкон. Или сидит около самой двери и смотрит на стену. Конечно, если она сидит и смотрит на стену, ничего не услышишь. Он подошел к 14-Б и приложил ухо. Здесь шорох. Кто-то кашляет. Похоже, там кто-то есть. Кто-то один. Голосов не слышно. Тони нажал на перламутровый звоночек.
Послышались неторопливые шаги,
– Кто? – спросил гортанный голос.
Тони не ответил. Он тихо стоял и слушал. Вопрос повторился. С неожиданной злостью Токи снова нажал на кнопку.
Мистер Джеймс Уоттерсон из Сан-Диего, которого он неплохо когда-то знал, не стал бы так осторожничать, он должен был бы просто открыть дверь. А тут что-то не так. За дверью тишина. Тони снова прислушался. Полная тишина.
Он вытащил связку ключей на массивной цепочке, нашел ключ от 14-Б и осторожно вставил его в замочную скважину. Повернул ключ. Чуть-чуть надавил на дверь, вынул ключ и замер.
– Ну? – Голос звучал жестко. – Чего остановился?
Тони полностью открыл дверь. Перед ним стоял высокий темноволосый мужчина с бледным лицом. В руке он держал револьвер. Похоже, он умел обращаться с оружием.
– Заходи, – сказал мужчина.
Тони вошел, закрыв дверь плечом. Его руки выглядели неуклюже, пальцы напряженно застыли. Он улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой.
– Мистер Уоттерсон?
– Ну и что?
– Я из службы безопасности отеля.
– Весьма польщен.
Человек медленно отступил в комнату. Комната была большая, низенький балкон окаймлял ее с двух сторон. На этом этаже в каждом номере был балкон. В углу – камин, рядом – софа. На столике – поднос, на подносе – запотевший стакан, удобное глубокое кресло. Человек подошел к нему и опустил револьвер.
– Польщен вниманием к своей особе, – сказал он. – И часа здесь не нахожусь, как полиция наносит визит. Ищите. Ищите в шкафу, в ванной. Она уже ушла.
– Вы с ней еще не встречались, – сказал Тони. На бледном лице мужчины появились неожиданные морщины. Голос стал еще более хриплым.
– Кого это я еще не видел?
– Девушку по имени Ева Кресси.
Человек проглотил слюну. Он бросил револьвер на столик, тяжело опустился в кресло. Видимо, у него был радикулит. Внезапно он улыбнулся.
– Значит, она все-таки здесь! А я про нее не спрашивал. Я парень осторожный – и не спрашивал о ней.
– Она здесь уже пять дней, – сказал Тони. – Все ждет вас. Ни на минуту не выходит наружу. Человек понимающе прикусил губу.
– Я чуток задержался на севере, – сказал он едва слышно.
– С дружками повидался?
Человек подскочил на месте и снова схватился за револьвер. Он стоял, немного наклонившись вперед, внимательно глядя на Тони.
– Женщины слишком много болтают, – сказал он так, словно во рту у него было что-то такое, что мешало ему говорить.
– Женщины не болтают, мистер Ролле,
– А? – Револьвер прыгал в его руке. – Чего-то я не пойму.
– Болтают не женщины. Мужчины с револьверами.
Снова наступило молчание. Человек медленно выпрямился. По его лицу ничего нельзя было понять, но глаза смотрели пристально. Тони выглядел рядом с ним маленьким, кругленьким, добродушным человечком с располагающей внешностью и глазами чистыми, как родник.
– Да, эти ребята не дремлют, – сказал Джонни Ролле и провел языком по пересохшим губам. – Работают в три смены. Спать им некогда.
– Вы знаете, кто они такие? – спросил Тони, понизив голос.
– У меня есть девять догадок, и двенадцать из них будут правильными.
– Крутые ребята, – сказал Тони и улыбнулся краешком губ.
– А где она? – нетерпеливо спросил Джонни Ролле.
– Как раз в соседнем номере.
Человек положил револьвер на столик и подошел к стене. Он долго смотрел на обои, потом открыл дверь на балкон, сжал пальцами перила. Когда он снова обернулся, на его лице было странное выражение. Глаза потеряли жесткость, морщины разгладились. Он подошел к Тони.
– Ева послала мне немного деньжат. Они говорят – двадцать пять тысяч. Но у меня только пятьсот. Вот бы они удивились, если б узнали.
– А где остальное?
– Нет больше ничего. И не было. Точка. Я знаю, что говорю.
– Я вам верю, – сказал Тони.
– Они убивают не часто. Но могут.
– Молокососы, – сказал Тони с внезапным презрением. – Крутые молокососы.
Джонни Ролле взял стакан и залпом вылил все, что там было. Осталось только несколько кубиков льда. Он подержал в руке револьвер и сунул его в кобуру под мышкой. Уставился в пол.
– К чему Вы мне все это говорите?
– Мне кажется, у вас только один шанс.
– А если нет?
– Я все же думаю, что есть. Джонни Ролле задумался.
– Другой выход?
– Служебный лифт ведет прямо в гараж. Там можно взять машину. Могу вам дать карточку, покажете ее сторожу.
– Странный ты парень, – сказал Джонни Ролле.
Тони вытащил бумажник из страусиной кожи, достал оттуда карточку, что-то нацарапал на ней. Джонни Ролле прочитал и неуверенно положил ее в карман.
– Пожалуй, возьму, – сказал он, отводя глаза.
– Она тут уже пять дней. Все уже в курсе. Один парень, которого я знаю, подходил ко мне и сказал, чтобы я вывел ее наружу. Рассказал мне, в чем дело. А я, вместо нее, выведу вас.
– Им это понравится, – сказал Джонни. – Тебе принесут цветы.
– Будет время, поплачем. Джонни Ролле замешкался.
– Увидеться бы с ней перед тем, как смотаюсь. Говоришь, она прямо за стенкой?
Тони развернулся на каблуках и пошел к двери. Через плечо бросил:
– Не теряй время, красавчик. А то передумаю.
– А вдруг это ты за мной следишь? Тони не обернулся.
– Ничего не поделаешь, риск всегда есть. Он вышел из комнаты и бесшумно закрыл дверь. Посмотрел на дверь номера 14-А и вошел в лифт. Опустился в прачечную. Убрал корзину, подпиравшую дверь в служебный лифт. Поднялся в холл.
Дежурный сосредоточенно проверял счета. Через главный холл Тони прошел в музыкальный салон. Радиоприемник снова был включен, но работал так тихо, что было едва слышно. Она сидела рядом. Звуки были такими слабыми и неразборчивыми, что напоминали шелест осенних листьев. Девушка медленно повернула голову и улыбнулась ему.
– Проверил все. двери? А мне не спится. Так что я опять тут. Ничего?
Он тоже улыбнулся. Сел в зеленое кресло и погладил кожаные ручки с золотым тиснением.
– Конечно, мисс Кресси.
– Ждать хуже всего на свете. Правда? Ну, что это за радио? Трещит, как сверчок.
Тони покрутил ручку, не обнаружил ничего необычного и снова настроился на ту же волну.
– В это время не спят разве что ночные гуляки. Она снова улыбнулась.
– Я вам не надоел, мисс Кресси?
– Мне нравится. Ты приятный парень, Тони.
Он посмотрел на дверь и почувствовал щекотку в позвоночнике. Подождал, пока это ощущение пройдет. Откинулся на спинку, выпрямился. Пальцы ощупывали лосиный зуб. Прислушался. Не к музыке. К чему-то вдалеке. Может быть, к шуму мотора уносившегося в ночь автомобиля.
– В душе все люди неплохие, – сказал он вслух. Девушка, прищурившись, посмотрела на него.
– Значит, я ошиблась с двумя или тремя.
– Да, – согласился он. – Наверное, бывает и так. Девушка зевнула, и ее глубокие глаза полу закрылись. Она свернулась калачиком на подушках.
– Посиди со мной чуть-чуть, Тони. Может быть, я засну.
– С удовольствием. Все равно делать нечего.
Она заснула быстро, как ребенок. Минут десять Тони боялся пошевельнуться. Смотрел, как она дышит во сне, с полуоткрытым ртом. Как будто находился перед алтарем. Потом, стараясь не разбудить ее, очень осторожно поднялся и на цыпочках пошел в сторону дежурного. Немного послушал, как скрипит невидимая авторучка за матовым стеклом. Потом направился к телефонным кабинкам. Снял трубку и попросил телефонистку соединить его с гаражом.
После нескольких гудков в трубке раздался звонкий голос.
– Отель «Уиндермиер». Гараж.
– Это Тони Резек. Этот Уоттерсон, которому я дал карточку, уехал?
– Давно уже, Тони. С полчаса назад. Ты его прислал?
– Я, – сказал Тони. – Мой знакомый. Спасибо. Привет.
Он повесил трубку и почесал шею. Вернулся к конторке, хлопнул ладонью по мраморной плите. Из-за перегородки возникло лицо дежурного с заранее приготовленной улыбкой.
– Ну и работка у тебя, Тони: никогда не поймешь, когда тебя ждать.
– Сколько стоит номер 14-Б?
– У него нет твердой цены.
– Посчитай. Этот тип съехал. Пробыл там не больше часа.
– Ну и черт с ним, – весело сказал дежурный. – Испарился, значит, и не отметился.
– Пятерка тебя устроит?
– Твой приятель, что ли?
– Нет. Алкоголик с манией величия и без гроша в кармане.
– Да ладно, и так сойдет. Как он уехал?
– Мы спустились на служебном лифте. А ты спал. Хватит тебе пятерки?
– Да брось ты!
На свет появился бумажник из страусиной кожи. Тони протянул дежурному пяти долларовую купюру
– Больше у него не было, – небрежно сказал Тони.
Дежурный удивленно взял деньги, пожал плечами. Зазвонил телефон. Дежурный снял трубку, послушал и передал Тони.
– Тебя.
Тони пододвинул телефон поближе и приложил трубку к уху. Голос был незнакомый. Металлический.
– Тони? Тони Резек?
– Я.
– По поручению Эла. Можно говорить?
Тони взглянул на дежурного.
– Скройся...
Дежурный слабо улыбнулся и исчез.
– Говорите, – сказал Тони в трубку,
– У нас вышла передряга с твоим клиентом. Мы его перехватили. Эл чувствовал, что так и будет. Мы его прижали к стене, но не все вышло гладко.
Пальцы Тони, сжимавшие трубку, побелели. Вискам стало холодно.
– Говорите. Это ведь не все?
– Еще кое-что. Парень выстрелил в шефа. Наповал. Эл велел передать тебе последнее «прости».
Тони тяжело навалился на мраморную плиту. Из горла вырвался какой-то странный звук.
– Усек? – нетерпеливо спросил металлический голос. – Парень его замочил. Эл уже никогда никому не позвонит.
Тони ударил трубкой по плите. Розовая плита покачнулась. Лицо исказилось судорогой.
Голос продолжал:
– Вот и все дела, старик. Спокойной ночи.
В трубке раздался щелчок и послышались гудки.
Аккуратно, почти беззвучно, Тони положил трубку на рычажки. Посмотрел на свою левую руку. Вытащил платок, вытер ладонь и расправил правой рукой окоченевшие пальцы левой. Вытер лоб. Из-за перегородки вышел дежурный, его глаза блестели, как у кота.
– У меня в пятницу выходной. Дал бы мне этот телефончик?
Тони спрятал платок, провел рукой по карману. Повернулся и пошел через главный холл. Он передвигался крадучись, так, словно в помещении находился тяжело больной. Подошел к креслу, в котором только что сидел, и погрузился в зеленый бархат. Девушка продолжала сладко спать, свернувшись в клубочек, как это умеют делать некоторые женщины и все кошки. Ее дыхания совсем не было слышно за убаюкивающим шепотом радиоприемника.
Тони Резек слился с креслом, сжал в пальцах лосиный зуб и закрыл глаза.
Детектив Тони Резек зевнул. Склонив голову на плечо, он лениво прислушивался к тихой и волнующей музыке, доносившейся из музыкального салона. Внезапно раздался посторонний звук. Тони недовольно нахмурился. После часа ночи холл принадлежал только ему, и никто не мог отнять у него этого права. Но рыжеволосая девушка вносила элемент дисгармонии в привычный порядок.
Внезапно лицо его разгладилось, и в уголках губ появилось подобие улыбки.
Обладая вполне ординарной внешностью, будучи низкорослым, даже невзрачным, полноватым человеком слегка за тридцать, Тони, как ни странно, имел длинные тонкие пальцы и беспокойный характер.
Его пальцы были похожи на пальцы фокусника; нервные, чувствительные, с идеально отполированными ногтями, они как будто жили своей отдельной жизнью; то пробегали по воображаемой клавиатуре фортепиано, то замирали на лосином зубе, прикрепленном к цепочке его карманных часов. Прекрасные пальцы... Тони с удовольствием размял их, и в его зеленоватых глазах отразилась безмятежность.
Он снова нахмурился. Музыка начинала раздражать. С неожиданным проворством он резко подскочил, все так же держа пальцы на цепочке. Только что он спокойно сидел – и вот он уже на ногах; стоит, прислушиваясь, как будто перемена его положения в пространстве не более, чем оптическая иллюзия...
Едва слышно ступая по голубому ковру Тони устремился под арку, откуда доносилась музыка. Теперь в ее звуках слышалось что-то знойное и опьяняющее.
Рыжеволосая девушка, как завороженная, не сводила глаз с динамика, словно перед ней играл настоящий оркестр. Ее губы были сложены в загадочной полуулыбке.
Она сидела на софе, по-турецки поджав под себя ноги, среди огромного количества подушек, и выглядела букетиком на витрине цветочного магазина.
Девушка не обернулась. Сидела, не шелохнувшись, обхватив руками коленку цвета спелого персика. На ней был шелковый жакет, расшитый черными бутонами лотоса и украшенный лентами.
– Вам нравится Гудмэн, мисс Кресси? – спросил Тони Резек.
Девушка медленно повернула голову. Даже в сумерках ее глаза излучали фиолетовое сияние. Огромные глубокие глаза – без малейшего отблеска мысли. Классическое лицо, отсутствующий взгляд.
Она не проронила ни слова. Тони сжал и разжал пальцы.
– Вам нравится Гудмэн, мисс Кресси? – мягко повторил он вопрос.
– Не настолько, чтобы доводить меня до слез, – томно ответила девушка.
Тони покачался на каблуках и посмотрел ей в глаза: большие, глубокие, пустые. Он наклонился и выключил радио.
– Не поймите меня неправильно, – сказала девушка. – Гудмэн зарабатывает деньги, а в наше время человек, который зарабатывает деньги, не нарушая закона, заслуживает уважения. Но эта взвинченная музыка кажется мне холодной. Я предпочитаю что-нибудь гармоничное.
– Тогда Вам должен нравиться Моцарт, – сказал Тони.
– Ладно, продолжайте издеваться, – сказала девушка.
– Я совсем не издеваюсь, мисс Крещен. Я думаю, что Моцарт – величайший из людей, живших на свете, и Тосканини – пророк его.
– А я думаю, вы обычная ищейка. – Она положила голову на подушку и с интересом посмотрела на него сквозь длинные ресницы.
– Сделайте мне чуть-чуть этого Моцарта, – шутливо попросила она.
– Уже слишком поздно, – вздохнул Тони. – Я его не найду.
Она смерила его долгим, загадочным взглядом.
– Следишь за мной, шизик? – Она тихонько засмеялась. – Что я такого сделала?
Тони улыбнулся на весь рот, как клоун.
– Абсолютно ничего, мисс Кресси. Но Вам нужно на свежий воздух. Вы уже пять дней живете в этом отеле и ни разу не выходили на улицу. А номер у Вас на самом верху.
Она снова засмеялась.
– Ну, давай, расскажи что-нибудь такое, а то мне скучно.
– Как-то приехала сюда девушка. Целую неделю жила, совсем как вы. Я хочу сказать, не выходила никуда. Почти ни с кем не разговаривала. И как вы думаете, что она сделала?
Девушка внимательно посмотрела на Тони.
– Уехала, не заплатив по счету? Она вытянула руку и плавно покачала ею в воздухе, словно это была лодочка среди волн.
– Хорошо бы! Она попросила, чтобы ей прислали счет, заплатила. Потом велела посыльному зайти за чемоданами через полчаса. И вышла на балкон...
Девушка чуть наклонилась вперед, глаза ее стали серьезными, рука лежала на персиковом колене.
– Как ты сказал, тебя зовут?
– Тони Резек.
– Еврей?
– Да, – ответил Тони. – Польский.
– Рассказывай дальше, Тони.
– В каждом номере есть свой балкон, мисс Кресси. Слишком низкие перила для четырнадцатиэтажного здания. Ночь была темная. Как она прыгнула, никто не видел...
– Ты все придумал, Тони. – Ее голос перешел в сухой шепот.
Он снова улыбнулся, как клоун. В его спокойных зеленоватых глазах отражались волны ее волос.
– Ева Кресси, – задумчиво сказал он. – Имя, которое должно быть написано лучом света.
– А теперь она ждет высокого брюнета, ни на что не годного, Тони. И ты никогда не поймешь, какой в этом смысл. Когда-то я была за ним замужем. Может, это еще и не конец. За одну короткую жизнь можно совершить немало ошибок.
Пальцы ее руки, лежавшие на колене, разжались до предела, потом с силой сжались в кулак. Даже при этом неверном свете каждый сустав блестел, словно фигурка из слоновой кости.
– Я когда-то плохо с ним поступила. Обидела его, нечаянно. Тебе этого тоже знать не надо. Все дело в том, что я у него в долгу.
Тони нагнулся и включил радио. В теплом воздухе раздались звуки вальса. Какой-никакой, но вальс. Он сделал погромче. Из динамика брызнула мелодия, полная фальшивой грусти. С тех пор, как старой Вены уже нет, вальс всегда вызывает грусть.
Девушка наклонила голову набок, попыталась подпевать, но после нескольких тактов замерла с полуоткрытым ртом.
– Ева Кресси, – сказала она. – Это имя горело в небе. Над ночным клубом для бродяг. Над притоном. После облавы буквы погасли.
Он шутливо подмигнул ей.
– Какой же это был притон, если вы выступали там мисс Кресси. Оркестр всегда исполнял этот вальс, когда старый швейцар расхаживал взад-вперед перед входом в отель, позвякивая своими медалями. «Последняя улыбка». Эмиль Дженнингс. Это, конечно, Вам уже ничего не говорит, мисс Кресси.
Он сделал три шага к выходу, обернулся.
– Я должен проверить, все ли двери закрыты. Надеюсь, не очень вам помешал. Вам уже пора спать. Довольно поздно.
Вальс закончился, и раздался голос диктора. Девушка попыталась его перекричать.
– Насчет балкона ты все придумал? Он согласился:
– Возможно. Больше не буду.
– Вряд ли, Тони. – Ее улыбка была, как опавшая листва. – Подходи еще как-нибудь, поговори со мной. Рыженькие не выбрасываются из окон, Тони. Они ждут и стареют.
Он внимательно посмотрел на нее в последний раз и ушел по голубому ковру.
Под аркой, ведущей к главному холлу, стоял швейцар. Тони еще не смотрел туда, но уже знал, что там кто-то есть. Он всегда чувствовал, когда кто-то был рядом. Он слышал, как растет трава, словно осел из «Синей птицы». Швейцар сделал ему знак подбородком. Потное лицо над форменным воротничком выглядело возбужденным. Тони подошел к нему; они вместе прошли под аркой и вышли в темный холл.
– Есть проблемы? – устало спросил Тони.
– Там снаружи стоит какой-то тип, спрашивает тебя. Заходить не хочет. Я стою, протираю окна, вдруг он подходит, такой высокий... «Позови-ка сюда Тони», – говорит, а сам озирается.
– Понятно, – сказал Тони и пристально посмотрел в водянистые глаза швейцара. – Кто это был?
– Он сказал Эл.
Лицо Тони приняло ничего не значащее выражение.
– Хорошо.
Он двинулся к выходу. Швейцар схватил его за рукав.
– Слушай, Тони... У тебя есть враги? Тони вежливо улыбнулся, сохраняя все то же выражение лица.
– Слушай, Тони... – Швейцар не отпускал его руку. – Там стоит черная машина, огромная, за квартал отсюда, напротив пивной. Рядом с ней парень, сам снаружи, а ногу держит на педали. А тип, который тебя спрашивал, в таком плаще, большом, темном, воротник поднят до самых ушей. И шляпу надвинул. Лица и не видно... Говорит мне: «Позови-ка сюда Тони!» И озирается. У тебя точно нет врагов, а, Тони?
– Разве что в налоговой инспекции, – ответил Тони. – Исчезни!
Слева – три лифта, справа – конторка. Из трех лифтов работает один. У открытой двери молча стоит, скрестив руки на груди, ночной лифтер в чистенькой униформе с серебристыми галунами. Мексиканец по фамилии Гомес. Новенький, первую ночь работает.
С другой стороны – конторка. Розовый мрамор. Дежурный сидит, скучает. Розовощекий франтоватый малый с усиками. Дежурный посмотрел на Тони и подкрутил усы.
Тони погрозил ему пальцем. Дежурный отвернулся и, кажется, обиделся.
Тони миновал закрытый газетный киоск и, пройдя мимо аптеки, оказался у двери, с начищенными медными ручками и большими стеклами в никелированных рамах. Он чуть задержался перед своим отражением и, глубоко вздохнув, расправил плечи, толкнул дверь и вышел на влажный, холодный воздух.
На улице было темно и тихо. Шум с Уилшерского шоссе почти сюда не доносился. Слева у входа стояли два такси. Опершись на лобовое стекло, таксисты курили и о чем-то разговаривали. Тони пошел направо.
Черная машина стояла метрах в двадцати. Горели подфарники и слышалось слабое урчание мотора.
От машины отделилась высокая фигура. Держа руки в карманах, к нему приближался человек в плаще с поднятым воротником. В зубах тлел окурок, похожий на заплесневелый рубин.
На расстоянии двух шагов друг от друга оба остановились.
Человек в плаще сказал:
– Привет, Тони. Давно не виделись.
– Привет, Эл. Как делишки?
– Не жалуюсь.
Человек в плаще начал было вынимать руку из кармана, но остановился и принужденно засмеялся.
– Совсем забыл. Ты ведь, наверно, не подашь мне теперь руки...
– Это ни к чему не обязывает, – сказал Тони. – Подавать руку умеют и обезьяны. Чего ты хочешь, Эл?
– А ты все такой же толстячок, а, Тони?
– Похоже на то.
Тони как будто что-то попало в глаз. Он быстро заморгал, В горле образовался комок.
– И нравится тебе эта работа?
– Работа, как работа.
Эл снова тихонько засмеялся.
– Не суетись, Тони. Значит, работа, как работа. Ну и ладненько. Тут у тебя живет птичка одна, Ева Кресси. Порхала, порхала и залетела в твою спокойную ночлежку. Пускай она выйдет. Прямо сейчас и быстренько.
– А что случилось?
Человек в плаще оглянулся по сторонам. В машине кто-то кашлянул.
– Да так – живет не по правилам. Ничего мы ей не сделаем, а тебе будет хреново. Пускай выйдет. Даем тебе час.
– Ладно, – сказал Тони как-то неопределенно. Эл вытащил руку из кармана и легонько толкнул Тони в грудь.
– Я с тобой не шучу, толстячок. Пускай выходит!
– Ладно, – повторил Тони безо всякого выражения.
Человек в плаще потянулся к дверце машины, открыл ее и скрылся в салоне, словно длинная черная тень.
Изнутри послышались голоса. Человек снова вышел из машины. Он молча подошел к Тони. В его глазах отражался тусклый свет уличных фонарей.
– Слушай меня внимательно, Тони. Ты всегда хотел быть чистеньким. Да, братишка?
Тони промолчал.
Эл наклонился к нему совсем близко – теперь он действительно превратился в тень.
– Тут дело темное, Тони. Ребята не хотят, чтобы я все рассказывал, но, по-моему, тебе надо знать. Эта Ева была замужем за парнем по имени Джонни Ролле. На днях Джонни вышел из Сент-Квентина. Отбывал там срок за непреднамеренное убийство. Это из-за нее он сел. Как-то вечером ехал на машине, поддатый был. И она с ним. Сбил прохожего. И не остановился. Она ему говорит: иди, признавайся, а то сама пойду. Он не пошел. Ну, в общем, его
забрали.
– Сочувствую, – сказал Тони.
– Понял теперь? Ролсс всю дорогу хвастался, что когда выйдет, сразу двинет к своей мадемуазель. Вернусь, дескать, все прощу. Главное, чтобы ждала.
– Я-то тут при чем?
Голос Тони прозвучал хрипло, как треск рвущейся материи. Эл рассмеялся.
– Да это не все, Тони. Даже не главное. В общем, с ним хотят поговорить крутые ребята, У Джонни был прикол в одной хате. Он и еще один козел дернули от коллектива и забрали пятьдесят штук. Дружка его подкололи, теперь очередь за Джонни. Что-нибудь понимаешь? Его ждут здесь, возле его рыженькой. Теперь усек?
Тони нервно оглянулся. Один из таксистов докурил и бросил в сторону окурок. Тони проследил его траекторию, увидел, как он с шипением гаснет на мокром тротуаре. Мотор черной машины продолжал урчать.
– Я-то тут при чем? – сказал он. – Передам ей, чтобы вышла.
– Молодец, все понял. – Как там мама? Эл пошел обратно к машине. Остановился.
– Нормально, – сказал Тони. – Скажи ей, что я про нее спрашивал.
– Спрашивать – это еще не все, – сказал Тони.
Эл резко повернулся и сел в машину. Машина словно нехотя тронулась с места и стала набирать скорость. Фары осветили здание на углу; машина свернула в переулок и исчезла, оставив за собой запах выхлопных газов.
Тони смотрел ей вслед, о чем-то размышлял. Потом пожал плечами и пошел в отель.
Радиоприемник еще работал, но девушка уже ушла. Подушки, на которых она сидела, до сих пор сохраняли форму ее тела. Тони нагнулся и потрогал их. Они как будто до сих пор удерживали ее тепло. Тони выключил радио. Уходить не хотелось. Постоял около глиняной пепельницы с белым песком и пошел к лифту. Дежурный за конторкой изо всех сил боролся со сном. Воздух был густым и тяжелым.
Около лифтов тоже был полумрак. Табло высвечивало цифру «четырнадцать», значит, лифт на четырнадцатом этаже.
– Спать пошла, – пробормотал он про себя.
Дверь в комнатку портье открылась и оттуда вышел лифтер-мексиканец. Он уже снял форму. Его черные глаза встретились с глазами Тони.
– Спокойной ночи, начальник.
– Ага, – рассеянно бросил Тони.
Он достал из кармана пиджака сигару и понюхал ее. Покрутил ее перед глазами, внимательно изучая. Нашел трещинку. Нахмурился и спрятал сигару обратно в карман.
Сверху раздался звук закрывающейся двери. На табло замелькали цифры. Ярко освещенная кабина медленно опустилась на площадку. Открылась дверь, и из лифта вышел Карл.
Его глаза встретились с глазами Тони. Во взгляде чувствовалось едва уловимое замешательство. Верхняя губа влажно блестела.
– Слушай, Тони.,.
Тони ухватил его за руку и потащил в темноту холла. Горло сжимала неизвестно от чего возникшая спазма.
– Где?.. – Вопрос прозвучал бессмысленно. – Откуда ты?
Портье сунул руку в карман и вытащил доллар.
– Вот что мне дали. – Его глаза были как в тумане. За услуги. Имбирное пиво со льдом в два часа ночи.
– Не увиливай, – чуть не взвизгнул Тони.
– Парень из номера 14-Б, – сказал Карл.
– А ну, дыхни!
Портье подышал рядом с его носом.
– Напился, – констатировал Тони с отвращением.
– Ну, выпил глоточек. Этот парень и угостил. Тони поднес к глазам доллар.
– По моим сведениям, в номере 14-Б никто не живет.
– Теперь живут. – Карл облизал губы и несколько раз моргнул. – Высокий брюнет.
– Ладно, – в голосе Тони сквозило раздражение. – Хорошо. Значит, парень из номера 14-Б налил тебе стакан и дал доллар. И что теперь?
– Под мышкой у него пушка, – сказал Карл и снова моргнул.
Губы Тони сложились в улыбке, но в глазах появился безжизненный ледяной блеск.
– Ты проводил мисс Кресси в ее комнату? Карл отрицательно покачал головой.
– Гомес. Я видел, как они поднимались.
– Убирайся, – сквозь зубы процедил Тони. – И больше не пей с жильцами.
Он не двинулся с места, пока Карл не зашел к себе в комнатку рядом с лифтами и дверь за ним не закрылась. Тогда он направился к конторке. Плита из розового мрамора, чернильный прибор, регистрационный журнал в кожаном переплете. Он постучал ладонью по мраморной плите. Дежурный выскочил из-за матовой перегородки, как белка из своего дупла.
Тони достал из кармана список и положил его рядом с журналом.
– В номере 14-Б никто не живет, – произнес он строго.
Дежурный вежливо поправил галстук.
– Ты выходил, когда пришел этот парень?
– Кто именно?
– Тот, что приехал из Сан-Диего. Дежурный зевнул.
– Он ни про кого не спрашивал? Дежурный не закончил зевок и с изумлением посмотрел на Тони.
– Спросил... Спросил, играют ли у нас тут свинг по вечерам. А что?
– Все. Вежливо, точно, быстро. Так и надо работать, – сказал Тони.
Он записал что-то на листочке и положил его в карман.
– Пойду проверю, все ли двери заперты. Наверху есть четыре пустых номера. Не спи, парень.
– Да я не сплю, – пробормотал дежурный, снова зевая. – Приходи быстрее. Без тебя не знаю, что мне и делать.
– Можешь пока сбрить свои усы, – сказал Тони и пошел к лифтам.
Он включил свет в одной из кабинок, нажал кнопку четырнадцатого этажа. Когда лифт остановился, он выключил свет, вышел и закрыл дверь.
Вестибюль на этом этаже был самый маленький, не считая тринадцатого. На каждой двери золотистыми буквами был обозначен номер. Тони подошел к 14-А и приложил ухо к двери. Тихо. Ева Кресси, должно быть, или спит, или принимает ванну, или вышла на балкон. Или сидит около самой двери и смотрит на стену. Конечно, если она сидит и смотрит на стену, ничего не услышишь. Он подошел к 14-Б и приложил ухо. Здесь шорох. Кто-то кашляет. Похоже, там кто-то есть. Кто-то один. Голосов не слышно. Тони нажал на перламутровый звоночек.
Послышались неторопливые шаги,
– Кто? – спросил гортанный голос.
Тони не ответил. Он тихо стоял и слушал. Вопрос повторился. С неожиданной злостью Токи снова нажал на кнопку.
Мистер Джеймс Уоттерсон из Сан-Диего, которого он неплохо когда-то знал, не стал бы так осторожничать, он должен был бы просто открыть дверь. А тут что-то не так. За дверью тишина. Тони снова прислушался. Полная тишина.
Он вытащил связку ключей на массивной цепочке, нашел ключ от 14-Б и осторожно вставил его в замочную скважину. Повернул ключ. Чуть-чуть надавил на дверь, вынул ключ и замер.
– Ну? – Голос звучал жестко. – Чего остановился?
Тони полностью открыл дверь. Перед ним стоял высокий темноволосый мужчина с бледным лицом. В руке он держал револьвер. Похоже, он умел обращаться с оружием.
– Заходи, – сказал мужчина.
Тони вошел, закрыв дверь плечом. Его руки выглядели неуклюже, пальцы напряженно застыли. Он улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой.
– Мистер Уоттерсон?
– Ну и что?
– Я из службы безопасности отеля.
– Весьма польщен.
Человек медленно отступил в комнату. Комната была большая, низенький балкон окаймлял ее с двух сторон. На этом этаже в каждом номере был балкон. В углу – камин, рядом – софа. На столике – поднос, на подносе – запотевший стакан, удобное глубокое кресло. Человек подошел к нему и опустил револьвер.
– Польщен вниманием к своей особе, – сказал он. – И часа здесь не нахожусь, как полиция наносит визит. Ищите. Ищите в шкафу, в ванной. Она уже ушла.
– Вы с ней еще не встречались, – сказал Тони. На бледном лице мужчины появились неожиданные морщины. Голос стал еще более хриплым.
– Кого это я еще не видел?
– Девушку по имени Ева Кресси.
Человек проглотил слюну. Он бросил револьвер на столик, тяжело опустился в кресло. Видимо, у него был радикулит. Внезапно он улыбнулся.
– Значит, она все-таки здесь! А я про нее не спрашивал. Я парень осторожный – и не спрашивал о ней.
– Она здесь уже пять дней, – сказал Тони. – Все ждет вас. Ни на минуту не выходит наружу. Человек понимающе прикусил губу.
– Я чуток задержался на севере, – сказал он едва слышно.
– С дружками повидался?
Человек подскочил на месте и снова схватился за револьвер. Он стоял, немного наклонившись вперед, внимательно глядя на Тони.
– Женщины слишком много болтают, – сказал он так, словно во рту у него было что-то такое, что мешало ему говорить.
– Женщины не болтают, мистер Ролле,
– А? – Револьвер прыгал в его руке. – Чего-то я не пойму.
– Болтают не женщины. Мужчины с револьверами.
Снова наступило молчание. Человек медленно выпрямился. По его лицу ничего нельзя было понять, но глаза смотрели пристально. Тони выглядел рядом с ним маленьким, кругленьким, добродушным человечком с располагающей внешностью и глазами чистыми, как родник.
– Да, эти ребята не дремлют, – сказал Джонни Ролле и провел языком по пересохшим губам. – Работают в три смены. Спать им некогда.
– Вы знаете, кто они такие? – спросил Тони, понизив голос.
– У меня есть девять догадок, и двенадцать из них будут правильными.
– Крутые ребята, – сказал Тони и улыбнулся краешком губ.
– А где она? – нетерпеливо спросил Джонни Ролле.
– Как раз в соседнем номере.
Человек положил револьвер на столик и подошел к стене. Он долго смотрел на обои, потом открыл дверь на балкон, сжал пальцами перила. Когда он снова обернулся, на его лице было странное выражение. Глаза потеряли жесткость, морщины разгладились. Он подошел к Тони.
– Ева послала мне немного деньжат. Они говорят – двадцать пять тысяч. Но у меня только пятьсот. Вот бы они удивились, если б узнали.
– А где остальное?
– Нет больше ничего. И не было. Точка. Я знаю, что говорю.
– Я вам верю, – сказал Тони.
– Они убивают не часто. Но могут.
– Молокососы, – сказал Тони с внезапным презрением. – Крутые молокососы.
Джонни Ролле взял стакан и залпом вылил все, что там было. Осталось только несколько кубиков льда. Он подержал в руке револьвер и сунул его в кобуру под мышкой. Уставился в пол.
– К чему Вы мне все это говорите?
– Мне кажется, у вас только один шанс.
– А если нет?
– Я все же думаю, что есть. Джонни Ролле задумался.
– Другой выход?
– Служебный лифт ведет прямо в гараж. Там можно взять машину. Могу вам дать карточку, покажете ее сторожу.
– Странный ты парень, – сказал Джонни Ролле.
Тони вытащил бумажник из страусиной кожи, достал оттуда карточку, что-то нацарапал на ней. Джонни Ролле прочитал и неуверенно положил ее в карман.
– Пожалуй, возьму, – сказал он, отводя глаза.
– Она тут уже пять дней. Все уже в курсе. Один парень, которого я знаю, подходил ко мне и сказал, чтобы я вывел ее наружу. Рассказал мне, в чем дело. А я, вместо нее, выведу вас.
– Им это понравится, – сказал Джонни. – Тебе принесут цветы.
– Будет время, поплачем. Джонни Ролле замешкался.
– Увидеться бы с ней перед тем, как смотаюсь. Говоришь, она прямо за стенкой?
Тони развернулся на каблуках и пошел к двери. Через плечо бросил:
– Не теряй время, красавчик. А то передумаю.
– А вдруг это ты за мной следишь? Тони не обернулся.
– Ничего не поделаешь, риск всегда есть. Он вышел из комнаты и бесшумно закрыл дверь. Посмотрел на дверь номера 14-А и вошел в лифт. Опустился в прачечную. Убрал корзину, подпиравшую дверь в служебный лифт. Поднялся в холл.
Дежурный сосредоточенно проверял счета. Через главный холл Тони прошел в музыкальный салон. Радиоприемник снова был включен, но работал так тихо, что было едва слышно. Она сидела рядом. Звуки были такими слабыми и неразборчивыми, что напоминали шелест осенних листьев. Девушка медленно повернула голову и улыбнулась ему.
– Проверил все. двери? А мне не спится. Так что я опять тут. Ничего?
Он тоже улыбнулся. Сел в зеленое кресло и погладил кожаные ручки с золотым тиснением.
– Конечно, мисс Кресси.
– Ждать хуже всего на свете. Правда? Ну, что это за радио? Трещит, как сверчок.
Тони покрутил ручку, не обнаружил ничего необычного и снова настроился на ту же волну.
– В это время не спят разве что ночные гуляки. Она снова улыбнулась.
– Я вам не надоел, мисс Кресси?
– Мне нравится. Ты приятный парень, Тони.
Он посмотрел на дверь и почувствовал щекотку в позвоночнике. Подождал, пока это ощущение пройдет. Откинулся на спинку, выпрямился. Пальцы ощупывали лосиный зуб. Прислушался. Не к музыке. К чему-то вдалеке. Может быть, к шуму мотора уносившегося в ночь автомобиля.
– В душе все люди неплохие, – сказал он вслух. Девушка, прищурившись, посмотрела на него.
– Значит, я ошиблась с двумя или тремя.
– Да, – согласился он. – Наверное, бывает и так. Девушка зевнула, и ее глубокие глаза полу закрылись. Она свернулась калачиком на подушках.
– Посиди со мной чуть-чуть, Тони. Может быть, я засну.
– С удовольствием. Все равно делать нечего.
Она заснула быстро, как ребенок. Минут десять Тони боялся пошевельнуться. Смотрел, как она дышит во сне, с полуоткрытым ртом. Как будто находился перед алтарем. Потом, стараясь не разбудить ее, очень осторожно поднялся и на цыпочках пошел в сторону дежурного. Немного послушал, как скрипит невидимая авторучка за матовым стеклом. Потом направился к телефонным кабинкам. Снял трубку и попросил телефонистку соединить его с гаражом.
После нескольких гудков в трубке раздался звонкий голос.
– Отель «Уиндермиер». Гараж.
– Это Тони Резек. Этот Уоттерсон, которому я дал карточку, уехал?
– Давно уже, Тони. С полчаса назад. Ты его прислал?
– Я, – сказал Тони. – Мой знакомый. Спасибо. Привет.
Он повесил трубку и почесал шею. Вернулся к конторке, хлопнул ладонью по мраморной плите. Из-за перегородки возникло лицо дежурного с заранее приготовленной улыбкой.
– Ну и работка у тебя, Тони: никогда не поймешь, когда тебя ждать.
– Сколько стоит номер 14-Б?
– У него нет твердой цены.
– Посчитай. Этот тип съехал. Пробыл там не больше часа.
– Ну и черт с ним, – весело сказал дежурный. – Испарился, значит, и не отметился.
– Пятерка тебя устроит?
– Твой приятель, что ли?
– Нет. Алкоголик с манией величия и без гроша в кармане.
– Да ладно, и так сойдет. Как он уехал?
– Мы спустились на служебном лифте. А ты спал. Хватит тебе пятерки?
– Да брось ты!
На свет появился бумажник из страусиной кожи. Тони протянул дежурному пяти долларовую купюру
– Больше у него не было, – небрежно сказал Тони.
Дежурный удивленно взял деньги, пожал плечами. Зазвонил телефон. Дежурный снял трубку, послушал и передал Тони.
– Тебя.
Тони пододвинул телефон поближе и приложил трубку к уху. Голос был незнакомый. Металлический.
– Тони? Тони Резек?
– Я.
– По поручению Эла. Можно говорить?
Тони взглянул на дежурного.
– Скройся...
Дежурный слабо улыбнулся и исчез.
– Говорите, – сказал Тони в трубку,
– У нас вышла передряга с твоим клиентом. Мы его перехватили. Эл чувствовал, что так и будет. Мы его прижали к стене, но не все вышло гладко.
Пальцы Тони, сжимавшие трубку, побелели. Вискам стало холодно.
– Говорите. Это ведь не все?
– Еще кое-что. Парень выстрелил в шефа. Наповал. Эл велел передать тебе последнее «прости».
Тони тяжело навалился на мраморную плиту. Из горла вырвался какой-то странный звук.
– Усек? – нетерпеливо спросил металлический голос. – Парень его замочил. Эл уже никогда никому не позвонит.
Тони ударил трубкой по плите. Розовая плита покачнулась. Лицо исказилось судорогой.
Голос продолжал:
– Вот и все дела, старик. Спокойной ночи.
В трубке раздался щелчок и послышались гудки.
Аккуратно, почти беззвучно, Тони положил трубку на рычажки. Посмотрел на свою левую руку. Вытащил платок, вытер ладонь и расправил правой рукой окоченевшие пальцы левой. Вытер лоб. Из-за перегородки вышел дежурный, его глаза блестели, как у кота.
– У меня в пятницу выходной. Дал бы мне этот телефончик?
Тони спрятал платок, провел рукой по карману. Повернулся и пошел через главный холл. Он передвигался крадучись, так, словно в помещении находился тяжело больной. Подошел к креслу, в котором только что сидел, и погрузился в зеленый бархат. Девушка продолжала сладко спать, свернувшись в клубочек, как это умеют делать некоторые женщины и все кошки. Ее дыхания совсем не было слышно за убаюкивающим шепотом радиоприемника.
Тони Резек слился с креслом, сжал в пальцах лосиный зуб и закрыл глаза.