Чехов Антон Павлович
Следователь
А.П.ЧЕХОВ
СЛЕДОВАТЕЛЬ
Уездный врач и судебный следователь ехали в один хороший весенний полдень на вскрытие. Следователь, мужчина лет тридцати пяти, задумчиво глядел на лошадей и говорил:
- В природе есть очень много загадочного и темного, но и в обыденной жизни, доктор, часто приходится наталкиваться на явления, которые решительно не поддаются объяснению. Так, я знаю несколько загадочных, странных смертей, причину которых возьмутся объяснить только спириты и мистики, человек же со свежей головой в недоумении разведет руками, и только. Например, я знаю одну очень интеллигентную даму, которая предсказала себе смерть и умерла без всякой видимой причины именно в назначенный ею день. Сказала, что умрет тогда-то, и умерла.
- Нет действия без причины, - сказал доктор. - Есть смерть, значит, есть и причина. А что касается предсказания, то ведь тут мало диковинного. Все наши дамы и бабы обладают даром пророчества и предчувствия.
- Так-то так, но моя дама, доктор, совсем особенная. В ее предсказании и смерти не было ничего ни бабьего, ни дамского. Молодая женщина, здоровая, умница, без всяких предрассудков. У нее были такие умные, ясные, честные глаза; лицо открытое, разумное, с легкой, чисто русской усмешечкой во взгляде и на губах. Дамского или бабьего, если хотите, в ней только одно - красота. Вся стройная, грациозная, как вот эта береза, волоса удивительные! Чтобы она не оставалась для вас непонятной, прибавлю еще, что это был человек, полный самой заразительной веселости, беспечности и того умного, хорошего легкомыслия, которое бывает только у мыслящих, простодушных, веселых людей. Может ли тут быть речь о мистицизме, спиритизме, даре предчувствия или о чем-нибудь подобном? Над всем этим она смеялась. Докторская бричка остановилась около колодца. Следователь и доктор напились воды, потянулись и стали ждать, когда кучер кончит поить лошадей.
- Ну-с, отчего же умерла та дама? - спросил доктор, когда бричка опять покатила по дороге.
- Умерла она странно. В один прекрасный день входит к ней муж и говорит, что не дурно бы к весне продать старую коляску, а вместо нее купить что-нибудь поновее и легче, и что не мешало бы переменить левую пристяжную, а Бобчинского (была у мужа такая лошадь) пустить в корень. Жена выслушала его и говорит:
- Делай, как знаешь, мне теперь все равно. К лету я буду уже на кладбище. Муж, конечно, пожимает плечами и улыбается.
- Я нисколько не шучу, - говорит она. - Объявляю серьезно, что я скоро умру.
- То есть как скоро?
- Сейчас же после родов. Рожу и умру. Словам этим муж не придал никакого значения. Он не верит ни в какие предчувствия и к тому же отлично знает, что женщины в интересном положении любят капризничать и вообще предаваться мрачным мыслям. Прошел день, и жена опять ему о том, что умрет тотчас же после родов, и потом каждый день все о том же, а он смеялся и обзывал ее бабой, гадалкой, кликушей. Близкая смерть стала idee fixe жены. Когда муж не слушал ее, она шла в кухню и говорила там о своей смерти с няней и кухаркой:
- Не много еще мне осталось жить, нянюшка. Как только рожу, сейчас же и умру. Не хотелось бы умирать так рано, да уж знать судьба моя такая. Нянька и кухарка, конечно, в слезы. Бывало, приедет к ней попадья или помещица, а она отведет ее в угол и давай душу отводить - все о том же, о близкой смерти. Говорила она серьезно, с неприятной улыбкой, даже со злым лицом, не допуская возражений. Была она модницей, щеголихой, но тут ввиду скорой смерти все бросила и стала ходить неряхой; уже не читала, не смеялась, не мечтала вслух... Мало того, поехала с теткой на кладбище и облюбовала там место для своей могилки, а дней за пять до родов написала завещание. И имейте в виду, все это творилось при отличном здоровье, без малейших намеков на болезнь или какую-нибудь опасность. Роды - трудная штука, иногда смертельная, но у той, про которую я вам говорю, все обстояло благополучно и бояться было решительно нечего. Мужу в конце концов вся эта история надоела. Как-то за обедом он рассердился и спросил:
- Послушай, Наташа, когда же будет конец этим глупостям?
- Это не глупости. Я говорю серьезно.
- Вздор! Я бы тебе советовал перестать глупить, чтобы потом самой не было совестно. Но вот наступили и роды. Муж привез из города самую лучшую акушерку. Роды были у жены первые, но сошли как нельзя лучше. Когда все кончилось, роженица пожелала взглянуть на младенца. Поглядела и сказала:
- Ну, а теперь и умереть можно. Простилась, закрыла глаза и через полчаса отдала богу душу. До самой последней минуты она была в сознании. По крайней мере когда ей вместо воды подали молока, то она тихо прошептала:
- Зачем же вы мне вместо воды молока даете? Так вот какая история. Как предсказала, так и умерла.
Следователь помолчал, вздохнул и сказал:
- Вот и объясните, отчего она умерла? Уверяю вас честным словом, это не выдумка, а факт. Размышляя, доктор поглядел на небо.
- Надо было бы вскрыть ее, - сказал он.
- Зачем?
- А затем, чтобы узнать причину смерти. Не от предсказания же своего она умерла. Отравилась, по всей вероятности. Следователь быстро повернулся лицом к доктору и, прищурив глаза, спросил:
- Из чего же вы заключаете, что она отравилась?
- Я не заключаю, а предполагаю. Она хорошо жила с мужем?
- Гм... не совсем. Недоразумения начались вскоре же после свадьбы. Было такое несчастное стечение обстоятельств. Покойница однажды застала мужа с одной дамой... Впрочем, она скоро простила ему.
- А что раньше было, измена мужа или появление идеи о смерти? Следователь пристально поглядел на доктора, как бы желая разгадать, зачем он задает такой вопрос.
- Позвольте, - ответил он не сразу. - Позвольте, дайте припомнить. Следователь снял шляпу и потер себе лоб. - Да, да... она стала говорить о смерти именно вскорости после того случая. Да, да.
- Ну, вот видите ли... По всей вероятности, она тогда же решила отравиться, но так как ей, вероятно, вместе с собой не хотелось убивать и ребенка, то она отложила самоубийство до родов.
- Едва ли, едва ли... Это невозможно. Она тогда же простила.
- Скоро простила, значит, думала что-нибудь недоброе. Молодые жены прощают не скоро. Следователь насильно улыбнулся и, чтобы скрыть свое слишком заметное волнение, стал закуривать папиросу.
- Едва ли, едва ли... - продолжал он. - Мне и в голову не приходила мысль о такой возможности... Да и к тому же... он не так уж виноват, как кажется... Изменил как-то странно, сам того не желая: пришел домой ночью навеселе, хочется приласкать кого-нибудь, а жена в интересном положении... а тут, черт ее побери, навстречу попадается дама, приехавшая погостить на три дня, бабенка пустая, глупая, некрасивая. Это даже и изменой считать нельзя. Жена и сама так взглянула на это и скоро... простила; потом об этом и разговора не было...
- Люди без причины не умирают, - сказал доктор.
- Это так, конечно, но все-таки... не могу допустить, чтобы она отравилась. Но странно, как это до сих пор мне в голову не приходило о возможности такой смерти!.. И никто не думал об этом! Все были удивлены, что ее предсказание сбылось, и мысль о возможности... такой смерти была далекой... Да и не может быть, чтоб она отравилась! Нет! Следователь задумался. Мысль о странно умершей женщине не оставляла его и во время вскрытия. Записывая то, что диктовал доктор, он мрачно двигал бровями и тер себе лоб.
- А разве есть такие яды, которые убивают в четверть часа, мало-помалу и без всякой боли? - спросил он доктора, когда тот вскрывал череп.
- Да, есть. Морфий, например.
- Гм... Странно... Помню, она держала у себя что-то подобное... Но едва ли! На обратном пути следователь имел утомленный вид, нервно покусывал усы и говорил неохотно.
- Давайте немного пешком пройдемся, - попросил он доктора. - Надоело сидеть. Пройдя шагов сто, следователь, как показалось доктору, совсем ослабел, как будто взбирался на высокую гору. Он остановился и, глядя на доктора странными, точно пьяными глазами, сказал:
- Боже мой, если ваше предположение справедливо, то ведь это... это жестоко, бесчеловечно! Отравила себя, чтобы казнить другого! Да разве грех так велик! Ах, боже мой! И к чему вы мне подарили эту проклятую мысль, доктор!
Следователь в отчаянии схватил себя за голову и продолжал:
- Это я рассказывал вам про свою жену, про себя. О, боже мой! Ну, я виноват, я оскорбил, но неужели умереть легче, чем простить! Вот уж именно бабья логика, жестокая, немилосердная логика. О, она и тогда, при жизни, была жестокой! Теперь я припоминаю! Теперь для меня все ясно!
Следователь говорил и - то пожимал плечами, то хватал себя за голову. Он то садился в экипаж, то шел пешком. Новая мысль, сообщенная ему доктором, казалось, ошеломила его, отравила; он растерялся, ослабел душой и телом, и когда вернулись в город, простился с доктором, отказавшись от обеда, хотя накануне дал слово доктору пообедать с ним вместе.
СЛЕДОВАТЕЛЬ
Уездный врач и судебный следователь ехали в один хороший весенний полдень на вскрытие. Следователь, мужчина лет тридцати пяти, задумчиво глядел на лошадей и говорил:
- В природе есть очень много загадочного и темного, но и в обыденной жизни, доктор, часто приходится наталкиваться на явления, которые решительно не поддаются объяснению. Так, я знаю несколько загадочных, странных смертей, причину которых возьмутся объяснить только спириты и мистики, человек же со свежей головой в недоумении разведет руками, и только. Например, я знаю одну очень интеллигентную даму, которая предсказала себе смерть и умерла без всякой видимой причины именно в назначенный ею день. Сказала, что умрет тогда-то, и умерла.
- Нет действия без причины, - сказал доктор. - Есть смерть, значит, есть и причина. А что касается предсказания, то ведь тут мало диковинного. Все наши дамы и бабы обладают даром пророчества и предчувствия.
- Так-то так, но моя дама, доктор, совсем особенная. В ее предсказании и смерти не было ничего ни бабьего, ни дамского. Молодая женщина, здоровая, умница, без всяких предрассудков. У нее были такие умные, ясные, честные глаза; лицо открытое, разумное, с легкой, чисто русской усмешечкой во взгляде и на губах. Дамского или бабьего, если хотите, в ней только одно - красота. Вся стройная, грациозная, как вот эта береза, волоса удивительные! Чтобы она не оставалась для вас непонятной, прибавлю еще, что это был человек, полный самой заразительной веселости, беспечности и того умного, хорошего легкомыслия, которое бывает только у мыслящих, простодушных, веселых людей. Может ли тут быть речь о мистицизме, спиритизме, даре предчувствия или о чем-нибудь подобном? Над всем этим она смеялась. Докторская бричка остановилась около колодца. Следователь и доктор напились воды, потянулись и стали ждать, когда кучер кончит поить лошадей.
- Ну-с, отчего же умерла та дама? - спросил доктор, когда бричка опять покатила по дороге.
- Умерла она странно. В один прекрасный день входит к ней муж и говорит, что не дурно бы к весне продать старую коляску, а вместо нее купить что-нибудь поновее и легче, и что не мешало бы переменить левую пристяжную, а Бобчинского (была у мужа такая лошадь) пустить в корень. Жена выслушала его и говорит:
- Делай, как знаешь, мне теперь все равно. К лету я буду уже на кладбище. Муж, конечно, пожимает плечами и улыбается.
- Я нисколько не шучу, - говорит она. - Объявляю серьезно, что я скоро умру.
- То есть как скоро?
- Сейчас же после родов. Рожу и умру. Словам этим муж не придал никакого значения. Он не верит ни в какие предчувствия и к тому же отлично знает, что женщины в интересном положении любят капризничать и вообще предаваться мрачным мыслям. Прошел день, и жена опять ему о том, что умрет тотчас же после родов, и потом каждый день все о том же, а он смеялся и обзывал ее бабой, гадалкой, кликушей. Близкая смерть стала idee fixe жены. Когда муж не слушал ее, она шла в кухню и говорила там о своей смерти с няней и кухаркой:
- Не много еще мне осталось жить, нянюшка. Как только рожу, сейчас же и умру. Не хотелось бы умирать так рано, да уж знать судьба моя такая. Нянька и кухарка, конечно, в слезы. Бывало, приедет к ней попадья или помещица, а она отведет ее в угол и давай душу отводить - все о том же, о близкой смерти. Говорила она серьезно, с неприятной улыбкой, даже со злым лицом, не допуская возражений. Была она модницей, щеголихой, но тут ввиду скорой смерти все бросила и стала ходить неряхой; уже не читала, не смеялась, не мечтала вслух... Мало того, поехала с теткой на кладбище и облюбовала там место для своей могилки, а дней за пять до родов написала завещание. И имейте в виду, все это творилось при отличном здоровье, без малейших намеков на болезнь или какую-нибудь опасность. Роды - трудная штука, иногда смертельная, но у той, про которую я вам говорю, все обстояло благополучно и бояться было решительно нечего. Мужу в конце концов вся эта история надоела. Как-то за обедом он рассердился и спросил:
- Послушай, Наташа, когда же будет конец этим глупостям?
- Это не глупости. Я говорю серьезно.
- Вздор! Я бы тебе советовал перестать глупить, чтобы потом самой не было совестно. Но вот наступили и роды. Муж привез из города самую лучшую акушерку. Роды были у жены первые, но сошли как нельзя лучше. Когда все кончилось, роженица пожелала взглянуть на младенца. Поглядела и сказала:
- Ну, а теперь и умереть можно. Простилась, закрыла глаза и через полчаса отдала богу душу. До самой последней минуты она была в сознании. По крайней мере когда ей вместо воды подали молока, то она тихо прошептала:
- Зачем же вы мне вместо воды молока даете? Так вот какая история. Как предсказала, так и умерла.
Следователь помолчал, вздохнул и сказал:
- Вот и объясните, отчего она умерла? Уверяю вас честным словом, это не выдумка, а факт. Размышляя, доктор поглядел на небо.
- Надо было бы вскрыть ее, - сказал он.
- Зачем?
- А затем, чтобы узнать причину смерти. Не от предсказания же своего она умерла. Отравилась, по всей вероятности. Следователь быстро повернулся лицом к доктору и, прищурив глаза, спросил:
- Из чего же вы заключаете, что она отравилась?
- Я не заключаю, а предполагаю. Она хорошо жила с мужем?
- Гм... не совсем. Недоразумения начались вскоре же после свадьбы. Было такое несчастное стечение обстоятельств. Покойница однажды застала мужа с одной дамой... Впрочем, она скоро простила ему.
- А что раньше было, измена мужа или появление идеи о смерти? Следователь пристально поглядел на доктора, как бы желая разгадать, зачем он задает такой вопрос.
- Позвольте, - ответил он не сразу. - Позвольте, дайте припомнить. Следователь снял шляпу и потер себе лоб. - Да, да... она стала говорить о смерти именно вскорости после того случая. Да, да.
- Ну, вот видите ли... По всей вероятности, она тогда же решила отравиться, но так как ей, вероятно, вместе с собой не хотелось убивать и ребенка, то она отложила самоубийство до родов.
- Едва ли, едва ли... Это невозможно. Она тогда же простила.
- Скоро простила, значит, думала что-нибудь недоброе. Молодые жены прощают не скоро. Следователь насильно улыбнулся и, чтобы скрыть свое слишком заметное волнение, стал закуривать папиросу.
- Едва ли, едва ли... - продолжал он. - Мне и в голову не приходила мысль о такой возможности... Да и к тому же... он не так уж виноват, как кажется... Изменил как-то странно, сам того не желая: пришел домой ночью навеселе, хочется приласкать кого-нибудь, а жена в интересном положении... а тут, черт ее побери, навстречу попадается дама, приехавшая погостить на три дня, бабенка пустая, глупая, некрасивая. Это даже и изменой считать нельзя. Жена и сама так взглянула на это и скоро... простила; потом об этом и разговора не было...
- Люди без причины не умирают, - сказал доктор.
- Это так, конечно, но все-таки... не могу допустить, чтобы она отравилась. Но странно, как это до сих пор мне в голову не приходило о возможности такой смерти!.. И никто не думал об этом! Все были удивлены, что ее предсказание сбылось, и мысль о возможности... такой смерти была далекой... Да и не может быть, чтоб она отравилась! Нет! Следователь задумался. Мысль о странно умершей женщине не оставляла его и во время вскрытия. Записывая то, что диктовал доктор, он мрачно двигал бровями и тер себе лоб.
- А разве есть такие яды, которые убивают в четверть часа, мало-помалу и без всякой боли? - спросил он доктора, когда тот вскрывал череп.
- Да, есть. Морфий, например.
- Гм... Странно... Помню, она держала у себя что-то подобное... Но едва ли! На обратном пути следователь имел утомленный вид, нервно покусывал усы и говорил неохотно.
- Давайте немного пешком пройдемся, - попросил он доктора. - Надоело сидеть. Пройдя шагов сто, следователь, как показалось доктору, совсем ослабел, как будто взбирался на высокую гору. Он остановился и, глядя на доктора странными, точно пьяными глазами, сказал:
- Боже мой, если ваше предположение справедливо, то ведь это... это жестоко, бесчеловечно! Отравила себя, чтобы казнить другого! Да разве грех так велик! Ах, боже мой! И к чему вы мне подарили эту проклятую мысль, доктор!
Следователь в отчаянии схватил себя за голову и продолжал:
- Это я рассказывал вам про свою жену, про себя. О, боже мой! Ну, я виноват, я оскорбил, но неужели умереть легче, чем простить! Вот уж именно бабья логика, жестокая, немилосердная логика. О, она и тогда, при жизни, была жестокой! Теперь я припоминаю! Теперь для меня все ясно!
Следователь говорил и - то пожимал плечами, то хватал себя за голову. Он то садился в экипаж, то шел пешком. Новая мысль, сообщенная ему доктором, казалось, ошеломила его, отравила; он растерялся, ослабел душой и телом, и когда вернулись в город, простился с доктором, отказавшись от обеда, хотя накануне дал слово доктору пообедать с ним вместе.