Черемнова Тамара. Февральская греза

Тамара Черемнова
Февральская греза
лирическая повесть

   Посвящается Ольге Зайкиной

 

   Город живописно затушеван снегом, и еще памятен звон хрустальных бокалов с новогодним шампанским. Но время неумолимо летит вперед — вот уже и середина февраля. Разъяренные метели переметают улицы колючим снегом, лютая стужа безжалостно обдает своим холодным и при этом жгучим пламенем голые ветки деревьев. Ах, как же ей хочется помешать им дожить до весны! Поэтому она желает спалить их дотла своим жгучим холодом. По утрам бегущие прохожие прячут носы в шарфы и меховые воротники, пританцовывают на автобусных остановках, чтобы хоть как-то согреться, да и февральское утро больше похоже на вечер: темно и ужасно морозно.
   А вот Олюшка никак не согласна с этими наблюдениями: ей почему-то кажется, что именно сейчас, вот в этой лютой февральской стуже, преодолевая эти страшные муки, рождается, чтобы победить наскучившее всем зимнее ненастье, крохотная молекула тепла. Да, первая весенняя молекула тепла должна рождаться именно в таких муках — чтобы победить. Олюшке даже кажется, что она непременно почувствует тот миг, когда эта крохотная точка появится в морозном воздухе. Как же хочется Олюшке защитить эту кроху, спрятать ее в собственных ладошках, отогреть дыханием. А, может, ей все это просто кажется, потому что вчера ей исполнилось тринадцать, и еще, потому что она уже влюблена, да еще как влюблена! Хотя все считают, что у Олюшки еще никого нет, что ей еще рано заводить какие-либо сердечные привязанности. Но, как поется в песне, «любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь». Вот так получилось и у Олюшки. Андрей…
   Они с Андреем учатся в одной школе, только Андрей уже в выпускном классе, в одиннадцатом «А». Еще немного, всего каких-то несколько месяцев, и он уже не придет больше в школу… Ну почему так поздно она обратила на него внимание?

* * *

   Это потрясение случилось в августе прошлого года. Ребят из Олюшкиного класса, кто уже вернулся с летнего отдыха, попросили помочь закончить ремонт в школе, которым руководил учитель физкультуры — подвижный энергичный коротышка. Девчонки уже домывали последнюю грязь, оставшуюся после законченного ремонта, протирали окна, полы, парты, портреты знаменитых писателей и ученых и прочие классные атрибуты, а мальчики расставляли все это по местам. И эта работа никому не была в тягость — за лето все немножко соскучились и по школе, и по одноклассникам, и даже в какой-то степени по учителям. Шутили, хохотали, перекидывались остротами, обменивались впечатлениями о проведенных каникулах. И посреди этого рабочего веселья физрук, от души смеявшийся вместе с учениками, выглянул в приоткрытую дверь, узрел кого-то в коридоре и позвал:
   — Андрей, Андрей, иди скорее сюда, помоги нам!
   Послышались шаги, и в потоке солнечного света, врывавшегося из коридорного окна в открытую дверь класса, появился парень. Он слегка нагнулся, чтобы не задеть головой дверной косяк, и подошел к учителю. Физрук сказал ему что-то, видимо, попросил помочь развесить портреты по местам. Андрей, хмыкнув, взял из рук учителя молоток и начал вбивать гвоздь в стену. Физрук подставил табурет и залез на него, чтобы помогать Андрею. Физрук не дорос Андрею даже до плеча, и поэтому рядом они выглядели комично: круглый коротышка, стоящий на табурете, и высокий Андрей. Девчонки сразу же прыснули со смеху. Андрей обернулся, и в уголках его чуть припухлых губ показалась трогательная очаровательная улыбка. Бывает же так: вроде на первый взгляд человек ничем не приметный, а улыбнется — и вся его внутренняя красота отразится в этой улыбке, в одной лишь улыбке.
   Олюшка застыла как вкопанная, как загипнотизированная, забыв про недомытую парту, которую она минуту назад старательно оттирала от грязи и от автографов посидевших за ней учеников. Она была заворожена этой улыбкой, как кролик перед своей смертью заворожен удавом, так и стояла: побледневшая, с вытаращенными глазами.

* * *

   Дальнейшее Олюшка навряд ли смогла бы сейчас вспомнить точно, в деталях, да только с тех самых пор Андрей стал причиной Олюшкиной бессонницы. Раньше мать не могла оторвать ее от телевизора, каждый вечер приходилось придумывать веский предлог для того, чтобы переключить дочерино внимание на то, что уже пора в постель. Зато теперь, после того памятного дня, Олюшка, сделав домашние задания, сама торопится поскорее скрыться в своей комнате, чтобы покрепче вжаться головой в подушку и утонуть в придуманной ею грезе, погрузиться в эту грезу целиком и полностью.
   Олюшка и сама, наверное, толком не знает, зачем ей нужен этот совершенно чужой и такой уже взрослый парень. Иногда ей до безумия хочется пройтись — просто так пройтись — по улицам города, но только не одной, а с Андреем. Показать ему бахрому сосулек, рассказать о чудесной весенней крохе, которая рождается в такой лютой стуже затем, чтобы через какие-то доли секунды породить миллиард таких же себе подобных крох, и что от них-то, вот от этих самых крох, и начнется в городе весна. Олюшка не могла толком понять еще и такую вещь: почему, увидев Андрея в школе, даже издалека увидев, она начинает ощущать радость, не ту радость, которую испытывает ребенок, когда видит новую игрушку, нет, это была другая радость — радость, таящая в себе сладкое томление. Этот парень стал для нее очень близким и в то же время оставался недосягаемо далеким. Так что Олюшке было над чем ломать голову ночами. Мать, заметив странное и непонятное поведение дочери, забеспокоилась:
   — Что с тобой, ты какая-то сама не своя, заболела?
   — Нет, мам, я просто устала, это ничего, пройдет. Просто в школе много задают на дом, — ловко увертывалась Олюшка от материнских расспросов.
   И Наталья верила дочери. А что ей оставалось?

* * *

   Так уж получилось, видно, так судьбой предначертано, что Олюшка у Натальи одна. Не только единственный ребенок, но и из всех родных одна — больше никогошеньки у Натальи нет.
   Когда Олюшке было три года, от них ушел отец. Конечно, Наталье, как и любой другой женщине, было обидно за себя, но в душе она все-таки пыталась оправдать мужа: «Ну хочется мужику иметь сына, ну и пусть… У меня с ним не получилось жития душа в душу, должно быть, не сошлись характерами… Другая оказалась лучше и понятливее… И сразу же пообещала родить сына… Вот он к ней и переметнулся… И вообще… Да мало ли из-за чего люди расходятся…». И Наталья не запрещала Олюшке видеться с отцом. Наталья не хотела, чтобы ее дочь росла без отца. Олюшка беспрепятственно виделась с отцом, а когда в той семье вместо ожидаемого мальчика появилась на свет девочка, Олюшка так обрадовалась сестренке, что сама стала бегать к отцу.
   Но однажды Наталья стала свидетельницей постыдной сцены в квартире бывшего мужа, после чего перестала отпускать туда дочь. Как-то, возвращаясь с работы и зная, что дочь, как всегда, находится в это время в гостях у отца, Наталья решила сама забрать ее домой. Дверь ей открыл отец семейства собственной персоной, весь какой-то ненатурально оживленный.
   — Заходи, — подчеркнуто весело пригласил он. — А мы сейчас с Ольгой в догонялки играли! Она в комнате у Зои.
   Наталья прошла и остановилась на пороге Зоиной комнаты. Хозяйка сидела на корточках перед Ольгой и, держа на руках свою дочку Лену, сюсюкая, говорила:
   — Ну-ка, Леночка, скажи-ка Оленьке, что это теперь наш папа, да, это теперь только Леночкин папа.
   Олюшка стояла перед взрослой женщиной, виновато опустив головку и надув губки, чуть не плакала. У Натальи сильно сжало сердце: ну как это можно, с такой неприкрытой злобой врываться в жизнь ребенка? Как же ей тогда захотелось по-бабьи вцепиться в Зойкину спину, она до сих пор не понимает, откуда у нее тогда нашлись силы перебороть в себе это желание, помнит только, как сказала дочери чужим, звенящим от внутреннего напряжения голосом:
   — Ну все, Ольга, пошли домой! — И, взяв дочь за руку, повела.
   Но в прихожей Ольга увидела отца и, вырвав у матери руку, вцепилась ему в брюки с воплем:
   — Это мой папка, только мой папка, никому его не отдам!
   Наталья с силой оторвала дочь от брюк ничего не понимающего своего бывшего мужа и так, орущую, донесла ее до своего дома.

* * *

   Конечно, после того инцидента отец сам стал приходить к Олюшке домой, аккуратно раз в месяц, в воскресенье. Он же очень даже неплохой человек и хороший отец…
   Пока родители громко, натянуто вели разговор, Олюшка застенчиво сидела на диване и ждала: когда же отец уйдет? Ей, как и всем детям в этом возрасте, было присуще любопытство, она поскорей хотела заглянуть в кульки, которые приносил отец. И, что странно, после того инцидента Олюшка ни разу больше не впадала в истерику. То ли очень уж хорошо усвоила жестокое заявление «это теперь только Леночкин папа», то ли время брало свое: в детстве даже самые болезненные ранки быстро затягиваются, и лишь злая детская память ревниво хранит все до мельчайших подробностей.
   А потом и к скучным и натянутым отцовым визитам Олюшка стала равнодушна. И постепенно утратила интерес к кулькам. Теперь Наталья убирает эти кульки в буфет нетронутыми…
   Да и Олюшка подросла, и теперь бабуля, отцова мать, пытается оправдать перед ней ее своего сына по-взрослому. Поймав внучку на улице, бабуля всякий раз заводит:
   — Ты смотри, внученька, на отца-то не фыркай. Никто не виноват, что ты у матери одна. А отцу очень хотелось иметь сына. И будет у них еще сын, беспременно будет! — при каждой встречи втолковывает бабуля Олюшке.
   Олюшка вырывается из бабулиных рук и молча убегает. А бабуля, поджав обиженно губы, идет дальше. Зато потом, встретив Олюшкину мать где-нибудь в магазине, она высказывает ей все, что думает по этому поводу, и упрекает в неправильном воспитании ребенка. Наталья вежливо выслушает бывшую свекровь и каждый раз обещает поговорить с дочерью. Но, придя домой, Наталья даже не упоминает об этой встрече. Да и зачем? Они же с дочерью когда-то не пожадничали, отпустили отца к другой женщине, а теперь их же пытаются в чем-то обвинить, в какой-то черствости. Пусть дочка подрастет и сама решит, нужны или нет ей встречи с отцом. Нет, Наталья не держит зла на Зойку: та, может быть, была где-то права: ну почему папа ее Леночки должен быть еще чьим-то отцом? Но тогда эту же претензию они с Олюшкой могли бы так же предъявить и Зойке. Выходило, как ни крути, и так и эдак, а все стороны по-своему правы.
   Честно говоря, Наталья уже давно перестала морочить себе голову этими думами, только иногда ночью, засыпая, тяжко вздыхает вослед промелькнувшим горьким мыслям. Да Бог с ним, с этим бывшим мужем и отцом. И без него жизнь как-то все-таки наладилась. Вон, какая славная дочка растет!

* * *

   Все бы ничего, да вот только Андрей никак не хочет замечать Олюшку, смотрит на нее так, словно на том месте, где она стоит, вообще никого и ничего нет. Пустота! Чего только Олюшка не делала, чтобы привлечь внимание Андрея! Однажды во время большой перемены Олюшка долго крутилась возле Андрея, и это заметили его друзья, с которыми он разговаривал.
   — Тебе чего надо, малявка? — спросил один из них, обернувшись к Олюшке. — Иди, играй в другом месте!
   И вся компания удивленно уставилась на Олюшку. Но только не Андрей — тот рассеянно водил глазами по сторонам.
   После сего грустного случая Олюшка предприняла другую попытку: во время перемены снова встала неподалеку от Андрея и, изобразив досаду на лице, якобы оттого что у нее расплелась коса, тряхнула своими густыми волосами и стала демонстративно прихватывать их лентой. Этого не выдержала одна из одноклассниц Андрея. Подскочив к Олюшке, она заорала:
   — Ну-ка, пошла отсюда! Еще сопля, чтоб перед мужиками крутиться! Еще мамкино молоко на губах не обсохло, а туда же: к женихам лезет! — И прогнала Олюшку.
   Но Олюшку это только раззадорило. Столкнувшись с Андреем у буфета, она нарочно толкнула на него пробегавшего мимо мелкого пацана. Олюшка думала, что Андрей обернется и отругает ее, но Андрей, поймав падающего пацана, ловко поставил его на ноги и даже не взглянул на нее. «Что же это выходит? — растерянно подумала Олюшка. — Это означает, по его мнению, что меня совсем нет, не существует, что я даже и не живу на этой земле?»
   И она решила: во что бы то ни стало, но она добьется — Андрей увидит ее. Ей ужасно хотелось, чтоб Андрей посмотрел на нее, хотелось почувствовать, что на нее смотрят восхищенные мужские глаза. Она всегда, когда видела Андрея, обретала светлое радостное состояние, отчего окружающий мир сразу преображался. Но от его невнимания ее свежая девичья радость таяла, как летняя радуга после дождя, и мир сразу же терял свою прелесть. Так всегда бывает, когда у тебя исчезает радость, и яркий разноцветный мир снова погружается в тусклые серые тона, в привычную свою обыденность. Ах, знать бы Андрею — какую радость он зажигает в юной девичьей душе!

* * *

   Но, конечно, не только радость доставлял Андрей Олюшке, и гораздо чаще это были сплошные огорчения. Одно из них произошло совсем недавно.
   Как это обычно бывает к концу первого урока, все с нетерпением ожидали звонка на перемену, и он наконец-то прозвенел. Обрадованная тем, что ей предстоят приятные поиски Андрея, Олюшка выскочила из класса и уже хотела легким ветерком пролететь по коридору, но ей этого не потребовалось: недалеко от двери ее класса стоял Андрей. Олюшка сначала так обрадовалась этому, что не сразу заметила, что Андрей стоит не один, а со своей одноклассницей. А как заметила, то сразу же почувствовала, что у нее в горле появился какой-то ком, и от него в горле запершило, глаза наполнились слезами, затем этот противный ком опустился куда-то в желудок, и стало тяжело дышать. Андрей рассказывал своей однокласснице что-то веселое, и та заливалась смехом. Олюшка опешила от обиды и сначала никак не могла сообразить, что же ей надо делать. И она стояла перед ними как кролик перед удавом в минуту своей смерти. И, наверное, оттого, что она растерялась, и оттого, что она вдруг испытала неведомую ей еще боль, она сделала первое, что пришло на ум. Пусть это было некрасиво, и, по мнению других, неприлично, но, увы, когда говорит сердце, разум предательски молчит. Постояв перед этой веселой парочкой какие-то секунды, она, разбежавшись, словно маленькая девочка, проскочила между Андреем и его подружкой, растолкав их в разные стороны, при этом больно оттоптав своей сопернице ногу. Девица взвизгнула и, поджав от боли ногу, повалилась на бок. Олюшка увидела растерянное лицо Андрея, который кинулся, чтобы подхватить падающую девицу.
   — Касалова, объясни мне свое поведение: перемена только началась, а ты уже трех человек с ног сшибла! — раздался грозный окрик директрисы.
   Оказывается, Олюшка по своей горячности не только Андрея с его девицей растолкала, но еще вдобавок и на директрису школы наскочила.
   — Касалова, я жду твоих объяснений! — Директриса выжидательно стояла перед Олюшкой, смешно нахмурив свои выщипанные брови.
   Олюшка сморщилась, как от внезапной зубной боли, и исподлобья глянула на директрису. Она и сама уже сожалела о содеянном. Сбивчиво извинившись перед директрисой, она виновато стояла и даже попыталась улыбнуться. Но улыбка тут же скатилась с ее лица, когда она увидела, как Андрей, заботливо поддерживая свою подружку, усаживает ее на банкетку. Олюшке вдруг до горечи стало обидно за себя, и она, всхлипнув, как ребенок, не сказав ни слова, сорвалась с места и убежала прочь.
   «Вот еще одна тихоня, словно скользкая рыбка из воды, выскользнула из своего нормального состояния, — тяжко вздохнув, подумала директриса и заторопилась в свой кабинет, по дороге рассуждая сама с собой: — Одна такая тихоня целой вражеской пехоты стоит». Ох, сколько же вот таких ЧП она повидала в этой самой школе…

* * *

   А разобиженная и опозоренная Олюшка в тот день непохвально сбежала с уроков и оставшиеся полдня прогуляла.
   Она просто так, бесцельно, бродила по городу, рассматривая причудливо растущие вниз февральские сосульки. Особенно много этих сосулечных сталактитов было за городом, на маленьких домиках, сосульки ухитрились вырасти даже на самых махоньких подслеповатых оконцах.
   К вечеру продрогшая Олюшка вернулась домой. Не зажигая света, она зашвырнула портфель и прошла в свою комнату. За окном уже стемнело, оживали после своего короткого дневного сна железобетонные короба жилых массивов, веселым светом зажигались окна в квартирах, и город снова облачался в бисерное шитье электрических огней, чтобы снова встретить и заворожить холодную февральскую ночь. И только в одном темном окне никто не видел одиноко стоящую девочку с опущенными плечами…
   «Ну и пусть, пусть он меня не замечает», — горестно думала Олюшка в темноте. Ей сейчас было немного легче, никто и ничто ее не раздражало, сейчас ее оберегала темнота и только где-то глубоко внутри больно кололась застрявшая обида. Она прошла к дивану и, не раздеваясь, легла, сжавшись комочком под шерстяным пледом. И не заметила, как уснула.

* * *

   Проснулась Олюшка среди ночи — оттого, что ей приснился необычный сон. И это был вещий сон. Почему вещий? Потому что Олюшка так решила, она была уверена в этом.
   Она явственно видела во сне, как идет по одному из проулков, по которому гуляла сегодня за городом среди тех старых деревянных домишек. Причем идет почему-то босая по стылой еще земле, а в вечерних сумерках из-за заборов к ней тянут свои прозябшие ветки деревья, жалобно, по-сиротски льнет к ее ногам незнакомая бездомная собака. А она идет и удивляется: ведь сегодня днем все эти дома, деревья, были в зимнем уборе сосулек, а сейчас нигде нет даже махонького островка таящего снега, хотя днем здесь все утопало в гигантских глухих сугробах. Однако, хотя снега нигде не было, было ужасно холодно, Олюшка даже во сне ощущала этот пронзающий холод.
   И вдруг она увидела Андрея. Он спешил к ней навстречу, она даже немного испугалась, увидев его решительный шаг.
   — Я хочу подарить тебе последнюю сосульку, — сказал он, подходя к ней.
   — Зачем? — удивилась Олюшка.
   — Я хочу, чтобы она растаяла у тебя на ладошках, — сказал он, улыбаясь.
   Странно, но она не видела взгляда Андрея, лишь его обворожительная улыбка проступала на лице сквозь сумерки. «Да, это должен быть обязательно вещий сон, — проснувшись, подумала она. — Такой чудесный сон не может быть не вещим! Только что же он означает?»

* * *

   Как ни было больно Олюшке, как она ни крепилась, но прошла лишь всего неделька — и ее снова потянуло к Андрею, как будто и не было той боли и обиды. Олюшка выследила, где собирается Андреева компания, и, придя из школы, зашвырнула портфель под письменный стол, вытащила из шкафа модное материно пальто, не задумываясь, позаимствовала новые сапоги, которые мать сама еще ни разу не одевала, с тех пор как купила, нарядилась, покрутилась перед зеркалом и помчалась на место сбора.
   «Ну и куда ты летишь? Тебе что, назначали свидание? А, у тебя для них есть сенсационная новость, и ты спешишь скорей с ними поделиться? Ну-ну, беги-беги!» — словно издеваясь над ней, трусливо заскулил ее внутренней голос. И она останавливалась, растерянно топталась на одном месте, но потом снова неслась вперед по обледенелой февральской дороге. «Ну и как ты к ним подойдешь?» — задавал ей вопрос трусливый внутренней голос, от которого она холодела, но потом, пересилив себя, неслась дальше. От волнения Олюшка так разгорячилась, что с разбегу врезалась в самую середину Андреевой компании и затормозила жесткими подошвами новых сапог по обледеневшему асфальту — с визгом, словно машина. Все обернулись на этот визг. Смутившаяся Олюшка хватанула полные легкие морозного воздуха и задохнулась, словно рыбка, выброшенная из воды. И прямо перед ней стоял Андрей и смотрел на нее, да, да, он смотрел именно на Олюшку. Все произошло так быстро и неожиданно, что первые секунды она уставилась на него, затаив дыхание, а потом, не сказав ни слова, повернулась и побежала назад. Парни из компании удивленно глядели ей вослед.
   А Олюшка, размазывая слезы по щекам, бежала по этой дурацкой обледенелой дороге, и в голове у нее, словно стальные иглы, ворочались колкие мысли одна обиднее другой. Это только она одна такая неуклюжая и неинтересная! Это только над ней могут смеяться парни! Это только она одна могла так некрасиво взвизгнуть сапогами! Это она, как дурочка, не знает, о чем надо разговаривать с парнем! Олюшка, вконец разрыдавшись от своих невеселых мыслей, не заметила даже, как свернула с дороги и очутилась в заснеженном парке. Здесь, прислонившись горячим лбом к стволу онемевшего от холода тополя, она вдруг почувствовала, что именно сейчас произойдет какое-то чудо. Такое предчувствие она помнила еще с раннего детства, когда на Новый год, проснувшись утром, она верила, что найдет сейчас под елкой подарок от Деда Мороза.
   Олюшка не сразу заметила, что к ней кто-то подошел, а когда заметила протянутый ей носовой платок, удивленно подняла глаза и встретилась с взглядом Андрея. Его волосы припорошили пушистые снежинки, красиво оттеняя их темно-русый цвет, он стоял и молча протягивал ей свой носовой платок. Потом сам заботливо вытер ее заплаканное лицо и, взяв Олюшкину застывшую, уже ничего не чувствующую руку в свою большую мягкую ладонь, повел ее прочь из этого пусть красиво заснеженного, но очень холодного парка.
   Они снова вышли на обледенелую дорогу. Андрей молча шел рядом с Олюшкой. Ее рука согрелась в теплой Андреевой ладони, и от этого ей самой стало тепло. Они шли, не торопясь, и редко встречающиеся в это время прохожие оглядывались на них: уж очень непривычно для всех выглядела Олюшка в модном материном пальто, которое нескладно топорщилось на ее тоненькой фигурке. Вдобавок ко всему капюшон пальто сполз с головы, не прихваченные резинкой пышные волосы красиво разметались по спине, и от этого Олюшка стала похожа на незабываемую Русалочку из сказки Андерсена.
   Так они дошли до Олюшкиного дома. Андрей остановился у крыльца и с нескрываемым восхищением посмотрел на забавную малолетку, которая его вконец «достала», как он только ни старался делать вид, что не замечает ее. И еще он вспомнил свою младшую сестренку, которая вот так же, как и эта, уже добралась до материных нарядов и каждый вечер жалуется ему по секрету на своих невнимательных поклонников. «Девчонки в этом возрасте, наверное, все одинаковые», — снисходительно подумал Андрей. Но тут же отогнал эту мысль, потому что никто из одноклассниц так преданно и с такой настойчивостью не преследовал его, как эта малолетка. И как знать… Пройдет совсем немного времени, и эта девчушка повзрослеет, ее симпатичная мордашка уже обещает что-то, и еще неизвестно, кого потом будет мучить ночью злая бессонница… Андрей нежно дотронулся до Олюшкиных разметавшихся волос, и ему вдруг стало очень радостно, что в городе появится еще одна девица-красавица. Улыбнувшись, он солидно произнес юношеским баском:
   — Ну давай, расти поскорей! — И пошел не оглядываясь. А Олюшка юркой птичкой влетела в свой подъезд.
   И вот сейчас она лежит в постели вся притихшая, и в душе у нее светит первое весеннее солнышко, и она с наслаждением греется в его лучах. Это то самое первое солнышко любви, которое рано или поздно у всех у нас зажигается.
   А за окном снова разыгралась февральская метель. Знаете, отчего так безутешно плачут в феврале метели? Это они оплакивают свое бессилие: они ведь отлично знают, что именно в этой стуже, в которой они сегодня так безжалостно утопили все живое, и от которой замирают даже дальние звезды в небесной вышине, да, да, именно в этой самой стуже, не сегодня так завтра, но все равно обязательно родится весенняя молекула тепла, побеждающая все холода на свете.
 
    Новокузнецк, 2005 г.