Черкасов В
Как нас попутал водяной
Владимир Черкасов
КАК НАС ПОПУТАЛ ВОДЯНОЙ
Рыхлый грязный снег таял в сугробах. Мы вдыхали воздух, пропитанный машинной гарью, щурились от яркого солнца и представляли себе ту большую охоту, что шла сейчас на водоемах.
Стояли мы кучкой у магазина "Рыболов-спортсмен" и беседовали на разные рыбацкие темы. У рыб появился сильный аппетит, клевало повсюду. Но каждый мечтал разжиться самым ударным адресом. В эти звездные часы весенней подледной ловли поневоле грезилось рыбацкое Эльдорадо, где ловят рыбу, как в добрые аксаковские времена.
В такие дни рыболову город хуже тюрьмы. Душа горит. Вот мы, "товарищи по оружию", и держались за нить живительного разговора. Он затухал.
- Я с Волги вчера. Попал на место. Леш идет косяком. Да много промоин! Не зевай, коли дома дети малые, - сказал вдруг мужичок, не проронивший еще ни слова.
Это были самые интересные сведения.
- Л ты холостой? - ухмыльнулся бурлацкого вида дядя, задавший тон обсуждению.
- Нет, - и тень пробежала по лицу мужичка, - но я слово знаю...
Мы дружно захохотали. А дядя смеялся до икоты, содрогаясь косой саженью плеч, громыхая складками необъятного брезентового плаща. Трудно было сдержаться. Больно уж не вя?алась матерая речь рыбачка с тщедушным его обличьем! Низкорослый, худой, с лицом человека, словно изнуренного неизлечимой бопсзнью... Но как оно было непоколебимо, это лицо! Непроницаемое, с выступающими индейскими скулами, а глаза смотрели беспощадно, по-орлиному.
Но его словам так и не придали значения. А он, подобно гордому вождю краснокожих, презрительно молчал.
Стали потихоньку расходиться. Я отвел рыболова в стброну и поинтересовался по-дробностямрк
- Едемте завтра, - бесстрастно взглянул он исподлобья, : - сами увидите.
Внезапно к нам подошла женщина и поглядела на моего нового товарища, будто щука на пескаря.
- Ты зарок давал? - сказала она.
Он, потупившись, пошел за ней.
Я уж не чаял увидеть этого Чингачгука Большого Змея - так я его стал про себя называть. Но он прибыл на вокзал к назначенному часу. Пришел в легком пальтишке, без шарфа. Видимо, сказал жене: "Добегу за папиросами до киоска".
А сам тайно взял снасти и был таков...
В предутренней мгле мы стояли не берегу Волги. Прибрежный лед осел, вода едва не перехлестывала голенища. Рыбаки цепочкой переходили закраину в верном месте.
Святое дело очутиться у воды, когда только брезжит! Вот-вот поднимется солнце... В посвежевшей голове нет и помина от бессонной ночи; забыты душный вагон, тряский автобус, вязкая дорога по снежной целине. Сердце шемит - сейчас начнется! Просторы реки лишь угадываются, а душа уже очарована, остро дышишь студеностью. Ах, какая неведомая глубина под ногами!
С рассветом предсказания Большого Змея начали сбываться. Стая леща металась здесь по фарватеру. По следам шла туча рыбаков. Ее ядром была старая гвардия. Именно в такое горячее время уходили в отпуск эти люди: обожженные солнцем лица, линялые плащи в чешуе, руки, не нуждающиеся в рукавицах.
Но их удача зависела от "телепатов" вроде Большого Змея. Особый это сорт рыболовов: будто бы и впрямь знают они заветное слово. Дело тут не в рыбацком стаже или профессиональной начитанности, возрасте или хитроумной оснастке. Знают - и все. На классической рыбалке, где улов зависит не от уменья, а от-сиденья, от такого беспокойного народа спасу нет. Если клюет окунь, они ищут плотву. Есть плотва - им необходим окунь. Попадаются и те и другие - мечтают о судаке... Рыба их вроде и не волнует. Главное помериться силами с водяным.
В этот день они стали легендарны. Словно по волшебству, нащупывали подо льдом Стаю и становились на ее пути. Остальные пристально следили за поиском.
- Там пошел! - замечал кто-нибудь из наших рядов.
Мы подхватывались. Попирая законы рыбацкой этики, вплотную обсверливали разведку, каждый шел плечом к плечу в дружной облаве на Стаю.
Там, на дне, Стае приходилось несладко. Наверное, у нее тоже были вожаки, могучие лещищи. Они бросали свою армию из стороны в сторону, гнали прочь от железа с обольстительной наживкой... А вешняя вода будоражила рыбью кровь, заставляла ее хватать коварную приманку, и ряды таяли.
Удача была на нашей стороне. Нас вело слово, то магическое слово, что окрыляет охотников и игроков. Слово - наличие божьей искры, помогающей первопроходцам открывать новые земли.
В полдень мы потеряли рыбий косяк. Наше войско рассеялось по льду, зияющему сотнями лунок. В глазах моего товарища не угасал огонь.
- В других местах надо искать, - сказал он, жадно раскуривая первую за день папиросу.
Словно за золотым руном пошли вдоль берега, сгибаясь под тяжестью рыбацких чемоданов. Мы шли, забыв обо всем на свете. Надо было поесть и перемотать портянки, но мы не останавливались. Лента скованной льдом реки вела вперед.
На "другое место" Большой Змей показал молча и испытывающе взглянул на меня. Тихо и пустынно было кругом. Крик воронья в ивняке подчеркивал это безлюдное безмолвие.
Мы спустились вниз и почувствовали себя, как за минуту до начала абордажа. На середине реки просверлили лунки, крючки ринулись в глубину.
Вслед струящейся леске наши взоры вожделенно вонзились в пучину. Там, под ноздреватым, пропускающим живительный кислород льдом упруго плавали и с облегчением дышали рыбы. Мы мечтали, чтобы они проглотили наживку и стали нашей добычей. Нас. не интересовало серебристое великолепие чешуи, акварельный тон жаберных щелей. Главное было - поймать! Наши руки помнили их трепещущие тела.
Нам казалось, будто торжественная тишина кругом лишь для того, чтоб жертвы расслабились. Что яркое солнце светит для согревания мышц в победоносном поединке. А лед незыблем именно потому, чтобы царственно возвышаться нам над водой и пронзать снастями ее толщу. Но поклевок не было...
Невозможно себе представить, что удача оставила нас. Я резко встал и огляделся. Пустынно. Большой Змей уныло сидел неподалеку спиной ко мне... И тут лед подо мной подломился. Бесшумно подломился в один миг, будто ждал моего неосторожного движения. Ледяная вода хлынула в сапоги, от испуга сжалось сердце. Не успел я сказать "мама", как оказался по пояс в воде. Руки скребли по льду, сухой рот хватал воздух.
С трудом выполз и, не разбирая дороги, на четвереньках двинулся к берегу. И застыл как вкопанный. Впереди меня поджидала еще одна промоина. Ох, какой коварный лед был под ногами! Совсем не тот, первый, молодой лед, что трещит и гнется, предупреждая об опасности.
- Не хочет брать лещ, - проговорил Большой Змей, оборачиваясь.
Окинул взглядом место катастрофы и засеменил в сторону. Но тут же сам оказался в воде.
- Не приближайся, - захрипел он из полыньи.
Тонул Змей заправски. Разгребал воду, как любитель зимнего плавания. Барахтался, но не выпускал снаряжения. Наконец мощным рывком выбросил чемодан на лед и, навалившись грудью на край воронки, выбрался на твердь.
Мокрая одежда прилипала к телу, бил озноб. Мы не двигались. Распростершись на льду, смотрели друг на друга, словно после долгой разлуки. Куда идти? На каждом шагу подстерегала опасность.
В провалах льда неслась стремнина. Мне показалось, что лед расступается. Будто бы в отместку за истязание коловоротами, топорами, пешнями, ломами старый лед сбрасывал нас к водяному. Сбрасывал, чтобы рыбы с немигающими глазами палачей обступили нас у дна.
Мы поползли в обход по-пластунски...
На берегу стянули доспехи, отжались.
- Этот последний лед мог действительно стать для нас последним, сказал я.
- Ушла рыба. А куда? - сказал Большой Змей, все еще продолжая мучительно думать об исчезнувшей Стае.
КАК НАС ПОПУТАЛ ВОДЯНОЙ
Рыхлый грязный снег таял в сугробах. Мы вдыхали воздух, пропитанный машинной гарью, щурились от яркого солнца и представляли себе ту большую охоту, что шла сейчас на водоемах.
Стояли мы кучкой у магазина "Рыболов-спортсмен" и беседовали на разные рыбацкие темы. У рыб появился сильный аппетит, клевало повсюду. Но каждый мечтал разжиться самым ударным адресом. В эти звездные часы весенней подледной ловли поневоле грезилось рыбацкое Эльдорадо, где ловят рыбу, как в добрые аксаковские времена.
В такие дни рыболову город хуже тюрьмы. Душа горит. Вот мы, "товарищи по оружию", и держались за нить живительного разговора. Он затухал.
- Я с Волги вчера. Попал на место. Леш идет косяком. Да много промоин! Не зевай, коли дома дети малые, - сказал вдруг мужичок, не проронивший еще ни слова.
Это были самые интересные сведения.
- Л ты холостой? - ухмыльнулся бурлацкого вида дядя, задавший тон обсуждению.
- Нет, - и тень пробежала по лицу мужичка, - но я слово знаю...
Мы дружно захохотали. А дядя смеялся до икоты, содрогаясь косой саженью плеч, громыхая складками необъятного брезентового плаща. Трудно было сдержаться. Больно уж не вя?алась матерая речь рыбачка с тщедушным его обличьем! Низкорослый, худой, с лицом человека, словно изнуренного неизлечимой бопсзнью... Но как оно было непоколебимо, это лицо! Непроницаемое, с выступающими индейскими скулами, а глаза смотрели беспощадно, по-орлиному.
Но его словам так и не придали значения. А он, подобно гордому вождю краснокожих, презрительно молчал.
Стали потихоньку расходиться. Я отвел рыболова в стброну и поинтересовался по-дробностямрк
- Едемте завтра, - бесстрастно взглянул он исподлобья, : - сами увидите.
Внезапно к нам подошла женщина и поглядела на моего нового товарища, будто щука на пескаря.
- Ты зарок давал? - сказала она.
Он, потупившись, пошел за ней.
Я уж не чаял увидеть этого Чингачгука Большого Змея - так я его стал про себя называть. Но он прибыл на вокзал к назначенному часу. Пришел в легком пальтишке, без шарфа. Видимо, сказал жене: "Добегу за папиросами до киоска".
А сам тайно взял снасти и был таков...
В предутренней мгле мы стояли не берегу Волги. Прибрежный лед осел, вода едва не перехлестывала голенища. Рыбаки цепочкой переходили закраину в верном месте.
Святое дело очутиться у воды, когда только брезжит! Вот-вот поднимется солнце... В посвежевшей голове нет и помина от бессонной ночи; забыты душный вагон, тряский автобус, вязкая дорога по снежной целине. Сердце шемит - сейчас начнется! Просторы реки лишь угадываются, а душа уже очарована, остро дышишь студеностью. Ах, какая неведомая глубина под ногами!
С рассветом предсказания Большого Змея начали сбываться. Стая леща металась здесь по фарватеру. По следам шла туча рыбаков. Ее ядром была старая гвардия. Именно в такое горячее время уходили в отпуск эти люди: обожженные солнцем лица, линялые плащи в чешуе, руки, не нуждающиеся в рукавицах.
Но их удача зависела от "телепатов" вроде Большого Змея. Особый это сорт рыболовов: будто бы и впрямь знают они заветное слово. Дело тут не в рыбацком стаже или профессиональной начитанности, возрасте или хитроумной оснастке. Знают - и все. На классической рыбалке, где улов зависит не от уменья, а от-сиденья, от такого беспокойного народа спасу нет. Если клюет окунь, они ищут плотву. Есть плотва - им необходим окунь. Попадаются и те и другие - мечтают о судаке... Рыба их вроде и не волнует. Главное помериться силами с водяным.
В этот день они стали легендарны. Словно по волшебству, нащупывали подо льдом Стаю и становились на ее пути. Остальные пристально следили за поиском.
- Там пошел! - замечал кто-нибудь из наших рядов.
Мы подхватывались. Попирая законы рыбацкой этики, вплотную обсверливали разведку, каждый шел плечом к плечу в дружной облаве на Стаю.
Там, на дне, Стае приходилось несладко. Наверное, у нее тоже были вожаки, могучие лещищи. Они бросали свою армию из стороны в сторону, гнали прочь от железа с обольстительной наживкой... А вешняя вода будоражила рыбью кровь, заставляла ее хватать коварную приманку, и ряды таяли.
Удача была на нашей стороне. Нас вело слово, то магическое слово, что окрыляет охотников и игроков. Слово - наличие божьей искры, помогающей первопроходцам открывать новые земли.
В полдень мы потеряли рыбий косяк. Наше войско рассеялось по льду, зияющему сотнями лунок. В глазах моего товарища не угасал огонь.
- В других местах надо искать, - сказал он, жадно раскуривая первую за день папиросу.
Словно за золотым руном пошли вдоль берега, сгибаясь под тяжестью рыбацких чемоданов. Мы шли, забыв обо всем на свете. Надо было поесть и перемотать портянки, но мы не останавливались. Лента скованной льдом реки вела вперед.
На "другое место" Большой Змей показал молча и испытывающе взглянул на меня. Тихо и пустынно было кругом. Крик воронья в ивняке подчеркивал это безлюдное безмолвие.
Мы спустились вниз и почувствовали себя, как за минуту до начала абордажа. На середине реки просверлили лунки, крючки ринулись в глубину.
Вслед струящейся леске наши взоры вожделенно вонзились в пучину. Там, под ноздреватым, пропускающим живительный кислород льдом упруго плавали и с облегчением дышали рыбы. Мы мечтали, чтобы они проглотили наживку и стали нашей добычей. Нас. не интересовало серебристое великолепие чешуи, акварельный тон жаберных щелей. Главное было - поймать! Наши руки помнили их трепещущие тела.
Нам казалось, будто торжественная тишина кругом лишь для того, чтоб жертвы расслабились. Что яркое солнце светит для согревания мышц в победоносном поединке. А лед незыблем именно потому, чтобы царственно возвышаться нам над водой и пронзать снастями ее толщу. Но поклевок не было...
Невозможно себе представить, что удача оставила нас. Я резко встал и огляделся. Пустынно. Большой Змей уныло сидел неподалеку спиной ко мне... И тут лед подо мной подломился. Бесшумно подломился в один миг, будто ждал моего неосторожного движения. Ледяная вода хлынула в сапоги, от испуга сжалось сердце. Не успел я сказать "мама", как оказался по пояс в воде. Руки скребли по льду, сухой рот хватал воздух.
С трудом выполз и, не разбирая дороги, на четвереньках двинулся к берегу. И застыл как вкопанный. Впереди меня поджидала еще одна промоина. Ох, какой коварный лед был под ногами! Совсем не тот, первый, молодой лед, что трещит и гнется, предупреждая об опасности.
- Не хочет брать лещ, - проговорил Большой Змей, оборачиваясь.
Окинул взглядом место катастрофы и засеменил в сторону. Но тут же сам оказался в воде.
- Не приближайся, - захрипел он из полыньи.
Тонул Змей заправски. Разгребал воду, как любитель зимнего плавания. Барахтался, но не выпускал снаряжения. Наконец мощным рывком выбросил чемодан на лед и, навалившись грудью на край воронки, выбрался на твердь.
Мокрая одежда прилипала к телу, бил озноб. Мы не двигались. Распростершись на льду, смотрели друг на друга, словно после долгой разлуки. Куда идти? На каждом шагу подстерегала опасность.
В провалах льда неслась стремнина. Мне показалось, что лед расступается. Будто бы в отместку за истязание коловоротами, топорами, пешнями, ломами старый лед сбрасывал нас к водяному. Сбрасывал, чтобы рыбы с немигающими глазами палачей обступили нас у дна.
Мы поползли в обход по-пластунски...
На берегу стянули доспехи, отжались.
- Этот последний лед мог действительно стать для нас последним, сказал я.
- Ушла рыба. А куда? - сказал Большой Змей, все еще продолжая мучительно думать об исчезнувшей Стае.