Чернобровкин Александр. Были древних русичей

 

 

Чернобровкин Александр
Были Древних Русичей

   Александр Чернобровкин
   Были Древних Русичей
   ЧУМАК
   
   Стоявшая на вершине кургана каменная баба - серожелтая, безносая, безухая и безглазая, похожая на плохо ошкуренный, толстый пень, - вдруг загорелась в последних лучах заходящего солнца робким, неярким, розоватым светом, словно вытекающим из крупных оспин, сплошь изъевших ее. Она казалась и величественной и понурой одновременно, вроде бы ничего не могла видеть и в то же время как бы смотрела во все стороны: и на небо, голубое и безоблачное, чуть подрумяненное на западе, где из него выдавливался узкий золотисто-красный солнечный серпик, и на степь, распластавшуюся от края до края зеленовато-рыжей шкурой с седыми пятнами ковыля, и с особым, казалось, вниманием на обоз из шести возов, запряженных парами лениво вышагивающих серых волов.
   В шестом возе, выстланном попоной из воловьей шкуры, лежал на боку, подперев голову рукой, молодой чумак в надетой набекрень соломенной шляпе с широкими, обвисшими краями, в холщовой белой рубахе навыпуск, подпоясанной коричневым кожаным ремешком, в серо-черных портах с латкой на левом колене. Он неотрывно смотрел на каменную бабу, точно надеялся поймать ее взгляд, и на его вытянутом скуластом лице шевелились, как бы беззвучно упрашивая посмотреть на него, чувственные, красиво очерченные губы.
   И вот - то ли на самом деле, то ли это была игра света и тени каменная баба чуть повернула голову и уставилась двумя глазницами-оспинами на человека и будто всосала ими его взгляд. Чумак, испугавшись, смежил веки крепко, до боли в висках, а потом и рукой прикрыл глаза. Какая-то невидимая сила попробовала оторвать ладонь, но не смогла и медленно убыла. Человек убрал руку и долго смотрел на каменную бабу, окруженную колеблющейся, розовой дымкой, будто парила от внутреннего жара. Дымка постепенно исчезла, и баба превратилась в неумело обработанный камень. Чумак вытер тыльной стороной ладони капельки пота со лба и висков, покачал головой и тихо вымолвил:
   - Да-а...
   - Чего? - обернувшись к нему, спросил возница - пожилой мужчина с длинными усами, похожими на метелочки ковыля.
   -Померещилось,- нехотя ответил молодой чумак и, перевернувшись на спину, потянулся до хруста в костях. - Эх, пожевать бы чего-нибудь!
   - Потерпи: за курганом свернем налево, спустимся в
   балку там остановимся на ночь.
   - Пока доплетемся, пока сварим кулеш... Отрежу я хлеба краюху, а?
   - Ну, отрежь, - разрешил возница и передал лежавшую у его ног торбу.
   Молодой чумак развязал торбу, достал из нее караваи ржаного хлеба и узелок с солью, отрезал краюху обоюдо^ острым ножом с деревянной резной рукояткой, которой вынул из висевших на ремешке ножен. Посыпав краюху серой крупной солью, откусил чуть ли не половину.
   Примерно в версте от обоза над травой^ поднялся столбик черного дыма, закрутился вокруг своей оси, быстро вырастая и раздаваясь в ширину, отчего стал похож на огромную воронку, которая стремительно, будто подгоняемая ураганным ветром, понеслась к последнему возу.
   - Гляди!- удивленно-испуганно крикнул возница, показывая на нее.
   Молодой чумак посмотрел в ту сторону- и чуть не поперхнулся недожеваным хлебом. Уронив краюху, он неотрывно, как перед этим на каменную бабу, смотрел на вертящийся столб пыли. Когда воронка добралась до воза и возница зажмурил глаза, закрестился и забормотал:
   "Господи, спаси и сохрани...", молодой чумак, инстинктивно защищаясь, метнул в нее нож.
   Нож встрял, как в мягкое дерево, и послышался то ли скрип, то ли скрежет, то ли сдавленный, сквозь зубы, вскрик, а из-под ножа, как из раны, хлынула кровь, выкраснившая дым. Воронка замерла на месте, стала быстро уменьшаться, словно вверчивалась в землю, а потом стремительно понеслась от обоза - и сгинула.
   Молодой чумак спрыгнул с воза, подошел к тому месту, где остановилась нечистая сила. Земля и синевато-серые кустики полыни были там забрызганы бурой кровью, причем травинки, на которые попали капли, пожухли, будто припаленные огнем.
   - Во как! - показывая такую травинку, сказал молодой чумак.
   - Заколдованное место, - перекрестившись, сказал возница, - едем отсюда побыстрее.
   - Сейчас, нож найду. Он у меня особый, заговоренный.
   - Заговоренный, говоришь? - переспросил возница.- Ну, тогда не найдешь его, в теле ведьмака торчит.
   Будет маяться с ножом, пока не помрет.
   - Жаль, хороший был ножичек, сам рукоятку ему делал, - произнес молодой чумак. Заметив, что остальные пять возов продолжают ехать как ни в чем ни бывало, воскликнул: - Гля, а они что - не видели?!
   - Наверное нет, а то бы остановились.
   - Во дела, да?!.. Ну, расскажу им на привале - то-то будут удивляться!
   - Не поверят, - сказал возница и стегнул кнутом волов, трогаясь с места.
   - Как не поверят?! - возмутился молодой, запрыгнув в воз на ходу. - Мы же с тобой оба видели!.. Или ты не подтвердишь?
   - Подтвержу, - пообещал напарник.
   Обоз спустился в широкую и глубокую балку, пологие склоны которой поросли степной вишней, терновником и шиповником. На ночевку расположились у родника с чистой и холодной водой. Волов выпрягли и пустили пастись ниже по течению ручейка, вытекающего из родника, насобирали хвороста на склонах, разложили костер и повесили над огнем огромный медный котел, в котором варился кулеш. Чумаки расположились вокруг костра - кто сидел, поджав под себя ноги, кто лежал - и слушали рассказ о вертящейся черной воронке. В наступившей как-то сразу, без перехода, темноте, человеческие лица, освещенные пламенем, казались сложенными из кусочков, черных и серо-красных, которые смешались влево-вправо, вверх-вниз, уменьшались или увеличивались, и невозможно было понять, какое чувство вызывает услышанное; верят или нет рассказчику. А когда он закончил и посмотрел на напарника, ожидая подтверждения, заговорил вожак - старый мужчина с седыми, желтоватыми, трехвершковыми усами, похожими на льняную кудель:
   - Да, места здесь нечистые. Когда я еще парубковал, тут неподалеку хутор был, старуха в нем жила. Сколько ей лет было - никто не знал, но все помнили дряхлой.
   Не любила она, чтобы обозы у нее на ночь останавливались, зато одиноких путников привечала. Переночует у нее человек - и просыпается порченный: или убьет когонибудь, или на себя руки наложит. А то и вовсе пропадал бесследно. Спросят у старухи: "Ночевал он у тебя?" - "Ночевал. - "А куда делся? - "Ушел поутру. А куда - кто его знает, степь большая". Долго так продолжалось, пока один обоз не наткнулся в степи на замордованного парубка. Успел он перед смертью сказать: "Старуха с хутора". Чумаки долго не разбирались: подъехали к дому, подперли дверь колом и подожгли. Когда крыша рухнула, из пламени вырвался столб черного дыма, завертелся воронкой и унесся в степь. Наверное, с ним вы и повстречались.
   Вожак зачерпнул деревянной ложкой из котла, попробовал. По его знаку два чумака сняли котел с огня, установили в заранее вырытую ямку, чтобы не перевернулся.
   Все расселись вокруг котла с ложками и ломтями хлеба в руках, вожак произнес молитву, перекрестился, подождал, пока перекрестятся остальные, заправил кончики усов за уши и первым зачерпнул кулеш. За ним по очереди, по ходу солнца, остальные чумаки. Ели молча, слышны были лишь сопение и плямканье, а поев, облизали ложки.
   - Твой черед, - сказал вожак молодому чумаку.
   Тот помыл котел в ручье, повесил на .ближний к костру воз.
   - Будет сильно смаривать, меня разбуди, подежурю, - предложил напарник молодому чумаку.
   - Чего там, справлюсь сам. - Он сел у костра, подкинул в огонь несколько прутиков.
   На небе появился узкий серпик месяца, высветил затихшую степь. Прямо над балкой пролег широкий Чумацкий шлях. Казалось именно с него, сдутая ветром, упала звездочка. Чумак проследил за ее полетом, загадав не заснуть до утра. Но дрема накатывала волнами, клонила голову к земле, и он встал, размялся.
   Громко и вроде бы испуганно мыкнул вол, за ним второй, третий... Чумак заметил, как между животными мелькнуло что-то светлое. Посмотрев на спящих в возах товарищей, решил не будить их, пошел к волам один.
   Они стояли с задранными мордам, будто любовались звездами, и, казалось, не замечали гибкую стройную девушку, поглаживающую их по шее. Она была одета в белую сорочку до пят, вышитую по вороту и подолу черной змейкой и перехваченную в талии черным пояском, поблескивающим в лунном свете, а длинные густые черные волосы ее были распущены и скрывали лицо, которое почему-то верилось чумаку - должно быть удивительно красивым. Она потрепала по холке комолого вола, и после каждого ее прикосновения он задирал голову все выше, непонятно было, почему до сих пор не хрустнули шейные позвонки.
   - Причаровываешь, красна девица? - подкравшись к ней, спросил чумак.
   Она не испугалась и не обернулась, но убрала руку с холки вола.
   - Лучше меня причаруй! - попросил шутливо чумак.
   - Могу и тебя! - задорно произнесла девушка хрипловатым голосом, оборачиваясь и убирая волосы с лица.
   На чумака глянул черные глаза, огромные, в пол-лица, и холодные, и словно бы втянули в себя тепло из него, отчего ему стало зябко и жутко, и тут же из них, как бы взамен, хлестнула обжигающая волна, охватившая с головы до ног и наполнившая легкостью и любовной истомой. Чумак почувствовал, что готов выгибать шею, как это делал комолый вол, только бы к ней прикасались девичьи руки. Сдерживая дрожь в голосе, он попросил:
   - Причаруй...
   Тонкие губы ее тронула легкая улыбка, девушка отпустила волосы, скрывшие лицо, развернулась и плавной походкой - казалось, маленькие и белые босые ступни ее не касаются земли - пошла по балке прочь от волов, от чумацкого табора. Отойдя шагов на тринадцать, огляну-^ лась и еле заметным движением поманила за собой чу-* мака. Он глупым телком затрусил за ней.
   Девушка села на камень-песчаник у куста шиповника, обхватила колени руками. Длинные волосы точно черным платком укрыли ее всю, видны были лишь маленькие ступни, казавшиеся серебряными в лунном свете.
   Чумак наклонился к ней, попытался разглядеть сквозь густые волосы лицо, чудные глаза, не смог и потянулся к ним рукой. Голова девушки чуть вздрогнула, выражая негодование.