Последняя башня
Старик медленно поднимался по ступенькам, иногда останавливаясь, чтобы унять биение сердца и поправить стоящий на подносе чайник, пока соня не выскочила из его рукава или бороды и не отщипнула кусочек кекса для чая, который он принес сверху из кухни. Это была старая башня на краю сказочной страны, на краю Империи Человека. Она была между ними. Непонятно, кто построил ее — человек или эльф. Это было задолго до рождения старика, по крайней мере, задолго до Империи на востоке. И говорили, что при ее создании применялась магия… Теперь здесь был только старик с соней и спящим ежом, да две или три птички, клевавшие зерно на подоконнике у окна.
Его настоящим талантом были дикие звери и нежные дела. Но сейчас настоящий волшебник не мог сделать себе чай на кухне и терял дыхание на ступенях. Настоящий волшебник должен хотя бы внушать какой-нибудь страх. Он сохранил только пристальный взгляд. Но внушающий некоторую боязнь.
Он остановился на полпути и обернулся.
Поправив соскальзывающие с носа очки и балансируя подносом с чайником, кексами и соней, он остановился у окна. На востоке страна была черна. Вокруг башни все было черно. Горело все. На некотором расстоянии в течении нескольких дней он видел сверкание сражения людских армий. Он видел развевающиеся знамена на лошадях и на трубах.
Но вот от темнеющего востока, из пыли и копоти отделилась группа всадников. Он ждал, утомившись, на ступенях, снова ждал, в то время как соня обгрызала кекс, а еж шевелился в его кармане, устраиваясь поудобнее в тишине.
Подъехали всадники. Принц — это был он — послал вперед Гарольда позвонить в ворота.
— Именем короля открывай! — крикнул Гарольд и, заметив его в окне, продолжил:
— Старик, открой свои ворота. Сдай башню. Предупреждений больше не будет.
— Скажи ему нет, — сказал старик. — Так ему и передай. — Нет.
— Завтра, — сказал Гарольд, — мы придем с осадой.
Старик снова поправил сползающие очки. Печально екнув, его старое сердце тяжко забилось.
— Зачем? — спросил он. — Что за важность, из-за чего так много беспокойства?
— Старый надоеда. — Принц двинулся вперед и спрыгнул со своей черной лошади под окном.
— Старый мошенник. Сойди вниз и живи. Отдай нам башню неповрежденной — что бы использовать ее… и живи. Завтра утром мы придем с огнем и железом. И тогда старик упадут стены.
Старик ничего не ответил. Всадники ускакали прочь. Старик поднялся по ступеням, чайный сервиз звенел в его беспомощных руках. Его сердце болело. Когда он посмотрел на страну, его сердце заболело еще больше. Они скоро вернуться. Птицы и звери могли бежать от огня. Но здесь были только мышка и еж, да несколько голубей, которые прожили всю свою жизнь на чердаке. И несколько прилетевших воробьев. Остались только они.
Он опустил поднос, задумчиво вытащил ежа из кармана и посадил его вместе с соней на поднос, взял кекс и раскрошил его на подоконнике для птиц. И слеза скатилась по его бороде.
Старый мошенник. Он мог творить только маленькую магию, лесную магию. Но они сожгли весь его лес и разогнали эльфов, и он потерял даже этих последних несколько созданий. Они смогут разрушить башню. Они распространяться по всей стране, и в этом мире больше не будет магии. Он должен давно попробовать что-нибудь — но он никогда не сотворял большую магию. Он должен поднять смерчи и все стихии — но он не мог даже вызвать ноги у чайника, стоявшего на самом верху лестницы. И его сердце болело, и его храбрость ушла. И птички улетели — возможно, знали заранее. Только еж и соня важно смотрели на него маленькими глазами при свете пожара, последние, кто остался с ним.
Нет. Он взволновался и поспешил к затхлым книгам — книгам его учителя, пролежавшие в пыли очень долгое время. В тебе нет сути, — говорил его учитель когда-то. — Ты не хочешь познать большую магию. Ты никого не сможешь вызвать — потому что ты этого не хочешь.
Теперь он решил пробовать. Он вывел свои символы на полу — рассыпав порошок, мерцающий через поднятые очки, рисуя их со всем своим напряжением. Он должен сделать это — удержать башню на краю волшебной страны, между Империей человека и королевством эльфов. Он думал об это все время. Он заклинал силы. Он вызывал только великих. Ветры вздыхали и ревели внутри башни.
И умерли.
Его руки опустились. Он заплакал, большие слезы скользили вниз по его бороде. Он поднял соню и ежа и прижал их к своей груди, не имея больше никакой надежды.
И тогда пришла она. Свет стал белым и чистым. Запах лилий наполнил воздух — она была здесь, нагая и белая, с пустыми руками и прекрасная.
— Я пришла, — сказала она.
Его сердце все еще болело.
— Простите меня, — сказал он. — Я хотел вызвать что-нибудь свирепое.
— О, — сказала она, темными и печальными глазами.
— Я делаю только маленькую магию, — сказал он. — Я пробовал вызвать дракона, если получится. Василиска. Стихию. Чтобы остановить короля. Но я могу сделать цветы еще лучше. И еще немного дыма, и может быть маленький фейерверк. И то не каждый раз. До свидания. Пожалуйста, уходите. Пожалуйста исчезните. Кто бы вы ни были. Вам здесь не место. Вы красивы. А он придет завтра — король — со своими армиями… это не место для вежливых духов. Только — не могли бы вы взять их… пожалуйста? Мышка и еж — это ведь не так много. Я больше не хочу беспокоить вас. Не могли бы вы сделать это? И тогда вы сможете уйти?
— Конечно, — сказала она. Ее голос был как шепот ветра. Падающие снежинки образовывали замерзшую корку. Она прижала зверей к своей груди. Поцеловала и как драгоценность обернула в белую ткань.
— Старик, — сказала она и поцеловала его в бровь, как еще одну драгоценность, выбеленную морозом. Окутав белым все в комнате, все книги и все беспорядочно разбросанные вещи и паутины. Она спустилась вниз по ступеням и вышла через ворота, и украшала все по своему желанию. Она прошла страну, и падал снег, и дули ветры, пока не остались только знамена, здесь и там, окостеневшие во льду, над сугробами и горами снега, отмечающие засыпанные шатры. Вся страна была в белом, от горизонта до горизонта.
Ничто не двигалось — кроме волков, охотившихся за оленями, и птиц, ищущих ягоды последнего лета.
Смерть вернулась обратно к башне, и остановилась, в морозе и продолжающимся снегопаде, где старик и его магия спали своим последним сном.
Она дыхнула на него, на ежа и соню, и продолжала следить — верная заклинанию вызова, пока снега не стало еще больше, пока не уснули даже волки и их белые шкуры не стали искрится на морозе.
Его настоящим талантом были дикие звери и нежные дела. Но сейчас настоящий волшебник не мог сделать себе чай на кухне и терял дыхание на ступенях. Настоящий волшебник должен хотя бы внушать какой-нибудь страх. Он сохранил только пристальный взгляд. Но внушающий некоторую боязнь.
Он остановился на полпути и обернулся.
Поправив соскальзывающие с носа очки и балансируя подносом с чайником, кексами и соней, он остановился у окна. На востоке страна была черна. Вокруг башни все было черно. Горело все. На некотором расстоянии в течении нескольких дней он видел сверкание сражения людских армий. Он видел развевающиеся знамена на лошадях и на трубах.
Но вот от темнеющего востока, из пыли и копоти отделилась группа всадников. Он ждал, утомившись, на ступенях, снова ждал, в то время как соня обгрызала кекс, а еж шевелился в его кармане, устраиваясь поудобнее в тишине.
Подъехали всадники. Принц — это был он — послал вперед Гарольда позвонить в ворота.
— Именем короля открывай! — крикнул Гарольд и, заметив его в окне, продолжил:
— Старик, открой свои ворота. Сдай башню. Предупреждений больше не будет.
— Скажи ему нет, — сказал старик. — Так ему и передай. — Нет.
— Завтра, — сказал Гарольд, — мы придем с осадой.
Старик снова поправил сползающие очки. Печально екнув, его старое сердце тяжко забилось.
— Зачем? — спросил он. — Что за важность, из-за чего так много беспокойства?
— Старый надоеда. — Принц двинулся вперед и спрыгнул со своей черной лошади под окном.
— Старый мошенник. Сойди вниз и живи. Отдай нам башню неповрежденной — что бы использовать ее… и живи. Завтра утром мы придем с огнем и железом. И тогда старик упадут стены.
Старик ничего не ответил. Всадники ускакали прочь. Старик поднялся по ступеням, чайный сервиз звенел в его беспомощных руках. Его сердце болело. Когда он посмотрел на страну, его сердце заболело еще больше. Они скоро вернуться. Птицы и звери могли бежать от огня. Но здесь были только мышка и еж, да несколько голубей, которые прожили всю свою жизнь на чердаке. И несколько прилетевших воробьев. Остались только они.
Он опустил поднос, задумчиво вытащил ежа из кармана и посадил его вместе с соней на поднос, взял кекс и раскрошил его на подоконнике для птиц. И слеза скатилась по его бороде.
Старый мошенник. Он мог творить только маленькую магию, лесную магию. Но они сожгли весь его лес и разогнали эльфов, и он потерял даже этих последних несколько созданий. Они смогут разрушить башню. Они распространяться по всей стране, и в этом мире больше не будет магии. Он должен давно попробовать что-нибудь — но он никогда не сотворял большую магию. Он должен поднять смерчи и все стихии — но он не мог даже вызвать ноги у чайника, стоявшего на самом верху лестницы. И его сердце болело, и его храбрость ушла. И птички улетели — возможно, знали заранее. Только еж и соня важно смотрели на него маленькими глазами при свете пожара, последние, кто остался с ним.
Нет. Он взволновался и поспешил к затхлым книгам — книгам его учителя, пролежавшие в пыли очень долгое время. В тебе нет сути, — говорил его учитель когда-то. — Ты не хочешь познать большую магию. Ты никого не сможешь вызвать — потому что ты этого не хочешь.
Теперь он решил пробовать. Он вывел свои символы на полу — рассыпав порошок, мерцающий через поднятые очки, рисуя их со всем своим напряжением. Он должен сделать это — удержать башню на краю волшебной страны, между Империей человека и королевством эльфов. Он думал об это все время. Он заклинал силы. Он вызывал только великих. Ветры вздыхали и ревели внутри башни.
И умерли.
Его руки опустились. Он заплакал, большие слезы скользили вниз по его бороде. Он поднял соню и ежа и прижал их к своей груди, не имея больше никакой надежды.
И тогда пришла она. Свет стал белым и чистым. Запах лилий наполнил воздух — она была здесь, нагая и белая, с пустыми руками и прекрасная.
— Я пришла, — сказала она.
Его сердце все еще болело.
— Простите меня, — сказал он. — Я хотел вызвать что-нибудь свирепое.
— О, — сказала она, темными и печальными глазами.
— Я делаю только маленькую магию, — сказал он. — Я пробовал вызвать дракона, если получится. Василиска. Стихию. Чтобы остановить короля. Но я могу сделать цветы еще лучше. И еще немного дыма, и может быть маленький фейерверк. И то не каждый раз. До свидания. Пожалуйста, уходите. Пожалуйста исчезните. Кто бы вы ни были. Вам здесь не место. Вы красивы. А он придет завтра — король — со своими армиями… это не место для вежливых духов. Только — не могли бы вы взять их… пожалуйста? Мышка и еж — это ведь не так много. Я больше не хочу беспокоить вас. Не могли бы вы сделать это? И тогда вы сможете уйти?
— Конечно, — сказала она. Ее голос был как шепот ветра. Падающие снежинки образовывали замерзшую корку. Она прижала зверей к своей груди. Поцеловала и как драгоценность обернула в белую ткань.
— Старик, — сказала она и поцеловала его в бровь, как еще одну драгоценность, выбеленную морозом. Окутав белым все в комнате, все книги и все беспорядочно разбросанные вещи и паутины. Она спустилась вниз по ступеням и вышла через ворота, и украшала все по своему желанию. Она прошла страну, и падал снег, и дули ветры, пока не остались только знамена, здесь и там, окостеневшие во льду, над сугробами и горами снега, отмечающие засыпанные шатры. Вся страна была в белом, от горизонта до горизонта.
Ничто не двигалось — кроме волков, охотившихся за оленями, и птиц, ищущих ягоды последнего лета.
Смерть вернулась обратно к башне, и остановилась, в морозе и продолжающимся снегопаде, где старик и его магия спали своим последним сном.
Она дыхнула на него, на ежа и соню, и продолжала следить — верная заклинанию вызова, пока снега не стало еще больше, пока не уснули даже волки и их белые шкуры не стали искрится на морозе.