Чешко Фёдор
Шляются тут всякие
Федор ЧЕШКО
ШЛЯЮТСЯ ТУТ ВСЯКИЕ...
Над селом фигня летала
Серебристого металла.
Больно много в наши дни
Неопознанной фигни.
Фольклор
Расхлябанное ложе на вихляющихся колесиках. Оно дребезжит, катится, несет куда-то, а по сторонам - белые стены, и над лицом потолок, он тоже белый, со скучными пятнами тусклых светильников. А там, снаружи - небо. Такое же низкое и скучное, как этот потолок. Там, снаружи, гасло, отключалось сознание, истерзанное ревом транспортных механизмов, гамом толпы, вонью углеводородной гари... Там, под этим небом, которое как потолок, - хватали, тащили, долго-долго везли в тряской машине... Теперь везут на этом... И говорят, бормочут без остановки:
- Откуда он взялся?
- А черт его знает... На Пушкинской валялся, прохожие скорую вызвали. Что с ним, профессор?
- Сами не видите?
- Цирроз печени?
- Несомненно. На стол, быстро!..
Привязали к какому-то возвышению. Алтарь? Прижали к лицу душную маску, горло раздирает едкая вонь закиси азота. Замедлить дыхание... Свои лица тоже прячут под маски - белые маски, полупрозрачные, из тонкой материи. Прячут лица... Боятся мести? Глупцы... В нестерпимом мертвенном свете хищным бликом вспыхивает ослепительное лезвие... Не надо!..
- Пульс?
- Норма!
- Дыхание?
- Норма!
- Как печень?
- Нету...
- Что вы там мямлите? Чего нету?
- Печени...
- А как же цирроз?
- Цирроз есть. А печени нету.
- Так не бывает. Нарочно печень спрятал, подлец! Издевается. Ищите получше, обязательно должна быть печень, если цирроз...
- Ой...
- Что, нашли?
- Не знаю... Тут проволочка какая-то...
- Что?!
- Ну, проводок...
Профессор злобно отшвырнул скальпель - жалобно дребезжит металл об ослепительный кафель пола.
- Шуточки затеял? Ну и черт с ним! В морг!
- Силыч, а этот где?... Ну, который без печени?... Шестьсот тринадцатый - где?
- А хрен его знает. Давеча здесь был.
- Так ведь нету...
- Ну нету, и хрен с ним. Мне без разницы, хоть все пропади. Я здеся не мертвяков сторожу - зданию. Торопливый грохот шагов в гулкой темноте пустых коридоров, лязг тяжелой двери, ночной мороз обжигает горло. Отчаянный взгляд мечется по пустой улочке - никого. Хотя...
- Бабушка! Бабушка, подождите, пожалуйста! Бабулечка... Ах ты, господа бога душу мать твою, карга старая, стой!
- Чавой-то, внучек?
- Вы тут не видели такого... Желтый весь, глазки красные, светятся... В простынке белой... Еще номерочек у него на ноге, кругленький такой...
- Видела, внучек, как же! Во-он, куда он сгинул, сердешный...
Трясущийся немощный пальчик задрался к звездам, тычет куда-то промеж них. Там что-то смутно белеет - не-то тающий клочок тумана, не то стремительно возносящаяся белая простыня... И чудится стихающий отголосок - не то ветер, не то вопль, отчаянный и нездешний:
- Ноги моей здесь больше не бу-у-у!..
ШЛЯЮТСЯ ТУТ ВСЯКИЕ...
Над селом фигня летала
Серебристого металла.
Больно много в наши дни
Неопознанной фигни.
Фольклор
Расхлябанное ложе на вихляющихся колесиках. Оно дребезжит, катится, несет куда-то, а по сторонам - белые стены, и над лицом потолок, он тоже белый, со скучными пятнами тусклых светильников. А там, снаружи - небо. Такое же низкое и скучное, как этот потолок. Там, снаружи, гасло, отключалось сознание, истерзанное ревом транспортных механизмов, гамом толпы, вонью углеводородной гари... Там, под этим небом, которое как потолок, - хватали, тащили, долго-долго везли в тряской машине... Теперь везут на этом... И говорят, бормочут без остановки:
- Откуда он взялся?
- А черт его знает... На Пушкинской валялся, прохожие скорую вызвали. Что с ним, профессор?
- Сами не видите?
- Цирроз печени?
- Несомненно. На стол, быстро!..
Привязали к какому-то возвышению. Алтарь? Прижали к лицу душную маску, горло раздирает едкая вонь закиси азота. Замедлить дыхание... Свои лица тоже прячут под маски - белые маски, полупрозрачные, из тонкой материи. Прячут лица... Боятся мести? Глупцы... В нестерпимом мертвенном свете хищным бликом вспыхивает ослепительное лезвие... Не надо!..
- Пульс?
- Норма!
- Дыхание?
- Норма!
- Как печень?
- Нету...
- Что вы там мямлите? Чего нету?
- Печени...
- А как же цирроз?
- Цирроз есть. А печени нету.
- Так не бывает. Нарочно печень спрятал, подлец! Издевается. Ищите получше, обязательно должна быть печень, если цирроз...
- Ой...
- Что, нашли?
- Не знаю... Тут проволочка какая-то...
- Что?!
- Ну, проводок...
Профессор злобно отшвырнул скальпель - жалобно дребезжит металл об ослепительный кафель пола.
- Шуточки затеял? Ну и черт с ним! В морг!
- Силыч, а этот где?... Ну, который без печени?... Шестьсот тринадцатый - где?
- А хрен его знает. Давеча здесь был.
- Так ведь нету...
- Ну нету, и хрен с ним. Мне без разницы, хоть все пропади. Я здеся не мертвяков сторожу - зданию. Торопливый грохот шагов в гулкой темноте пустых коридоров, лязг тяжелой двери, ночной мороз обжигает горло. Отчаянный взгляд мечется по пустой улочке - никого. Хотя...
- Бабушка! Бабушка, подождите, пожалуйста! Бабулечка... Ах ты, господа бога душу мать твою, карга старая, стой!
- Чавой-то, внучек?
- Вы тут не видели такого... Желтый весь, глазки красные, светятся... В простынке белой... Еще номерочек у него на ноге, кругленький такой...
- Видела, внучек, как же! Во-он, куда он сгинул, сердешный...
Трясущийся немощный пальчик задрался к звездам, тычет куда-то промеж них. Там что-то смутно белеет - не-то тающий клочок тумана, не то стремительно возносящаяся белая простыня... И чудится стихающий отголосок - не то ветер, не то вопль, отчаянный и нездешний:
- Ноги моей здесь больше не бу-у-у!..