Чуприна Евгения
Изменница
Евгения Чуприна
Изменница
поэма-ноктюрн
Посвящаю тебе :-)
Представь себе меня, сидящей на софе с ногами. Моими собственными ногами в пушистых розовых тапочках. И в том самом халатике, который безуспешно пытался купить Леня Голубков в "Кавказской пленнице".
Я же ничего не путаю, радость моя?
Если наблюдательность никого из нас не подводит, ты - мужчина, и ты любишь, чтобы тебя развлекали. А я - именно та женщина, которая может быть очень забавной, если ее, разумеется, вовремя не прерывать. Я выбалтываю много дельного, потому что я - умная женщина. Вот так-то, цыпа моя ты пушистая! Умная и красноречивая. Но у меня, несмотря на мой отрешенный интеллект, есть один смешной недостаток. Я все время болтаю как бы о себе. Или так, я говорю о себе, но неправду. Или наоборот - правду, но не о себе.
Ты можешь заметить вслух, что много говорить о себе, да еще неправду очень неприлично. Можешь ты это заметить, если дурно воспитан. Но разве тебе не говорили родители: то, чем ты хочешь заняться вместо моей болтовни - это тоже неприлично?
Итак, я честно попытаюсь разразиться поэмой. Я вообще женщина честная. Поэтому скажу сразу - стихи для нее я взяла... это было давно!... из гостевой Игоря Куберского, куда сама же их зачем-то запостила. Но ты можешь считать, что они написаны тебе. Не подходят? Ну, найди себе там что-нибудь по душе. Ничего страшного. Многие великие русские поэты писали стихи для одной женщины, а дарили их - другой. И мы тоже так поступим, правда? Всю эту будущую поэму я посвящаю тебе, дорогой!
А будет ли поэма? Будет. Гарантирую.
Я уже написала парочку... это было давно!... и знаю, как это делается.
Сначала полагается написать вступление.
ВСТУПЛЕНИЕ
Читаю стихи малолетке.
Но разве она понимает?
Попыхивает сигареткой,
Молчит и стыдливо воняет.
И что в этой жизни есть кроме
Ее полупьяного взора,
Ее привлекательной вони
И зубчатого пробора?
Зверeк нелюдимый, зубастый,
Испуганный, бледный, печальный,
Пометом испачканный часто
И в этом почти идеальный,
Идущий на запах инстинкта
И любящий цвет апельсина,
Он в небе моя половинка
И сердца он половина.
Оно отрешенно-бесполо
И ласки берет, презирая,
Оно уважает глаголы,
Задумчиво бродит по краю,
Гитарой звенит басовито
И воет, от страха пьянея,
И мне бы... дорога открыта,
Да я уж так не умею.
Смеясь и не зная о мере
Все губы в сережках железных
Какие прелестные звери
Портвейн распивают в подъездах!
Приходят взыскующей ратью
По наши согбенные души.
Мне сжать бы любое в объятьях,
Но стыдно и трушу.
Читаю стихи малолетке.
Но разве она понимает?
Попыхивает сигареткой,
Молчит и стыдливо воняет.
И что в этой жизни есть, кроме
Ее полупьяного взора,
Ее привлекательной вони
И зубчатого пробора!
Ты заметил? Я в первой строфе говорю "она", во второй - "он", в третьей - "оно", в четвертой - "они". Это специально. Кстати, я слышала, что в немецком слово "девушка" среднего рода. Это правда? Ты знаешь немецкий? Нет? Ну, посмотри в словаре для меня. Я люблю, когда мужчина меня обучает. Я в этот момент наконец-то чувствую себя на месте в своих розовых тапочках :-)
А теперь я посмотрю на ситуацию в поэме со стороны, так сказать, потерпевшей стороны.
1. МАЛЬЧИК
Я девочек с детства не очень,
Уж больно для них я остер,
Я зубы точил среди ночи
На маму и старших сестер,
Мне нянечка нравилась тоже,
Соседка была недурна
Своей беломраморной кожей
Призывно сияла она.
Я умный, способный и рослый,
Я опытом выжжен дотла!
Загадочность женщины взрослой
Меня с малолетства влекла.
Она с грациозна, как кошка,
В ней сексом сочится душа,
Я с ней бы... И дыбом сережки
Встают в покрасневших ушах,
В груди что-то тянет и крутит,
И рвется, подобно коню.
В мечтаньях об этой минуте
Я свято невинность храню!
Ведь глупо и мелочно, право
Мечты продавать за минет.
Как можно сопливой шалаве
Доверить столь ценный предмет?
Студенка, отдайся мне смело,
Тебя я не брошу вовек,
А тот, с кем ты дело имела,
Был просто плохой человек.
Каков? Правда, противный? А вот ты - очень, очень симпатичный...
Но откуда эта студентка взялась?
Была какая-то студентка. В гостевой у Куберского. Там их много бегает, любят они его. Что же делать? Может, выкинуть последнюю строфу? Как ты думаешь? Что? Выкинуть? Да как ты смеешь такое говорить слабой женщине! Я старалась, писала, мозги девичьи свои напрягала, а ты ... Ужас. Я это запомню. Давай решим по-хорошему. Студенка - это проходящий персонаж. Была студентка. Но сразу ушла. Поэтому нет ее.
Кстати, о слабости. Вот я - человек слабый, поэтому мне постоянно хочется публично поиграть мускулами. Это как-то успокаивает. А? Да, ты знаешь, чего уж там....
Что ж, поиграем. Мускулами. Каждый - своими. Чужие мускулы раздражают, правда?
2. ЛЬВИЦА
Я львица, хоть тресни - я львица,
На мне соболиная шубка,
В которую возраст стучится,
Как будто в окошко - голубка.
Голубка устала от сини,
Забилась под маску паяца,
А я становлюсь все невинней,
Учусь и краснеть, и стесняться.
Мне в юности было не странно
Вести себя прямо и смело,
Себя предлагать, как Татьяна,
В комплекте - душою и телом.
Я все это делала мило,
Смотрелась вполне благородно
И страсти священная сила
Творила со мной, что угодно.
Голубка устала от сини,
Забилась под маску паяца.
И я, становясь все красивей,
Уже начинаю бояться,
Что пятясь по жизни по-рачьи,
Давно отклонилась от цели,
И глупый восторженный мальчик
Моих совершенств не оценит.
Ой. Только не надо говорить, что я еще не старая! Мне нравится изображать опытную женщину. Положа руку на сердце, просто напрашиваюсь на твой комплимент. Ой, чья это рука? Твоя? Я хотела свою... Но как всегда, все перепутала... Ничего, да? Ты меня простил? Это потому, что ты очень добрый. Я думаю, что ты меня простишь и после этого.
3. Я ЧЕРНАЯ МОЛЬ, Я ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ
Я пудра, духи и помада,
Я облако белого меха,
Мне долгих прелюдий не надо
Взнуздал меня, влез и поехал.
Себе я конкретную цену
Узнала - она нулевая.
Не слишком-то лезьте на стену,
Шампанское мне наливая.
Пугаюсь седин благородных,
Они мне - привет из могилы.
Трепещет в объятьях холодных
Юнец, шалапутный, но милый.
Со зрелым рассчетливым пылом
Я похоть его унимаю,
Пусть телом худым не укрыл он
Меня - напряженно внимаю.
И мысленно вижу все это,
Все это, что ложно с изнанки.
Изнанка белья и поэта
Младенческий страх куртизанки.
Нет, не я - куртизанка. Убери лапы! Это моя лирическая героиня полагает, что она - куртизанка. Хотя, какая из нее куртизанка? Куртизанка живая и теплая женщина, а моя героиня - это черные буковки на дисплее. Живая женщина обладает таким арсеналом средств, чтобы соблазнить мужчину... Эх! А моей бедной героине только и осталось, что охотиться на покойных классиков. Когда они еще были живыми и молоденькими.
4. РАЗВРАТНАЯ ТЕТУШКА
Я в шубе на вянущем теле
В дверях у тебя появилась.
Ты, бедный, дышал еле-еле
И мямлил: "Зачем? Что случилось?"
Влюбленный в девицу-красотку,
Что сжалась стыдливым бутоном,
Потешить надменную тетку
Уж вовсе не выглядел склонным.
Как девочка, чувственно-тонкий,
Смотрел отрешенно-сурово,
Но плеть я достала и звонко
Откликнулась плоть твоя, Лева.
Ты понял всю сладость мучений
(А это дается немногим),
И пал предо мной на колени,
И стал целовать мои ноги.
Тебя я в пыли попирала,
Плевала и даже мочилась,
Но плоть твоя ярче опала
Сияньем восторга светилась.
Твои напряженные стоны
Терзали мой слух непрерывно.
Напрасно молил. Непреклонна,
Ушла я. Мне стало противно.
Ты встал, не спеша отряхнулся,
Задумчиво воздух понюхал,
Уселся за стол, ухмыльнулся
И вынул перо из-за уха.
И взмыв над лохмотьями бреда
В едином мучительном вздохе,
Ты радостно миру поведал
Всю правду о Захер Мазохе.
Что-то мне мои опусы стали напоминать цикл поэм про Гаврилу. Какое-то они однообразные, тебе так не кажется? Что? Кажется? Да как ты смеешь такое говорить слабой женщине! Это дискриминация! Сиди и слушай, пока я не разозлилась и не заплакала. Вот!
5. ЗЛАЯ ОБЕЗЬЯНА
Капризна я с детства была,
Капризна и непостоянна.
То вежлива, кротка, мила,
То злобна и выдернув ванну,
В квартире бесчинства творю.
А то, вдохновившись моментом,
Я правду в стихах говорю,
Кидаясь, пардон, экскрементом.
И всякий, связавшись со мной,
Обязан играть в лотерею,
Где приз то стенает, больной,
То скачет пантерой, зверея,
То ластится теплым котом,
То квохчет довольной наседкой,
Клянется в любви, а потом
Ругается матом нередко.
Мужчина боится вдвоем
В квартире со мной оставаться,
С его ненаглядным ...
Нельзя же вот так обращаться,
А надо, как с цацей большой,
Да с водочкой, да с пирогами.
Не так ли с моею душой?
А вы-то ее сапогами!
Ну, да, сейчас ты тоже начнешь говорить, что всему виной мой вздорный характер, и что меня в детстве мальчики... тепла не додали. Все так говорят. Выдают, понимаешь, желаемое за действительное. Думают, что я до сих пор хорошая вещь - лежала в пыли, а они сейчас спокойно придут на блошиный рынок и купят подешевке. Ничего подобного. Я - не блоха. Если я сейчас с тобой в одной комнате нахожусь, и ножки маленькие в тапочках тебе на левое плечо положила, то лишь потому, что ты того достоин. Ты очень классный. Поэтому слушай дальше.
6. ВОТ ТАКОЙ ПИРОЖОК
Тепла мне додали. И столько,
Что попа уже подгорела!
Ласкали меня, и не только.
Я злилась. Но странное дело,
Мои дорогие подруги
Мечтали о детях и браке
Мужчины бежали в испуге:
И Девы, и Овны, и Раки.
А я об одном лишь мечтала
О сексе, циничном и страстном,
Искала причин для скандала,
Вела себя просто ужасно,
Но Девы, и Овны, и Раки
Любви домогались упорно,
Мечтали о детях и браке,
Сносили капризы покорно.
"Какая я мать?" - Вопрошала
Своих оккупантов сварливо.
Мужчины лишь склабились шало,
На двери косились пугливо.
Мне стыдно любить понарошку,
Мне приторно слабой казаться.
Вот помню мультфильм про лукошко:
Есть тара, но лень нагибаться.
Не нужно мне вашего рая
И яблочек спелых в зените.
Такую любовь презираю
И скрыть не могу - извините,
Вот если б не знала секрета,
Как нежностей ваших добиться,
Была бы мечтою поэта
Я, ваша покорная львица.
Ловко я ввернула про то, что замуж не хочу, но темпераментная, и все мужчины остаются довольны? Жениться предлагают, между прочим. Но я им отказываю. Нечего баловаться. Если на всех жениться, пальцев на руках не хватит. У кого? У меня? Фи, ну ты и пошляк! Обручальные кольца ведь на палец надевают, не так ли? А ты сразу подумал...
Вообще-то, правильно подумал. И так тоже бывает.
7. НЕВРОТИЧЕСКИЙ ВЫПАД КОКЕТСТВА
Я слышу глас разумного мужчины,
Который пышным фижмам знает цену.
И хрипну я, как будто от ангины,
Горю, теряю силы на измену.
Ах, если бы дистанции хранитель
Пришел, когда мне было 29,
Я бы могла серьезно полюбить и
Быть может, хоть немножечко поверить.
Но 30 мне. И как вы ни прекрасны,
Меня догрызли скепсис и сомненье.
Вы тот мираж, который вижу ясно
В своей сухой пустыне отдаленья.
Ах, если бы... но справлюсь с нежной дрожью,
В зародыше расправлюсь с этой болью.
Вы тот, кого на свете быть не может,
И я вам быть на свете не позволю.
Ага, ты испугался. Я тебя уже заболтала до того, что ты не хочешь никакой другой участи. Слишком много я про себя всякой убедительной неправды рассказала. Хорошо. Раз мы теперь - друзья, причем, задушевные, я должна поведать тебе какую-нибудь душещипательную историю. Ну, как у Пушкина "Я помню чудное мгновенье". Что-нибудь в таком же роде. Но с конкретикой, с реалиями, т.д., т.п., фу ты ну ты... Сокровище мое, ты что, из литинститута сбежал, да? Покайся, я никому не скажу. Хочешь, в шкафу тебя спрячу? Пока не надо? Как скажете, хозяин...
Все вы мужчины, как до стихов доходит - словно из литинститута сбежали. А это вы просто выпиваете все вместе и набираетесь друг от друга. Что ж. Я умная, я приспособлюсь. Но выпивать с вами (мужчинами) не буду, а то неровен час, меня перепутают с десертом. А я и знать не буду. А я люблю знать о себе все пикантные подробности. Все-все! Сама знать и друзьям рассказывать. Поэтому они должны быть такие, чтобы друзьям рассказать было не стыдно. Подробности, не друзья. Друзья нужны всякие.
8. МОМЕНТ ИСТИНЫ
Я одного его всегда любила,
Я одному ему была верна,
А если хоть на йоту изменила
Соперницей Его была Она.
А он был невозможно переменчив,
Неверен был, как всякий идеал.
И как в траве резвящийся кузнечик
Из тела в тело бешено скакал.
Сперва он избирал своим сосудом
Приличных и возвышенных мужчин,
И узнавала я его повсюду
По благородству мыслей и седин.
Потом его как громом поразило
(Иль просто уж такой дегенерат),
Но стало озарять мое светило
Возвышенных и сеющих разврат.
Я постепенно к этому привыкла,
Смирилась, приспособилась почти,
Меня не возмущали в венах иглы
И секс, где женщин более пяти.
Я просто отрешенно наблюдала,
Не ввязываясь в игры - ни в одну.
И наползала тень на идеала,
Как тень земли - на хрупкую луну.
Но как-то я гуляла мимо школы
В раздумьях над одною из задач.
Шел дождь. Играли мальчики в футбол и
Мне под ноги упал тяжелый мяч.
Все замерло. Я мяч толкнула слабо,
Чтоб только уступил дорогу мне.
Шептались пацаны: "Какая баба!
Годков немало, но еще вполне..."
И боже мой! Увидела в воротах,
В кроссовках грязных, в майке до колен
Знакомого и милого кого-то,
Того, к кому давно попала в плен.
Он был так юн, как разве что вначале
Знакомства нашего. И так же был он рыж.
И даже звали... точно так же звали,
Но что он - идеал, не знали лишь.
Он был, конечно, молод для мужчины,
А может, я для женщины стара,
Иль он был слишком стар уже для сына...
Какая непривычная игра!
Но так похож, и так аутентичен,
Что я, взглянув, мгновенно поняла
Не будет больше он менять обличий,
Ведь он - Амур. И мяч - его стрела.
Ничего себе, как меня только что проколбасило!
Как говорят в моем самом любимом фильме: "уф, уф, Марта!".
Итак, я закругляюсь. Поверь моему обширному опыту в написании поэм... это было давно, я же сказала!... заканчивать лучше всего тем же, чем и начинал. Меньше риска. А вдруг финал окажется слабее начала? Поэма получится куцей, как вот этот плюшевый мишка... Лови, а то он ушибется, он старенький. Достаточно повторить еще раз то же самое, и второй план появится, и другой смысл забрежзит, и преемственность проявится. Да и вообще люди любят узнавать знакомое. Так что подхватывай - эта песня хороша. Начинай сначала:
КОНЕЦ
Читаю стихи малолетке.
Но разве она понимает?
Попыхивает сигареткой,
Молчит и стыдливо воняет.
И что в этой жизни есть кроме
Ее полупьяного взора,
Ее привлекательной вони
И зубчатого пробора?
Зверок нелюдимый, зубастый,
Испуганный, бледный, печальный,
Пометом испачканный часто
И в этом почти идеальный,
Идущий на запах инстинкта
И любящий цвет апельсина,
Он в небе моя половинка
И сердца он половина.
Оно отрешенно-бесполо
И ласки берет, презирая,
Оно уважает глаголы,
Задумчиво бродит по краю,
Гитарой звенит басовито
И воет, от страха пьянея
И мне бы... дорога открыта,
Да я уж так не умею.
Не ведая даже о мере
Все губы в сережках железных
Какие прелестные звери
Портвейн распивают в подъездах!
Приходят взыскующей ратью
По наши согбенные души.
Мне сжать бы любое в объятьях,
Но стыдно и трушу.
Читаю стихи малолетке.
Но разве она понимает?
Попыхивает сигареткой,
Молчит и стыдливо воняет.
И что в этой жизни есть, кроме
Ее полупьяного взора,
Ее привлекательной вони
И зубчатого пробора!
Все. :-) :-) :-)
Следующий!!!
#
КОММЕНТАРИИ К ПОЭМЕ
С моей стороны было настоящим самоубийством давать на себя эту злую карикатуру. По-моему, образ вырисовывается антипатичный. Эдакая вздорная барынька, рассматривающая интеллект в одном ряду с розовыми тапочками и надутыми губками, а стихи - с румянами для ягодиц и тушью для челки.
Настоящий поэт (как правило, мужчина), не может вынести этого душераздирающего зрелища. Точно так же, как добрая мать никогда не позволит ни одному сексуальному гиганту избивать своих детей. Даже Пушкин, женолюбие которого оставило след в бульварной литературе, сравнимый разве что со следами снежного человека, и тот стал биться в истерике, когда Анна Керн решила сосватать ему свою прозу. Впрочем, на эту тему я подробно высказалась на сайте куртуазных маньеристов, в рубрике "Альков", которую веду. Поэтому не стану упоминать про стихи Натальи Гончаровой и, вместе с тем, записки кавалерист-девицы Александра Дурова и фрейлины Смирновой-Россет.
Для поэзии способность волновать или раздражать читателя является как бы объективной характеристикой. Литературные критики щедро разбрасываются определениями типа "Производит неприятное впечатление" или "Обещает в перспективе", не задумываясь, что эти их (и мои, и ваши) эмоции связаны с личностью автора.
Для того, чтобы нравиться другим людям, поэт должен показать, что он разделяет их систему ценностей. Иначе никакое поэтическое слияние невозможно. Вернее, на определенном этапе у читателя должно быть ощущение, что он слился с системой ценностей поэта, что с ним любезно синхронизировались. А потом поэт, как полагается по канонам соответствующей науки, должен взять инициативу и вести за собой.
Что же делает моя героиня? Она занимается эротическими шантажом и подкупом, то есть, реализует свою половую агрессию, больше ничего. Вспоминается, как один мой знакомый стилист (закономерной для стилистов ориентации) познакомился в трамвае с симпатичным мальчиком. Мальчик спрашивает: "Ты мне позвОнишь?". Стилист отвечает: "Не позвОнишь, а позвонИшь". Мальчик (самодовольно): "Какая разница, все равно позвОнишь".
Здесь уже происходит борьба на уровне "жена-футбол". Борьба ведется в сфере изящной словесности, но лишь потому, что подлая оккупант беспардонно вторглась в эту сферу. Как выражался один из героев Чехова: "Напустили баб полный банк!".
Когда я прихожу в очередную литературную тусовку, меня воспринимают именно такой, какова героиня этой поэмы. Мне следовало бы, наверное, задуматься, сделать выводы. Подкорректировать имидж. Но я предпочитаю выдавливать раба по капле. Одной из таких капель является эта поэма. Действительно, если человека долго обзывать собакой, он однажды нервно и визгливо залает. И над этим уже следует задуматься не мне, а читателю. Если поэт начинает свою карьеру с реплики: "Это хороший поэт? Нет! Скорее - это хорошенькая поэтесса, что неизмеримо приятнее", то ничуть не странно, если вместо Парнаса он попадет в бордель. За что боролись, на то и напоролись.
Изменница
поэма-ноктюрн
Посвящаю тебе :-)
Представь себе меня, сидящей на софе с ногами. Моими собственными ногами в пушистых розовых тапочках. И в том самом халатике, который безуспешно пытался купить Леня Голубков в "Кавказской пленнице".
Я же ничего не путаю, радость моя?
Если наблюдательность никого из нас не подводит, ты - мужчина, и ты любишь, чтобы тебя развлекали. А я - именно та женщина, которая может быть очень забавной, если ее, разумеется, вовремя не прерывать. Я выбалтываю много дельного, потому что я - умная женщина. Вот так-то, цыпа моя ты пушистая! Умная и красноречивая. Но у меня, несмотря на мой отрешенный интеллект, есть один смешной недостаток. Я все время болтаю как бы о себе. Или так, я говорю о себе, но неправду. Или наоборот - правду, но не о себе.
Ты можешь заметить вслух, что много говорить о себе, да еще неправду очень неприлично. Можешь ты это заметить, если дурно воспитан. Но разве тебе не говорили родители: то, чем ты хочешь заняться вместо моей болтовни - это тоже неприлично?
Итак, я честно попытаюсь разразиться поэмой. Я вообще женщина честная. Поэтому скажу сразу - стихи для нее я взяла... это было давно!... из гостевой Игоря Куберского, куда сама же их зачем-то запостила. Но ты можешь считать, что они написаны тебе. Не подходят? Ну, найди себе там что-нибудь по душе. Ничего страшного. Многие великие русские поэты писали стихи для одной женщины, а дарили их - другой. И мы тоже так поступим, правда? Всю эту будущую поэму я посвящаю тебе, дорогой!
А будет ли поэма? Будет. Гарантирую.
Я уже написала парочку... это было давно!... и знаю, как это делается.
Сначала полагается написать вступление.
ВСТУПЛЕНИЕ
Читаю стихи малолетке.
Но разве она понимает?
Попыхивает сигареткой,
Молчит и стыдливо воняет.
И что в этой жизни есть кроме
Ее полупьяного взора,
Ее привлекательной вони
И зубчатого пробора?
Зверeк нелюдимый, зубастый,
Испуганный, бледный, печальный,
Пометом испачканный часто
И в этом почти идеальный,
Идущий на запах инстинкта
И любящий цвет апельсина,
Он в небе моя половинка
И сердца он половина.
Оно отрешенно-бесполо
И ласки берет, презирая,
Оно уважает глаголы,
Задумчиво бродит по краю,
Гитарой звенит басовито
И воет, от страха пьянея,
И мне бы... дорога открыта,
Да я уж так не умею.
Смеясь и не зная о мере
Все губы в сережках железных
Какие прелестные звери
Портвейн распивают в подъездах!
Приходят взыскующей ратью
По наши согбенные души.
Мне сжать бы любое в объятьях,
Но стыдно и трушу.
Читаю стихи малолетке.
Но разве она понимает?
Попыхивает сигареткой,
Молчит и стыдливо воняет.
И что в этой жизни есть, кроме
Ее полупьяного взора,
Ее привлекательной вони
И зубчатого пробора!
Ты заметил? Я в первой строфе говорю "она", во второй - "он", в третьей - "оно", в четвертой - "они". Это специально. Кстати, я слышала, что в немецком слово "девушка" среднего рода. Это правда? Ты знаешь немецкий? Нет? Ну, посмотри в словаре для меня. Я люблю, когда мужчина меня обучает. Я в этот момент наконец-то чувствую себя на месте в своих розовых тапочках :-)
А теперь я посмотрю на ситуацию в поэме со стороны, так сказать, потерпевшей стороны.
1. МАЛЬЧИК
Я девочек с детства не очень,
Уж больно для них я остер,
Я зубы точил среди ночи
На маму и старших сестер,
Мне нянечка нравилась тоже,
Соседка была недурна
Своей беломраморной кожей
Призывно сияла она.
Я умный, способный и рослый,
Я опытом выжжен дотла!
Загадочность женщины взрослой
Меня с малолетства влекла.
Она с грациозна, как кошка,
В ней сексом сочится душа,
Я с ней бы... И дыбом сережки
Встают в покрасневших ушах,
В груди что-то тянет и крутит,
И рвется, подобно коню.
В мечтаньях об этой минуте
Я свято невинность храню!
Ведь глупо и мелочно, право
Мечты продавать за минет.
Как можно сопливой шалаве
Доверить столь ценный предмет?
Студенка, отдайся мне смело,
Тебя я не брошу вовек,
А тот, с кем ты дело имела,
Был просто плохой человек.
Каков? Правда, противный? А вот ты - очень, очень симпатичный...
Но откуда эта студентка взялась?
Была какая-то студентка. В гостевой у Куберского. Там их много бегает, любят они его. Что же делать? Может, выкинуть последнюю строфу? Как ты думаешь? Что? Выкинуть? Да как ты смеешь такое говорить слабой женщине! Я старалась, писала, мозги девичьи свои напрягала, а ты ... Ужас. Я это запомню. Давай решим по-хорошему. Студенка - это проходящий персонаж. Была студентка. Но сразу ушла. Поэтому нет ее.
Кстати, о слабости. Вот я - человек слабый, поэтому мне постоянно хочется публично поиграть мускулами. Это как-то успокаивает. А? Да, ты знаешь, чего уж там....
Что ж, поиграем. Мускулами. Каждый - своими. Чужие мускулы раздражают, правда?
2. ЛЬВИЦА
Я львица, хоть тресни - я львица,
На мне соболиная шубка,
В которую возраст стучится,
Как будто в окошко - голубка.
Голубка устала от сини,
Забилась под маску паяца,
А я становлюсь все невинней,
Учусь и краснеть, и стесняться.
Мне в юности было не странно
Вести себя прямо и смело,
Себя предлагать, как Татьяна,
В комплекте - душою и телом.
Я все это делала мило,
Смотрелась вполне благородно
И страсти священная сила
Творила со мной, что угодно.
Голубка устала от сини,
Забилась под маску паяца.
И я, становясь все красивей,
Уже начинаю бояться,
Что пятясь по жизни по-рачьи,
Давно отклонилась от цели,
И глупый восторженный мальчик
Моих совершенств не оценит.
Ой. Только не надо говорить, что я еще не старая! Мне нравится изображать опытную женщину. Положа руку на сердце, просто напрашиваюсь на твой комплимент. Ой, чья это рука? Твоя? Я хотела свою... Но как всегда, все перепутала... Ничего, да? Ты меня простил? Это потому, что ты очень добрый. Я думаю, что ты меня простишь и после этого.
3. Я ЧЕРНАЯ МОЛЬ, Я ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ
Я пудра, духи и помада,
Я облако белого меха,
Мне долгих прелюдий не надо
Взнуздал меня, влез и поехал.
Себе я конкретную цену
Узнала - она нулевая.
Не слишком-то лезьте на стену,
Шампанское мне наливая.
Пугаюсь седин благородных,
Они мне - привет из могилы.
Трепещет в объятьях холодных
Юнец, шалапутный, но милый.
Со зрелым рассчетливым пылом
Я похоть его унимаю,
Пусть телом худым не укрыл он
Меня - напряженно внимаю.
И мысленно вижу все это,
Все это, что ложно с изнанки.
Изнанка белья и поэта
Младенческий страх куртизанки.
Нет, не я - куртизанка. Убери лапы! Это моя лирическая героиня полагает, что она - куртизанка. Хотя, какая из нее куртизанка? Куртизанка живая и теплая женщина, а моя героиня - это черные буковки на дисплее. Живая женщина обладает таким арсеналом средств, чтобы соблазнить мужчину... Эх! А моей бедной героине только и осталось, что охотиться на покойных классиков. Когда они еще были живыми и молоденькими.
4. РАЗВРАТНАЯ ТЕТУШКА
Я в шубе на вянущем теле
В дверях у тебя появилась.
Ты, бедный, дышал еле-еле
И мямлил: "Зачем? Что случилось?"
Влюбленный в девицу-красотку,
Что сжалась стыдливым бутоном,
Потешить надменную тетку
Уж вовсе не выглядел склонным.
Как девочка, чувственно-тонкий,
Смотрел отрешенно-сурово,
Но плеть я достала и звонко
Откликнулась плоть твоя, Лева.
Ты понял всю сладость мучений
(А это дается немногим),
И пал предо мной на колени,
И стал целовать мои ноги.
Тебя я в пыли попирала,
Плевала и даже мочилась,
Но плоть твоя ярче опала
Сияньем восторга светилась.
Твои напряженные стоны
Терзали мой слух непрерывно.
Напрасно молил. Непреклонна,
Ушла я. Мне стало противно.
Ты встал, не спеша отряхнулся,
Задумчиво воздух понюхал,
Уселся за стол, ухмыльнулся
И вынул перо из-за уха.
И взмыв над лохмотьями бреда
В едином мучительном вздохе,
Ты радостно миру поведал
Всю правду о Захер Мазохе.
Что-то мне мои опусы стали напоминать цикл поэм про Гаврилу. Какое-то они однообразные, тебе так не кажется? Что? Кажется? Да как ты смеешь такое говорить слабой женщине! Это дискриминация! Сиди и слушай, пока я не разозлилась и не заплакала. Вот!
5. ЗЛАЯ ОБЕЗЬЯНА
Капризна я с детства была,
Капризна и непостоянна.
То вежлива, кротка, мила,
То злобна и выдернув ванну,
В квартире бесчинства творю.
А то, вдохновившись моментом,
Я правду в стихах говорю,
Кидаясь, пардон, экскрементом.
И всякий, связавшись со мной,
Обязан играть в лотерею,
Где приз то стенает, больной,
То скачет пантерой, зверея,
То ластится теплым котом,
То квохчет довольной наседкой,
Клянется в любви, а потом
Ругается матом нередко.
Мужчина боится вдвоем
В квартире со мной оставаться,
С его ненаглядным ...
Нельзя же вот так обращаться,
А надо, как с цацей большой,
Да с водочкой, да с пирогами.
Не так ли с моею душой?
А вы-то ее сапогами!
Ну, да, сейчас ты тоже начнешь говорить, что всему виной мой вздорный характер, и что меня в детстве мальчики... тепла не додали. Все так говорят. Выдают, понимаешь, желаемое за действительное. Думают, что я до сих пор хорошая вещь - лежала в пыли, а они сейчас спокойно придут на блошиный рынок и купят подешевке. Ничего подобного. Я - не блоха. Если я сейчас с тобой в одной комнате нахожусь, и ножки маленькие в тапочках тебе на левое плечо положила, то лишь потому, что ты того достоин. Ты очень классный. Поэтому слушай дальше.
6. ВОТ ТАКОЙ ПИРОЖОК
Тепла мне додали. И столько,
Что попа уже подгорела!
Ласкали меня, и не только.
Я злилась. Но странное дело,
Мои дорогие подруги
Мечтали о детях и браке
Мужчины бежали в испуге:
И Девы, и Овны, и Раки.
А я об одном лишь мечтала
О сексе, циничном и страстном,
Искала причин для скандала,
Вела себя просто ужасно,
Но Девы, и Овны, и Раки
Любви домогались упорно,
Мечтали о детях и браке,
Сносили капризы покорно.
"Какая я мать?" - Вопрошала
Своих оккупантов сварливо.
Мужчины лишь склабились шало,
На двери косились пугливо.
Мне стыдно любить понарошку,
Мне приторно слабой казаться.
Вот помню мультфильм про лукошко:
Есть тара, но лень нагибаться.
Не нужно мне вашего рая
И яблочек спелых в зените.
Такую любовь презираю
И скрыть не могу - извините,
Вот если б не знала секрета,
Как нежностей ваших добиться,
Была бы мечтою поэта
Я, ваша покорная львица.
Ловко я ввернула про то, что замуж не хочу, но темпераментная, и все мужчины остаются довольны? Жениться предлагают, между прочим. Но я им отказываю. Нечего баловаться. Если на всех жениться, пальцев на руках не хватит. У кого? У меня? Фи, ну ты и пошляк! Обручальные кольца ведь на палец надевают, не так ли? А ты сразу подумал...
Вообще-то, правильно подумал. И так тоже бывает.
7. НЕВРОТИЧЕСКИЙ ВЫПАД КОКЕТСТВА
Я слышу глас разумного мужчины,
Который пышным фижмам знает цену.
И хрипну я, как будто от ангины,
Горю, теряю силы на измену.
Ах, если бы дистанции хранитель
Пришел, когда мне было 29,
Я бы могла серьезно полюбить и
Быть может, хоть немножечко поверить.
Но 30 мне. И как вы ни прекрасны,
Меня догрызли скепсис и сомненье.
Вы тот мираж, который вижу ясно
В своей сухой пустыне отдаленья.
Ах, если бы... но справлюсь с нежной дрожью,
В зародыше расправлюсь с этой болью.
Вы тот, кого на свете быть не может,
И я вам быть на свете не позволю.
Ага, ты испугался. Я тебя уже заболтала до того, что ты не хочешь никакой другой участи. Слишком много я про себя всякой убедительной неправды рассказала. Хорошо. Раз мы теперь - друзья, причем, задушевные, я должна поведать тебе какую-нибудь душещипательную историю. Ну, как у Пушкина "Я помню чудное мгновенье". Что-нибудь в таком же роде. Но с конкретикой, с реалиями, т.д., т.п., фу ты ну ты... Сокровище мое, ты что, из литинститута сбежал, да? Покайся, я никому не скажу. Хочешь, в шкафу тебя спрячу? Пока не надо? Как скажете, хозяин...
Все вы мужчины, как до стихов доходит - словно из литинститута сбежали. А это вы просто выпиваете все вместе и набираетесь друг от друга. Что ж. Я умная, я приспособлюсь. Но выпивать с вами (мужчинами) не буду, а то неровен час, меня перепутают с десертом. А я и знать не буду. А я люблю знать о себе все пикантные подробности. Все-все! Сама знать и друзьям рассказывать. Поэтому они должны быть такие, чтобы друзьям рассказать было не стыдно. Подробности, не друзья. Друзья нужны всякие.
8. МОМЕНТ ИСТИНЫ
Я одного его всегда любила,
Я одному ему была верна,
А если хоть на йоту изменила
Соперницей Его была Она.
А он был невозможно переменчив,
Неверен был, как всякий идеал.
И как в траве резвящийся кузнечик
Из тела в тело бешено скакал.
Сперва он избирал своим сосудом
Приличных и возвышенных мужчин,
И узнавала я его повсюду
По благородству мыслей и седин.
Потом его как громом поразило
(Иль просто уж такой дегенерат),
Но стало озарять мое светило
Возвышенных и сеющих разврат.
Я постепенно к этому привыкла,
Смирилась, приспособилась почти,
Меня не возмущали в венах иглы
И секс, где женщин более пяти.
Я просто отрешенно наблюдала,
Не ввязываясь в игры - ни в одну.
И наползала тень на идеала,
Как тень земли - на хрупкую луну.
Но как-то я гуляла мимо школы
В раздумьях над одною из задач.
Шел дождь. Играли мальчики в футбол и
Мне под ноги упал тяжелый мяч.
Все замерло. Я мяч толкнула слабо,
Чтоб только уступил дорогу мне.
Шептались пацаны: "Какая баба!
Годков немало, но еще вполне..."
И боже мой! Увидела в воротах,
В кроссовках грязных, в майке до колен
Знакомого и милого кого-то,
Того, к кому давно попала в плен.
Он был так юн, как разве что вначале
Знакомства нашего. И так же был он рыж.
И даже звали... точно так же звали,
Но что он - идеал, не знали лишь.
Он был, конечно, молод для мужчины,
А может, я для женщины стара,
Иль он был слишком стар уже для сына...
Какая непривычная игра!
Но так похож, и так аутентичен,
Что я, взглянув, мгновенно поняла
Не будет больше он менять обличий,
Ведь он - Амур. И мяч - его стрела.
Ничего себе, как меня только что проколбасило!
Как говорят в моем самом любимом фильме: "уф, уф, Марта!".
Итак, я закругляюсь. Поверь моему обширному опыту в написании поэм... это было давно, я же сказала!... заканчивать лучше всего тем же, чем и начинал. Меньше риска. А вдруг финал окажется слабее начала? Поэма получится куцей, как вот этот плюшевый мишка... Лови, а то он ушибется, он старенький. Достаточно повторить еще раз то же самое, и второй план появится, и другой смысл забрежзит, и преемственность проявится. Да и вообще люди любят узнавать знакомое. Так что подхватывай - эта песня хороша. Начинай сначала:
КОНЕЦ
Читаю стихи малолетке.
Но разве она понимает?
Попыхивает сигареткой,
Молчит и стыдливо воняет.
И что в этой жизни есть кроме
Ее полупьяного взора,
Ее привлекательной вони
И зубчатого пробора?
Зверок нелюдимый, зубастый,
Испуганный, бледный, печальный,
Пометом испачканный часто
И в этом почти идеальный,
Идущий на запах инстинкта
И любящий цвет апельсина,
Он в небе моя половинка
И сердца он половина.
Оно отрешенно-бесполо
И ласки берет, презирая,
Оно уважает глаголы,
Задумчиво бродит по краю,
Гитарой звенит басовито
И воет, от страха пьянея
И мне бы... дорога открыта,
Да я уж так не умею.
Не ведая даже о мере
Все губы в сережках железных
Какие прелестные звери
Портвейн распивают в подъездах!
Приходят взыскующей ратью
По наши согбенные души.
Мне сжать бы любое в объятьях,
Но стыдно и трушу.
Читаю стихи малолетке.
Но разве она понимает?
Попыхивает сигареткой,
Молчит и стыдливо воняет.
И что в этой жизни есть, кроме
Ее полупьяного взора,
Ее привлекательной вони
И зубчатого пробора!
Все. :-) :-) :-)
Следующий!!!
#
КОММЕНТАРИИ К ПОЭМЕ
С моей стороны было настоящим самоубийством давать на себя эту злую карикатуру. По-моему, образ вырисовывается антипатичный. Эдакая вздорная барынька, рассматривающая интеллект в одном ряду с розовыми тапочками и надутыми губками, а стихи - с румянами для ягодиц и тушью для челки.
Настоящий поэт (как правило, мужчина), не может вынести этого душераздирающего зрелища. Точно так же, как добрая мать никогда не позволит ни одному сексуальному гиганту избивать своих детей. Даже Пушкин, женолюбие которого оставило след в бульварной литературе, сравнимый разве что со следами снежного человека, и тот стал биться в истерике, когда Анна Керн решила сосватать ему свою прозу. Впрочем, на эту тему я подробно высказалась на сайте куртуазных маньеристов, в рубрике "Альков", которую веду. Поэтому не стану упоминать про стихи Натальи Гончаровой и, вместе с тем, записки кавалерист-девицы Александра Дурова и фрейлины Смирновой-Россет.
Для поэзии способность волновать или раздражать читателя является как бы объективной характеристикой. Литературные критики щедро разбрасываются определениями типа "Производит неприятное впечатление" или "Обещает в перспективе", не задумываясь, что эти их (и мои, и ваши) эмоции связаны с личностью автора.
Для того, чтобы нравиться другим людям, поэт должен показать, что он разделяет их систему ценностей. Иначе никакое поэтическое слияние невозможно. Вернее, на определенном этапе у читателя должно быть ощущение, что он слился с системой ценностей поэта, что с ним любезно синхронизировались. А потом поэт, как полагается по канонам соответствующей науки, должен взять инициативу и вести за собой.
Что же делает моя героиня? Она занимается эротическими шантажом и подкупом, то есть, реализует свою половую агрессию, больше ничего. Вспоминается, как один мой знакомый стилист (закономерной для стилистов ориентации) познакомился в трамвае с симпатичным мальчиком. Мальчик спрашивает: "Ты мне позвОнишь?". Стилист отвечает: "Не позвОнишь, а позвонИшь". Мальчик (самодовольно): "Какая разница, все равно позвОнишь".
Здесь уже происходит борьба на уровне "жена-футбол". Борьба ведется в сфере изящной словесности, но лишь потому, что подлая оккупант беспардонно вторглась в эту сферу. Как выражался один из героев Чехова: "Напустили баб полный банк!".
Когда я прихожу в очередную литературную тусовку, меня воспринимают именно такой, какова героиня этой поэмы. Мне следовало бы, наверное, задуматься, сделать выводы. Подкорректировать имидж. Но я предпочитаю выдавливать раба по капле. Одной из таких капель является эта поэма. Действительно, если человека долго обзывать собакой, он однажды нервно и визгливо залает. И над этим уже следует задуматься не мне, а читателю. Если поэт начинает свою карьеру с реплики: "Это хороший поэт? Нет! Скорее - это хорошенькая поэтесса, что неизмеримо приятнее", то ничуть не странно, если вместо Парнаса он попадет в бордель. За что боролись, на то и напоролись.