Лорд Дансени
Вполне вероятное приключение трех поклонников изящной литературы
Когда кочевники прибыли в Эль-Лолу, у них больше не осталось песен, и вопрос о краже золотой коробочки встал перед ними во всем своем величии. С одной стороны, многие искали золотую коробочку, сосуд (как знают все эфиопы) с поэмами невероятной ценности; и гибель этих многих все еще остается темой для разговоров в Аравии. С другой стороны, было одиноко сидеть ночами у походного костра без новых песен.
Племя Хет обсуждало эти вопросы однажды вечером на равнине ниже пика Млуна. Их родиной была полоса дороги, пересекавшая мир в нескончаемом движении; и большой неприятностью для старых кочевников была нехватка новых песен; в то время как, равнодушный к человеческим неприятностью, равнодушный пока еще к наступающей ночи, скрывавшей равнины вдали, пик Млуна, спокойный в закатных лучах, наблюдал за Сомнительной Землей. И на равнине на исследованной стороне пика, когда вечерняя звезда подобно мыши проскользнула на небо, когда огонь походного костра взлетел к небесам, не сопровождаемый ни единой песней, была на скорую руку задумана кочевниками та самая авантюра, которую мир назвал Поисками Золотой Коробочки.
Старейшины кочевников не могли найти более мудрой меры предосторожности – избрать такого вора, как сам Слит, того знаменитого вора, о котором (даже когда я это пишу) столько гувернанток в классных комнатах рассказывают, что он украл март у Короля Весталии. Все же вес коробочки был таков, что другие должны были сопровождать его, и Сиппи, и Слорг были не менее проворными ворами, чем те, которых и поныне можно найти среди торговцев антиквариатом.
Так что эти трое поднялись на следующий день по склонам Млуны и спали так, как можно было спать среди снегов, а не в опасных лесах Сомнительной Земли. И утро пришло в сиянии, и птицы наполнили воздух песней, но леса внизу, и пустоши за ними, и голые зловещие скалы несли ощущение безмолвной угрозы. Хотя за плечами Слита был опыт двадцати лет воровства, он предпочитал не разговаривать слишком много; только если один из его спутников неосторожно сталкивал вниз камень ногой, или, позже в лесу, если кто-то из них наступал на сухой прут, он шептал им всегда одни и те же слова: «Так не пойдет.» Он знал, что не мог сделать их лучшими ворами в течение двухдневного похода, и какие бы сомнения он не испытывал, он держал их при себе.
Со склонов Млуны они спустились в облака, и с облаков в леса, в леса, населенные животными, для которых всякая плоть была пищей, была ли то плоть рыбы или человека. Три вора знали об этом; и они извлекли из карманов каждый своего бога и молились о защите в зловещем лесу, и надеялись после этого, что шансы их на спасение утроятся; ведь если бы какая-нибудь тварь съела одного из них, та же судьба неминуемо ждала бы и остальных, и они верили, что исход может быть счастливым, и все трое могут избегнуть опасности, если ее избегнет один. То ли один из этих богов благожелательным и активным, то ли все трое, то ли счастливый случай провел их через лес, не столкнув с отвратительными животными, никто не знает; но, конечно, ни посланцы бога, которого больше всего они боялись, ни гнев подлинного бога того зловещего места не принесли гибели трем авантюристам там и тогда. И они прибыли в Клокочущую Пустошь в сердце Сомнительной Земли, где бурные холмы возвысились над уровнем почвы и после землетрясения успокоились на некоторое время. Нечто столь огромное, что казалось бесчестным по отношению к человеку, что оно способно передвигаться так тихо, преследовало их, и только с огромным трудом они избегли его внимания, и одно слово проносилось и повторялось в их головах – «Если – если – если». И когда эта опасность наконец отступила, они снова осторожно двинулись вперед и вскоре увидели небольшого безвредного мипта, полу-фейри, полу-гнома, издававшего пронзительный, удовлетворенный писк на краю мира. И они обошли его стороной, невидимые, поскольку считали, что любознательность мипта кажется невероятной, и что такое безвредное существо, как он, могло дурно обойтись с их тайнами; кроме того, им, вероятно, не нравилось, как он нюхает белые кости мертвецов, и они ни за что признались бы в своем отвращении, ибо авантюристы не заботятся, кто сожрет их кости. Как можно дальше они обошли мипта, и приблизились почти сразу же к высохшему дереву, главной цели их приключения, и узнали, что рядом с ними была трещина в ткани мироздания и мост от Дурного к Худшему, и что под ними находился каменный дом Владельца Коробочки.
Их простой план был таков: проскользнуть в коридор в верхнем утесе; пробежать тихо по этому коридору (конечно, босиком), помня о предупреждении путешественников, что есть идол на камне, которого переводчики именуют «Хуже не бывает»; не касаться ягод, которые там растут именно для этого, внизу по правой стороне; и так прибыть к хранителю на пьедестале, который спал тысячу лет и должен спать дальше; и войти через открытое окно. Один из трех должен был ждать возле трещины в Мироздании, пока другие не выйдут с золотой коробочкой, и, позови они на помощь, он должен был пригрозить, что немедленно отомкнет железный зажим, который удерживал края трещины. Когда коробочка будет в безопасности, они должны двигаться всю ночь и весь следующий день, пока облачные гряды, окружающие склоны Млуны, не лягут между ними и Владельцем Коробочки.
Дверь в утесе была открыта. Они вошли внутрь, не жалуясь на холод каменных полов, Слит двигался впереди. Печальные взгляды, нет, даже более серьезные, бросали они на прекрасные ягоды. Хранитель все еще спал на своем пьедестале. Слорг поднялся по лестнице, дорогу к которой знал Слит, к железной скобе на трещине в Мироздании, и ждал около нее с долотом в руке, стараясь уловить любые неблагоприятные звуки, в то время как его друзья скользнули в дом; и ни единого звука не раздалось. И теперь Слит и Сиппи нашли золотую коробочку: все казалось, шло именно так, как они планировали, оставалось только убедиться, было ли сокровище подлинным, и сбежать с ним из этого ужасного места. Под защитой пьедестала, так близко к хранителю, что они могли чувствовать его тепло, которое, как ни парадоксально, пробуждало ужас в крови самых смелых, они разбили изумрудный засов и открыли золотую коробочку. И тогда они начали читать в свете удивительных искр, которые Слит умел добывать, и даже этот тусклый свет они старались прикрыть своими телами. Какова же была их радость, даже в тот рискованный момент, когда они, скрываясь между хранителем и пропастью, обнаружили, что коробочка содержала пятнадцать несравненных од в архаической форме, пять прекраснейших в мире сонетов, девять баллад в прованской манере, которые не имели себе равных в хранилищах человека, поэму, адресованную моли, в двадцати восьми совершенных строфах, фрагмент больше чем в сотню строк, написанный белым стихом на уровне, еще не достигнутом человеком, а кроме того пятнадцать лирических пьес, на которые ни один торговец не посмел бы установить цену. Они прочли бы их снова, ибо эти сокровища приносили человеку счастливые слезы и воспоминания о дорогих вещах, сделанных в младенчестве, и приносили сладкие голоса от далеких могил; но Слит властно ступил на путь, по которому они пришли, и погасил свет; И Слорг и Сиппи вздохнули, а затем взяли коробочку.
Хранитель все еще спал тем самым сном, который длился тысячу лет.
Когда они уходили, то увидели, что совсем рядом с краем Мироздания стоит кресло, в котором Владелец Коробочки сидел в последнее время, в эгоистичном одиночестве перечитывая самые красивые песни и стихи, о которых когда-либо мечтали поэты.
Они в тишине подошли к лестнице; и кресло рухнуло вниз, когда они осторожно поднимались на поверхность, и тогда, в самый тайный час ночи, некая рука в верхней палате зажгла отвратительный свет, зажгла его – и не раздалось ни единого звука.
На мгновение показалось, что это мог быть обычный свет, столь опасный, хотя и очень полезный в подобный момент; но когда этот свет начал следовать за ними подобно глазу и становиться все краснее и краснее, приближаясь к трем ворам, тогда всякий оптимизм бесследно исчез.
И Сиппи очень неблагоразумно попытался сражаться, и Слорг столь же неблагоразумно попытался скрыться; только Слит, прекрасно зная, почему тот свет был зажжен в той секретной комнате и кто именно зажег его, прыгнул с края Мира и все еще падает вниз от нас через непроглядную тьму.
Племя Хет обсуждало эти вопросы однажды вечером на равнине ниже пика Млуна. Их родиной была полоса дороги, пересекавшая мир в нескончаемом движении; и большой неприятностью для старых кочевников была нехватка новых песен; в то время как, равнодушный к человеческим неприятностью, равнодушный пока еще к наступающей ночи, скрывавшей равнины вдали, пик Млуна, спокойный в закатных лучах, наблюдал за Сомнительной Землей. И на равнине на исследованной стороне пика, когда вечерняя звезда подобно мыши проскользнула на небо, когда огонь походного костра взлетел к небесам, не сопровождаемый ни единой песней, была на скорую руку задумана кочевниками та самая авантюра, которую мир назвал Поисками Золотой Коробочки.
Старейшины кочевников не могли найти более мудрой меры предосторожности – избрать такого вора, как сам Слит, того знаменитого вора, о котором (даже когда я это пишу) столько гувернанток в классных комнатах рассказывают, что он украл март у Короля Весталии. Все же вес коробочки был таков, что другие должны были сопровождать его, и Сиппи, и Слорг были не менее проворными ворами, чем те, которых и поныне можно найти среди торговцев антиквариатом.
Так что эти трое поднялись на следующий день по склонам Млуны и спали так, как можно было спать среди снегов, а не в опасных лесах Сомнительной Земли. И утро пришло в сиянии, и птицы наполнили воздух песней, но леса внизу, и пустоши за ними, и голые зловещие скалы несли ощущение безмолвной угрозы. Хотя за плечами Слита был опыт двадцати лет воровства, он предпочитал не разговаривать слишком много; только если один из его спутников неосторожно сталкивал вниз камень ногой, или, позже в лесу, если кто-то из них наступал на сухой прут, он шептал им всегда одни и те же слова: «Так не пойдет.» Он знал, что не мог сделать их лучшими ворами в течение двухдневного похода, и какие бы сомнения он не испытывал, он держал их при себе.
Со склонов Млуны они спустились в облака, и с облаков в леса, в леса, населенные животными, для которых всякая плоть была пищей, была ли то плоть рыбы или человека. Три вора знали об этом; и они извлекли из карманов каждый своего бога и молились о защите в зловещем лесу, и надеялись после этого, что шансы их на спасение утроятся; ведь если бы какая-нибудь тварь съела одного из них, та же судьба неминуемо ждала бы и остальных, и они верили, что исход может быть счастливым, и все трое могут избегнуть опасности, если ее избегнет один. То ли один из этих богов благожелательным и активным, то ли все трое, то ли счастливый случай провел их через лес, не столкнув с отвратительными животными, никто не знает; но, конечно, ни посланцы бога, которого больше всего они боялись, ни гнев подлинного бога того зловещего места не принесли гибели трем авантюристам там и тогда. И они прибыли в Клокочущую Пустошь в сердце Сомнительной Земли, где бурные холмы возвысились над уровнем почвы и после землетрясения успокоились на некоторое время. Нечто столь огромное, что казалось бесчестным по отношению к человеку, что оно способно передвигаться так тихо, преследовало их, и только с огромным трудом они избегли его внимания, и одно слово проносилось и повторялось в их головах – «Если – если – если». И когда эта опасность наконец отступила, они снова осторожно двинулись вперед и вскоре увидели небольшого безвредного мипта, полу-фейри, полу-гнома, издававшего пронзительный, удовлетворенный писк на краю мира. И они обошли его стороной, невидимые, поскольку считали, что любознательность мипта кажется невероятной, и что такое безвредное существо, как он, могло дурно обойтись с их тайнами; кроме того, им, вероятно, не нравилось, как он нюхает белые кости мертвецов, и они ни за что признались бы в своем отвращении, ибо авантюристы не заботятся, кто сожрет их кости. Как можно дальше они обошли мипта, и приблизились почти сразу же к высохшему дереву, главной цели их приключения, и узнали, что рядом с ними была трещина в ткани мироздания и мост от Дурного к Худшему, и что под ними находился каменный дом Владельца Коробочки.
Их простой план был таков: проскользнуть в коридор в верхнем утесе; пробежать тихо по этому коридору (конечно, босиком), помня о предупреждении путешественников, что есть идол на камне, которого переводчики именуют «Хуже не бывает»; не касаться ягод, которые там растут именно для этого, внизу по правой стороне; и так прибыть к хранителю на пьедестале, который спал тысячу лет и должен спать дальше; и войти через открытое окно. Один из трех должен был ждать возле трещины в Мироздании, пока другие не выйдут с золотой коробочкой, и, позови они на помощь, он должен был пригрозить, что немедленно отомкнет железный зажим, который удерживал края трещины. Когда коробочка будет в безопасности, они должны двигаться всю ночь и весь следующий день, пока облачные гряды, окружающие склоны Млуны, не лягут между ними и Владельцем Коробочки.
Дверь в утесе была открыта. Они вошли внутрь, не жалуясь на холод каменных полов, Слит двигался впереди. Печальные взгляды, нет, даже более серьезные, бросали они на прекрасные ягоды. Хранитель все еще спал на своем пьедестале. Слорг поднялся по лестнице, дорогу к которой знал Слит, к железной скобе на трещине в Мироздании, и ждал около нее с долотом в руке, стараясь уловить любые неблагоприятные звуки, в то время как его друзья скользнули в дом; и ни единого звука не раздалось. И теперь Слит и Сиппи нашли золотую коробочку: все казалось, шло именно так, как они планировали, оставалось только убедиться, было ли сокровище подлинным, и сбежать с ним из этого ужасного места. Под защитой пьедестала, так близко к хранителю, что они могли чувствовать его тепло, которое, как ни парадоксально, пробуждало ужас в крови самых смелых, они разбили изумрудный засов и открыли золотую коробочку. И тогда они начали читать в свете удивительных искр, которые Слит умел добывать, и даже этот тусклый свет они старались прикрыть своими телами. Какова же была их радость, даже в тот рискованный момент, когда они, скрываясь между хранителем и пропастью, обнаружили, что коробочка содержала пятнадцать несравненных од в архаической форме, пять прекраснейших в мире сонетов, девять баллад в прованской манере, которые не имели себе равных в хранилищах человека, поэму, адресованную моли, в двадцати восьми совершенных строфах, фрагмент больше чем в сотню строк, написанный белым стихом на уровне, еще не достигнутом человеком, а кроме того пятнадцать лирических пьес, на которые ни один торговец не посмел бы установить цену. Они прочли бы их снова, ибо эти сокровища приносили человеку счастливые слезы и воспоминания о дорогих вещах, сделанных в младенчестве, и приносили сладкие голоса от далеких могил; но Слит властно ступил на путь, по которому они пришли, и погасил свет; И Слорг и Сиппи вздохнули, а затем взяли коробочку.
Хранитель все еще спал тем самым сном, который длился тысячу лет.
Когда они уходили, то увидели, что совсем рядом с краем Мироздания стоит кресло, в котором Владелец Коробочки сидел в последнее время, в эгоистичном одиночестве перечитывая самые красивые песни и стихи, о которых когда-либо мечтали поэты.
Они в тишине подошли к лестнице; и кресло рухнуло вниз, когда они осторожно поднимались на поверхность, и тогда, в самый тайный час ночи, некая рука в верхней палате зажгла отвратительный свет, зажгла его – и не раздалось ни единого звука.
На мгновение показалось, что это мог быть обычный свет, столь опасный, хотя и очень полезный в подобный момент; но когда этот свет начал следовать за ними подобно глазу и становиться все краснее и краснее, приближаясь к трем ворам, тогда всякий оптимизм бесследно исчез.
И Сиппи очень неблагоразумно попытался сражаться, и Слорг столь же неблагоразумно попытался скрыться; только Слит, прекрасно зная, почему тот свет был зажжен в той секретной комнате и кто именно зажег его, прыгнул с края Мира и все еще падает вниз от нас через непроглядную тьму.