Мигель де Сервантес
ДВА БОЛТУНА

Лица:

   С а р м ь е н т о.
   П р о к у р а д о р.[1]
   Р о л ь д а н.
   Б е а т р и с, жена Сармьенто.
   И н е с, горничная.
   А л ь г у а с и л.
   П и с ь м о в о д и т е л ь.
   С ы щ и к.

Сцена первая

   Улица.
   Входят прокурадор, Сармьенто и Рольдан (дурно одетый, в кожаной куртке, коротких штанах, со шпагой).
 
   С а р м ь е н т о. Вот, сеньор прокурадор, двести дукатов! Даю вам слово, что я заплатил бы и четыреста, если б рана была шире.
   П р о к у р а д о р. Вы нанесли ее как кавалер и как христианин заплатили. Я беру деньги и очень доволен, что я с барышом, а он с лекарством.
   Р о л ь д а н. Кавалер! Вы прокурадор?
   П р о к у р а д о р. Да. Что вам угодно?
   Р о л ь д а н. Что это за деньги?
   П р о к у р а д о р. Я получил их от этого кавалера, чтобы заплатить моему клиенту, которому он нанес рану в двенадцать линий.
   Р о л ь д а н. А много ли денег?
   П р о к у р а д о р. Двести дукатов.
   Р о л ь д а н. Ну, ступайте с богом!
   П р о к у р а д о р. Счастливо оставаться. (Уходит.)
   Р о л ь д а н. Кавалер!
   С а р м ь е н т о. Вы это мне, благородный человек?
   Р о л ь д а н. Да, вам.
   С а р м ь е н т о. Что вам угодно? (Снимает шляпу.)
   Р о л ь д а н. Наденьте шляпу, иначе слова от меня не услышите.
   С а р м ь е н т о. Я надел.
   Р о л ь д а н. Сеньор мой, я бедный идальго; однако я видал себя в чести. Я в нужде. Я слышал, что вы дали двести дукатов человеку, которому нанесли рану; если вам подобное занятие доставляет удовольствие, я готов получить рану куда вам угодно. Я вам сделаю пятьдесят дукатов уступки против других.
   С а р м ь е н т о. Если б я не был так расстроен теперь, ведь я должен бы был расхохотаться. Да вы не шутя это говорите? Послушайте! Вы думаете, что раны наносятся так, без причины и кому ни попало, а не тому, кто этого заслуживает?
   Р о л ь д а н. Однако кто же больше заслуживает, как не нужда? Разве не говорят: нужда смотрит анафемой? Так разве не лучше иметь рану, чем физиономию анафемы?
   С а р м ь е н т о. Вы, должно быть, не очень начитаны. Латинская пословица говорит: necessitas caret lege, это значит: нужда закона не знает.
   Р о л ь д а н. Вы изволили очень хорошо сказать, потому что закон изобретен для спокойствия, и разум есть душа закона. У кого есть душа, у того есть и душевные способности; душевных способностей три: память, воля и рассудок. Вы имеете очень хороший рассудок; рассудок сейчас видно по физиономии; у вас физиономия искаженная от соединенного влияния Юпитера и Сатурна[2], хотя Венера находилась в квадрате и в восхождении по восходящей линии по вашему гороскопу.
   С а р м ь е н т о. И черт меня занес сюда! Этого только еще недоставало; двести дукатов за рану заплатил, да еще…
   Р о л ь д а н. «Рану», изволите говорить? Очень хорошо. Рану нанес Каин своему брату Авелю, хотя тогда и ножей еще не было; рану нанес Александр Великий царице Пантасилее, когда взял хорошо укрепленную Саморру[3]; точно так же и Юлий Цезарь — графу дон Педро Ансуресу во время игры в кости. Нужно вам знать, что раны наносятся двумя способами: есть предательство и есть вероломство; предательство против короля, а вероломство против равных: оно бывает и в оружии, — и если я пользуюсь преимуществом, потому что, говорит Карранса в своей философии шпаги и Теренций в заговоре Катилины…
   С а р м ь е н т о. Убирайтесь к черту! Вы меня с ума сведете! Что вы мне за чушь несете!
   Р о л ь д а н. «Чушь», вы изволили сказать? Это очень хорошо, потому что чушь, хвастовство, фанфаронады по-испански называются бернардинами[4]. Одна женщина, которую звали Бернардиной, принуждена была сделаться монашенкой святого Бернарда; а вот если бы ее звали Франсиской, так она не могла бы этого сделать; в Франсисках четыре еф. Fe — есть одна из букв азбуки; букв в азбуке двадцать три. Букву ка мы чаще употребляем в младенчестве, — стоит только повторить ее, сказать в два приема. В два приема хорошо пить и вино; в вине много великих достоинств; но не надо пить его натощак, а также и разбавленное водой, потому что тонкие частицы воды проникают сквозь поры и поднимаются в мозг; таким образом…
   С а р м ь е н т о. Остановитесь, вы меня уморили! Точно дьявол сидит у вас в языке.
   Р о л ь д а н. Вы изволили сказать: «в языке»? Это очень хорошо. Язык до Рима доводит. Я был в Риме и в Манче, в Трансильвании и в городе Монтальване. Монтальван был крепостью, в которой был Рейнальд; Рейнальд был один из двенадцати пэров Франции и из тех, которые кушали с императором Карлом Великим за круглым столом. Потому он круглый, что был не четверо— и не осьмиугольный. В Вальядолиде есть маленькая площадь, которая называется Осьмушкой. Осьмушка есть половина четверти, или кварты. Кварта состоит из четырех мараведи. В старину мараведи стоил столько же, сколько теперь эскудо; эскудо два рода: есть эскудо терпения и эскудо…
   С а р м ь е н т о. Господи, помоги мне перенести все это! Постойте, я совсем потерялся.
   Р о л ь д а н. «Потерялся», вы изволили сказать? Это очень хорошо. Потерять — это не то, что найти. Есть семь родов разных потерь: можно потерять в игре, то есть проиграть, потерять состояние, положение, потерять честь, потерять рассудок, потерять по небрежности перстень или платок, потерять…
   С а р м ь е н т о. Довольно, черт вас подери!
   Р о л ь д а н. Вы изволили сказать: «черт»? Это очень хорошо. Потому что черт искушает нас разными соблазнами, главнейшим образом посредством мяса. Мясное — это не рыбное. Рыба флегматична, а флегматики не холерики. Человек составлен из четырех элементов: из желчи, крови, флегмы и меланхолии. Меланхолия — это не веселость, потому что веселость зависит от того, есть ли у человека деньги. Деньги делают людей людьми. Люди не скоты… скоты пасутся на траве, и, наконец…
   С а р м ь е н т о. И, наконец, вы сведете меня с ума; вы можете это сделать. Но я умоляю вас, выслушайте, хоть из учтивости, одно слово, и чтоб от вас ни слова, ни звука, иначе я тут же умру на месте.
   Р о л ь д а н. Что вам угодно?
   С а р м ь е н т о. Сеньор мой! У меня есть жена, и, по грехам моим, величайшая болтунья, каких еще не бывало с тех пор, как женщины существуют на свете. Она так болтает, что уж я несколько раз ощущал в себе решимость убить ее за разговоры, так же, как других убивают за дурные дела. Искал я средств, но ни одно не помогает. Теперь мне пришло на мысль, что если я возьму вас с собой домой и потолкуете вы с ней шесть дней кряду, то окажется она перед вами, как новичок перед человеком бывалым. Пойдемте со мной, умоляю вас; я скажу, что вы мне двоюродный брат, и под этим предлогом вы будете приняты в моем доме.
   Р о л ь д а н. Вы изволили сказать: «двоюродный»? Это очень хорошо. Мы все сродни, и всё одно другому сродни; сродни прима секунде на гитаре; на гитаре пять струн, а ниществующих монашеских орденов четыре. В четырех есть недостача до пяти. В древности был обязан драться с пятерыми тот, кто вызывал на поединок всех, как это было с дон Дьего Ордоньесом и с сыновьями Арьяса Гонсало, когда король дон Санчо[5]
   С а р м ь е н т о. Ради бога, перестаньте! Пойдемте ко мне, там договорите остальное.
   Р о л ь д а н. Идите вперед! Я берусь, что через два часа ваша жена будет нема, как камень; потому что камень…
   С а р м ь е н т о. Я не хочу слова слышать.
   Р о л ь д а н. Идите! Я вылечу вашу жену.
 
   Уходят.

Сцена вторая

   Комната в доме Сармьенто.
   Входят донья Беатрис и Инес.
 
   Б е а т р и с. Инес, эй, Инес! Долго ль мне звать? Инес, Инес!
   И н е с. Слышу, сеньора, сеньора, сеньора!
   Б е а т р и с. Бездельница, дерзкая! Как смеете вы отвечать таким образом? Разве вы не знаете, что скромность есть первое украшение женщины?
   И н е с. Вашей милости разговаривать хочется, а не об чем, вот вы и кличете меня двести раз.
   Б е а т р и с. Бесстыдная! Двести раз уж очень много; пожалуй, можно сказать и двести тысяч раз, — только нолей прибавить: ноли ведь сами по себе ничего не значат.
   И н е с. Сеньора, уж это я слышала; скажите, что мне делать, а то мы только прозу сочиняем.
   Б е а т р и с. А проза эта в том состоит, чтобы накрывать стол, кушать вашему господину. Вы знаете, что он приходит сердитый; а когда муж сердит, то это бывает причиной, что поднимается палка и, начиная с прислуги, доходит она и до хозяйки.
   И н е с. Если больше ничего, как только стол накрывать, так я лечу. (Уходит.)
 
   Входят Сармьенто и Рольдан.
 
   С а р м ь е н т о. Эй! Или никого в доме нет? Донья Беатрис!
   Б е а т р и с. Я здесь, сеньор. Зачем вы так кричите?
   С а р м ь е н т о. Вот я привел гостя, кавалера, — он солдат и мой родственник; я пригласил его обедать. Ласкайте и ублажайте его хорошенько. Он ищет службы в столице.
   Б е а т р и с. Если ваша милость идете в столицу, так имейте в виду, что столица существует не для робких людей, потому что робость есть дочь глупости. А глупый почти всегда человек загнанный, да и стоит того, потому что ум есть свет для человеческих дел. Каждое дело зависит…
   Р о л ь д а н. Позвольте, позвольте, прошу вас… зависит от расположения, комплекции; а комплекция действует посредством телесных органов и располагает чувствами. Чувств пять: ходить, осязать, бегать, думать и не мешать другим; всякий, кто мешает, есть невежа, а невежество состоит в том, что человек не попадает в раз. Но кто падает и возвышается, пошли тому бог хорошие праздники. Главных праздников четыре: рождество, богоявление, пасха и пятидесятница. Пятидесятница — слово изысканное.
   Б е а т р и с. Как изысканное? Плохо ваша милость знает, что такое изысканное. Все изысканное необыкновенно; обыкновенное не удивляет; удивления порождают дела великие; самое высочайшее дело в мире есть спокойствие, потому что никто его не достигает; самое глупое — это злость, потому что в нее все впадают. Падать необходимо, потому что все имеет три степени: начало, возвышение и склонение.
   Р о л ь д а н. Вы изволили сказать: «склонение»? Это очень хорошо. Имена существительные склоняются, а глаголы спрягаются, и те, кто женятся, тоже спрягаются, и супруги обязаны любить друг друга, как того требует наша святая мать церковь. Причина этому та, что…
   Б е а т р и с. Постойте, погодите! Муж мой, кто это? В уме ли вы? Что это за человек? Кого вы привели в наш дом?
   С а р м ь е н т о. О боже! Как легко мне! Я нашел, чем отомстить ей! Скорей накрывайте стол, будем обедать. Сеньор Рольдан прогостит у меня шесть или семь лет.
   Б е а т р и с. Семь лет! Ах, черт возьми! Ни одного часу, муж мой, или я лопну с отчаяния.
   С а р м ь е н т о. Я слишком хорош для того, чтобы быть вашим мужем. Эй, давайте кушать!
 
   Входит Инес.
 
   И н е с. У нас гости? Стол готов.
   Р о л ь д а н. Кто это, сеньор?
   С а р м ь е н т о. Наша горничная.
   Р о л ь д а н. Горничная в Валенсии называется fadrina[6], в Италии masara, во Франции gazpirria, в Германии filimogina, при дворе sirvienta, в Бискайи mosсоrrа, у мошенников daixa. Пойдемте веселей за обед. Я хочу вам показать, что я обедаю по обычаям Великобритании.
   Б е а т р и с. Мне осталось только с ума сойти, муж мой! Мне хоть лопнуть, да только бы разговаривать.
   Р о л ь д а н. Ваша милость изволили сказать: «разговаривать»? Это очень хорошо. В разговоре узнается ум человека; ум образуется из понимания; кто не понимает, тот не чувствует; кто не чувствует, тот не живет, а кто не живет, тот умер. А кто умрет, тот меньше врет…
   Б е а т р и с. Муж, муж!
   С а р м ь е н т о. Что вам угодно, супруга моя?
   Б е а т р и с. Пошлите этого человека ко всем чертям. Мне хоть лопнуть, да говорить.
   С а р м ь е н т о. Имейте терпение, супруга моя! Прежде семи лет, как сказано, он не уйдет от нас, потому что я дал слово и обязан сдержать его, или я буду не я.
   Б е а т р и с. Семь лет? Нет, прежде вы увидите меня мертвой. Ай, ай, ай!
   И н е с. Обморок! Вам хотелось этого видеть, сеньор? Посмотрите, она умерла.
   Р о л ь д а н. Боже! Отчего с ней такая беда?
   С а р м ь е н т о. Говорить не дали.
   А л ь г у а с и л (за сценой). Отоприте правосудию! Отоприте правосудию!
   Р о л ь д а н. Правосудие! Ай, горе мне! Мне бы бежать надо; если меня найдут, так упрячут в тюрьму.
   С а р м ь е н т о. Сеньор, вот средство: полезайте в эту циновку[7], ее сняли и свернули для чистки; там вы можете спрятаться, а другого средства я не знаю.
 
   Рольдан прячется в циновку, свернутую кольцом.
 
   А л ь г у а с и л (за сценой). Отопрут мне сегодня или нет?
 
   Входят альгуасил, письмоводитель и сыщик.
 
   С а р м ь е н т о. Что же угодно будет приказать вашей милости? Что-то уж очень грозно вы входите.
   А л ь г у а с и л. Сеньор гобернадор, не довольствуясь тем, что ваша милость заплатили двести дукатов за нанесенную рану, приказал, чтобы вы подали тому человеку руку, обнялись с ним и стали друзьями.
   С а р м ь е н т о. Я сейчас сажусь обедать.
   П и с ь м о в о д и т е л ь. Он здесь, и ваша милость можете сейчас же возвратиться и кушать в свое удовольствие.
   С а р м ь е н т о. Ну, так пойдемте в добрый час.
 
   Уходят.
 
   И н е с. Сеньора, приди в себя. Ведь обморок у тебя оттого, что разговаривать не давали; теперь ты одна, разговаривай сколько угодно.
   Б е а т р и с. Слава богу, наконец-то я могу прервать свое молчание!
   Р о л ь д а н (показывая голову из-под циновки). Ваша милость изволили сказать: «молчание»? Это очень хорошо. Молчание всегда восхвалялось мудрецами; мудрые молчат вовремя и говорят вовремя, потому что есть время говорить и есть время молчать. Кто молчит — тот соглашается, а согласие предполагает условие; условие требует трех свидетелей, а завещание семи, потому что…
   Б е а т р и с. Потому что убирайся ты к черту и вместе с тем, кто тебя привел! Видана ли где такая величайшая подлость? Нет, я опять в обморок.
 
   Входят Сармьенто, альгуасил, письмоводитель и сыщик.
 
   С а р м ь е н т о. Теперь, после мировой, я прошу вас выпить и закусить. Эй, подайте похолоднее вина и грушевого киселя.
   Б е а т р и с. Зачем вы пришли в эту комнату? Разве вы не видите, что мы выколачиваем эти циновки. Инее, вот палка, бери другую и выколотим их начисто.
 
   Принимаются выбивать.
 
   Р о л ь д а н (из-под циновки). Тише, тише, сеньоры! Я не за тем здесь; языком болтайте, а рукам волю не давайте.
   А л ь г у а с и л. Что такое? Кто это? Никак это мошенник Рольдан, болтун и бездельник?
   П и с ь м о в о д и т е л ь. Он самый.
   А л ь г у а с и л. Вы арестованы, арестованы.
   Р о л ь д а н. Ваша милость изволили сказать: «арестован»? Это очень хорошо. Кто арестован, тот не свободен; а свобода…
   А л ь г у а с и л. Нет, нет, теперь уж болтовня не поможет; теперь уж вы отправитесь в тюрьму.
   С а р м ь е н т о. Сеньор альгуасил, прошу у вашей милости одолжения: пусть он побудет у меня в доме; на этот раз не берите его. Я даю вам слово, что предоставлю ему возможность найти приличное занятие, если он вылечит жену мою.
   А л ь г у а с и л. От чего он ее лечит?
   С а р м ь е н т о. От разговоров.
   А л ь г у а с и л. Чем?
   С а р м ь е н т о. Разговорами. Он так ее заговаривает, что она немеет.
   А л ь г у а с и л. Я был бы очень рад видеть такое чудо. Только вот условие: если он ее вылечит, вы сейчас же известите меня; я его возьму к себе домой; моя жена тоже имеет эту слабость, и я был бы очень доволен, если б он мне ее сразу вылечил.
   С а р м ь е н т о. Я вас уведомлю об успехе лечения.
   Р о л ь д а н. Я знаю, что я ее вылечу.
   А л ь г у а с и л. Прочь, болтливый негодяй!
   С а р м ь е н т о. А, это стихи? Я люблю стихи.
   А л ь г у а с и л. А если любите, слушайте, во мне есть небольшая поэтическая жилка.
   Р о л ь д а н. Как? Ваша милость изволили сказать: «поэтическая жилка»? Так погодите, вас нужно приветствовать. (Аплодирует.)
   А л ь г у а с и л
   (начинает глоссу[8])
 
Кто без устали болтает,
Так, наверное, его
Сам нечистый искушает;
Не владеет тот умом,
Кто без умолку болтает.
В барабанщики наймися
Барабанить языком.
Здесь порядочные люди,
Ты ушей им не терзай!
Прочь, болтливый негодяй!
 
   П и с ь м о в о д и т е л ь
 
Эпитафию твою
Я скажу тебе зараней:
Здесь лежит болтун; по смерти
Столько не молчать ему,
Сколько он болтал при жизни.
 
   И н е с
 
Я желаю кончить этот куплет.
 
   П и с ь м о в о д и т е л ь.
 
Говорите, послушаем.
 
   И н е с
 
Ты своею болтовней
Людям ужас нагоняешь,
Так поди в лесу болтай,
Никому не помешаешь.
Прочь, болтливый негодяй!
 
   С а р м ь е н т о
   (жене)
 
Ты болтаешь, точно двадцать,
Двадцать тысяч человек…
 
   Б е а т р и с
 
Продолжать я буду дальше.
 
   Р о л ь д а н
 
Продолжать болтать? Не дам.
 
   Б е а т р и с
 
Уходи туда, наш сродник,
Где язык твой не звонил
О твоих делах бесчестных,
Здесь доподлинно известных,
По другим местам болтай!
Прочь, болтливый негодяй!
 
   Р о л ь д а н. Слушайте, ваши милости, и мои стихи будут не хуже!
 
Удержать язык болтливый
Здесь хозяйка не умеет;
Но от моего леченья,
Я надеюсь, онемеет.
Приглашен сюда обедать
Я сеньором и вплотную
Пообедаю. Хозяйка
Мне, что хочешь, возражай;
Но пойдет обедать с вами
И болтливый негодяй!
 
 
   Весело уходят.