Илья Деревянко
Карта смерти
Все имена, фамилии, прозвища действующих лиц, равно как и названия населенных пунктов, улиц, лечебных заведений, банков, фирм и т. д. – вымышлены, любые совпадения случайны!
ПРОЛОГ
Г. Н-ск, начало декабря
2004 года. 14 ч 45 мин.
Капризная погода выкинула очередной фортель, и если вчера город был засыпан пушистым снегом, то сегодня в связи с резким потеплением он утопал в слякоти. Вдоль дороги, на голых, вновь раздетых деревьях расселись мрачные взъерошенные вороны. Из-под колес проезжающих автомобилей в прохожих летели грязные брызги. По улице Даниловская, немного прихрамывая, шагал рослый, широкоплечий мужчина лет тридцати пяти. Невзирая на хромоту, двигался он легко, уверенно и никому из посторонних даже в голову не приходило, что вместо правой ноги у него протез. На суровом, твердо очерченном лице мужчины застыло недовольное выражение. На высоком лбу собралась сеть морщин. «Хоть правительство Н-ска позаботилось. И на том спасибо, – думал он. – А федеральное… тьфу! Засранцы! Воевал в Чечне, ногу потерял, а эти сволочи льготы отбирают, заменяя их грошовыми выплатами! А ведь таких, как я, в стране тьма тьмущая! Плюс пенсионеры, инвалиды, нищие студенты, люди, работавшие на вредных производствах, и т. д. и т. п. Всех ограбили, твари бессовестные! Только жители Н-ска оказались в привилегированном положении. Дай Бог здоровья нашему градоначальнику!»
Свернув с Даниловской, мужчина миновал небольшой безымянный переулок и поднялся на Казанский мост, сразу за которым находился вход на станцию метро «Центральная». Невзирая на светлое время суток, фонари на мосту почему-то горели на полную мощность. Взглянув на них, безногий ветеран вдруг вспомнил свет юпитеров на телестудии, где побывал позавчера, и зло усмехнулся: «Не повезло со мной киношникам! Всю малину им испортил! Недаром зубами скрипели, неприятностями грозили. Ну да ладно. Собака лает – ветер носит!»
Передача посвящалась десятой годовщине штурма Грозного и называлась «В кровавом поту». Он явился туда в парадной форме офицера ВДВ, с орденами и медалями но, неожиданно для самого себя, начал говорить в камеру совсем не по теме. Вместо рассказа о трагических буднях войны, жестких схватках с мятежниками и грубых просчетах ельцинских военачальников потрясенные телевизионщики выслушали гневную обличительную речь в адрес современных реформаторов, решивших отнять у людей последнее. В итоге передача сорвалась, поскольку примеру бывшего десантника последовала бо́льшая часть других приглашенных. На ведущую жалко было смотреть. А отснятый матерал можно смело выбросить на помойку. Такое в эфир не пропустят!..
– Огоньку не найдется? – послышался вкрадчивый голос. Рядом стоял молодой парень с косым шрамом на щеке, с заискивающей улыбочкой на губах и с закрытым, серебристым портсигаром в руке.
– Не курю!
– Жаль, очень жаль! – еще шире улыбнулся парень и нажал на портсигаре замаскированную кнопку. Из открывшейся в корпусе круглой дырочки в лицо мужчине ударила тонкая ядовитая струйка газа. Дыхание у ветерана перехватило, ноги подогнулись, и он неловко упал в ближайшую лужу.
– На помощь! Человеку плохо!!! – закричал отравитель. Спустя несколько секунд пронзительно завизжали тормоза.
– Доставайте носилки, ребята, – скомандовал простуженный бас.
– Надо же, как «Скорая» быстро подоспела! – громко удивился кто-то из прохожих.
– А мы случайно мимо проезжали, – охотно пояснил «простуженный». – Повезло мужику!
«Ловко подловили, гады, – мелькнуло в тускнеющем сознании отравленного. – Ну нет, так просто не возьмете».
Запредельным, нечеловеческим усилием воли он заставил себя подняться на ноги (окружающие изумленно охнули), ударил ребром ладони по горлу мордатого типа в белом халате, пнул ногой в пах «простуженного», сбил подсечкой третьего «медика» и, не разбирая дороги, выбежал на проезжую часть. Прямо навстречу не успевшему затормозить грузовику. От чудовищного удара о капот его тело взмыло высоко в воздух, перелетело через перила и, пробив нетолстый слой льда, ушло с головой в ледяную воду.
– Клиент сдох. Сматываемся! – с трудом разогнувшись, бормотнул «простуженный».
– Х-р-р! – выразил свое согласие получивший по горлу и вскарабкался на водительское сиденье. Остальные сноровисто погрузились в машину через задние двери, и «Скорая», взревев мотором, умчалась в неизвестном направлении…
2004 года. 14 ч 45 мин.
Капризная погода выкинула очередной фортель, и если вчера город был засыпан пушистым снегом, то сегодня в связи с резким потеплением он утопал в слякоти. Вдоль дороги, на голых, вновь раздетых деревьях расселись мрачные взъерошенные вороны. Из-под колес проезжающих автомобилей в прохожих летели грязные брызги. По улице Даниловская, немного прихрамывая, шагал рослый, широкоплечий мужчина лет тридцати пяти. Невзирая на хромоту, двигался он легко, уверенно и никому из посторонних даже в голову не приходило, что вместо правой ноги у него протез. На суровом, твердо очерченном лице мужчины застыло недовольное выражение. На высоком лбу собралась сеть морщин. «Хоть правительство Н-ска позаботилось. И на том спасибо, – думал он. – А федеральное… тьфу! Засранцы! Воевал в Чечне, ногу потерял, а эти сволочи льготы отбирают, заменяя их грошовыми выплатами! А ведь таких, как я, в стране тьма тьмущая! Плюс пенсионеры, инвалиды, нищие студенты, люди, работавшие на вредных производствах, и т. д. и т. п. Всех ограбили, твари бессовестные! Только жители Н-ска оказались в привилегированном положении. Дай Бог здоровья нашему градоначальнику!»
Свернув с Даниловской, мужчина миновал небольшой безымянный переулок и поднялся на Казанский мост, сразу за которым находился вход на станцию метро «Центральная». Невзирая на светлое время суток, фонари на мосту почему-то горели на полную мощность. Взглянув на них, безногий ветеран вдруг вспомнил свет юпитеров на телестудии, где побывал позавчера, и зло усмехнулся: «Не повезло со мной киношникам! Всю малину им испортил! Недаром зубами скрипели, неприятностями грозили. Ну да ладно. Собака лает – ветер носит!»
Передача посвящалась десятой годовщине штурма Грозного и называлась «В кровавом поту». Он явился туда в парадной форме офицера ВДВ, с орденами и медалями но, неожиданно для самого себя, начал говорить в камеру совсем не по теме. Вместо рассказа о трагических буднях войны, жестких схватках с мятежниками и грубых просчетах ельцинских военачальников потрясенные телевизионщики выслушали гневную обличительную речь в адрес современных реформаторов, решивших отнять у людей последнее. В итоге передача сорвалась, поскольку примеру бывшего десантника последовала бо́льшая часть других приглашенных. На ведущую жалко было смотреть. А отснятый матерал можно смело выбросить на помойку. Такое в эфир не пропустят!..
– Огоньку не найдется? – послышался вкрадчивый голос. Рядом стоял молодой парень с косым шрамом на щеке, с заискивающей улыбочкой на губах и с закрытым, серебристым портсигаром в руке.
– Не курю!
– Жаль, очень жаль! – еще шире улыбнулся парень и нажал на портсигаре замаскированную кнопку. Из открывшейся в корпусе круглой дырочки в лицо мужчине ударила тонкая ядовитая струйка газа. Дыхание у ветерана перехватило, ноги подогнулись, и он неловко упал в ближайшую лужу.
– На помощь! Человеку плохо!!! – закричал отравитель. Спустя несколько секунд пронзительно завизжали тормоза.
– Доставайте носилки, ребята, – скомандовал простуженный бас.
– Надо же, как «Скорая» быстро подоспела! – громко удивился кто-то из прохожих.
– А мы случайно мимо проезжали, – охотно пояснил «простуженный». – Повезло мужику!
«Ловко подловили, гады, – мелькнуло в тускнеющем сознании отравленного. – Ну нет, так просто не возьмете».
Запредельным, нечеловеческим усилием воли он заставил себя подняться на ноги (окружающие изумленно охнули), ударил ребром ладони по горлу мордатого типа в белом халате, пнул ногой в пах «простуженного», сбил подсечкой третьего «медика» и, не разбирая дороги, выбежал на проезжую часть. Прямо навстречу не успевшему затормозить грузовику. От чудовищного удара о капот его тело взмыло высоко в воздух, перелетело через перила и, пробив нетолстый слой льда, ушло с головой в ледяную воду.
– Клиент сдох. Сматываемся! – с трудом разогнувшись, бормотнул «простуженный».
– Х-р-р! – выразил свое согласие получивший по горлу и вскарабкался на водительское сиденье. Остальные сноровисто погрузились в машину через задние двери, и «Скорая», взревев мотором, умчалась в неизвестном направлении…
1
Майор ФСБ Дмитрий Корсаков
Сегодня я спал плохо и проснулся на час раньше обычного: с головной болью, в тоскливом, скверном настроении. Ночь напролет мне снился Коновалов: бледный, измученный, в больничной пижаме. Виктор Иванович пытался сказать что-то очень важное, предупредить о какой-то опасности, но безуспешно! Голос его не слушался. В конце концов ученый не выдержал и заплакал скупыми мужскими слезами. «Нехороший сон, тяжелый», – хмуро подумал я и, вспомнив о действительном состоянии Компьютерщика, насупился еще больше.
Коновалов, к которому за минувший год я успел крепко привязаться, уже более двух суток находился на грани жизни и смерти. Во время последней встречи с Рябовым он выглядел исключительно плохо, но на вопросы полковника о здоровье лишь досадливо отмахивался и от предложения отдохнуть на секретной базе начальника Управления решительно отказался: не до того, дескать, работы невпроворот. А потом… потерял сознание. Спешно вызванный на конспиративную квартиру Ильин констатировал двустороннее воспаление легких и запущенный сахарный диабет, повлекший за собой кому. Сейчас Коновалов лежал в отдельной палате клиники ФСБ, под чужой фамилией, под постоянным присмотром личного врача генерала Маркова и под круглосуточной охраной из наиболее доверенных людей. Его лечили при помощи новейшего медицинского оборудования и самых эффективных, суперсовременных препаратов, но заметных улучшений пока не наблюдалось…
Поднявшись с постели, я в очередной раз позвонил в больницу. «Без изменений», – на вопрос: «Как состояние господина Кравченко?» лаконично ответил дежурящий сегодня капитан Филимонов.
– Ох-хо-хо! – горестно вздохнул я, без энтузиазма проделал обычный комплекс утренних упражнений и поплелся в ванную: бриться, мыться, чистить зубы…
На службу я явился на полчаса раньше положенного времени, хотя и заходил по пути в церковь, заказать сорокоуст «О здравии болящего раба Божия Виктора». Коридоры Конторы были еще пустыми. Тем не менее на двери своего кабинета я обнаружил приколотую кнопкой записку: «Немедленно ко мне!!! Рябов».
«Опять аврал», – поморщился я и, даже не заглянув к себе, отправился в кабинет начальника отдела. Шеф выглядел усталым и невыспавшимся (как пить дать провел ночь на рабочем месте!). Однако губы полковника улыбались, а в глазах светилось нескрываемое торжество.
– Дело «Унесенных ветром» сдвинулось с мертвой точки, – жестом указав на стул, сообщил он. – Появилась первая зацепка и… аж три ценных свидетеля! Но главное, – тут Владимир Анатольевич многозначительно поднял палец, – намеченная жертва на сей раз выскользнула из рук преступников и чудом осталась жива! Пока она (вернее, он) без сознания, в реанимации. Но врачи дают утешительные прогнозы. Уж больно крепкий, живучий мужик оказался! Множественные переломы, ушибы, серьезная травма головы, двадцать минут провел в ледяной воде, а давление практически в норме! Представляешь?!
– Спецназовец?[1] – уточнил я.
– В том-то и дело, что нет! Просто бывший офицер ВДВ.
– Ну и ну! – удивленно присвистнул я. – Неужто нам наконец повезло?!
Оперативно-розыскное дело под кодовым названием «Унесенные ветром» представляло собой поиск причины целой серии бесследных исчезновений людей разного возраста и профессий, абсолютно не связанных друг с другом. Объединяли их только две вещи: 1. Все они были граждане на редкость добропорядочные: не алкоголики, не наркоманы, не имеющие ни малейшей связи с криминальным миром. 2. Все исчезли средь бела дня (или в светлое время суток). Вышли на улицу по какой-либо надобности и обратно не вернулись. Поначалу ими (долго, вяло, безуспешно) занималась милиция. Но когда список без вести пропавших пополнили два высокопоставленных офицера Генерального штаба – дело передали в ФСБ и поручили персонально полковнику Рябову, по выражению генерала Маркова – «талантливейшему розыскнику». Но ни сам «талантливейший», ни его подчиненные не пришли в восторг от подобного подарка и мысленно костерили генерала на чем свет стоит. Ведь помимо прежних обязанностей (которые, кстати, никто не отменял), нам повесили на шею новую, ощутимо попахивающую висяком[2] и ничего, кроме головной боли, не сулящую.
Судите сами. Без малого месяц несколько матерых оперативников ФСБ носами землю рыли. Опросили сотни людей, одновременно отрабатывали с десяток вариантов, но не нащупали ни единой ниточки и не сумели подтвердить (хотя бы косвенно!) ни одной из версий… Козни иностранных разведок?! (Это по поводу генштабистов.) Но зачем им, шпионам злобным, некая бабуля Жанна Николаевна, всю жизнь проработавшая учителем начальных классов средней школы?.. Подпольные торговцы человеческими трансплантатами?! А чего ценного, с их точки зрения, они найдут в организме Аркадия Владимировича Кондратова, угробившего здоровье на химическом производстве?.. Похищение с целью выкупа?! Но что можно взять с нищих студентов малопрестижных вузов и техникумов (с таких, как Степан Неволяйко, Ирина Петровская, Максим Изотов и других, им подобных)?.. Новая сатанинская секта?! Уж слишком большой масштаб. За год в городе пропало более тысячи человек! К тому же эти уроды сплошь и рядом оставляют за собой плохо спрятанные трупы, с характерными следами ритуальных пыток…
Точно так же не выдерживали критики версии о черных риэлторах, торговцах живым товаром и т. д. и т. п. Вместе с тем Марков и Рябов за всеми похищениями чуяли профессиональным нюхом чью-то одну координирующую «руку». Вот этот невидимый, недосягаемый организатор, преследующий непонятные цели, и тревожил начальство больше всего!!! Буквально до бешенства доводил. А отыгрывалось оно, как водится, на подчиненных. Ребята, занятые в расследовании, ежедневно получали суровые нагоняи «за нерадивость». По счастью, вашего покорного слугу миновала чаша сия. По распоряжению Рябова я, вплоть до вчерашнего вечера, лично контролировал последствия операции «Кровная месть». А там все было тип-топ! Рашидовы с Халиловыми, позабыв о «русских оккупантах», вдохновенно мочили Аюбовых и те, естественно, не оставались в долгу. Постепенно в междоусобицу втягивались родственные им тейпы (Ахметовы, Бекаевы, Беноевы с одной стороны – Салаутдиновы, Мусаевы, Набиевы с другой). В итоге ряды «непримиримой оппозиции» таяли день ото дня. Непосредственное руководство мятежников, так называемый ГКО[3] Маджлисуль Шура, метал громы и молнии, однако не мог остановить вошедших во вкус кровников. А я (оперируя ежедневными сводками ОГВ(С)[4] и донесениями агентуры) лишь суммировал общие потери враждующих сторон и с гордым видом преподносил начальнику отдела. Вот, мол, шеф! Еще двадцатью супостатами меньше стало! Всего-то за два дня! Неплохо мы с вами поработали! Жаль, но моей синекуре[5], очевидно, пришел конец. Судя по всему, меня вплотную подключат к «Унесенным ветром». Хорошо, по словам полковника, зацепка реальная появилась…
«Взгляни на свидетелей», – предложил между тем Рябов, щелкнув лентяйкой[6]. На экране видеодвойки появилось трое: седой пенсионер, мужчина лет тридцати и миловидная юная блондинка. Они сидели в креслах за столом и довольно непринужденно отвечали на вопросы оставшегося за кадром шефа. (Съемка, разумеется, производилась скрытой камерой.)
В Конторе вообще не любят допрашивать под протокол. Поскольку давно установлено: казенно-протокольная атмосфера смущает, напрягает человека, а обстановка «дружеской беседы», напротив, – расслабляет, успокаивает. Люди ведут себя более свободно. (Даже если догадываются, что их «пишут».) И от такого вида допроса гораздо больше пользы. Особенно если проводит его опытный психоаналитик, вроде полковника Рябова. Для наглядности приведу начало их беседы, обозначив свидетелей условно «Пенсионер», «Тридцатилетний» и «Блондинка».
Рябов (радушным тоном). Располагайтесь, чувствуйте себя как дома. Хотите курить – не стесняйтесь! А может, чайку?
«Тридцатилетний» и «Блондинка» (вразнобой). Нет… Не надо… Спасибо… Не стоит…
«Пенсионер». С удовольствием!
Рябов (заботливо). Какой именно вы предпочитаете?
«Пенсионер» (подумав). Зеленый, китайский, без сахара!
Рябов (секретарше). Клава, организуй быстренько!
«Пенсионер». Благодарю! Вы очень учтивы, совсем не похожи на гэбэшника. Но это, согласитесь, немного настораживает!
Рябов (с хорошо разыгранным удивлением). Почему?!
«Пенсионер» (мнется). Кхе, гм… ну-у… так сказать…
Рябов (задушевно). Понимаю. Старые стереотипы, а также негативная информация, полученная, из, мягко говоря, недобросовестной прессы. Вы подозреваете, что перед вами эдакий «злой гэбэшник», прямой потомок Ягоды, Берии и Ежова одновременно… (тут «Блондинка» тихонько хихикнула в кулачок. Оценила юмор)… который собирается коварно усыпить вашу бдительность и подстроить вам крупную пакость. Правильно?
«Пенсионер» неуверенно кивает.
Рябов (еще задушевнее). Поверьте, уважаемый Валерий Иванович, вы глубоко заблуждаетесь! Вы же не враг, не наркобарон, не похититель людей. Зачем нам играть в кошки-мышки?! Я с вами абсолютно откровенен и…
«Тридцатилетний» (внезапно перебивает). А того мужика на мосту точно собирались похитить! К сожалению, я понял это слишком поздно. А то бы обязательно вмешался!
Рябов (вежливо). Поясните, пожалуйста.
«Тридцатилетний» (взволнованно). Понимаете… на некоторые нюансы я сперва не обратил внимания. Однако потом, когда он вырвался из рук «медиков» и бросился под машину, я мысленно сопоставил факты, понял причину но… (смущенно замолкает).
Рябов (заканчивает фразу)…они успели скрыться.
«Тридцатилетний» (еле слышно). Да, правильно.
Рябов (ободряюще). Не расстраивайтесь! Вашей вины здесь нет. На вашем месте любой бы растерялся. Ситуация чересчур неординарная. «Скорая» спешит на помощь к больному, а он, оказывается, вовсе не больной, а…
«Тридцатилетний» (чуть ли не выкрикивает). Отравленный!
Рябов (вполне искренне). Что-о-о?!!
«Тридцатилетний». Да! Отравленный! Помните, я говорил о нюансах, на которые сперва не обратил внимания? Так вот – сначала тот мужик был совершенно здоров. То есть на сто процентов. Хоть дрова на нем вези! Шел себе, да в ус не дул. Бодренько так! Но потом к нему приблизился молодой парень с серебристой коробочкой в руке, и мужик почти сразу упал. А гаденыш как заорет: «На помощь, человеку плохо!», и «Скорая» тут как тут. Словно поджидала за углом. Из нее выпрыгнули три наглые морды, больше похожие на палачей, чем на медиков. Один, видимо, старший, одобрительно кивнул парню, дескать – молодец, хорошо сработал. Они явно были заодно!!! Да, коробочка! В ней, полагаю, находился замаскированный баллончик с нервно-паралитическим газом или чем-то похожим…
Рябов. Вы можете описать внешность преступников?
«Тридцатилетний». Могу даже нарисовать. Я же художник по профессии.
Рябов (восхищенно). О-о-о-о!!!
«Пенсионер» (спохватившись). А я запомнил номер «Скорой помощи»!
«Блондинка». А я одежду и обувь преступников!..
Далее, пока художник рисовал, они оба, без понуканий и наводящих вопросов выложили массу интересных подробностей. Блондинка, в частности, припомнила платиновый браслет с бриллиантами на руке водителя (тысяч за двадцать долларов!). А пенсионер – оттенки голосов похитителей и последнюю фразу «простуженного» главаря: «Клиент сдох. Сматываемся!»
– Действительно, ценные свидетели, – просмотрев запись до конца, сказал я. – Ловко вы их раскрутили!
– Ты на портреты взгляни, – посоветовал шеф. – Это тебе не дурацкие фотороботы! У Макарова феноменальная память на лица.
Рябов выложил на стол четыре мастерски выполненных рисунка. Преступники были изображены в полный рост и одеты согласно показаниям «Блондинки». На запястье у одного красовался платиновый браслет с бриллиантами. Немыслимая роскошь для рядового работника нашей медицины!
– По базе данных «пробили»? – отпечатав в памяти физиономии похитителей, поинтересовался я.
Полковник молча кивнул.
– Результаты есть?!
– И да и нет, – заметно поскучнел начальник отдела. – С одной стороны, они там зафиксированы. «Простуженный» в прошлом мент, «со шрамом на щеке» – младший лейтенант ОМОНа, уволенный по дискредитации. Оставшиеся двое проходили по делам, связанным с распространением наркотиков, но сроки не получили. Отделались условным наказанием. Но с другой стороны – все четверо умерли год назад!
– А-а-а?! – вытаращился я.
– Именно так, – хмуро подтвердил Рябов. – В базе данных указаны причины смерти и места захоронения. Приведены копии соответствующих документов. «Простуженный» и со «шрамом» погибли в автокатастрофах, тип с браслетом – утонул, а четвертый – загнулся от передозировки героина. Между прочим, шрам у экс-омоновца появился уже «после смерти». На «прижизненных» фотографиях он отсутствует. На, полюбуйся, – шеф протянул тонкую пачку листов распечатки из базы данных.
– Зомби, блин! – фыркнул я.
– Ребята осмотрели могилки, – не слушая меня, продолжал полковник. – Все чин чинарем. Надгробные плиты, имена, фамилии, даты рождения и «смерти», скорбные надписи… Правда, эксгумацию провести невозможно. Тела кремированы! Номер «Скорой» тоже ничего не дал. Липа! В природе не существует…
– Адреса, родственников проверили? – ознакомившись с распечаткой, спросил я.
– Пока не успели. Сегодня займемся. Но, думаю, проку будет мало. Их главари явно не лыком шиты. Работают как минимум год, а допустили лишь один прокол. Да и то не по собственной вине, а скорее благодаря случайности!
– Вы насчет того, на редкость живучего мужчины? – уточнил я.
– Верно, – подтвердил шеф.
– И кто он?
– Гаврилов Сергей Афанасьевич, семидесятого года рождения, участник первой РЧВ[7], кавалер ордена Мужества и других правительственных наград, старший лейтенант ВДВ в отставке, инвалид. В конце войны потерял правую ногу и…
Закончить шеф не успел, прерванный звонкой трелью городского телефона.
– Слушаю! – бросил он в трубку. – Да… Неужели?!! А говорить в состоянии?! Прекрасно, высылаю к вам нашего сотрудника!.. Отправляйся в шестую городскую больницу, – повесив трубку, приказал мне Рябов. – Потерпевший Гаврилов пришел в сознание. Предъяви ему для опознания рожи наших «зомби». Аккуратно расспроси о… Впрочем, тебя учить – только портить. Действуй, майор!..
Сегодня я спал плохо и проснулся на час раньше обычного: с головной болью, в тоскливом, скверном настроении. Ночь напролет мне снился Коновалов: бледный, измученный, в больничной пижаме. Виктор Иванович пытался сказать что-то очень важное, предупредить о какой-то опасности, но безуспешно! Голос его не слушался. В конце концов ученый не выдержал и заплакал скупыми мужскими слезами. «Нехороший сон, тяжелый», – хмуро подумал я и, вспомнив о действительном состоянии Компьютерщика, насупился еще больше.
Коновалов, к которому за минувший год я успел крепко привязаться, уже более двух суток находился на грани жизни и смерти. Во время последней встречи с Рябовым он выглядел исключительно плохо, но на вопросы полковника о здоровье лишь досадливо отмахивался и от предложения отдохнуть на секретной базе начальника Управления решительно отказался: не до того, дескать, работы невпроворот. А потом… потерял сознание. Спешно вызванный на конспиративную квартиру Ильин констатировал двустороннее воспаление легких и запущенный сахарный диабет, повлекший за собой кому. Сейчас Коновалов лежал в отдельной палате клиники ФСБ, под чужой фамилией, под постоянным присмотром личного врача генерала Маркова и под круглосуточной охраной из наиболее доверенных людей. Его лечили при помощи новейшего медицинского оборудования и самых эффективных, суперсовременных препаратов, но заметных улучшений пока не наблюдалось…
Поднявшись с постели, я в очередной раз позвонил в больницу. «Без изменений», – на вопрос: «Как состояние господина Кравченко?» лаконично ответил дежурящий сегодня капитан Филимонов.
– Ох-хо-хо! – горестно вздохнул я, без энтузиазма проделал обычный комплекс утренних упражнений и поплелся в ванную: бриться, мыться, чистить зубы…
На службу я явился на полчаса раньше положенного времени, хотя и заходил по пути в церковь, заказать сорокоуст «О здравии болящего раба Божия Виктора». Коридоры Конторы были еще пустыми. Тем не менее на двери своего кабинета я обнаружил приколотую кнопкой записку: «Немедленно ко мне!!! Рябов».
«Опять аврал», – поморщился я и, даже не заглянув к себе, отправился в кабинет начальника отдела. Шеф выглядел усталым и невыспавшимся (как пить дать провел ночь на рабочем месте!). Однако губы полковника улыбались, а в глазах светилось нескрываемое торжество.
– Дело «Унесенных ветром» сдвинулось с мертвой точки, – жестом указав на стул, сообщил он. – Появилась первая зацепка и… аж три ценных свидетеля! Но главное, – тут Владимир Анатольевич многозначительно поднял палец, – намеченная жертва на сей раз выскользнула из рук преступников и чудом осталась жива! Пока она (вернее, он) без сознания, в реанимации. Но врачи дают утешительные прогнозы. Уж больно крепкий, живучий мужик оказался! Множественные переломы, ушибы, серьезная травма головы, двадцать минут провел в ледяной воде, а давление практически в норме! Представляешь?!
– Спецназовец?[1] – уточнил я.
– В том-то и дело, что нет! Просто бывший офицер ВДВ.
– Ну и ну! – удивленно присвистнул я. – Неужто нам наконец повезло?!
Оперативно-розыскное дело под кодовым названием «Унесенные ветром» представляло собой поиск причины целой серии бесследных исчезновений людей разного возраста и профессий, абсолютно не связанных друг с другом. Объединяли их только две вещи: 1. Все они были граждане на редкость добропорядочные: не алкоголики, не наркоманы, не имеющие ни малейшей связи с криминальным миром. 2. Все исчезли средь бела дня (или в светлое время суток). Вышли на улицу по какой-либо надобности и обратно не вернулись. Поначалу ими (долго, вяло, безуспешно) занималась милиция. Но когда список без вести пропавших пополнили два высокопоставленных офицера Генерального штаба – дело передали в ФСБ и поручили персонально полковнику Рябову, по выражению генерала Маркова – «талантливейшему розыскнику». Но ни сам «талантливейший», ни его подчиненные не пришли в восторг от подобного подарка и мысленно костерили генерала на чем свет стоит. Ведь помимо прежних обязанностей (которые, кстати, никто не отменял), нам повесили на шею новую, ощутимо попахивающую висяком[2] и ничего, кроме головной боли, не сулящую.
Судите сами. Без малого месяц несколько матерых оперативников ФСБ носами землю рыли. Опросили сотни людей, одновременно отрабатывали с десяток вариантов, но не нащупали ни единой ниточки и не сумели подтвердить (хотя бы косвенно!) ни одной из версий… Козни иностранных разведок?! (Это по поводу генштабистов.) Но зачем им, шпионам злобным, некая бабуля Жанна Николаевна, всю жизнь проработавшая учителем начальных классов средней школы?.. Подпольные торговцы человеческими трансплантатами?! А чего ценного, с их точки зрения, они найдут в организме Аркадия Владимировича Кондратова, угробившего здоровье на химическом производстве?.. Похищение с целью выкупа?! Но что можно взять с нищих студентов малопрестижных вузов и техникумов (с таких, как Степан Неволяйко, Ирина Петровская, Максим Изотов и других, им подобных)?.. Новая сатанинская секта?! Уж слишком большой масштаб. За год в городе пропало более тысячи человек! К тому же эти уроды сплошь и рядом оставляют за собой плохо спрятанные трупы, с характерными следами ритуальных пыток…
Точно так же не выдерживали критики версии о черных риэлторах, торговцах живым товаром и т. д. и т. п. Вместе с тем Марков и Рябов за всеми похищениями чуяли профессиональным нюхом чью-то одну координирующую «руку». Вот этот невидимый, недосягаемый организатор, преследующий непонятные цели, и тревожил начальство больше всего!!! Буквально до бешенства доводил. А отыгрывалось оно, как водится, на подчиненных. Ребята, занятые в расследовании, ежедневно получали суровые нагоняи «за нерадивость». По счастью, вашего покорного слугу миновала чаша сия. По распоряжению Рябова я, вплоть до вчерашнего вечера, лично контролировал последствия операции «Кровная месть». А там все было тип-топ! Рашидовы с Халиловыми, позабыв о «русских оккупантах», вдохновенно мочили Аюбовых и те, естественно, не оставались в долгу. Постепенно в междоусобицу втягивались родственные им тейпы (Ахметовы, Бекаевы, Беноевы с одной стороны – Салаутдиновы, Мусаевы, Набиевы с другой). В итоге ряды «непримиримой оппозиции» таяли день ото дня. Непосредственное руководство мятежников, так называемый ГКО[3] Маджлисуль Шура, метал громы и молнии, однако не мог остановить вошедших во вкус кровников. А я (оперируя ежедневными сводками ОГВ(С)[4] и донесениями агентуры) лишь суммировал общие потери враждующих сторон и с гордым видом преподносил начальнику отдела. Вот, мол, шеф! Еще двадцатью супостатами меньше стало! Всего-то за два дня! Неплохо мы с вами поработали! Жаль, но моей синекуре[5], очевидно, пришел конец. Судя по всему, меня вплотную подключат к «Унесенным ветром». Хорошо, по словам полковника, зацепка реальная появилась…
«Взгляни на свидетелей», – предложил между тем Рябов, щелкнув лентяйкой[6]. На экране видеодвойки появилось трое: седой пенсионер, мужчина лет тридцати и миловидная юная блондинка. Они сидели в креслах за столом и довольно непринужденно отвечали на вопросы оставшегося за кадром шефа. (Съемка, разумеется, производилась скрытой камерой.)
В Конторе вообще не любят допрашивать под протокол. Поскольку давно установлено: казенно-протокольная атмосфера смущает, напрягает человека, а обстановка «дружеской беседы», напротив, – расслабляет, успокаивает. Люди ведут себя более свободно. (Даже если догадываются, что их «пишут».) И от такого вида допроса гораздо больше пользы. Особенно если проводит его опытный психоаналитик, вроде полковника Рябова. Для наглядности приведу начало их беседы, обозначив свидетелей условно «Пенсионер», «Тридцатилетний» и «Блондинка».
Рябов (радушным тоном). Располагайтесь, чувствуйте себя как дома. Хотите курить – не стесняйтесь! А может, чайку?
«Тридцатилетний» и «Блондинка» (вразнобой). Нет… Не надо… Спасибо… Не стоит…
«Пенсионер». С удовольствием!
Рябов (заботливо). Какой именно вы предпочитаете?
«Пенсионер» (подумав). Зеленый, китайский, без сахара!
Рябов (секретарше). Клава, организуй быстренько!
«Пенсионер». Благодарю! Вы очень учтивы, совсем не похожи на гэбэшника. Но это, согласитесь, немного настораживает!
Рябов (с хорошо разыгранным удивлением). Почему?!
«Пенсионер» (мнется). Кхе, гм… ну-у… так сказать…
Рябов (задушевно). Понимаю. Старые стереотипы, а также негативная информация, полученная, из, мягко говоря, недобросовестной прессы. Вы подозреваете, что перед вами эдакий «злой гэбэшник», прямой потомок Ягоды, Берии и Ежова одновременно… (тут «Блондинка» тихонько хихикнула в кулачок. Оценила юмор)… который собирается коварно усыпить вашу бдительность и подстроить вам крупную пакость. Правильно?
«Пенсионер» неуверенно кивает.
Рябов (еще задушевнее). Поверьте, уважаемый Валерий Иванович, вы глубоко заблуждаетесь! Вы же не враг, не наркобарон, не похититель людей. Зачем нам играть в кошки-мышки?! Я с вами абсолютно откровенен и…
«Тридцатилетний» (внезапно перебивает). А того мужика на мосту точно собирались похитить! К сожалению, я понял это слишком поздно. А то бы обязательно вмешался!
Рябов (вежливо). Поясните, пожалуйста.
«Тридцатилетний» (взволнованно). Понимаете… на некоторые нюансы я сперва не обратил внимания. Однако потом, когда он вырвался из рук «медиков» и бросился под машину, я мысленно сопоставил факты, понял причину но… (смущенно замолкает).
Рябов (заканчивает фразу)…они успели скрыться.
«Тридцатилетний» (еле слышно). Да, правильно.
Рябов (ободряюще). Не расстраивайтесь! Вашей вины здесь нет. На вашем месте любой бы растерялся. Ситуация чересчур неординарная. «Скорая» спешит на помощь к больному, а он, оказывается, вовсе не больной, а…
«Тридцатилетний» (чуть ли не выкрикивает). Отравленный!
Рябов (вполне искренне). Что-о-о?!!
«Тридцатилетний». Да! Отравленный! Помните, я говорил о нюансах, на которые сперва не обратил внимания? Так вот – сначала тот мужик был совершенно здоров. То есть на сто процентов. Хоть дрова на нем вези! Шел себе, да в ус не дул. Бодренько так! Но потом к нему приблизился молодой парень с серебристой коробочкой в руке, и мужик почти сразу упал. А гаденыш как заорет: «На помощь, человеку плохо!», и «Скорая» тут как тут. Словно поджидала за углом. Из нее выпрыгнули три наглые морды, больше похожие на палачей, чем на медиков. Один, видимо, старший, одобрительно кивнул парню, дескать – молодец, хорошо сработал. Они явно были заодно!!! Да, коробочка! В ней, полагаю, находился замаскированный баллончик с нервно-паралитическим газом или чем-то похожим…
Рябов. Вы можете описать внешность преступников?
«Тридцатилетний». Могу даже нарисовать. Я же художник по профессии.
Рябов (восхищенно). О-о-о-о!!!
«Пенсионер» (спохватившись). А я запомнил номер «Скорой помощи»!
«Блондинка». А я одежду и обувь преступников!..
Далее, пока художник рисовал, они оба, без понуканий и наводящих вопросов выложили массу интересных подробностей. Блондинка, в частности, припомнила платиновый браслет с бриллиантами на руке водителя (тысяч за двадцать долларов!). А пенсионер – оттенки голосов похитителей и последнюю фразу «простуженного» главаря: «Клиент сдох. Сматываемся!»
– Действительно, ценные свидетели, – просмотрев запись до конца, сказал я. – Ловко вы их раскрутили!
– Ты на портреты взгляни, – посоветовал шеф. – Это тебе не дурацкие фотороботы! У Макарова феноменальная память на лица.
Рябов выложил на стол четыре мастерски выполненных рисунка. Преступники были изображены в полный рост и одеты согласно показаниям «Блондинки». На запястье у одного красовался платиновый браслет с бриллиантами. Немыслимая роскошь для рядового работника нашей медицины!
– По базе данных «пробили»? – отпечатав в памяти физиономии похитителей, поинтересовался я.
Полковник молча кивнул.
– Результаты есть?!
– И да и нет, – заметно поскучнел начальник отдела. – С одной стороны, они там зафиксированы. «Простуженный» в прошлом мент, «со шрамом на щеке» – младший лейтенант ОМОНа, уволенный по дискредитации. Оставшиеся двое проходили по делам, связанным с распространением наркотиков, но сроки не получили. Отделались условным наказанием. Но с другой стороны – все четверо умерли год назад!
– А-а-а?! – вытаращился я.
– Именно так, – хмуро подтвердил Рябов. – В базе данных указаны причины смерти и места захоронения. Приведены копии соответствующих документов. «Простуженный» и со «шрамом» погибли в автокатастрофах, тип с браслетом – утонул, а четвертый – загнулся от передозировки героина. Между прочим, шрам у экс-омоновца появился уже «после смерти». На «прижизненных» фотографиях он отсутствует. На, полюбуйся, – шеф протянул тонкую пачку листов распечатки из базы данных.
– Зомби, блин! – фыркнул я.
– Ребята осмотрели могилки, – не слушая меня, продолжал полковник. – Все чин чинарем. Надгробные плиты, имена, фамилии, даты рождения и «смерти», скорбные надписи… Правда, эксгумацию провести невозможно. Тела кремированы! Номер «Скорой» тоже ничего не дал. Липа! В природе не существует…
– Адреса, родственников проверили? – ознакомившись с распечаткой, спросил я.
– Пока не успели. Сегодня займемся. Но, думаю, проку будет мало. Их главари явно не лыком шиты. Работают как минимум год, а допустили лишь один прокол. Да и то не по собственной вине, а скорее благодаря случайности!
– Вы насчет того, на редкость живучего мужчины? – уточнил я.
– Верно, – подтвердил шеф.
– И кто он?
– Гаврилов Сергей Афанасьевич, семидесятого года рождения, участник первой РЧВ[7], кавалер ордена Мужества и других правительственных наград, старший лейтенант ВДВ в отставке, инвалид. В конце войны потерял правую ногу и…
Закончить шеф не успел, прерванный звонкой трелью городского телефона.
– Слушаю! – бросил он в трубку. – Да… Неужели?!! А говорить в состоянии?! Прекрасно, высылаю к вам нашего сотрудника!.. Отправляйся в шестую городскую больницу, – повесив трубку, приказал мне Рябов. – Потерпевший Гаврилов пришел в сознание. Предъяви ему для опознания рожи наших «зомби». Аккуратно расспроси о… Впрочем, тебя учить – только портить. Действуй, майор!..
2
Для поездки полковник выделил мне служебную «Волгу» с прапорщиком-водителем и на прощанье силком заставил надеть под пальто титановый бронежилет четвертого уровня защиты.[8]
– Молод еще, со мной спорить! – когда я попробовал возражать, рявкнул он и ехидно передразнил: – «Не на боевую операцию отправляюсь, а побеседовать с полуживым человеком, лежащим в реанимации. Стрельба там не предвидится…» Ага! Ты у нас ясновидящий, что ли? Нет?! Тогда помалкивай в тряпочку. И не перечь старшему по званию!
Скрепя сердце я подчинился и всю дорогу мысленно негодовал на самодурство шефа. «Поиздеваться решил, зараза! Власть свою продемонстрировать, – сварливо думал я. – Специально упаковал меня в эту дрянь, дабы служба медом не казалась („броник“ нещадно парил и сковывал движения). – Ну, ничего, Владимир Анатольевич. Ничего! Настанет время, и отольются кошке мышкины слезы! Вот отправит вас куда-нибудь генерал Марков и тоже в припадке маразма заставит вырядиться „черепахой“. Посмотрим, как вы запоете!!!»…
Добираться пришлось долго, не менее полутора часов. Шестая горбольница находилась довольно далеко от Конторы. К тому же мы пару раз застревали в пробках. Наконец «Волга» заехала в раздвижные ворота больничного комплекса (водитель предварительно посигналил, а я показал через стекло «корочку») и припарковалась на импровизированной автостоянке, неподалеку от приемного покоя. Велев прапорщику оставаться в машине, я выбрался наружу, вытер рукавом мокрое от пота лицо (проклятый «броник»!) и осмотрелся по сторонам. Белые, недавно отремонтированные здания утопали в хвойной зелени. У брошенной кем-то горбушки хлеба с писком дрались воробьи. За ними без интереса наблюдал огромный жирный кот. (Надо думать, зажравшийся при кухне.) К многоэтажному главному корпусу (где располагалось реанимационное отделение) вела хорошо расчищенная асфальтовая дорожка. Зайдя в корпус со служебного входа, я поднялся на второй этаж и… обомлел! Двери в отделение были распахнуты. На пороге, в луже крови, скорчилось тело молодого милиционера и вяло подергивало ногами. Рядом валялся его автомат. Быстро наклонившись, я нащупал у парня сонную артерию. Пульс отсутствовал, однако агония еще не закончилась. Значит, преступники опередили меня совсем чуть-чуть, на минуту-другую. И, как пить дать, они до сих пор там! Вытащив пистолет и дослав патрон в патронник, я на цыпочках двинулся внутрь. В отделении было скверно. Свежий запах пороховой гари, на стенах выщербины от пуль. Повсюду кровь и тела в медицинских халатах: мужчины и женщины, молодые и в годах. Все с однотипными ранениями в области груди и живота. Очевидно, их расстреляли почти в упор, несколькими длинными очередями. И, конечно же, из бесшумного оружия. Иначе бы в больнице уже начался переполох. Я прислушался. Ни звука, ни шороха! Очень странно!!! Или убийцы успели выпрыгнуть в окна (высота-то небольшая), или… затаились. Ладно, скоро узнаем! В ближайшей от входа палате лежал под капельницей забинтованный и загипсованный голый человек. На линолеуме возле койки валялась сброшенная простыня. Правая нога у него отсутствовала, а из перерезанного горла, булькая, вытекала кровь.
«Гаврилов! – промелькнуло в голове. – Все-таки достали беднягу!» Я настороженно огляделся. Больше в палате никого не было, но я кожей ощущал чье-то постороннее враждебное присутствие. Ага, штора на окне шевельнулась. Получай, сволочь!!! Со слабым хлопком мой «ППС» выплюнул пулю. Оборвав штору, в палату вывалился низкорослый тип в белом халате и со «стечкиным»[9] в руке, засевший, видимо, на широком подоконнике. Попался, который кусался! Ар-кх-х-х… В мою грудь ударила многотонная невидимая кувалда, и я тяжело упал на спину. Но не умер и не потерял сознания. Титановая пластина сдержала смертоносный кусок свинца. «Ох, спасибо полковнику!!!» Из-за сложенной ширмы в углу (которой я поначалу не придал особого значения) поднялся второй убийца, тоже в белом халате, тоже со «стечкиным».
И вразвалочку двинулся ко мне, намереваясь произвести контрольный выстрел в голову. Его рожа показалась мне знакомой. Я поднапряг память. Косой шрам на щеке, низкий лоб, тонкие губы, острые скулы, вздернутый нос, волосатая родинка на подбородке… Ага! Бабенко Виталий Николаевич! Бывший омоновец, «погибший» год назад в автокатастрофе, «похороненный» на В…м кладбище и вчера днем брызнувший в лицо Гаврилову ядовитым газом. «Ну, здравствуй, зомби наш ненаглядный. Ты-то мне и нужен. Желательно живьем!» Когда Бабенко приблизился на достаточное расстояние, я круговым ударом ноги выбил у него пистолет, ножницами[10] повалил на пол и, задыхаясь от боли в груди, попытался оседлать и слегка придушить. Но не тут-то было! Вывернувшись со змеиной ловкостью, он двинул мне кулаком в челюсть, вскочил на ноги и стремглав бросился к ближайшему окну. Еще секунда и… «П-ф-ф!» – сработал «ППС». Бабенко дернулся, споткнулся и рухнул как подкошенный. На спине под левой лопаткой начало набухать кровавое пятно.
– «Елки-моталки!» – досадливо ругнулся я, с кряхтением поднялся, подошел к «низкорослому» (подававшему слабые признаки жизни), отпихнул подальше «стечкин» и осторожно перевернул убийцу на спину. Е-мое!!! Опять «знакомый»!!! Толстощекий, с лохматыми бровями, поросячьими глазками, носом-пятачком, косо «срезанным» подбородком и… платиновым браслетом на правой руке!
– Молод еще, со мной спорить! – когда я попробовал возражать, рявкнул он и ехидно передразнил: – «Не на боевую операцию отправляюсь, а побеседовать с полуживым человеком, лежащим в реанимации. Стрельба там не предвидится…» Ага! Ты у нас ясновидящий, что ли? Нет?! Тогда помалкивай в тряпочку. И не перечь старшему по званию!
Скрепя сердце я подчинился и всю дорогу мысленно негодовал на самодурство шефа. «Поиздеваться решил, зараза! Власть свою продемонстрировать, – сварливо думал я. – Специально упаковал меня в эту дрянь, дабы служба медом не казалась („броник“ нещадно парил и сковывал движения). – Ну, ничего, Владимир Анатольевич. Ничего! Настанет время, и отольются кошке мышкины слезы! Вот отправит вас куда-нибудь генерал Марков и тоже в припадке маразма заставит вырядиться „черепахой“. Посмотрим, как вы запоете!!!»…
Добираться пришлось долго, не менее полутора часов. Шестая горбольница находилась довольно далеко от Конторы. К тому же мы пару раз застревали в пробках. Наконец «Волга» заехала в раздвижные ворота больничного комплекса (водитель предварительно посигналил, а я показал через стекло «корочку») и припарковалась на импровизированной автостоянке, неподалеку от приемного покоя. Велев прапорщику оставаться в машине, я выбрался наружу, вытер рукавом мокрое от пота лицо (проклятый «броник»!) и осмотрелся по сторонам. Белые, недавно отремонтированные здания утопали в хвойной зелени. У брошенной кем-то горбушки хлеба с писком дрались воробьи. За ними без интереса наблюдал огромный жирный кот. (Надо думать, зажравшийся при кухне.) К многоэтажному главному корпусу (где располагалось реанимационное отделение) вела хорошо расчищенная асфальтовая дорожка. Зайдя в корпус со служебного входа, я поднялся на второй этаж и… обомлел! Двери в отделение были распахнуты. На пороге, в луже крови, скорчилось тело молодого милиционера и вяло подергивало ногами. Рядом валялся его автомат. Быстро наклонившись, я нащупал у парня сонную артерию. Пульс отсутствовал, однако агония еще не закончилась. Значит, преступники опередили меня совсем чуть-чуть, на минуту-другую. И, как пить дать, они до сих пор там! Вытащив пистолет и дослав патрон в патронник, я на цыпочках двинулся внутрь. В отделении было скверно. Свежий запах пороховой гари, на стенах выщербины от пуль. Повсюду кровь и тела в медицинских халатах: мужчины и женщины, молодые и в годах. Все с однотипными ранениями в области груди и живота. Очевидно, их расстреляли почти в упор, несколькими длинными очередями. И, конечно же, из бесшумного оружия. Иначе бы в больнице уже начался переполох. Я прислушался. Ни звука, ни шороха! Очень странно!!! Или убийцы успели выпрыгнуть в окна (высота-то небольшая), или… затаились. Ладно, скоро узнаем! В ближайшей от входа палате лежал под капельницей забинтованный и загипсованный голый человек. На линолеуме возле койки валялась сброшенная простыня. Правая нога у него отсутствовала, а из перерезанного горла, булькая, вытекала кровь.
«Гаврилов! – промелькнуло в голове. – Все-таки достали беднягу!» Я настороженно огляделся. Больше в палате никого не было, но я кожей ощущал чье-то постороннее враждебное присутствие. Ага, штора на окне шевельнулась. Получай, сволочь!!! Со слабым хлопком мой «ППС» выплюнул пулю. Оборвав штору, в палату вывалился низкорослый тип в белом халате и со «стечкиным»[9] в руке, засевший, видимо, на широком подоконнике. Попался, который кусался! Ар-кх-х-х… В мою грудь ударила многотонная невидимая кувалда, и я тяжело упал на спину. Но не умер и не потерял сознания. Титановая пластина сдержала смертоносный кусок свинца. «Ох, спасибо полковнику!!!» Из-за сложенной ширмы в углу (которой я поначалу не придал особого значения) поднялся второй убийца, тоже в белом халате, тоже со «стечкиным».
И вразвалочку двинулся ко мне, намереваясь произвести контрольный выстрел в голову. Его рожа показалась мне знакомой. Я поднапряг память. Косой шрам на щеке, низкий лоб, тонкие губы, острые скулы, вздернутый нос, волосатая родинка на подбородке… Ага! Бабенко Виталий Николаевич! Бывший омоновец, «погибший» год назад в автокатастрофе, «похороненный» на В…м кладбище и вчера днем брызнувший в лицо Гаврилову ядовитым газом. «Ну, здравствуй, зомби наш ненаглядный. Ты-то мне и нужен. Желательно живьем!» Когда Бабенко приблизился на достаточное расстояние, я круговым ударом ноги выбил у него пистолет, ножницами[10] повалил на пол и, задыхаясь от боли в груди, попытался оседлать и слегка придушить. Но не тут-то было! Вывернувшись со змеиной ловкостью, он двинул мне кулаком в челюсть, вскочил на ноги и стремглав бросился к ближайшему окну. Еще секунда и… «П-ф-ф!» – сработал «ППС». Бабенко дернулся, споткнулся и рухнул как подкошенный. На спине под левой лопаткой начало набухать кровавое пятно.
– «Елки-моталки!» – досадливо ругнулся я, с кряхтением поднялся, подошел к «низкорослому» (подававшему слабые признаки жизни), отпихнул подальше «стечкин» и осторожно перевернул убийцу на спину. Е-мое!!! Опять «знакомый»!!! Толстощекий, с лохматыми бровями, поросячьими глазками, носом-пятачком, косо «срезанным» подбородком и… платиновым браслетом на правой руке!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента