Гордон Диксон
Рождественский подарок

   – Что такое рождество? – спросил Харви.
   – Это когда дарят подарки, – объяснил Аллан Дюмей – маленький, чумазый шестилетний мальчишка, сидя на берегу бухточки в сгущающихся сумерках, он разговаривал с сайдорцем. – Рождество наступит завтра. Папа срубил дерево-колючку, а мама его сейчас дома наряжает.
   – Наряжает? – переспросил сайдорец, замерев в ледяной воде. Давным-давно кто-то, быть может, даже отец Аллана – дал ему имя Харви, и теперь его иначе не называли.
   – Вешает на дерево всякие штучки, – пояснил Аллан. – Чтобы оно стало красивым. Ты понимаешь, что значит – «красивое»?
   – Нет, я никогда не видел красивое, – ответил Харви.
   Однако он ошибался. Также как по-своему ошибались люди, считая Сайдор отвратительным болотом только потому, что на его покрытых сплошной грязью равнинах, омываемых пресными морями, не росло никакой зелени. Низкорослые шипастые деревья-колючки, да редкая, стелющаяся по земле трава…
   Сайдор был красив особенной красотой. В этом мире царили черная и серебряная краски, и на фоне несущихся по небу рваных туч деревья-колючки казались тонко прорисованными тушью. Огромные рыбы, величаво проплывавшие в таинственных глубинах морей, тоже были красивы, как океанские лайнеры. А Харви, о чем он сам даже не догадывался, был самым красивым из всего, чем мог похвастаться Сайдор: светящаяся мягким холодным светом медуза в ореоле раскинувшихся во все стороны длинных серебряных нитей. А вот голос его, хриплый и каркающий, был некрасив. Узкая воздушная полость сайдорца предназначалась лишь для дыхания, а не для произнесения слов человеческой речи.
   – Можешь посмотреть мое дерево, когда будет готово, – предложил Аллан. – Тогда поймешь.
   – Спасибо.
   – Подожди немножко, тогда увидишь. На нем будут разноцветные лампочки. И яркие шары, и звезды, и завернутые в бумагу подарки.
   – Я бы хотел посмотреть, – сказал Харви.
   Выше по склону, где на отвоеванном у моря осушенном участке стоял фермерский дом семьи Дюмей, отворилась дверь. Бледная теплая дорожка света протянулась по черной земле и коснулась мальчика и сайдорца. В дверном проеме темнел женский силуэт.
   – Пора домой, Аллан, – позвала мать.
   – Иду, – ответил он.
   – Скорей!
   Мальчик неохотно поднялся.
   – Если она уже нарядила дерево, приду тебе скажу, – произнес он.
   – Я подожду, – согласился Харви.
   Аллан повернулся и стал медленно взбираться по склону; передвигаться на Сайдоре можно было лишь в ботинках, предназначенных для ходьбы по грязи. Он прошел в распахнутую дверь – в теплый и светлый уют человеческого жилья.
   – Сними ботинки, а то грязи натащишь, – предупредила мать.
   – Дерево уже готово? – спросил Аллан, возясь с застежками высоких ботинок.
   – Сначала за стол. Обед готов, – она подтолкнула Аллана к столу. – Не торопись и жуй как следует. Спешить некуда.
   – Папа вернется, когда мы начнем смотреть подарки?
   – Подарки будешь смотреть утром. Когда папа вернется. Он ведь отправился на склад вверх по реке. Он обещал вернуться с рассветом. Ты и проснуться не успеешь.
   – Правильно, – серьезно согласился Аллан, держа на весу полную ложку, – нельзя плыть по реке ночью, потому что если водяные быки всплывут под лодкой, в темноте их не увидишь.
   – Тише, – мать легонько похлопала его по плечу. – В наших местах нет никаких водяных быков.
   – Они везде есть. Так Харви говорит.
   – Ну, будет тебе, давай ешь. Папа не собирается плыть по реке ночью.
   Аллан кивнул и быстрее заработал ложкой.
   – Тарелка чистая! – крикнул он через несколько минут. – Можно мне идти смотреть?
   – Можно. Только сложи грязную посуду в мойку.
   Он поспешно засунул тарелку в посудомоечную машину; затем бросился в соседнюю комнату и застыл как вкопанный, не сводя глаз с дерева-колючки. Он не мог шевельнуться – на него словно обрушилась огромная, холодная волна и смыла всю горячую нетерпеливую радость. Смыла без остатка. Сзади подошла мать и крепко обняла его.
   – Милый! Ты думал, что увидишь то же, что и в прошлом году, как на корабле, на котором мы прилетели? Но тогда наряжали настоящую рождественскую елку, купленную на деньги Компании, и вешали настоящие игрушки. А сейчас мы обошлись тем, что наскребли в доме.
   Неожиданно Аллан разрыдался и в отчаянии прильнул к матери.
   – Это не рождественская елка… – с трудом выговорил он.
   – Да нет же, малыш! – мать осторожно пригладила сыну взъерошенные волосы. – Неважно, как она выглядит. Важно то, что мы о ней помним и то, что она для нас значит. На Рождество люди друг другу дарят подарки, и совсем неважно, в какую бумагу они завернуты. Главное, что елка есть, и на ней висят игрушки. Понимаешь?
   – Но… я… – он снова захлебнулся рыданиями.
   – Что, солнышко?
   – Я… обещал… Харви…
   – Тише, – сказала она. – Успокойся. – Горе Аллана понемногу стихало. Мать достала чистую белую тряпочку из кармана передника. – Высморкай нос. И что же ты обещал Харви?
   – По… – он икнул, – показать рождественскую елку.
   – Вот как, – тихонько проговорила она. – А знаешь, малыш, ведь твой Харви – сайдорец, и он никогда раньше не видел рождественской елки, поэтому наша покажется ему такой же чудесной, какой запомнилась тебе елка на корабле.
   Аллан моргнул, шмыгнул носом и с сомнением посмотрел на мать.
   – Обязательно, – мягко заверила она. – Малыш… сайдорцы не похожи на людей. Конечно, Харви умеет разговаривать и иногда говорит очень умные вещи, но, на самом-то деле, он сильно от нас отличается. Ты поймешь меня лучше, когда вырастешь. Его дом – в воде, поэтому ему трудно понять, что значит жить на суше.
   – И он никогда-никогда не слышал о Рождестве?
   – Никогда.
   – И не видел елку, и не получал подарки?
   – Нет, мой хороший. – Мать еще раз крепко прижала его к себе и отпустила. – Так что сходи за ним и приведи посмотреть на наше дерево. Уверена, оно ему очень понравится.
   – Ну… ладно! – Аллан помчался в кухню и стал торопливо натягивать ботинки.
   – Куртку не забудь. После захода солнца поднимается ветер.
   Мальчик поспешно накинул куртку, щелкнул застежками ботинок и побежал по склону к воде. Харви ждал его. Аллан присел на корточки, сайдорец забрался на его согнутую руку, устроился там, словно огромный светящийся шар, и Аллан понес его обратно в дом.
   Одной рукой он снял ботинки и прошел в гостиную.
   – Смотри, – сказал он. – Это рождественская елка.
   Харви ответил не сразу. Он мерцал, чуть покачиваясь на согнутой руке мальчика, и длинные нити окутывали Аллана, словно густые серебряные волосы.
   – Это не настоящая елка, Харви. Но это неважно. Нам пришлось обойтись тем, что есть, ведь на Рождество самое главное, что люди любят друг друга и дарят подарки. Ты знаешь об этом?
   – Раньше я не знал, – ответил Харви.
   – Так принято у людей.
   – Она красивая, – сообщил сайдорец. – Рождественская елка – красивая.
   – Видишь? Я же говорила, что Харви понравится, – заметила мать.
   – Она была бы еще красивее, если бы у нас были разноцветные игрушки. А это просто кусочки фольги и блестящие бусы. Но это совсем неважно, – выпалил Аллан.
   – Но это совсем неважно, – повторил Харви.
   – Аллан, – сказала мать, – по-моему, пора отнести Харви обратно. Он не может долго обходиться без воды, а у тебя еще останется немного времени перед сном, чтобы завернуть подарки.
   – Ладно. – Аллан направился было в кухню, но остановился. – Мама, ты скажешь Харви «спокойной ночи»?
   – Спокойной ночи, Харви.
   – Спокойной ночи, – ответил Харви хриплым, каркающим голосом.
   Аллан оделся и отнес сайдорца в бухту. Когда он вернулся, мать уже разложила на кровати мальчика цветную оберточную бумагу, ленты и коробки. Она также приготовила точильный камень, который Аллан собирался подарить отцу, и маленькую, размером с мизинец, фигурку из местной глины, которую Аллан сам вылепил, обжег и раскрасил, чтобы послать бабушке с дедушкой. Посылка на Землю стоила пятьдесят кредитов за унцию, фигурка весила чуть меньше; бабушка с дедушкой оплатят ее по получении. Увидев, что все готово, Аллан подошел к своему шкафчику.
   – Закрой глаза.
   Мать честно зажмурилась.
   Достав из верхнего ящика пару рабочих перчаток, которые он приготовил специально для нее, Аллан быстро запихнул их в одну из коробок.
   Вместе они завернули и перевязали лентами подарки. Сложив их под дерево, скудно увешанное самодельными украшениями, Аллан на секунду замешкался, затем подошел к коробке с игрушками и достал свой набор астронавтов. Они были сделаны из той же глины, что и подарок бабушке и дедушке. Отец их вылепил и обжег, а мать раскрасила. Экипаж находился в отличной форме, только у навигатора отломилась правая рука, в которой он держал карандаш. Аллан отнес навигатора матери.
   – Ма, давай и это завернем.
   – Зачем? – удивилась она. Аллан смущенно погладил обломок руки навигатора.
   – Это будет подарок… для Харви.
   Она пристально посмотрела на него.
   – Твой навигатор? Как же звездолет полетит без него?
   – Ничего, полетит.
   – Но, милый, Харви – не маленький мальчик. Что он будет делать с навигатором? Он вряд ли станет им играть.
   – Да, – согласился Аллан. – Но он сможет хранить его у себя. Правда?
   Мать неожиданно улыбнулась.
   – Конечно. Ты хочешь завернуть его и положить под елку?
   Он настойчиво покачал головой.
   – Нет. Харви со свертком не справится. Я лучше отнесу подарок к бухте и отдам прямо сейчас.
   – Сейчас уже поздно. Пора спать. Ты отнесешь его завтра.
   – Но как он его найдет, когда проснется завтра утром?
   – Ну хорошо, – кивнула мать. – Я сама его отнесу. Но ты сейчас же запрыгнешь в постель.
   – Уже прыгаю, – с готовностью согласился Аллан и вытащил из шкафчика пижаму. Когда он устроился в уютной постели, мать поцеловала его и выключила свет, оставив только ночник.
   – Спи. Спокойной ночи, – сказала она, взяла астронавигатора и вышла из спальни, тихо прикрыв за собой дверь.
   Выключив моечную машину, она надела куртку, ботинки и спустилась на берег бухточки.
   – Харви!
   Сайдорца не было видно. Она постояла, оглядывая черную воду и темные низкие берега, на которые из-за облаков едва сочился тусклый свет луны. Она почувствовала себя очень одиноко на этой чужой земле, и ей страстно захотелось, чтобы муж оказался дома. По телу пробежала дрожь; женщина нагнулась и положила астронавигатора у кромки воды. Затем начала подниматься по склону, но на полдороге ее окликнул Харви.
   Она обернулась. Сайдорец наполовину выбрался из воды и держал маленькую фигурку, обвив ее серебряными нитями. Она спустилась обратно, и Харви благодарно скользнул в воду. Он мог передвигаться по земле, но с огромным трудом.
   – Вы что-то потеряли, – он протянул ей астронавигатора.
   – Нет, Харви, – ответила она. – Это тебе рождественский подарок от Аллана.
   Несколько секунд он молча лежал на воде, и, наконец, произнес:
   – Не понимаю.
   – Я знаю, – она вздохнула и в тоже время слегка улыбнулась. – Рождество – такой день, когда все дарят друг другу подарки. Это очень древний обычай… – Стоя во тьме на сыром берегу, она принялась рассказывать, и, слушая звук собственного голоса, удивилась, как разговор с каким-то Харви может принести столько облегчения. Она говорила о Рождестве, о том, почему Аллан захотел сделать Харви подарок… Сайдорец молча и тихо покачивался на черной поверхности воды.
   – Ты понимаешь? – переспросила она после долгой паузы.
   – Нет, – отозвался Харви. – Но это красиво.
   – Да, это красиво, ты прав. – Внезапно она вернулась из теплого солнечного детства в свой нынешний промозглый мир и вздрогнула. – Харви, на реке и в море опасно?
   – Опасно? – переспросил он.
   – Я имею в виду водяных быков. Они в самом деле могут напасть на человека в лодке?
   – Один может. Один нет.
   – Теперь я не понимаю тебя, Харви.
   – Ночью, – сказал Харви, – они поднимаются из глубины. Они разные. Один уплывет. Один выберется за человеком на сушу. Один будет лежать и ждать.
   Она поежилась и спросила:
   – Почему?
   – Они голодные. Они злые. Они – водяные быки. Вы их не любите?
   – Я их боюсь до смерти. – Она на секунду задумалась. – А тебя они не трогают?
   – Нет. Я… – Харви замолк, подыскивая слово, – электрический.
   – Вот как. – Она снова зябко поежилась. – Холодно. Пойду домой.
   Харви шевельнулся на воде.
   – Я бы хотел подарить что-нибудь, – сказал он. – Я сделаю подарок.
   У нее на мгновение сжалось горло.
   – Спасибо, Харви, – сказала она мягко и торжественно. – Мы будем очень рады, если ты сделаешь нам подарок.
   – Не стоит благодарности, – ответил Харви.
   Чувствуя себя непонятным образом согретой и приободренной, она повернулась и направилась к мирному, теплому дому. Харви, неподвижно распластавшись на воде, смотрел, как она уходит. Когда дверь захлопнулась, и в доме погасли огни, он развернулся и двинулся прочь из бухточки.
   Со стороны могло показаться, что он летит, но в действительности он стремительно плыл. Сотни тончайших нитей с поразительной скоростью несли его по темной воде; на поверхности не оставалось даже ряби, словно вода была не жидкостью, а газом, сквозь который он продвигался, влекомый силой мысли. Покинув бухточку, Харви поплыл вверх по реке, двигаясь с той же легкостью и быстротой мимо низких берегов и островков, едва возвышающихся над поверхностью. Наконец, он добрался до места, где вода была особенно черна и глубока, а на протянувшуюся меж двух островков серебряную лунную дорожку деревья-колючки отбрасывали мрачные тени.
   Здесь он остановился. Черное зеркало воды разбилось, и из глубины медленно и бесшумно поднялась огромная, напоминающая лягушачью, голова, увенчанная двумя короткими хрящевыми наростами над крохотными глазками. Голова заговорила с Харви на языке речных волн, который он понимал.
   – Эти мерзкие люди совсем рехнулись, раз прислали тебя сюда.
   – Я пришел ради красивого Рождества, – ответил Харви, – чтобы сделать из тебя подарок.
 
   На следующее утро, через час после рассвета. Честер Дюмей, отец Аллана, спускался вниз по реке в компании почвоведа из колонии, лодка которого шла на буксире. Проплывая между двумя островами, они обсуждали кислотность почвы на полях Честера, как вдруг его спутник – худощавый, смуглый человечек, дядюшка Хама, как звали его в колонии – запнулся на полуслове.
   – Постойте-ка, – пробормотал он, вглядываясь куда-то поверх плеча Дюмея. – Посмотрите.
   Честер оглянулся. В тридцати футах от них из воды торчали колючки затонувшего дерева, а рядом виднелось что-то большое и темное. Он развернул лодку и подплыл поближе.
   – Что за черт…
   Честер заглушил мотор. Лодка заскользила по течению и ткнулась носом в зацепившуюся за сук черную тушу, опутанную тонкими серебряными нитями и иссеченную серыми шрамами, словно оставшимися от яростных ударов бича.
   – Водяной бык! – воскликнул Хама.
   – Так вот он каков! Никогда раньше не видел.
   – А мне доводилось, во время Третьей высадки. Этот – настоящее чудовище! И мертвый… – озадаченно добавил почвовед.
   Честер осторожно толкнул огромную тушу, и она покачнулась. В темной воде на глубине нескольких футов неясно показался и тут же исчез какой-то большой серый пузырь.
   – Сайдорец, – присвистнул Честер. – Досталось же ему. Но кто бы мог подумать, что они способны сражаться с такой тварью.
   Хама зябко поежился, хотя утреннее солнце ярко светило.
   – И победить – вот что главное, – добавил он. – Никто и не подозревал… – он остановился. – Что с вами?
   – В нашей бухте живет один сайдорец; мой сын постоянно с ним играет и зовет его Харви. Я подумал было…
   – Лучше не позволяйте своему мальчишке играть с существом, способным убить водяного быка.
   – Да нет, Харви не тронет, – промямлил Честер. – Хотя… – он нахмурился, оттолкнулся багром от туши и снова запустил мотор, урчание которого музыкой зазвучало в ушах. – Знаете, мне кажется, не стоит ничего говорить жене и ребенку – портить им Рождество? А потом, когда представится возможность потихоньку избавиться от Харви…
   – Конечно, – согласился Хама. – Буду нем, как могила. Ни к чему нам лишние разговоры.
   Шум мотора стих вдалеке.
   А потревоженная туша водяного быка высвободилась из ветвей затонувшего дерева и поплыла вниз по течению, покачиваясь на волнах и медленно поворачиваясь вокруг оси. Показалось раздавленное тело мертвого сайдорца, желтые солнечные лучи коснулись лица игрушечного астронавигатора, опутанного серебряными нитями, и позолотило его…