Любен Дилов
Новогодняя трагедия
Я бы никогда не стал рассказывать об этом конфузном случае, участником и главным действующим лицом которого был мой лучший друг, человек честолюбивый и тяжело перенесший случившееся, если бы меня не раздражала вся эта шумиха, которую легкомысленно поднимают средства массовой информации всякий раз, когда очередной робот защитит докторскую диссертацию по философии на тему: «Машина — друг и защитник человека».
Сам я по профессии минералог, три года работаю на Титане — крупнейшем спутнике Сатурна, поэтому меня ни в коем случае нельзя назвать противником машин: в условиях ядовитой атмосферы Титана без них и шагу нельзя сделать, не то что ковыряться в его вечных снегах в поисках редких минералов. Однако по той ли причине, что моя профессия непосредственно связана с природой, или по какой другой, только ко всем новым детищам технической мысли я привык относиться с недоверием и осторожностью. Мой коллега и друг Иван (фамилию его я не называю по понятным причинам) в этом вопросе полностью солидарен со мной, что и делает приключившуюся с ним историю еще более трагичной: почему-то она произошла именно с ним, а не с кем-нибудь из пустоголовых почитателей новоявленных докторов философии.
Это случилось месяц назад, под самый Новый год. Мы договорились отпраздновать его вместе, однако ни он, ни его жена не звонили, и я решил, что Иван не успел вернуться из командировки на Землю. Он предупредил жену, что задержится из-за проб, которые необходимо было провести обязательно в земных условиях, но что любой ценой постарается поспеть к празднику.
Накануне Нового года, под вечер я позвонил к нему домой. На экране мелькнуло лицо его жены, но сразу же исчезло. Я подумал, что она намазалась каким-нибудь косметическим кремом и потому не хочет показываться
— Он еще не вернулся, — сообщила она плачущим голосом. — Не прилетел.
— Иван, — сказал я ей, — не стоит так расстраиваться. Он просто не достал билет на космолет. Ты же знаешь, что творится на космодромах перед Новым годом.
— Я не Иван, а Ивонн, обиделась она.
— Прости, — поспешил извиниться я.
— До каких пор мне придется тебя прощать? — не на шутку разозлившись, воскликнула Ивонн. продолжая оставаться за экраном.
Что мне с ними делать! Она Ивонн, он Иван. Тот, по крайней мере, не сердится, когда я путаюсь в их именах. Стараясь вновь не ошибиться, я осторожно предложил:
— Ивонн, приходи праздновать к нам. Не куковать же тебе в одиночестве.
Но и здесь, видимо, я допустил ошибку, потому что, сердито пожелав мне приятной встречи Нового года, она отключила связь.
Как только отгремел праздничный салют, я снова позвонил ей, чтобы вместе с женой поздравить ее с Новым годом, однако на мой вызов никто не ответил. Мы решили, что она где-то празднует, а жена, хотя они с Ивонн и подруги, не упустила возможности прокомментировать:
— Ох, уж эти парижанки. Даже на Титане умудряются наставить мужу рога.
Разумеется, она просто придиралась. Среди метановых пустынь Титана без скафандра никуда не выйти, а в скафандре трудно флиртовать и строить глазки. Несколько имеющихся в наличии гостиниц круглый год переполнены туристическими группами. На время новогоднего наплыва для туристов пришлось временно установить в Долине Молчания специальные герметические бараки.
Уж не знаю, какому болвану пришло в голову это название — во всех долинах Титана, равно как и на его горах, молчание совершенно одинаковое. Наверное, пальма первенства принадлежала какому-нибудь агенту «Титантуриста», который, надо отдать ему должное, все же был умнее многих своих клиентов. На Земле люди жаждут тишины и за неделю отдыха в такой вот Долине Молчания с радостью выкладывают все свои сбережения. Однако когда во временные бараки набивается несколько тысяч туристов, наступает такое молчание, что хоть беги на другой край Солнечной системы
Право же, жена напрасно нападала на француженку. Звонок Ивонн разбудил нас на рассвете Шампанское все еще пузырилось в моем мозгу, и я с трудом соображал, но на этот раз на экране было ее лицо, и оно было залито слезами.
— Прошу тебя, немедленно приезжай!
— Что стряслось?
— Здесь увидишь.
Рефлексы мои были парализованы, и я долго возился со скафандром, зная, что осторожность — прежде всего, потому что | на улице всегда подстерегает опасность. Из гаража ракетные сани я вывел, но и с ними пришлось повозиться, пока заработал, мотор. Несмотря на то, что мы жили на постоянно согреваемой Сатурном стороне, несмотря на наличие у Титана атмосферы, • здесь постоянно царил космический холод. Жена выразила желание поехать со мной, но я категорически отказал ей. Раз Ивонн вызвала меня одного, значит, произошло нечто такое, что может оказаться не для женских нервов.
Моя задержка дала Ивонн возможность успокоиться, и когда она открывала мне герметическую дверь шлюзового коридора, глаза у нее были совсем сухие, но с выражением застывшей в них боли. Снимая шлем, я поинтересовался, долго ли она собирается меня задержать и стоит ли вылезать из скафандра, но она только кивнула мне и бегом вернулась в гостиную. Озадаченный таким приемом, я снял скафандр, привел в порядок прическу — как-никак был праздник — и постучал в дверь гостиной.
— Входи, входи! — крикнула Ивонн.
Как часовой, она стояла за высокой спинкой кресла, а в нем с зажмуренными глазами, до подбородка закутанный одеялом, сидел Иван. Лицо его было такого же цвета, как снег в тех краях, где серных примесей больше, чем метановых: желто-белый, с темными разводами, оставленными тенью скал, освещенных косыми лучами Сатурна. Иван сидел, не открывая глаз, будто забывшись нездоровым сном.
— Эй, люди, что здесь происходит? — с наигранной бодростью воскликнул я, надеясь, что действительно не произошло ничего страшного.
Ответом мне было молчание, причем не такое, какое было сейчас в Долине Молчания. Подойдя к другу, я коснулся его лба. Внезапно схватив мою ладонь, он закрыл ею глаза и всхлипнул:
— Дружище!
— Ты только посмотри, до чего мы дожили! — воскликнула Ивонн, рывком сорвав с него одеяло.
Трудно сказать, что я испытал при виде открывшейся мне картины. Какое-то смешанное чувство, которое не знаю, как и передать. Одним словом, мне открылись пышные женские бедра и изящные ножки с округлыми коленками. Все это я разглядел в считанные секунды, потому что Иван в панике тут же закрылся одеялом.
Приняв все это за привезенную с Земли новогоднюю шутку, я расхохотался.
— Покажи-ка еще разок!
Иван, однако, только со всхлипом повторил: „дружище", а выражение лица Ивонн подсказало мне, что ничего смешного во всем этом нет.
— Да скажите же мне, наконец, что произошло? — смущенно воскликнул я.
Ивонн истерически выкрикнула:
— Пусть тебе этот дуралей несчастный расскажет!
— Ивонн… — Я повернулся к своему другу.
— Ага, — злорадно воскликнула француженка. — Так ему и надо! Он действительно теперь никакой не Иван, так что спокойно можешь называть его Ивонн.
— Извините, но с этими вашими именами, — смущенно пробормотал я. — Так что же все-таки случилось?
— Дорогая, — жалобно простонал мой друг, — ведь это все из-за тебя.
Ивонн тут же перебила его:
— Конечно, я так и знала, что окажусь во всем виноватой! Теперь ты будешь твердить, что это все из-за меня!
— Послушай, дай нам поговорить спокойно, — не выдержав, вспылил я. — Сходи к моей жене, она там одна скучает. Возьми мои сани, они стоят наготове.
— Как бы не так! — огрызнулась Ивонн, и я совсем растерялся. Сев на стоявший в отдалении стул и сложив руки на груди, я обиженно заявил:
— Ну вот что: жду ровно две минуты. Если за это время вы не объясните мне, что произошло, я ухожу. И знайте — ноги моей здесь больше не будет!
Перепугавшаяся Ивонн толкнула мужа плечом: мол, рассказывай.
— Подожди, — сказала она мне. — Он, видите ли, теперь решил покончить с собой. За ним нужен глаз да глаз, а то, того и гляди, выскочит на улицу без скафандра!
Демонстративно взглянув на часы, я заерзал на стуле.
— Не знаю, чем ты можешь помочь, наконец заговорил мой друг каким-то странно звонким голоском. — Она уже всюду звонила. Но все празднуют. А от роботов ничего не добьешься, сам знаешь. Больших бюрократов человечество не видывало.
— Я все еще ничего не понимаю, — угрожающим тоном сказал я, постучав пальцем по стеклу хронометра.
— Постой, дай объяснить. Ты-то хоть не действуй мне на нервы, — жалобно сказал Иван. — Сам видишь, в каком положении я очутился. Понимаешь, это была единственная возможность попасть на праздник домой я и так прождал до последнего момента, но все места на звездолеты были забронированы еще тогда, когда я только собирался на Землю. А в транспортном бюро мне заявили: единственный для вас выход — телетранспортация. И, мол, не только для вас, а для всего человечества, и напрасно, мол, люди боятся. А вы, кричу я им, без обобщений, мне дела нет до человечества. Вы мне лучше скажите, как мне вернуться на Титан, я вам не какой-нибудь там избалованный турист, я там живу, меня жена ждет, работа! А они, знай гнут свое: телетранспортация да телетранспортация! Это, говорят, конечно, обойдется вам дороже, но виноваты в этом бюрократы, которые не выплачивают командированным разницу в цене билетов. Багаж, говорят, позже получите, мы его отправим грузовым космолетом, зато полтора часа — и вы на Титане. И предупредили, что в противном случае мне придется ждать две недели. Пришлось соглашаться. А что оставалось делать? Ты же знаешь, какая Ивонн ревнивая! Не вернись я к Новому году, она бы мне глаза выцарапала.
— Ну да, опять жена виновата, — воинственно вставила француженка. — Во всех своих глупостях вы готовы винить бедных жен!
Я не обратил на ее вспышку никакого внимания. На Титане все женщины становятся раздражительными. Необходимость постоянно общаться с одним и тем же мужчиной, находиться в герметически закрытых помещениях или в скафандрах нервирует их. Иван тоже пропустил ее реплику мимо ушей и продолжал:
— Вы не думайте, и с телетранспортацией все было не так просто. Народ как с цепи сорвался — все хотят путешествовать Я едва сумел пристроиться к одной из отправляемых групп. А до наступления Нового года оставалось два часа.
Он судорожно вздохнул и замолчал.
— Ну, и как прошел полет? Рассказывай же! — поторопил я его.
Сам я даже не видел телетранспортационную станцию, недавно появившуюся у нас на Титане, и не знаю, решусь ли когда воспользоваться ее услугами. Мы, геологи, народ консервативный, это у нас профессиональное. Может, телетранспортация и в самом деле будущее человечества, может, это и гениальное, и революционное и какое угодно еще открытие, но есть в ней нечто недостойное человека. По крайней мере, на мой взгляд. Суют тебя голым в кабину-реактор, разлагают на кванты и тутти-кванты, и отправляют в Космос. А потом на соответствующей планете опять собирают по квантам. Конечно, при этом ты движешься с самой высокой скоростью — со скоростью света, однако я бы никому не позволил разлагать себя на кванты. Это противоестественно.
— По крайней мере интересно было? — полюбопытствовал я. — Что человек чувствует, когда…
— Ты лучше спроси меня, как я чувствую себя сейчас, — простонал Иван.
— А что такое?
— Как что такое? Ты что — не видел?
Только теперь до меня дошло, в чем дело,и я воскликнул:
— Неужели…
Но, помня о его чувствительности, заставил себя не расхохотаться.
— Покажи!
Я вскочил и потянулся к одеялу, но француженка оттолкнула мою руку.
— Нечего глаза пялить, видел уже!
Я снова представил себе роскошные женские бедра с округлыми коленками. Вероятно, из-за скуки на Титане у человека воображение развивается гораздо сильнее, чем на Земле.
— Как это случилось? — спросил я, устыдившись своего видения.
— Откуда я знаю! Я тебе объяснял: была толкучка, нас отправляли группами. Кто знает, где и как произошла ошибка, и вот теперь извольте — нижняя половина у меня женская.
— Матерь божья! — воскликнул я, изо всех сил стараясь, чтобы в голосе прозвучала хоть нотка сочувствия. — Но на принимающей станции…
— Роботы! — гневно вскричал Иван. — Новый год, ни одной живой души. Мне объяснили, что такие ошибки возможны. Линия новая, проходит через астероидный пояс. Ничего не могут поделать, пока не обнаружат вторую половину. Пока ни с одной станции не поступило сообщения об ошибке. Идите, говорят, сейчас так, а мы вас потом сами разыщем. А в довершение всего еще и грозят: смотрите, мол, вы несете ответственность за чужую часть тела. Какая наглость! Будто я ее украл! Как будто я мечтал появиться перед женой в таком виде, да еще на Новый год!… Смейся, смейся, взорвался он, видя, что я едва сдерживаю подступающие приступы смеха.
— Иван, — сказал я француженке, — прими мои новогодние соболезнования.
И отправился в туалетную комнату.
Там я хохотал, пока не заболели мышцы живота. Потом сполоснул лицо холодной водой, насухо вытерся и только после этого подумал о серьезности создавшегося положения. Какую помощь я мог предложить своему другу? И вообще, можно ли ему чем-то помочь? Положим, поливизор я еще кое-как смогу разобрать, но в технике этой проклятой телетранспортации я не смыслил ни бельмеса. Как произошла ошибка и как можно снова осуществить обмен — это для меня было загадкой. Ясно было одно — хирург в этом» деле не помощник. Нельзя же просто разрезать человека пополам, а потом сшить половинки. Наверное, здесь обмен производился на молекулярном или даже субмолекулярном уровне.
Когда я вышел из туалетной, звонок у входного шлюза трещал как осатанелый. Я открыл бронированную дверь, и в нее ворвался громадного роста детина в ярко-красном скафандре.
Такие вульгарные скафандры носили на Титане только туриста Они выдаются туристическим агентством, чтобы не перепутан представителей туристического мира с нормальными жителями! Посетитель что-то кричал, размахивая над головой руками, нс| я ничего не слышал, потому что на голове у него был шлем Я жестом указал на ошибку, и он судорожно и неумело приняла стаскивать его с головы. В конце концов пришлось ему помочь
— Это вы Иван? — проревел он, освободив от шлема свою oгромную голову. Но приглядевшись внимательнее, разочарован-! но констатировал: — Нет, это не вы. А где же он?
Я ткнул пальцем через плечо, и бестактный посетитель бросился к двери, ведущей в гостиную. Через секунду он уж опустился перед Иваном на колени и стаскивал с него одеяло
— Это она, она! — завопил он.
И с упоением принялся целовать ноги и колени моего друга То есть не моего друга, конечно, а той его половины, которую тот получил по ошибке во время телетранспортации. Ивонн и Иван были настолько ошеломлены, что даже не шевельнулись Я едва сумел оттащить эту человеческую громадину. Оттолкнув его к стулу, на котором еще недавно сидел сам, я принялся отчитывать его:
— Ведите себя прилично! Вы где находитесь?
Пока я боролся с ним, усаживая на стул, пришлось прикрикнуть на остолбенело стоявшую француженку:
— Не стой как памятник, а дай ему какое-нибудь платье или свои брюки!
Она выбежала в другую комнату за одеждой, а в это время верзила исступленно заверещал:
— Это моя жена, моя жена!
И пальцем показывал на Ивана, который, вздрогнув от его вопля, набросил на себя одеяло, скрыв этот непривычный для Титана вид.
Я уже все понял и поэтому был совершенно спокоен.
— Вы убеждены, что ваша жена выглядит именно так? Посмотрите-ка внимательней.
Но, не глядя на Ивана, верзила сломленно упал на стул.
— Ох, я свихнусь!
— Это грозит всем нам, — сочувственно ответил я. — Хотите что-нибудь выпить?
— Вы извините, что я так… Но представьте себе и мое положение, — извиняющимся тоном заговорил он. — Только вчера мы поженились и сразу же отправились на Рею, соседний спутник Сатурна. Решили встретить там Новый год и провести медовый месяц. И надо же такому случиться именно с нами!…
Я опять почувствовал приступ смеха, хотя все это было вовсе не смешно, а попахивало трагедией.
— Этот адрес вам дали на станции? Где сейчас находится ваша супруга? — выдавил я из себя, стараясь казаться серьезным.
— Уф, она не с его половиной, — простонал верзила.
— Что-о-о? — проревел Иван из кресла. — А где же моя половина?
— Не знаю. И на станции не знают. Третий пострадавший еще
не сообщил о себе.
— А ваша супруга… — я так и не закончил вопрос, потому что снова представил себе ее прелести, скрытые под одеялом, однако он меня понял.
— У нее чужая женская половина.
— Э, у вас все же целая женщина, — осмелился иронически усмехнуться я.
— Да какая там женщина! — простонал он. — У жены нижняя часть тела от какой-то столетней старухи!
— Боже мой! — воскликнул я, бросаясь в туалетную комнату. Когда я снова появился на пороге, меня остановил его крик:
— Не входите!
Но я вошел, боясь как бы этот сумасшедший чего не натворил.
— Эй! — крикнул он, расправляя одеяло.
Иван надевал на нижнюю часть своего тела принесенную Ивонн одежду.
— Стой где стоишь! приказала мне француженка.
— Ну и ну! — воскликнул я. — С каких это пор он меня стесняется? Студентами мы жили в одной комнате.
— Эй вы, там, — с угрозой обратился ко мне молодожен, еще тщательнее закрывая одеялом нижнюю часть моего друга. — Не прикидывайтесь наивным! И вообще, что вы здесь делаете?
— Иван, мне уйти? спросил я. Француженка перепугалась.
— Не уходи, прошу тебя! Останься, кто знает, что этому типу взбредет в голову!
— Я вызову милицию! — пригрозил я ему. Турист-молодожен, который, конечно, не мог знать, что на Титане нет милиции, с воодушевлением поддержал меня:
— Немедленно, немедленно вызовите милицию! Она нуждается в охране!
— Кто нуждается в охране? Кого нужно охранять?
Он не ответил на мой вопрос, потому что в его голове созрела другая мысль.
— Прошу вас, поезжайте со мной на Рею, а?
Иван, только что облачившийся в клетчатые брюки своей жены, плотнее закутался в одеяло.
— Очень вас прошу, поезжайте. Все-таки вы в известной мере принадлежите мне, хотя и отчасти…
Иван, не веря своим ушам, смотрел на него испуганным взглядом, а Ивонн с язвительным хладнокровием обратилась мне:
— Слушай, нельзя ли, наконец, избавиться от этого сумасшедшего?
— Это, между прочим, о вас идет речь, — обернулся я к нем
— Это я-то сумасшедший? Неужели я не могу…
— Вон! — завопил Иван в кресле. — Убирайтесь вон!
— А-а-а-а, — протянул молодожен, — никуда я отсюда не уйду. Или вы поедете со мной, или…
— Или что?
Я подступил к нему со сжатыми кулаками, однако это был блеф чистой воды. Легкомысленно было надеяться, что я смог справиться с мужиком, который в два раза сильнее, а Ива! в таком виде едва ли мог оказать мне эффективную помощь
Но все же yгроза подействовала.
— Не могу же я ее бросить здесь просто так, — заныл верзила — Кто знает, что с ней может случиться!
— Я позабочусь о ее безопасности! — заявил я.
— Знаю я, как вы позаботитесь! И вообще, можете вы ми объяснить, что вы тут делаете? У вас что, своей жены нет' Насколько мне известно, на далекие планеты не посылают ба| жен.
— Гражданин, — ответил я ему. — Я понимаю вашу скорбь и сочувствую, но это не дает вам права вести себя неприлично А вы продолжаете играть на нервах у моего друга. Он и так на, грани самоубийства.
Верзила вскочил, обезумев от ужаса, — видимо, у него было| живое воображение.
— Да вы же убьете мою жену! — вскричал он, обращаясь к Ивану.
— Ты понимаешь, Иван, какое тут дело… Ты ведь не только на себя наложишь руки, но и погубишь другого человека. А это уж убийство, а не самоубийство.
— Но что же мне делать? — простонал мой приятель.
— Ждать, — ответил я как можно более бодрым тоном. — Вот что надо делать!
Что же еще можно было ему посоветовать?
Чтобы успокоить молодожена, я вызвал для подкрепления свою жену, однако случившееся вызвало в ней какую-то особенную тревогу. Она постоянно вертелась вокруг Ивана, не оставляя нас вдвоем ни на минуту, хотя ему наверняка хотелось поговорить со мной по-мужски. Я спросил его, как он себя чувствует, и он ответил, что очень странно. Что ему в голову лезут всякие мысли и идиотские картины. Но промолчал о том, какие именно. Да и как он мог сказать это в присутствии двух разъяренных тигриц, кругами ходивших по комнате?
Молодожен принялся сновать на рейсовом планетолете между Реей и Титаном, между верхней и нижней половиной своей супруги, поскольку в гостиницах Титана не нашлось ни одного свободного места. Он засыпал нас отчаянными сообщениями. у молодой жены выросли старушечьи усы, появились косматые бородавки и все в этом роде…
У Ивана росла женская грудь. Я хотел было посмотреть, но жена не позволила, заявив: не видел никогда, что ли?
А проклятая старуха все не отзывалась. Похоже, что она прекрасно себя чувствовала с нижней частью моего друга. Ее поиски усердно велись на всех девяти спутниках Сатурна. Но ведь она могла за это время вернуться на Землю или улететь на другую планету. А мы сидим и ждем. Ни работа не идет, ни семейная жизнь. Я слежу, чтобы мой друг не покончил с собой. Жена следит, чтобы я к нему не приближался. Ивонн следит за нами. Тревожится ли она за чужую половину или за его не знаю, но она постоянно крутится рядом. А как только Иван кокетливой женской походкой направляется в туалетную комнату, мы начинаем спорить из-за того, кто должен его сопровождать — мужчины или женщины, поскольку боимся, что он-таки выйдет без скафандра из дому.
Вот пусть и полюбуется на все это тот робот, который защитил докторскую диссертацию по философии, тогда я посмотрю, захочется ли ему философствовать и дальше.
Сам я по профессии минералог, три года работаю на Титане — крупнейшем спутнике Сатурна, поэтому меня ни в коем случае нельзя назвать противником машин: в условиях ядовитой атмосферы Титана без них и шагу нельзя сделать, не то что ковыряться в его вечных снегах в поисках редких минералов. Однако по той ли причине, что моя профессия непосредственно связана с природой, или по какой другой, только ко всем новым детищам технической мысли я привык относиться с недоверием и осторожностью. Мой коллега и друг Иван (фамилию его я не называю по понятным причинам) в этом вопросе полностью солидарен со мной, что и делает приключившуюся с ним историю еще более трагичной: почему-то она произошла именно с ним, а не с кем-нибудь из пустоголовых почитателей новоявленных докторов философии.
Это случилось месяц назад, под самый Новый год. Мы договорились отпраздновать его вместе, однако ни он, ни его жена не звонили, и я решил, что Иван не успел вернуться из командировки на Землю. Он предупредил жену, что задержится из-за проб, которые необходимо было провести обязательно в земных условиях, но что любой ценой постарается поспеть к празднику.
Накануне Нового года, под вечер я позвонил к нему домой. На экране мелькнуло лицо его жены, но сразу же исчезло. Я подумал, что она намазалась каким-нибудь косметическим кремом и потому не хочет показываться
— Он еще не вернулся, — сообщила она плачущим голосом. — Не прилетел.
— Иван, — сказал я ей, — не стоит так расстраиваться. Он просто не достал билет на космолет. Ты же знаешь, что творится на космодромах перед Новым годом.
— Я не Иван, а Ивонн, обиделась она.
— Прости, — поспешил извиниться я.
— До каких пор мне придется тебя прощать? — не на шутку разозлившись, воскликнула Ивонн. продолжая оставаться за экраном.
Что мне с ними делать! Она Ивонн, он Иван. Тот, по крайней мере, не сердится, когда я путаюсь в их именах. Стараясь вновь не ошибиться, я осторожно предложил:
— Ивонн, приходи праздновать к нам. Не куковать же тебе в одиночестве.
Но и здесь, видимо, я допустил ошибку, потому что, сердито пожелав мне приятной встречи Нового года, она отключила связь.
Как только отгремел праздничный салют, я снова позвонил ей, чтобы вместе с женой поздравить ее с Новым годом, однако на мой вызов никто не ответил. Мы решили, что она где-то празднует, а жена, хотя они с Ивонн и подруги, не упустила возможности прокомментировать:
— Ох, уж эти парижанки. Даже на Титане умудряются наставить мужу рога.
Разумеется, она просто придиралась. Среди метановых пустынь Титана без скафандра никуда не выйти, а в скафандре трудно флиртовать и строить глазки. Несколько имеющихся в наличии гостиниц круглый год переполнены туристическими группами. На время новогоднего наплыва для туристов пришлось временно установить в Долине Молчания специальные герметические бараки.
Уж не знаю, какому болвану пришло в голову это название — во всех долинах Титана, равно как и на его горах, молчание совершенно одинаковое. Наверное, пальма первенства принадлежала какому-нибудь агенту «Титантуриста», который, надо отдать ему должное, все же был умнее многих своих клиентов. На Земле люди жаждут тишины и за неделю отдыха в такой вот Долине Молчания с радостью выкладывают все свои сбережения. Однако когда во временные бараки набивается несколько тысяч туристов, наступает такое молчание, что хоть беги на другой край Солнечной системы
Право же, жена напрасно нападала на француженку. Звонок Ивонн разбудил нас на рассвете Шампанское все еще пузырилось в моем мозгу, и я с трудом соображал, но на этот раз на экране было ее лицо, и оно было залито слезами.
— Прошу тебя, немедленно приезжай!
— Что стряслось?
— Здесь увидишь.
Рефлексы мои были парализованы, и я долго возился со скафандром, зная, что осторожность — прежде всего, потому что | на улице всегда подстерегает опасность. Из гаража ракетные сани я вывел, но и с ними пришлось повозиться, пока заработал, мотор. Несмотря на то, что мы жили на постоянно согреваемой Сатурном стороне, несмотря на наличие у Титана атмосферы, • здесь постоянно царил космический холод. Жена выразила желание поехать со мной, но я категорически отказал ей. Раз Ивонн вызвала меня одного, значит, произошло нечто такое, что может оказаться не для женских нервов.
Моя задержка дала Ивонн возможность успокоиться, и когда она открывала мне герметическую дверь шлюзового коридора, глаза у нее были совсем сухие, но с выражением застывшей в них боли. Снимая шлем, я поинтересовался, долго ли она собирается меня задержать и стоит ли вылезать из скафандра, но она только кивнула мне и бегом вернулась в гостиную. Озадаченный таким приемом, я снял скафандр, привел в порядок прическу — как-никак был праздник — и постучал в дверь гостиной.
— Входи, входи! — крикнула Ивонн.
Как часовой, она стояла за высокой спинкой кресла, а в нем с зажмуренными глазами, до подбородка закутанный одеялом, сидел Иван. Лицо его было такого же цвета, как снег в тех краях, где серных примесей больше, чем метановых: желто-белый, с темными разводами, оставленными тенью скал, освещенных косыми лучами Сатурна. Иван сидел, не открывая глаз, будто забывшись нездоровым сном.
— Эй, люди, что здесь происходит? — с наигранной бодростью воскликнул я, надеясь, что действительно не произошло ничего страшного.
Ответом мне было молчание, причем не такое, какое было сейчас в Долине Молчания. Подойдя к другу, я коснулся его лба. Внезапно схватив мою ладонь, он закрыл ею глаза и всхлипнул:
— Дружище!
— Ты только посмотри, до чего мы дожили! — воскликнула Ивонн, рывком сорвав с него одеяло.
Трудно сказать, что я испытал при виде открывшейся мне картины. Какое-то смешанное чувство, которое не знаю, как и передать. Одним словом, мне открылись пышные женские бедра и изящные ножки с округлыми коленками. Все это я разглядел в считанные секунды, потому что Иван в панике тут же закрылся одеялом.
Приняв все это за привезенную с Земли новогоднюю шутку, я расхохотался.
— Покажи-ка еще разок!
Иван, однако, только со всхлипом повторил: „дружище", а выражение лица Ивонн подсказало мне, что ничего смешного во всем этом нет.
— Да скажите же мне, наконец, что произошло? — смущенно воскликнул я.
Ивонн истерически выкрикнула:
— Пусть тебе этот дуралей несчастный расскажет!
— Ивонн… — Я повернулся к своему другу.
— Ага, — злорадно воскликнула француженка. — Так ему и надо! Он действительно теперь никакой не Иван, так что спокойно можешь называть его Ивонн.
— Извините, но с этими вашими именами, — смущенно пробормотал я. — Так что же все-таки случилось?
— Дорогая, — жалобно простонал мой друг, — ведь это все из-за тебя.
Ивонн тут же перебила его:
— Конечно, я так и знала, что окажусь во всем виноватой! Теперь ты будешь твердить, что это все из-за меня!
— Послушай, дай нам поговорить спокойно, — не выдержав, вспылил я. — Сходи к моей жене, она там одна скучает. Возьми мои сани, они стоят наготове.
— Как бы не так! — огрызнулась Ивонн, и я совсем растерялся. Сев на стоявший в отдалении стул и сложив руки на груди, я обиженно заявил:
— Ну вот что: жду ровно две минуты. Если за это время вы не объясните мне, что произошло, я ухожу. И знайте — ноги моей здесь больше не будет!
Перепугавшаяся Ивонн толкнула мужа плечом: мол, рассказывай.
— Подожди, — сказала она мне. — Он, видите ли, теперь решил покончить с собой. За ним нужен глаз да глаз, а то, того и гляди, выскочит на улицу без скафандра!
Демонстративно взглянув на часы, я заерзал на стуле.
— Не знаю, чем ты можешь помочь, наконец заговорил мой друг каким-то странно звонким голоском. — Она уже всюду звонила. Но все празднуют. А от роботов ничего не добьешься, сам знаешь. Больших бюрократов человечество не видывало.
— Я все еще ничего не понимаю, — угрожающим тоном сказал я, постучав пальцем по стеклу хронометра.
— Постой, дай объяснить. Ты-то хоть не действуй мне на нервы, — жалобно сказал Иван. — Сам видишь, в каком положении я очутился. Понимаешь, это была единственная возможность попасть на праздник домой я и так прождал до последнего момента, но все места на звездолеты были забронированы еще тогда, когда я только собирался на Землю. А в транспортном бюро мне заявили: единственный для вас выход — телетранспортация. И, мол, не только для вас, а для всего человечества, и напрасно, мол, люди боятся. А вы, кричу я им, без обобщений, мне дела нет до человечества. Вы мне лучше скажите, как мне вернуться на Титан, я вам не какой-нибудь там избалованный турист, я там живу, меня жена ждет, работа! А они, знай гнут свое: телетранспортация да телетранспортация! Это, говорят, конечно, обойдется вам дороже, но виноваты в этом бюрократы, которые не выплачивают командированным разницу в цене билетов. Багаж, говорят, позже получите, мы его отправим грузовым космолетом, зато полтора часа — и вы на Титане. И предупредили, что в противном случае мне придется ждать две недели. Пришлось соглашаться. А что оставалось делать? Ты же знаешь, какая Ивонн ревнивая! Не вернись я к Новому году, она бы мне глаза выцарапала.
— Ну да, опять жена виновата, — воинственно вставила француженка. — Во всех своих глупостях вы готовы винить бедных жен!
Я не обратил на ее вспышку никакого внимания. На Титане все женщины становятся раздражительными. Необходимость постоянно общаться с одним и тем же мужчиной, находиться в герметически закрытых помещениях или в скафандрах нервирует их. Иван тоже пропустил ее реплику мимо ушей и продолжал:
— Вы не думайте, и с телетранспортацией все было не так просто. Народ как с цепи сорвался — все хотят путешествовать Я едва сумел пристроиться к одной из отправляемых групп. А до наступления Нового года оставалось два часа.
Он судорожно вздохнул и замолчал.
— Ну, и как прошел полет? Рассказывай же! — поторопил я его.
Сам я даже не видел телетранспортационную станцию, недавно появившуюся у нас на Титане, и не знаю, решусь ли когда воспользоваться ее услугами. Мы, геологи, народ консервативный, это у нас профессиональное. Может, телетранспортация и в самом деле будущее человечества, может, это и гениальное, и революционное и какое угодно еще открытие, но есть в ней нечто недостойное человека. По крайней мере, на мой взгляд. Суют тебя голым в кабину-реактор, разлагают на кванты и тутти-кванты, и отправляют в Космос. А потом на соответствующей планете опять собирают по квантам. Конечно, при этом ты движешься с самой высокой скоростью — со скоростью света, однако я бы никому не позволил разлагать себя на кванты. Это противоестественно.
— По крайней мере интересно было? — полюбопытствовал я. — Что человек чувствует, когда…
— Ты лучше спроси меня, как я чувствую себя сейчас, — простонал Иван.
— А что такое?
— Как что такое? Ты что — не видел?
Только теперь до меня дошло, в чем дело,и я воскликнул:
— Неужели…
Но, помня о его чувствительности, заставил себя не расхохотаться.
— Покажи!
Я вскочил и потянулся к одеялу, но француженка оттолкнула мою руку.
— Нечего глаза пялить, видел уже!
Я снова представил себе роскошные женские бедра с округлыми коленками. Вероятно, из-за скуки на Титане у человека воображение развивается гораздо сильнее, чем на Земле.
— Как это случилось? — спросил я, устыдившись своего видения.
— Откуда я знаю! Я тебе объяснял: была толкучка, нас отправляли группами. Кто знает, где и как произошла ошибка, и вот теперь извольте — нижняя половина у меня женская.
— Матерь божья! — воскликнул я, изо всех сил стараясь, чтобы в голосе прозвучала хоть нотка сочувствия. — Но на принимающей станции…
— Роботы! — гневно вскричал Иван. — Новый год, ни одной живой души. Мне объяснили, что такие ошибки возможны. Линия новая, проходит через астероидный пояс. Ничего не могут поделать, пока не обнаружат вторую половину. Пока ни с одной станции не поступило сообщения об ошибке. Идите, говорят, сейчас так, а мы вас потом сами разыщем. А в довершение всего еще и грозят: смотрите, мол, вы несете ответственность за чужую часть тела. Какая наглость! Будто я ее украл! Как будто я мечтал появиться перед женой в таком виде, да еще на Новый год!… Смейся, смейся, взорвался он, видя, что я едва сдерживаю подступающие приступы смеха.
— Иван, — сказал я француженке, — прими мои новогодние соболезнования.
И отправился в туалетную комнату.
Там я хохотал, пока не заболели мышцы живота. Потом сполоснул лицо холодной водой, насухо вытерся и только после этого подумал о серьезности создавшегося положения. Какую помощь я мог предложить своему другу? И вообще, можно ли ему чем-то помочь? Положим, поливизор я еще кое-как смогу разобрать, но в технике этой проклятой телетранспортации я не смыслил ни бельмеса. Как произошла ошибка и как можно снова осуществить обмен — это для меня было загадкой. Ясно было одно — хирург в этом» деле не помощник. Нельзя же просто разрезать человека пополам, а потом сшить половинки. Наверное, здесь обмен производился на молекулярном или даже субмолекулярном уровне.
Когда я вышел из туалетной, звонок у входного шлюза трещал как осатанелый. Я открыл бронированную дверь, и в нее ворвался громадного роста детина в ярко-красном скафандре.
Такие вульгарные скафандры носили на Титане только туриста Они выдаются туристическим агентством, чтобы не перепутан представителей туристического мира с нормальными жителями! Посетитель что-то кричал, размахивая над головой руками, нс| я ничего не слышал, потому что на голове у него был шлем Я жестом указал на ошибку, и он судорожно и неумело приняла стаскивать его с головы. В конце концов пришлось ему помочь
— Это вы Иван? — проревел он, освободив от шлема свою oгромную голову. Но приглядевшись внимательнее, разочарован-! но констатировал: — Нет, это не вы. А где же он?
Я ткнул пальцем через плечо, и бестактный посетитель бросился к двери, ведущей в гостиную. Через секунду он уж опустился перед Иваном на колени и стаскивал с него одеяло
— Это она, она! — завопил он.
И с упоением принялся целовать ноги и колени моего друга То есть не моего друга, конечно, а той его половины, которую тот получил по ошибке во время телетранспортации. Ивонн и Иван были настолько ошеломлены, что даже не шевельнулись Я едва сумел оттащить эту человеческую громадину. Оттолкнув его к стулу, на котором еще недавно сидел сам, я принялся отчитывать его:
— Ведите себя прилично! Вы где находитесь?
Пока я боролся с ним, усаживая на стул, пришлось прикрикнуть на остолбенело стоявшую француженку:
— Не стой как памятник, а дай ему какое-нибудь платье или свои брюки!
Она выбежала в другую комнату за одеждой, а в это время верзила исступленно заверещал:
— Это моя жена, моя жена!
И пальцем показывал на Ивана, который, вздрогнув от его вопля, набросил на себя одеяло, скрыв этот непривычный для Титана вид.
Я уже все понял и поэтому был совершенно спокоен.
— Вы убеждены, что ваша жена выглядит именно так? Посмотрите-ка внимательней.
Но, не глядя на Ивана, верзила сломленно упал на стул.
— Ох, я свихнусь!
— Это грозит всем нам, — сочувственно ответил я. — Хотите что-нибудь выпить?
— Вы извините, что я так… Но представьте себе и мое положение, — извиняющимся тоном заговорил он. — Только вчера мы поженились и сразу же отправились на Рею, соседний спутник Сатурна. Решили встретить там Новый год и провести медовый месяц. И надо же такому случиться именно с нами!…
Я опять почувствовал приступ смеха, хотя все это было вовсе не смешно, а попахивало трагедией.
— Этот адрес вам дали на станции? Где сейчас находится ваша супруга? — выдавил я из себя, стараясь казаться серьезным.
— Уф, она не с его половиной, — простонал верзила.
— Что-о-о? — проревел Иван из кресла. — А где же моя половина?
— Не знаю. И на станции не знают. Третий пострадавший еще
не сообщил о себе.
— А ваша супруга… — я так и не закончил вопрос, потому что снова представил себе ее прелести, скрытые под одеялом, однако он меня понял.
— У нее чужая женская половина.
— Э, у вас все же целая женщина, — осмелился иронически усмехнуться я.
— Да какая там женщина! — простонал он. — У жены нижняя часть тела от какой-то столетней старухи!
— Боже мой! — воскликнул я, бросаясь в туалетную комнату. Когда я снова появился на пороге, меня остановил его крик:
— Не входите!
Но я вошел, боясь как бы этот сумасшедший чего не натворил.
— Эй! — крикнул он, расправляя одеяло.
Иван надевал на нижнюю часть своего тела принесенную Ивонн одежду.
— Стой где стоишь! приказала мне француженка.
— Ну и ну! — воскликнул я. — С каких это пор он меня стесняется? Студентами мы жили в одной комнате.
— Эй вы, там, — с угрозой обратился ко мне молодожен, еще тщательнее закрывая одеялом нижнюю часть моего друга. — Не прикидывайтесь наивным! И вообще, что вы здесь делаете?
— Иван, мне уйти? спросил я. Француженка перепугалась.
— Не уходи, прошу тебя! Останься, кто знает, что этому типу взбредет в голову!
— Я вызову милицию! — пригрозил я ему. Турист-молодожен, который, конечно, не мог знать, что на Титане нет милиции, с воодушевлением поддержал меня:
— Немедленно, немедленно вызовите милицию! Она нуждается в охране!
— Кто нуждается в охране? Кого нужно охранять?
Он не ответил на мой вопрос, потому что в его голове созрела другая мысль.
— Прошу вас, поезжайте со мной на Рею, а?
Иван, только что облачившийся в клетчатые брюки своей жены, плотнее закутался в одеяло.
— Очень вас прошу, поезжайте. Все-таки вы в известной мере принадлежите мне, хотя и отчасти…
Иван, не веря своим ушам, смотрел на него испуганным взглядом, а Ивонн с язвительным хладнокровием обратилась мне:
— Слушай, нельзя ли, наконец, избавиться от этого сумасшедшего?
— Это, между прочим, о вас идет речь, — обернулся я к нем
— Это я-то сумасшедший? Неужели я не могу…
— Вон! — завопил Иван в кресле. — Убирайтесь вон!
— А-а-а-а, — протянул молодожен, — никуда я отсюда не уйду. Или вы поедете со мной, или…
— Или что?
Я подступил к нему со сжатыми кулаками, однако это был блеф чистой воды. Легкомысленно было надеяться, что я смог справиться с мужиком, который в два раза сильнее, а Ива! в таком виде едва ли мог оказать мне эффективную помощь
Но все же yгроза подействовала.
— Не могу же я ее бросить здесь просто так, — заныл верзила — Кто знает, что с ней может случиться!
— Я позабочусь о ее безопасности! — заявил я.
— Знаю я, как вы позаботитесь! И вообще, можете вы ми объяснить, что вы тут делаете? У вас что, своей жены нет' Насколько мне известно, на далекие планеты не посылают ба| жен.
— Гражданин, — ответил я ему. — Я понимаю вашу скорбь и сочувствую, но это не дает вам права вести себя неприлично А вы продолжаете играть на нервах у моего друга. Он и так на, грани самоубийства.
Верзила вскочил, обезумев от ужаса, — видимо, у него было| живое воображение.
— Да вы же убьете мою жену! — вскричал он, обращаясь к Ивану.
— Ты понимаешь, Иван, какое тут дело… Ты ведь не только на себя наложишь руки, но и погубишь другого человека. А это уж убийство, а не самоубийство.
— Но что же мне делать? — простонал мой приятель.
— Ждать, — ответил я как можно более бодрым тоном. — Вот что надо делать!
Что же еще можно было ему посоветовать?
Чтобы успокоить молодожена, я вызвал для подкрепления свою жену, однако случившееся вызвало в ней какую-то особенную тревогу. Она постоянно вертелась вокруг Ивана, не оставляя нас вдвоем ни на минуту, хотя ему наверняка хотелось поговорить со мной по-мужски. Я спросил его, как он себя чувствует, и он ответил, что очень странно. Что ему в голову лезут всякие мысли и идиотские картины. Но промолчал о том, какие именно. Да и как он мог сказать это в присутствии двух разъяренных тигриц, кругами ходивших по комнате?
Молодожен принялся сновать на рейсовом планетолете между Реей и Титаном, между верхней и нижней половиной своей супруги, поскольку в гостиницах Титана не нашлось ни одного свободного места. Он засыпал нас отчаянными сообщениями. у молодой жены выросли старушечьи усы, появились косматые бородавки и все в этом роде…
У Ивана росла женская грудь. Я хотел было посмотреть, но жена не позволила, заявив: не видел никогда, что ли?
А проклятая старуха все не отзывалась. Похоже, что она прекрасно себя чувствовала с нижней частью моего друга. Ее поиски усердно велись на всех девяти спутниках Сатурна. Но ведь она могла за это время вернуться на Землю или улететь на другую планету. А мы сидим и ждем. Ни работа не идет, ни семейная жизнь. Я слежу, чтобы мой друг не покончил с собой. Жена следит, чтобы я к нему не приближался. Ивонн следит за нами. Тревожится ли она за чужую половину или за его не знаю, но она постоянно крутится рядом. А как только Иван кокетливой женской походкой направляется в туалетную комнату, мы начинаем спорить из-за того, кто должен его сопровождать — мужчины или женщины, поскольку боимся, что он-таки выйдет без скафандра из дому.
Вот пусть и полюбуется на все это тот робот, который защитил докторскую диссертацию по философии, тогда я посмотрю, захочется ли ему философствовать и дальше.