Дроздов Владимир
Прыжок
Владимир Дроздов
ПРЫЖОК
В раскрытые окна парашютного класса приангарного здания начинают проникать, будто сломанные пополам, косые лучи только что вставшего солнца. И сразу же вслед за ними врывается разноголосый шум-летчики на предварительном старте принялись опробовать моторы. Но вот от этого смутного рокота ясно отрывается один, настойчиво усиливающийся звук...
Одинокий гул нарастает. С грохотом из-за ангара выныривает самолет. Его светлое брюхо только мелькнуло и тут же скрылось над крышей. Тотчас и рев мотора замолк, оборвался. Но Митя Леднев успел различить на хвосте "ишака" Номерной знак комэска. "Старик" любит первым уйти в воздух на разведку погоды. Теперь, как шмели из гнезда, один за другим начнут взлетать "ишачки".
- Лейтенант Леднев, закройте окна!-Голос капитана Колоскова обрывает ленивый ход мыслей.
Митя встает, прикрывает все три окна и возвращается на место.
Вдоль шестиметровых столов для укладки парашютов сидят молодые летчики. Некоторые уже имеют по два парашютных прыжка. Конечно, с учебного самолета, летевшего горизонтально. Еще в летной школе прыгали.
А сейчас начальник парашютной службы бригады мастер спорта капитан Колосков объясняет им особенности прыжка с истребителя на развороте. Подробно рассказывает, как надо вывалиться из накрененного самолета, как отрываться от него, что делать в первые секунды свободного полета.
Ледневу пока рано думать о развороте. Он сегодня вообще впервые пойдет на прыжок-не пришлось в летной школе. Внезапно Митя поднимает руку:
- Разрешите вопрос, товарищ капитан?
- Пожалуйста.
- А вы, когда первый раз прыгали, волновались?
- Прыгать всем страшно, кроме дураков и тупиц.
Боязнь высоты в природе человека. Особенно трудно перебороть страх в первый раз. Да и не только в первый.
Вы знаете, вчера я сделал свой двести седьмой прыжок.
И с петли много раз прыгал, и с переворота, даже из штопора... Пора бы уж, кажется, привыкнуть. А все равно приходится над собой усилие совершать. Прямо вам говорю, не стыжусь. И все-таки тренироваться нужно.
Иначе в критический момент не прыгнешь.
- Почему же всех летчиков не заставляют прыгать?
- Дело добровольное. Не каждый умеет себя пересилить. А помощники тут просто опасны. Убеждать, конечно, надо. Однако заставлять - нельзя. Вот я вам слу"
чай расскажу. Судите сами.
Колосков замолкает ненадолго. И решительно продолжает:
- Летчики нашей бригады парашютную тренировку стали проходить три года назад. Тогда двое с ходу отказались. Их не принуждали. А один полетел и уж на крыло вылез. Но замешкался - видно, сразу отважиться не смог. Так Никишов (он в тот день на прыжки возил)
ткнул ему в глаза два пальца "вилкой"! Парень, однако, не отпустил борт кабины. Вместо этого бросил кольцо и правой рукой отбил никишовскую "вилку". Только забыл, что у него и кисть соединена с вытяжным кольцом специальной резинкой. Резинка эта, конечно, натянулась, когда он махнул рукой, и тросик с запирающей шпилькой вытащила. Парашют раскрылся прыгуна с крыла сдернуло. Но одна стропа зацепилась за стабилизатор. Парень и повис на хвосте! Самолет вздыбило. Хорошо, Никишов двумя руками схватил ручку управления - удержал машину. А дальше что? Сесть нельзя человека убьешь, самолет разложишь, да и сам... Выпрыгнуть? Ну, себя спасешь - и все. Никишов вынул нож из кармана, показывает-мол, отрежь стропу. А у того, как на грех, ножа нет. Никишов ему свой бросаетна, лови! Да разве поймаешь! Беднягу из стороны в сторону мотает. Где уж тут! Попробовал Никишов скользить - думал, стропа сползет, когда самолет накренится.
Нет, висит. Петлю делать побоялся-как бы хуже не запутать. И правильно. Задний бы ход дать. Но ведь мы, летчики, все вперед и вперед... К заднему ходу у нас машины не приучены. Ну что же, вот так, на глазах у всех и погибать обоим? К счастью, полетами руководил наш комэск. Он сел в свободный У-2 и пошел в воздух. Задумал снизу подлететь, поймать прыгуна к себе в кабину да ножом все стропы и перерезать у основания.
Подлетел к Никншову близко, объяснил ему как мог, жестами. Стали делать. Ничего не выходит. Струями от винтов раскачивает купол, летчика болтает. Никак он в кабину не угодит, того гляди еще и запутается в хвосте второго самолета. Решил тогда майор проклятую стропу из нагана перестрелить. Рядом летит с Никишовым, скорости уравнял, но попасть? Комэск-стрелок отличный.
Да ведь неловко. Самолет он ведет левой рукой, правой стреляет, а смотреть и туда и сюда надо-глаза разбегаются. Все же перебил стропу, лопнула она. Парень отцепился. Правда, с перепугу скорей второй парашют открыл - так на двух и приземлился. Есть вопросы?
- А Никишову что было?
- Его из армии уволили. Займемся теперь, товарищи, укладкой ваших парашютов.
Леднев становится в голове крайнего стола. Кладет на него свой парашют, раскрывает сумку и осторожно расправляет по коричневому линолеуму светло-кремовый шелк купола. Наконец разложил. Ждет, пока с другой стороны не подойдет укладчик. Митя ненавидит ожидание. "И все же, - думает он, это правильно. Каждый складывает парашют самому себе. И не один, а вдвоем с опытным специалистом. Ошибок не будет. Так, конечно, и прыгать спокойнее... А значит, всем страшно... Даже Колоскову!"
Но вот парашюты уложены. На старт едут в полуторке. Уж скорее бы!
Комэск вернулся с разведки погоды. Он подзывает к себе капитана Колоскова. Митя хоть и далековато был, но расслышал слова комэска:
- Думаю, вперед надо пустить тех, кто по первому разу прыгает. И прежде всего бросай Леднева. А то, я смотрю, он что-то задумываться начал.
- Разве за ним этого раньше не замечалось?
- Не смейся, Колосков. Он вообще-то парень живой, пистолетистый. Отнесись к нему с душой. Понял?
- Понял, товарищ майор.
- Ну то-то. Действуй. Заждались ребята.
Колосков не обижается на комэска. Тот всем говорит "ты" - и подчиненным, и начальникам.
Наконец все готово. Из передней кабины У-2 вынута ручка двойного управления, Леднев уже взгромоздился на сиденье и похож сейчас на огромную черепаху с выпуклым темным панцирем. Сходство еще усиливает его голова на длинной шее, просунутая между парашютами.
Зато Колосков в черном кожаном реглане, в перчаткахкрагах и в шлеме с забралом из поднятых на лоб очков - вылитый средневековый рыцарь.
"Уточка" слабо тарахтит, незаметно отрывается от земли...
И впервые лейтенанту Ледневу нечего делать в полете! "Когда самолет ведешь, - думает он, - ни о каком страхе не помышляешь. Ты занят, напряженно работаешь... А тут... словно быка за веревку на бойню тащат... Но ведь почти все прыгают. Не мычат, не упираются... Неужели не смогу?"
- Лейтенант Леднев!
Оказывается, Колосков набрал сто метров, сделал первый разворот и вот уж взялся за рупор переговорного аппарата. Митя с радостью хватает свой-хоть не без дела сидеть.
- Слушаю вас!
Тем же ровным голосом, будто бы продолжая объяснения в классе, Колосков напоминает правила покидания самолета.
"Ну зачем это?-думает Леднев. - Ведь уж сколько раз говорил. Или успокаивает, отвлекает?"
Нахмурившись, он упрямо смотрит перед собой. На приборной доске стрелка высотомера медленно ползет к заданной отметке учебного прыжка - "уточка" не спеша набирает свои шестьсот метров. Высоко в небе начинает возникать цепь снеговых гор. Склоны ее все круче, пропасти все отвесней... Кажется, что облачный хребет приближается, вырастает на глазах. И вдруг между его вершинами натягиваются и, дрожа, повисают нити телеграфных проводов! Они покрыты сверкающим на солнце инеем. Прямые, пушистые, строго параллельные...
Это три истребителя прошли строем на высоте пяти километров, протянув за собой следы выхлопных газов. И Леднев мысленно уносится вслед за ними.
Совсем не слушает Колоскова. Но внезапно настораживается.
- ...У нас в бригаде один... семь раз на крыло вылезал и семь раз назад в кабину прятался! Так и не прыгнул! Вот уж - трус! Вы готовы?
- Готов.
- Вылезайте!
Нога сама перебрасывается за борт. Нащупывает крыло. За нею переваливается корпус, вторая нога.
Встал. Взялся правой рукой за вытяжное кольцо. "Это же не будет длиться вечно. Прыгну-и все".
- Не смотрите вниз!
Леднев, конечно, заглянул туда, в бездну. Как в кошмарном сне: и знаешь, что нельзя, а все-таки - смотришь.
Если бы сейчас проснуться! Не видеть этой притягивающей и отталкивающей пустоты... Но самолет уже задран - парашютирует. Мотор работает на малых оборотах - без переговорного аппарата все слышно.
- Если высота вас пугает-закройте глаза! Многие так делают. Падая, считайте до трех и тяните за кольцо.
Когда перевернет да поддернет - сразу и глаза откроются.
"Закрыть? А как тянет назад - в кабину... Но нельзя... Навсегда останешься беззащитным перед возможным оскорблением... Осуждение товарищей, их презрение - страшнее высоты..."
- Ну! Прыгайте!
Выпрямившись, Леднев отпускает борт и, дернувшись налево-к кабине, деревянно, как большая кукла, все же валится направо, вниз.
Колосков отжимает ручку-переводит машину в планирование. Высовывается за борт. Ищет белую шапочку парашюта. И не видит ее. Круто накреняет самолет. Замечает далеко внизу темную фигурку - она быстро укорачивается. Леднев не раскрыл парашюта!!!
"Уточку" резко занесло - капитан грубо двинул ножную педаль. Боится оторвать взгляд, старается не потерять парашютиста на пестром ковре выбитого костылями летного поля.
Темная точка все меньше - еле видна. Вот уж скрылась - растворилась, исчезла на фоне ангара. Колосков замечает: к месту падения мчится санитарная машина.
Он выравнивает самолет, откидывается на задний борт кабины и мгновенно представляет себе лицо лейтенанта, когда тот еще стоял на крыле перед прыжком. Испуг?
Нет, спокойная отрешенность.
Механически капитан сажает У-2, машинально подруливает. На старте пусто. Даже автостартер и полуторка ушли. Сейчас все-там. Лишь дежурный по полетам да финишер остались. Колосков выключает мотор, медленно вылезает из кабины. Долго возится с парашютом.
"Отнесись к нему с душой", - сказал комэск перед этим полетом.
Падая, Леднев все же закрыл глаза. И весь наполнился ощущением провала в .пустоту, даже какой-то облегченности. Целиком отдался внезапному чувству покоя.
Забыл о счете секунд, о кольце парашюта - все от него отлетело. Оставалась только сдержанная радость: он прыгнул. Этого ему сейчас, кажется, достаточно. Бывало, падал во спе. Но тогда хотелось проснуться, оборвать кошмар... А теперь? Жаль, что нельзя вечно так падать.
Митя неохотно, с трудом раскрывает веки.
Прямо перед ним быстро растет ангар. Уже совсем близко! В траве-каждая былинка видна! Автоматический опыт летчика бесстрастно регистрирует: "Если на общей слитной зелени стали различимы отдельные травинки, значит, высота около ста метров". А за секунду свободного падения парашютист пролетает пятьдесят.
Скорее! Чем-то острым полоснуло подбородок... Вытяжное кольцо вместе с тросиком, словно живое, вырывается. Отлетает. Митя хватается за второе, запасное.
Поздно! Ведь второе кольцо еще не успеет вытянуть тросик, как уж парашютист врежется в землю, слишком мало осталось высоты.
Но Митя все равно изо всех сил рвет второе кольцо...
И в тот же момент ощущает резкий динамический удар.
Словно чья-то дружеская рука схватила его за лямки парашюта, поддернула... Ему еще не понять, что с ним произошло. Кажется, он внезапно завис, больше не падает? .. А уж мягкие складки шелка закручиваются вокруг ног, прямо-таки запеленывают парашютиста. Митя яростно отдирает от себя, разматывает, сбрасывает эти неожиданные путы. В голове проносится вихрем: "Основной парашют не раскрылся, запасной запутался-теперь все..." Но он продолжает лихорадочно скидывать с ног волны шелка. Наконец освобождается. Бело-кремовые паруса уплывают вверх, слегка натягивая стропы. И Митя невольно провожает их взглядом... Что это? Над его головой два купола! Два! Только у одного из них шелк натянут - купол упруго покачивается, а второй лишь вяло полощется, словно аэродромный конус, когда ветер слабый. И тотчас мелькает догадка: "Основной парашют раскрылся вовремя, это он как бы поддернул-остановил мое падение! А запасной и распускался так лениво потому, что скорость снижения уже уменьшилась в десять раз".
Но тут Митя замечает: земля приближается неожиданно быстро! Он сдвигает ноги вместе, слегка подгибает колени и в такой позе валится как положено на бок, едва коснувшись земли носками сапог. Тотчас его закрывают волны мягкого душного шелка. А Митя не спешит из-под них выпутаться-лежит себе тихо, вдыхает запах травы...
Жив! - этого ему пока достаточно.
1975
ПРЫЖОК
В раскрытые окна парашютного класса приангарного здания начинают проникать, будто сломанные пополам, косые лучи только что вставшего солнца. И сразу же вслед за ними врывается разноголосый шум-летчики на предварительном старте принялись опробовать моторы. Но вот от этого смутного рокота ясно отрывается один, настойчиво усиливающийся звук...
Одинокий гул нарастает. С грохотом из-за ангара выныривает самолет. Его светлое брюхо только мелькнуло и тут же скрылось над крышей. Тотчас и рев мотора замолк, оборвался. Но Митя Леднев успел различить на хвосте "ишака" Номерной знак комэска. "Старик" любит первым уйти в воздух на разведку погоды. Теперь, как шмели из гнезда, один за другим начнут взлетать "ишачки".
- Лейтенант Леднев, закройте окна!-Голос капитана Колоскова обрывает ленивый ход мыслей.
Митя встает, прикрывает все три окна и возвращается на место.
Вдоль шестиметровых столов для укладки парашютов сидят молодые летчики. Некоторые уже имеют по два парашютных прыжка. Конечно, с учебного самолета, летевшего горизонтально. Еще в летной школе прыгали.
А сейчас начальник парашютной службы бригады мастер спорта капитан Колосков объясняет им особенности прыжка с истребителя на развороте. Подробно рассказывает, как надо вывалиться из накрененного самолета, как отрываться от него, что делать в первые секунды свободного полета.
Ледневу пока рано думать о развороте. Он сегодня вообще впервые пойдет на прыжок-не пришлось в летной школе. Внезапно Митя поднимает руку:
- Разрешите вопрос, товарищ капитан?
- Пожалуйста.
- А вы, когда первый раз прыгали, волновались?
- Прыгать всем страшно, кроме дураков и тупиц.
Боязнь высоты в природе человека. Особенно трудно перебороть страх в первый раз. Да и не только в первый.
Вы знаете, вчера я сделал свой двести седьмой прыжок.
И с петли много раз прыгал, и с переворота, даже из штопора... Пора бы уж, кажется, привыкнуть. А все равно приходится над собой усилие совершать. Прямо вам говорю, не стыжусь. И все-таки тренироваться нужно.
Иначе в критический момент не прыгнешь.
- Почему же всех летчиков не заставляют прыгать?
- Дело добровольное. Не каждый умеет себя пересилить. А помощники тут просто опасны. Убеждать, конечно, надо. Однако заставлять - нельзя. Вот я вам слу"
чай расскажу. Судите сами.
Колосков замолкает ненадолго. И решительно продолжает:
- Летчики нашей бригады парашютную тренировку стали проходить три года назад. Тогда двое с ходу отказались. Их не принуждали. А один полетел и уж на крыло вылез. Но замешкался - видно, сразу отважиться не смог. Так Никишов (он в тот день на прыжки возил)
ткнул ему в глаза два пальца "вилкой"! Парень, однако, не отпустил борт кабины. Вместо этого бросил кольцо и правой рукой отбил никишовскую "вилку". Только забыл, что у него и кисть соединена с вытяжным кольцом специальной резинкой. Резинка эта, конечно, натянулась, когда он махнул рукой, и тросик с запирающей шпилькой вытащила. Парашют раскрылся прыгуна с крыла сдернуло. Но одна стропа зацепилась за стабилизатор. Парень и повис на хвосте! Самолет вздыбило. Хорошо, Никишов двумя руками схватил ручку управления - удержал машину. А дальше что? Сесть нельзя человека убьешь, самолет разложишь, да и сам... Выпрыгнуть? Ну, себя спасешь - и все. Никишов вынул нож из кармана, показывает-мол, отрежь стропу. А у того, как на грех, ножа нет. Никишов ему свой бросаетна, лови! Да разве поймаешь! Беднягу из стороны в сторону мотает. Где уж тут! Попробовал Никишов скользить - думал, стропа сползет, когда самолет накренится.
Нет, висит. Петлю делать побоялся-как бы хуже не запутать. И правильно. Задний бы ход дать. Но ведь мы, летчики, все вперед и вперед... К заднему ходу у нас машины не приучены. Ну что же, вот так, на глазах у всех и погибать обоим? К счастью, полетами руководил наш комэск. Он сел в свободный У-2 и пошел в воздух. Задумал снизу подлететь, поймать прыгуна к себе в кабину да ножом все стропы и перерезать у основания.
Подлетел к Никншову близко, объяснил ему как мог, жестами. Стали делать. Ничего не выходит. Струями от винтов раскачивает купол, летчика болтает. Никак он в кабину не угодит, того гляди еще и запутается в хвосте второго самолета. Решил тогда майор проклятую стропу из нагана перестрелить. Рядом летит с Никишовым, скорости уравнял, но попасть? Комэск-стрелок отличный.
Да ведь неловко. Самолет он ведет левой рукой, правой стреляет, а смотреть и туда и сюда надо-глаза разбегаются. Все же перебил стропу, лопнула она. Парень отцепился. Правда, с перепугу скорей второй парашют открыл - так на двух и приземлился. Есть вопросы?
- А Никишову что было?
- Его из армии уволили. Займемся теперь, товарищи, укладкой ваших парашютов.
Леднев становится в голове крайнего стола. Кладет на него свой парашют, раскрывает сумку и осторожно расправляет по коричневому линолеуму светло-кремовый шелк купола. Наконец разложил. Ждет, пока с другой стороны не подойдет укладчик. Митя ненавидит ожидание. "И все же, - думает он, это правильно. Каждый складывает парашют самому себе. И не один, а вдвоем с опытным специалистом. Ошибок не будет. Так, конечно, и прыгать спокойнее... А значит, всем страшно... Даже Колоскову!"
Но вот парашюты уложены. На старт едут в полуторке. Уж скорее бы!
Комэск вернулся с разведки погоды. Он подзывает к себе капитана Колоскова. Митя хоть и далековато был, но расслышал слова комэска:
- Думаю, вперед надо пустить тех, кто по первому разу прыгает. И прежде всего бросай Леднева. А то, я смотрю, он что-то задумываться начал.
- Разве за ним этого раньше не замечалось?
- Не смейся, Колосков. Он вообще-то парень живой, пистолетистый. Отнесись к нему с душой. Понял?
- Понял, товарищ майор.
- Ну то-то. Действуй. Заждались ребята.
Колосков не обижается на комэска. Тот всем говорит "ты" - и подчиненным, и начальникам.
Наконец все готово. Из передней кабины У-2 вынута ручка двойного управления, Леднев уже взгромоздился на сиденье и похож сейчас на огромную черепаху с выпуклым темным панцирем. Сходство еще усиливает его голова на длинной шее, просунутая между парашютами.
Зато Колосков в черном кожаном реглане, в перчаткахкрагах и в шлеме с забралом из поднятых на лоб очков - вылитый средневековый рыцарь.
"Уточка" слабо тарахтит, незаметно отрывается от земли...
И впервые лейтенанту Ледневу нечего делать в полете! "Когда самолет ведешь, - думает он, - ни о каком страхе не помышляешь. Ты занят, напряженно работаешь... А тут... словно быка за веревку на бойню тащат... Но ведь почти все прыгают. Не мычат, не упираются... Неужели не смогу?"
- Лейтенант Леднев!
Оказывается, Колосков набрал сто метров, сделал первый разворот и вот уж взялся за рупор переговорного аппарата. Митя с радостью хватает свой-хоть не без дела сидеть.
- Слушаю вас!
Тем же ровным голосом, будто бы продолжая объяснения в классе, Колосков напоминает правила покидания самолета.
"Ну зачем это?-думает Леднев. - Ведь уж сколько раз говорил. Или успокаивает, отвлекает?"
Нахмурившись, он упрямо смотрит перед собой. На приборной доске стрелка высотомера медленно ползет к заданной отметке учебного прыжка - "уточка" не спеша набирает свои шестьсот метров. Высоко в небе начинает возникать цепь снеговых гор. Склоны ее все круче, пропасти все отвесней... Кажется, что облачный хребет приближается, вырастает на глазах. И вдруг между его вершинами натягиваются и, дрожа, повисают нити телеграфных проводов! Они покрыты сверкающим на солнце инеем. Прямые, пушистые, строго параллельные...
Это три истребителя прошли строем на высоте пяти километров, протянув за собой следы выхлопных газов. И Леднев мысленно уносится вслед за ними.
Совсем не слушает Колоскова. Но внезапно настораживается.
- ...У нас в бригаде один... семь раз на крыло вылезал и семь раз назад в кабину прятался! Так и не прыгнул! Вот уж - трус! Вы готовы?
- Готов.
- Вылезайте!
Нога сама перебрасывается за борт. Нащупывает крыло. За нею переваливается корпус, вторая нога.
Встал. Взялся правой рукой за вытяжное кольцо. "Это же не будет длиться вечно. Прыгну-и все".
- Не смотрите вниз!
Леднев, конечно, заглянул туда, в бездну. Как в кошмарном сне: и знаешь, что нельзя, а все-таки - смотришь.
Если бы сейчас проснуться! Не видеть этой притягивающей и отталкивающей пустоты... Но самолет уже задран - парашютирует. Мотор работает на малых оборотах - без переговорного аппарата все слышно.
- Если высота вас пугает-закройте глаза! Многие так делают. Падая, считайте до трех и тяните за кольцо.
Когда перевернет да поддернет - сразу и глаза откроются.
"Закрыть? А как тянет назад - в кабину... Но нельзя... Навсегда останешься беззащитным перед возможным оскорблением... Осуждение товарищей, их презрение - страшнее высоты..."
- Ну! Прыгайте!
Выпрямившись, Леднев отпускает борт и, дернувшись налево-к кабине, деревянно, как большая кукла, все же валится направо, вниз.
Колосков отжимает ручку-переводит машину в планирование. Высовывается за борт. Ищет белую шапочку парашюта. И не видит ее. Круто накреняет самолет. Замечает далеко внизу темную фигурку - она быстро укорачивается. Леднев не раскрыл парашюта!!!
"Уточку" резко занесло - капитан грубо двинул ножную педаль. Боится оторвать взгляд, старается не потерять парашютиста на пестром ковре выбитого костылями летного поля.
Темная точка все меньше - еле видна. Вот уж скрылась - растворилась, исчезла на фоне ангара. Колосков замечает: к месту падения мчится санитарная машина.
Он выравнивает самолет, откидывается на задний борт кабины и мгновенно представляет себе лицо лейтенанта, когда тот еще стоял на крыле перед прыжком. Испуг?
Нет, спокойная отрешенность.
Механически капитан сажает У-2, машинально подруливает. На старте пусто. Даже автостартер и полуторка ушли. Сейчас все-там. Лишь дежурный по полетам да финишер остались. Колосков выключает мотор, медленно вылезает из кабины. Долго возится с парашютом.
"Отнесись к нему с душой", - сказал комэск перед этим полетом.
Падая, Леднев все же закрыл глаза. И весь наполнился ощущением провала в .пустоту, даже какой-то облегченности. Целиком отдался внезапному чувству покоя.
Забыл о счете секунд, о кольце парашюта - все от него отлетело. Оставалась только сдержанная радость: он прыгнул. Этого ему сейчас, кажется, достаточно. Бывало, падал во спе. Но тогда хотелось проснуться, оборвать кошмар... А теперь? Жаль, что нельзя вечно так падать.
Митя неохотно, с трудом раскрывает веки.
Прямо перед ним быстро растет ангар. Уже совсем близко! В траве-каждая былинка видна! Автоматический опыт летчика бесстрастно регистрирует: "Если на общей слитной зелени стали различимы отдельные травинки, значит, высота около ста метров". А за секунду свободного падения парашютист пролетает пятьдесят.
Скорее! Чем-то острым полоснуло подбородок... Вытяжное кольцо вместе с тросиком, словно живое, вырывается. Отлетает. Митя хватается за второе, запасное.
Поздно! Ведь второе кольцо еще не успеет вытянуть тросик, как уж парашютист врежется в землю, слишком мало осталось высоты.
Но Митя все равно изо всех сил рвет второе кольцо...
И в тот же момент ощущает резкий динамический удар.
Словно чья-то дружеская рука схватила его за лямки парашюта, поддернула... Ему еще не понять, что с ним произошло. Кажется, он внезапно завис, больше не падает? .. А уж мягкие складки шелка закручиваются вокруг ног, прямо-таки запеленывают парашютиста. Митя яростно отдирает от себя, разматывает, сбрасывает эти неожиданные путы. В голове проносится вихрем: "Основной парашют не раскрылся, запасной запутался-теперь все..." Но он продолжает лихорадочно скидывать с ног волны шелка. Наконец освобождается. Бело-кремовые паруса уплывают вверх, слегка натягивая стропы. И Митя невольно провожает их взглядом... Что это? Над его головой два купола! Два! Только у одного из них шелк натянут - купол упруго покачивается, а второй лишь вяло полощется, словно аэродромный конус, когда ветер слабый. И тотчас мелькает догадка: "Основной парашют раскрылся вовремя, это он как бы поддернул-остановил мое падение! А запасной и распускался так лениво потому, что скорость снижения уже уменьшилась в десять раз".
Но тут Митя замечает: земля приближается неожиданно быстро! Он сдвигает ноги вместе, слегка подгибает колени и в такой позе валится как положено на бок, едва коснувшись земли носками сапог. Тотчас его закрывают волны мягкого душного шелка. А Митя не спешит из-под них выпутаться-лежит себе тихо, вдыхает запах травы...
Жив! - этого ему пока достаточно.
1975